Что это? Разрывы наших гранат или арабских? Ага, сплошная пальба, скорее всего «Калаши», сухие короткие очереди «двойками», это М-16… А почему вдруг все стихло? Неужели всем конец?! Куда делся патруль? Слух потихоньку восстанавливался – вот уже слышен треск огня на горящей технике. И стон. Юрка понял, что брустверок и труба спасли не одного его – ведь всего в метре лежал Макс, и то что сержант все еще жив, сейчас стало очевидно. Эх вылезти бы, но черт, знать бы что там. Эти раздумья быстро оборвал новый звук – по дороге на малой скорости ехала машина. Явно легковушка и явно не наша. Звук то приближался, то замирал на одном месте, а вот к нему примешались негромкие крики на арабском и хлопанье дверей. Похоже, что арабы для экономиии времени подкатили на место засады на каком-то транспорте, слышалась их беготня с характерным шарканьем ног в их любимых пластмассовых шлепках на босу ногу. Картина дополнялась периодическим металлическими звуками – похоже торопятся подобрать трофеи. Наконец ровно в центре Юркиного «окошка» появилось колесо. Из-за все еще горящей дороги легковушка как могла съехала на обочину. Колесо исчезло, и потянулась красная облупленная бочина, затем заднее колесо. И тут стоп – колесо стало, аккуратно вписавшись в Юркин «видоискатель».
Дверь кажется хлопнула совсем на ухом. Потом арабская речь, смешки. Им ответом и совсем не кстати раздался очередной стон Макса. Арабы возбужденно загалдели. Глухой звук увязших в песке ног, а вот и сами ноги – белые штаны и грязные пальцы выглядывающие из дешевые заношенных сланцев. Кто-то еще шаркает по асфальту. Сколько их? Только трое? Эх, лишь бы из «Калаша» очередь по трубе не дали – эта жесть для пули как бумага. Юрка лежит, не дышит. Кто-то с грохотом прыгнул на трубу, Юркино сердце так предательски заколотилось. Кто-то защелкал сержантским пистолетом, который совсем недавно бросил Юрий. Арабы опять загалдели – очевидно они обсуждали только что прошедший бой. Похоже, что Юрку они искать не собираются – скорее всего по пустому пистолету они «догадались», что найденный раненный и есть тот боец, по которому стреляли из гранатомета, и который отстреливался из пистолета. Потом вдруг раздался громкий смех, и прямо перед Юркиным носом упором на трубу поставили автомат Калашникова с двумя длиннющими пулеметными рожками, смотанными изолентой. Подними руку из песка, и вот оно оружие. Почему-то очень захотелось сделать такое, но только на секунду – моментально вернулся парализующий страх, льдом сковывающий тело.
Затем смех стих, начались короткие споры. Затем опять смех, а потом по трубе что-то гулко застучало, как капли крупного дождя. Вдруг до Юры четко дошла картина того, что происходит снаружи – араб, стоящий над ним прямо с трубы мочится раненому сержанту на лицо. Но теперь вместо смеха раздалась ругань – ругался один, видимо старший. Ругался и поторапливал. Вот двигатель заглушили, опять шарканье ног, потом ключ зашелестел в багажнике, а вот и щелчок – багажник открыли и тот тихонько зашипел, поднимаясь. Понятно, почему ругался араб – ему не хотелось, чтобы его машина мочой воняла. Потом все опять спрыгнули в кювет. За прислоненным автоматом мелькнуло две пары ног, да еще тот, кто стоял на трубе с грохотом слез к ним. Значит точно трое. Негромко звякнули переброшенные автоматы. Слышна возня у сержанта. Похоже обыскивают второпях. Вот схватились и потащили – проплыло две пары ног и полы белых саванов, болтающаяся голова Макса, потом его провисшая задница, а замыкала процессию знакомая пара грязных ступней в сланцах. Юрка уже ничего не думал – казалось за него мысли диктовал скороговоркой какой-то внезапно проснувшийся черт. Да и не горел он геройствовать совсем, а уж любви к своему сержанту вообще никогда не испытывал. Пусть в Американской Армии дедовщины и нет, но вот «сержантщины» сколько хочешь, сколького от Макса за полтора года натерпелся. Ситуация то для Юрки складывается самым благоприятным образом – жив-здоров, ни царапины, да и кажись враги не заметили. Полежи себе полчасика, а как подойдет подкрепление, вылазь спокойно. Так вот, просто и логично, никто тебя не укорит, даже похвалят за проявленную находчивость.
