– Да, но в верхней части окна есть форточка на всю ширину рамы. Правда, она открывается снизу вверх и наружу, но как мы с тобой выходим из положения, проветривая комнату? – прищурила хитрые глаза Рита.
– Подпираем раму палкой, чтобы форточка не закрылась, – все еще не понимая, к чему клонит подруга, ответила Алла.
– Вот именно так мы и поступим, подопрем форточку палкой и проберемся в домик, где жил Олег, благо с нашими замечательно стройными фигурами это не проблема!
– Ты точно чокнутая! – возмутилась Алла. – Это ведь преступление, незаконное проникновение в жилище, к тому же опечатанное сотрудниками правоохранительных органов.
– Говоришь прямо как судья в зале заседания! – фыркнула подруга. – Ничего ужасного в нашем поступке нет, мы ведь не собираемся красть, а совсем даже наоборот, стараемся помочь следствию! Вдруг обнаружим то, на что милиционеры не обратили внимания. Женщины гораздо внимательнее мужиков. Представь, как обрадуется этот злюка Кошечкин, когда мы ему расскажем что-нибудь интересное!
– Ага, так обрадуется, что немедленно упечет нас за решетку, как обещал, если вновь проявим самодеятельность! – парировала Алла.
– А мы схитрим, скажем, что Олег, ну когда еще был жив, сам нам это рассказал или показал. Мы поначалу не придали этому значения, а вот теперь решили помочь следствию. Здорово придумано?
– Надо бы хуже, да некуда! Хотя хитрить тебе не привыкать! – махнула рукой Алла.
Злясь на себя за то, что позволила подруге в очередной раз втянуть себя в неприятную историю, она сбросила шелковый халатик, натянула шорты, футболку, собрала длинные волосы в хвост и принялась зашнуровывать кроссовки. Рита решила держать рот на замке, не язвить и не умничать, опасаясь, что подруга передумает и откажется составить ей компанию. Лишь выйдя на улицу, она заговорила:
– Надо пробраться к домику незамеченными. Хорошо еще, что он жил один, не успели никого подселить. Если кого увидим, проходим мимо домика и откладываем свою миссию до вечера.
– Сомневаюсь, что мы сейчас кого-то встретим, почти все пошли в горы, сегодня ведь восхождение на самый высокий хребет. Я, между прочим, тоже собиралась, а из-за твоих глупых затей пришлось отказаться! – укоризненно сказала Алла.
Подруга стала ее убеждать, что совсем неинтересно идти туда целым стадом, лучше попросить Федю и охранника и пойти тесной компанией.
Алла оказалась права – они никого не встретили, однако не все туристы отправились покорять самый высокий хребет Петушиного гребешка, некоторые остались дома, но девушки знать этого не могли.
Домик Олега стоял на отшибе