В башке все пронеслось как в компьютере, за доли долей секунды. А потом его комп вдруг «завис» на одной единственной такой простой мыслишке – все арабы тянут Макса, их автоматы за спиной, а самый ближний, так вообще перед Юркиным носом. И еще машина с ключами. И еще большая вероятность, что эти трое и есть «трофейная команда», арабскую тактику уже изучили… Значит это редкий шанс! Дальше мировосприятие пошло как в пелене – мир вокруг побелел и завибрировал от навалившейся на него ярости. Как змея в броске, он что было силы дернулся вперед, а фонтанами выскочившие из песка руки крепко схватили автомат. В момент подобрал ноги и опять с грохотом распрямился, пружиной выталкивая свое тело. Далеко вылезти не удалось – в след за руками с оружием из трубы едва показалась его голова, но этого оказалось вполне достаточно. Арабы завизжали, уже поднятое ими тело Макса глухо брякнулось в багажник. Хорошо, что автомат не на предохранителе, а уж с расстояния в два метра смазать сложно. Длинная очередь пополам сложила двоих арабов, что держали Макса за руки, а вот «ссыкун» в сланцах успел отскочить невредимым и вопя что-то во всю глотку побежал прочь. Юрка бешено заработал ногами и локтями, как насекомое вываливаясь из своей куколки. Благоразумно решил не вставать во весь рост, а согнувшись раком смешными собачьими прыжками добрался до асфальтового края. Там залег, перехватил автомат как следует – прикладом в упор плеча, локоть в землю, и уже прицельно, словно на стрельбище, послал короткую очередь вслед убегающему. На белом балахоне появилась едва видимая точка, араб упал на карачки, его крик перешел в хрип, а потом в кашель. Юра выстрелил еще раз. Без привычки к «Калашу» его локоть соскочил с твердой асфальтовой ступеньки, и он промазал – пули ушли выше, даже не зацепив дорогу. Однако точка на спине убегавшего быстро превращалась в ярко-красное пятно, а через секунды забагрился и рукав его «ночнушки». Федаин еще раз кашлянул, изо рта потянулась длинная тягучая слюна вперемешку с алой кровью. Руки подогнулись, и он неуклюже ткнулся лицом в асфальт. Арабы у машины тоже были живы, ближний постанывал и закидывал руку, пытаясь толи ползти; толи снять автомат. Другой же похоже агонировал – его торс прошило несколькими пулями и одна попала в шею. Оттуда быстро разливалась лужа крови, в которой и лежалo его мелко подрагивающее тело.
Юра боязливо огляделся. Больше всего его пугал забор за спиной, если оттуда вновь явится полчище федаинов, тогда конец. Из замка открытой крышки багажника маняще торчали ключи. Потом он заметил осколки заднего фонаря, разбитого конечно же его пулей. Ему стало досадно, что он мог вот так запросто сам пристрелить Макса. Юра приподнялся. Потом встал и согнувшись шагнул к багажнику. К своему великому удивлению там он увидел своего сержанта, мокрого от крови и мочи, но с широко открытыми глазами, полными ужаса. Юркина пуля прошла через уголок задка легковушки, даже не влетев в багажник. Араб под Юркиными ногами опять застонал и пополз на руках. Чтобы не срикошетить, Юра присел на корточки и выстрелил ему в висок, стараясь держать автомат параллельно земле. По асфальту густо брызнуло содержимое черепа, араб затих, и его тело обмякло киселем. Если не считать потрескивания горящих шин и низкое гудение полыхающих соляры и бензина, то вновь наступила тишина. Юрка поднялся во весь рост и опять заглянул в багажник:
– Сардж, ты как? Сам встать сможешь? Драпать отсюда надо, пошли в салон.
– Иури, помоги… Голова сильно кружится.
Юрка открыл заднюю дверь, достал из замка ключи, затем спустил Максовы ноги из багажника. Тот с трудом встал, упираясь одной рукой о машину, другой о подставленное Юркино плечо, сделал три шатких шажка и наконец завалился на заднее сидение, прямо на Юркину винтовку, которую арабы успели подобрать с дороги. Гмыр бесцеремонно выдернул из-под него свой ствол, затем со словами «получи оружие» сунул Максу «Калаша», а сам галопом оббежал машину и нырнул вниз за двумя другими автоматами. Быстро подскочил к трупам, снял «пушки». У одного никаких патронов не было, а вот у второго он достал из черной самопальной разгрузки четыре полных рожка. Еще связку из двух 30-патронных магазинов он нашел в открытом бардачке, там же лежала тканная арабским крестиком клетчатая головная накидка-"арафатка". Автомобиль, судя по полуистертой эмблемке на руле – допотопный «Ситроен», поклокотал взвизгнувшим стартером, помигал лампочками, но завелся без проблем. Стараясь унять появившуюся в руках дрожь, Юрка тронулся, легковушка дернулась от излишне резко брошенного сцепления и едва не заглохла. От качки Макс почти сразу стал блевать прямо на себя, впрочем он был уже настолько грязным, что куда он блюет большого значения не имело.
Километра через полтора дорога уперлась в перекресток. Макс, куда ехать то? Ну давай направо, только бы подальше от населенных пунктов – появиться двум солдатам в городе, да не то что солдатам, просто белым людям, это верная смерть. Живьем сожгут. Вдалеке показалась встречная. Юрка скинул каску и нацепил «арафатку» – не ахти какая маскировка, но все же. Для верности на колени положил снятый с предохранителя автомат, а свою длинную М-16 ткнул стволом в ноги пассажирского сидения.
– Макс, а ну ложись! Держи пушку на готове – впереди арабы.
Водитель встречной подозрительно уставился на них, но не тормознул, пронесло вроде. Дальше асфальт кончился, пошла пыльная грунтовка, но впереди никого. Макс поднялся и заговорил:
– Спасибо, фелла (дружище )! Что не бросил спасибо. А я знал, что ты в трубу полез. Только очухался – смотрю ты, а потом снова взрыв. Ну я опять в отруб. Второй раз очухался, когда этот урод мне на морду ссал. Я косить решил, что в бессознанке, а то пожалуй сразу бы убили. А ты рисковый боец!
– Ладно, сардж. Потом поблагодаришь. И за арабов, и что из «Хамви» тебя тащил, и что с горящего асфальта стянул… Потом! Ты лучше скажи куда ехать то?
Где-то справа в небе закружился вертолет. Юрка остановил машину, сорвал «арафатку» и выскочил, размахивая руками. Однако вертолет даже не изменил своего полета. Да и бесполезно это – на таком расстоянии заметить бойца в «песочке» очень трудно. Кто летал, тот знает, как форма на пейзаже растворяется.
– Макс, можь вернемся. Можь на засаду уже наши пришли.
– Нет Иури. Прийти они могут только из Сарсарского лагеря или из самого Тикрита. Если первый коптер на баражирожке появился, то еще не значит, что он тебе помочь сможет – рации нет, с ним не свяжешься, а вот на разбежавшихся арабов запросто можно нарваться. Надо на блок-пост выходить. Гони пока прямо.
Дорога была с ухабами и гнать особо не получалось. Поначалу Макс постоянно блевал, точнее просто корчился, блевать ему давно уже было нечем – его организм, много раз вывернутый наизнанку, не оставил в себе даже желчи, зато в салоне изрядно воняло. Иногда мелькали тележки с осликами, иногда пешеходы. Машин на счастье не было, и все благодаря жесточайшему энергетическому кризису, разразившемуся во второй по нефтеносности стране – в войну бензина у частников практически не осталось. Начались сады и проселочные перекрестки между ними. Макс мучительно пытался вспомнить карту. У перекрестка с большой дорогой пришлось остановиться. Что это за дорога? Направо или налево? Тут уже ориентировались по солнцу – надо в Тикрит, на такой дороге точно будет блок пост, если солнце сзади, то Тикрит направо… Вроде…
Через пяток километров сады кончились, и опять потянулась иссушенная полупустыня с редкими колючими кустиками и жиденькими пучками уже успевшего высохнуть бурьяна. Людей практически нет – только кое где мелькнет фигурка у стада овец или коз. От солнца салон накалился как плита, после беготни и пережитого страшно хотелось пить. Изредка пересекали русла ручьев, ровненько засыпанных ярко-желтым мелким песочком. Одинокие глиняные кочки среди мелко-рифленного песка чем-то походили на японские сады камней. Абсолютно все даже без намека на воду. Вот те и Иракский апрель, сухой сезон в разгаре. В Юркиной разгрузке воды не было, все осталось в подбитом «Страйкере», а вот у Макса оказалась одна початая маленькая бутылочка. Сержант сунул ее через Юркино плечо. Тот сделал хороший глоток и отдал пластик обратно:
– На, пей! Только это… Понемногу, а то напрасно выблюешь.
Макс хмыкнул и залпом осушил остатки. Потом нагнулся и стал громко копаться в кусках пулеметных лент, которые арабы также собрали с дороги и накидали между сиденьями на пол. Наконец победно гикнул и достал большую зеленую бутылку. На этикетке арабской вязью что-то хитро написано, формой напоминая лимон. Газировка оказалась противно теплой и излишне сладкой, отдаленно напоминая крашенный зеленкой лимонад с избытком сахара. Жажду такое почти не утоляло.
– Слышь, Макс. А мы Тикрит не проскочили? Похоже этот проселок намного западнее идет.
– Может и проскочили. Тогда, судя по тени, нам надо еще раз на лево.
Свернуть на лево не получилось. У первого перекрестка лежали в шахматном порядке плиты, стояли «Брэдли» и «Хамви». Знак «Стоп», блокпост и спасение. Юрка стащил с головы арабский платок, а Макс снял свою каску и на вытянутой руке высунул ее окно, а потом стал что есть мочи радостно орать. Эффект получился противоположный – солдаты на блокпосту моментально прыгнули за блоки и ощетинились стволами. Унисоном крутанулись башни «Брэдлей». Видя такое дело, Юрка остановил машину, и стал медленно вылезать. Автоматы и свою винтовку он предусмотрительно оставил на сидении – показаться с оружием перед залегшим взводом пожалуй было бы несколько опрометчиво… За ним вывалился Макс. Его все еще шатало, и он, пройдя шагов десять, с матюками в адрес залегших грузно сел на землю. Наконец-то дошло, что это свои – несколько человек выскочили из укрытия и бегом помчались к ним.
Ну а потом. Потом краткие расспросы, обнимания… Потом водички вдоволь, противорвотное Максу, стерильную повязку на его запекшиеся раны. Потом опять рассказ всей истории, уже каждый по отдельности и на магнитофон. Потом нюхание стволов и подсчет патронов, на предмет из чего стреляли. Из М-16 точно не стреляли. Потом писанина, рапорта, росписи. Потом Макса забрали, а Юрку посадили на вертолет и потащили на место засады. Встреча с удивленным лейтенантом и ребятами. Ну и с военным следователем и комбатом до кучи. Пришлось потоптаться до самой темноты. Бесчисленный раз рассказать-показать, втиснуться-выскочить, измотался Юрка по трубе лазить. Наконец добрался до палатки и сразу в сон. Потом утреннее построение, траурный момент с приспущенным флагом по погибшим. Затем пламенная речь перед строем о том какой герой прайвит Гмиа. Потом опять к комбату, тот трясет руку, что-то такое говорит о «Пурпурном Сердце» за спасение командира и о «Геройской Солдатской Медали» за то, что безоружным трех врагов уничтожил, да с захватом трофейного оружия и транспортного средства (Вообще-то в Американской Армии все возможные награды пехотинца можно пересчитать по пальцам одной руки, но Soldies Medal for Heroism, этакий восьмиугольничек с орлом и лентой под Американский Флаг – один из самых почетнейших солдатских орденов; Purple Heart, фиолетовое сердечко с профилем Жоры Вашингтона тоже очень солидно, хоть и дают чаще ). А потом…
А потом – суп с котом. Пришла стандартная бумажонка, о том что надо двадцать долларов заплатить. Смейтесь, не смейтесь, а после представления к награде саму медаль покупать надо. Любую. Хоть ничего не значащий значок, хоть высшую награду Америки – деньги на бочку. Пошлое крахоборство после героизма и доблестной службы. Но к наградам такого уровня не в самом Пентагоне представляют, а только с его ходатайства. Ну и немного копают при этом, конечно… Копнули так совсем слегонца и… и получается, что герой то не в Ираке служит, а доблестно учится в Американ-Ривер Колледже на техника-электрика высоковольтных установок. Тот же самый номер соушел секьюрити, даже вот какую-то степуху себе на пропитание давеча попросил. Копнули еще тщательней – в армии его двойник с совершенно другой биографией. Вначале тряхонули того, кто электрик (Юру Пинского), ну а затем и солдата (Юру Минского).
Контрразведка с Ай-Эн-Эс на ушах (INS, Immigration and Naturalization Service – Иммиграционная Службa ). По закону такое лицо должно сразу очутиться в тюрьме для выяснения условий внедрения, связей с агентурной сетью, паролей, тайников и явок. Ну а если никакого шпионажа и в помине нет, то тогда по тому же закону следует такое лицо заковать в наручники и отвезти на ближайший самолет, вылетающий в его родную страну – то бишь депортировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Дверь кажется хлопнула совсем на ухом. Потом арабская речь, смешки. Им ответом и совсем не кстати раздался очередной стон Макса. Арабы возбужденно загалдели. Глухой звук увязших в песке ног, а вот и сами ноги – белые штаны и грязные пальцы выглядывающие из дешевые заношенных сланцев. Кто-то еще шаркает по асфальту. Сколько их? Только трое? Эх, лишь бы из «Калаша» очередь по трубе не дали – эта жесть для пули как бумага. Юрка лежит, не дышит. Кто-то с грохотом прыгнул на трубу, Юркино сердце так предательски заколотилось. Кто-то защелкал сержантским пистолетом, который совсем недавно бросил Юрий. Арабы опять загалдели – очевидно они обсуждали только что прошедший бой. Похоже, что Юрку они искать не собираются – скорее всего по пустому пистолету они «догадались», что найденный раненный и есть тот боец, по которому стреляли из гранатомета, и который отстреливался из пистолета. Потом вдруг раздался громкий смех, и прямо перед Юркиным носом упором на трубу поставили автомат Калашникова с двумя длиннющими пулеметными рожками, смотанными изолентой. Подними руку из песка, и вот оно оружие. Почему-то очень захотелось сделать такое, но только на секунду – моментально вернулся парализующий страх, льдом сковывающий тело.
Затем смех стих, начались короткие споры. Затем опять смех, а потом по трубе что-то гулко застучало, как капли крупного дождя. Вдруг до Юры четко дошла картина того, что происходит снаружи – араб, стоящий над ним прямо с трубы мочится раненому сержанту на лицо. Но теперь вместо смеха раздалась ругань – ругался один, видимо старший. Ругался и поторапливал. Вот двигатель заглушили, опять шарканье ног, потом ключ зашелестел в багажнике, а вот и щелчок – багажник открыли и тот тихонько зашипел, поднимаясь. Понятно, почему ругался араб – ему не хотелось, чтобы его машина мочой воняла. Потом все опять спрыгнули в кювет. За прислоненным автоматом мелькнуло две пары ног, да еще тот, кто стоял на трубе с грохотом слез к ним. Значит точно трое. Негромко звякнули переброшенные автоматы. Слышна возня у сержанта. Похоже обыскивают второпях. Вот схватились и потащили – проплыло две пары ног и полы белых саванов, болтающаяся голова Макса, потом его провисшая задница, а замыкала процессию знакомая пара грязных ступней в сланцах. Юрка уже ничего не думал – казалось за него мысли диктовал скороговоркой какой-то внезапно проснувшийся черт. Да и не горел он геройствовать совсем, а уж любви к своему сержанту вообще никогда не испытывал. Пусть в Американской Армии дедовщины и нет, но вот «сержантщины» сколько хочешь, сколького от Макса за полтора года натерпелся. Ситуация то для Юрки складывается самым благоприятным образом – жив-здоров, ни царапины, да и кажись враги не заметили. Полежи себе полчасика, а как подойдет подкрепление, вылазь спокойно. Так вот, просто и логично, никто тебя не укорит, даже похвалят за проявленную находчивость.
В башке все пронеслось как в компьютере, за доли долей секунды. А потом его комп вдруг «завис» на одной единственной такой простой мыслишке – все арабы тянут Макса, их автоматы за спиной, а самый ближний, так вообще перед Юркиным носом. И еще машина с ключами. И еще большая вероятность, что эти трое и есть «трофейная команда», арабскую тактику уже изучили… Значит это редкий шанс! Дальше мировосприятие пошло как в пелене – мир вокруг побелел и завибрировал от навалившейся на него ярости. Как змея в броске, он что было силы дернулся вперед, а фонтанами выскочившие из песка руки крепко схватили автомат. В момент подобрал ноги и опять с грохотом распрямился, пружиной выталкивая свое тело. Далеко вылезти не удалось – в след за руками с оружием из трубы едва показалась его голова, но этого оказалось вполне достаточно. Арабы завизжали, уже поднятое ими тело Макса глухо брякнулось в багажник. Хорошо, что автомат не на предохранителе, а уж с расстояния в два метра смазать сложно. Длинная очередь пополам сложила двоих арабов, что держали Макса за руки, а вот «ссыкун» в сланцах успел отскочить невредимым и вопя что-то во всю глотку побежал прочь. Юрка бешено заработал ногами и локтями, как насекомое вываливаясь из своей куколки. Благоразумно решил не вставать во весь рост, а согнувшись раком смешными собачьими прыжками добрался до асфальтового края. Там залег, перехватил автомат как следует – прикладом в упор плеча, локоть в землю, и уже прицельно, словно на стрельбище, послал короткую очередь вслед убегающему. На белом балахоне появилась едва видимая точка, араб упал на карачки, его крик перешел в хрип, а потом в кашель. Юра выстрелил еще раз. Без привычки к «Калашу» его локоть соскочил с твердой асфальтовой ступеньки, и он промазал – пули ушли выше, даже не зацепив дорогу. Однако точка на спине убегавшего быстро превращалась в ярко-красное пятно, а через секунды забагрился и рукав его «ночнушки». Федаин еще раз кашлянул, изо рта потянулась длинная тягучая слюна вперемешку с алой кровью. Руки подогнулись, и он неуклюже ткнулся лицом в асфальт. Арабы у машины тоже были живы, ближний постанывал и закидывал руку, пытаясь толи ползти; толи снять автомат. Другой же похоже агонировал – его торс прошило несколькими пулями и одна попала в шею. Оттуда быстро разливалась лужа крови, в которой и лежалo его мелко подрагивающее тело.
Юра боязливо огляделся. Больше всего его пугал забор за спиной, если оттуда вновь явится полчище федаинов, тогда конец. Из замка открытой крышки багажника маняще торчали ключи. Потом он заметил осколки заднего фонаря, разбитого конечно же его пулей. Ему стало досадно, что он мог вот так запросто сам пристрелить Макса. Юра приподнялся. Потом встал и согнувшись шагнул к багажнику. К своему великому удивлению там он увидел своего сержанта, мокрого от крови и мочи, но с широко открытыми глазами, полными ужаса. Юркина пуля прошла через уголок задка легковушки, даже не влетев в багажник. Араб под Юркиными ногами опять застонал и пополз на руках. Чтобы не срикошетить, Юра присел на корточки и выстрелил ему в висок, стараясь держать автомат параллельно земле. По асфальту густо брызнуло содержимое черепа, араб затих, и его тело обмякло киселем. Если не считать потрескивания горящих шин и низкое гудение полыхающих соляры и бензина, то вновь наступила тишина. Юрка поднялся во весь рост и опять заглянул в багажник:
– Сардж, ты как? Сам встать сможешь? Драпать отсюда надо, пошли в салон.
– Иури, помоги… Голова сильно кружится.
Юрка открыл заднюю дверь, достал из замка ключи, затем спустил Максовы ноги из багажника. Тот с трудом встал, упираясь одной рукой о машину, другой о подставленное Юркино плечо, сделал три шатких шажка и наконец завалился на заднее сидение, прямо на Юркину винтовку, которую арабы успели подобрать с дороги. Гмыр бесцеремонно выдернул из-под него свой ствол, затем со словами «получи оружие» сунул Максу «Калаша», а сам галопом оббежал машину и нырнул вниз за двумя другими автоматами. Быстро подскочил к трупам, снял «пушки». У одного никаких патронов не было, а вот у второго он достал из черной самопальной разгрузки четыре полных рожка. Еще связку из двух 30-патронных магазинов он нашел в открытом бардачке, там же лежала тканная арабским крестиком клетчатая головная накидка-"арафатка". Автомобиль, судя по полуистертой эмблемке на руле – допотопный «Ситроен», поклокотал взвизгнувшим стартером, помигал лампочками, но завелся без проблем. Стараясь унять появившуюся в руках дрожь, Юрка тронулся, легковушка дернулась от излишне резко брошенного сцепления и едва не заглохла. От качки Макс почти сразу стал блевать прямо на себя, впрочем он был уже настолько грязным, что куда он блюет большого значения не имело.
Километра через полтора дорога уперлась в перекресток. Макс, куда ехать то? Ну давай направо, только бы подальше от населенных пунктов – появиться двум солдатам в городе, да не то что солдатам, просто белым людям, это верная смерть. Живьем сожгут. Вдалеке показалась встречная. Юрка скинул каску и нацепил «арафатку» – не ахти какая маскировка, но все же. Для верности на колени положил снятый с предохранителя автомат, а свою длинную М-16 ткнул стволом в ноги пассажирского сидения.
– Макс, а ну ложись! Держи пушку на готове – впереди арабы.
Водитель встречной подозрительно уставился на них, но не тормознул, пронесло вроде. Дальше асфальт кончился, пошла пыльная грунтовка, но впереди никого. Макс поднялся и заговорил:
– Спасибо, фелла (дружище )! Что не бросил спасибо. А я знал, что ты в трубу полез. Только очухался – смотрю ты, а потом снова взрыв. Ну я опять в отруб. Второй раз очухался, когда этот урод мне на морду ссал. Я косить решил, что в бессознанке, а то пожалуй сразу бы убили. А ты рисковый боец!
– Ладно, сардж. Потом поблагодаришь. И за арабов, и что из «Хамви» тебя тащил, и что с горящего асфальта стянул… Потом! Ты лучше скажи куда ехать то?
Где-то справа в небе закружился вертолет. Юрка остановил машину, сорвал «арафатку» и выскочил, размахивая руками. Однако вертолет даже не изменил своего полета. Да и бесполезно это – на таком расстоянии заметить бойца в «песочке» очень трудно. Кто летал, тот знает, как форма на пейзаже растворяется.
– Макс, можь вернемся. Можь на засаду уже наши пришли.
– Нет Иури. Прийти они могут только из Сарсарского лагеря или из самого Тикрита. Если первый коптер на баражирожке появился, то еще не значит, что он тебе помочь сможет – рации нет, с ним не свяжешься, а вот на разбежавшихся арабов запросто можно нарваться. Надо на блок-пост выходить. Гони пока прямо.
Дорога была с ухабами и гнать особо не получалось. Поначалу Макс постоянно блевал, точнее просто корчился, блевать ему давно уже было нечем – его организм, много раз вывернутый наизнанку, не оставил в себе даже желчи, зато в салоне изрядно воняло. Иногда мелькали тележки с осликами, иногда пешеходы. Машин на счастье не было, и все благодаря жесточайшему энергетическому кризису, разразившемуся во второй по нефтеносности стране – в войну бензина у частников практически не осталось. Начались сады и проселочные перекрестки между ними. Макс мучительно пытался вспомнить карту. У перекрестка с большой дорогой пришлось остановиться. Что это за дорога? Направо или налево? Тут уже ориентировались по солнцу – надо в Тикрит, на такой дороге точно будет блок пост, если солнце сзади, то Тикрит направо… Вроде…
Через пяток километров сады кончились, и опять потянулась иссушенная полупустыня с редкими колючими кустиками и жиденькими пучками уже успевшего высохнуть бурьяна. Людей практически нет – только кое где мелькнет фигурка у стада овец или коз. От солнца салон накалился как плита, после беготни и пережитого страшно хотелось пить. Изредка пересекали русла ручьев, ровненько засыпанных ярко-желтым мелким песочком. Одинокие глиняные кочки среди мелко-рифленного песка чем-то походили на японские сады камней. Абсолютно все даже без намека на воду. Вот те и Иракский апрель, сухой сезон в разгаре. В Юркиной разгрузке воды не было, все осталось в подбитом «Страйкере», а вот у Макса оказалась одна початая маленькая бутылочка. Сержант сунул ее через Юркино плечо. Тот сделал хороший глоток и отдал пластик обратно:
– На, пей! Только это… Понемногу, а то напрасно выблюешь.
Макс хмыкнул и залпом осушил остатки. Потом нагнулся и стал громко копаться в кусках пулеметных лент, которые арабы также собрали с дороги и накидали между сиденьями на пол. Наконец победно гикнул и достал большую зеленую бутылку. На этикетке арабской вязью что-то хитро написано, формой напоминая лимон. Газировка оказалась противно теплой и излишне сладкой, отдаленно напоминая крашенный зеленкой лимонад с избытком сахара. Жажду такое почти не утоляло.
– Слышь, Макс. А мы Тикрит не проскочили? Похоже этот проселок намного западнее идет.
– Может и проскочили. Тогда, судя по тени, нам надо еще раз на лево.
Свернуть на лево не получилось. У первого перекрестка лежали в шахматном порядке плиты, стояли «Брэдли» и «Хамви». Знак «Стоп», блокпост и спасение. Юрка стащил с головы арабский платок, а Макс снял свою каску и на вытянутой руке высунул ее окно, а потом стал что есть мочи радостно орать. Эффект получился противоположный – солдаты на блокпосту моментально прыгнули за блоки и ощетинились стволами. Унисоном крутанулись башни «Брэдлей». Видя такое дело, Юрка остановил машину, и стал медленно вылезать. Автоматы и свою винтовку он предусмотрительно оставил на сидении – показаться с оружием перед залегшим взводом пожалуй было бы несколько опрометчиво… За ним вывалился Макс. Его все еще шатало, и он, пройдя шагов десять, с матюками в адрес залегших грузно сел на землю. Наконец-то дошло, что это свои – несколько человек выскочили из укрытия и бегом помчались к ним.
Ну а потом. Потом краткие расспросы, обнимания… Потом водички вдоволь, противорвотное Максу, стерильную повязку на его запекшиеся раны. Потом опять рассказ всей истории, уже каждый по отдельности и на магнитофон. Потом нюхание стволов и подсчет патронов, на предмет из чего стреляли. Из М-16 точно не стреляли. Потом писанина, рапорта, росписи. Потом Макса забрали, а Юрку посадили на вертолет и потащили на место засады. Встреча с удивленным лейтенантом и ребятами. Ну и с военным следователем и комбатом до кучи. Пришлось потоптаться до самой темноты. Бесчисленный раз рассказать-показать, втиснуться-выскочить, измотался Юрка по трубе лазить. Наконец добрался до палатки и сразу в сон. Потом утреннее построение, траурный момент с приспущенным флагом по погибшим. Затем пламенная речь перед строем о том какой герой прайвит Гмиа. Потом опять к комбату, тот трясет руку, что-то такое говорит о «Пурпурном Сердце» за спасение командира и о «Геройской Солдатской Медали» за то, что безоружным трех врагов уничтожил, да с захватом трофейного оружия и транспортного средства (Вообще-то в Американской Армии все возможные награды пехотинца можно пересчитать по пальцам одной руки, но Soldies Medal for Heroism, этакий восьмиугольничек с орлом и лентой под Американский Флаг – один из самых почетнейших солдатских орденов; Purple Heart, фиолетовое сердечко с профилем Жоры Вашингтона тоже очень солидно, хоть и дают чаще ). А потом…
А потом – суп с котом. Пришла стандартная бумажонка, о том что надо двадцать долларов заплатить. Смейтесь, не смейтесь, а после представления к награде саму медаль покупать надо. Любую. Хоть ничего не значащий значок, хоть высшую награду Америки – деньги на бочку. Пошлое крахоборство после героизма и доблестной службы. Но к наградам такого уровня не в самом Пентагоне представляют, а только с его ходатайства. Ну и немного копают при этом, конечно… Копнули так совсем слегонца и… и получается, что герой то не в Ираке служит, а доблестно учится в Американ-Ривер Колледже на техника-электрика высоковольтных установок. Тот же самый номер соушел секьюрити, даже вот какую-то степуху себе на пропитание давеча попросил. Копнули еще тщательней – в армии его двойник с совершенно другой биографией. Вначале тряхонули того, кто электрик (Юру Пинского), ну а затем и солдата (Юру Минского).
Контрразведка с Ай-Эн-Эс на ушах (INS, Immigration and Naturalization Service – Иммиграционная Службa ). По закону такое лицо должно сразу очутиться в тюрьме для выяснения условий внедрения, связей с агентурной сетью, паролей, тайников и явок. Ну а если никакого шпионажа и в помине нет, то тогда по тому же закону следует такое лицо заковать в наручники и отвезти на ближайший самолет, вылетающий в его родную страну – то бишь депортировать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37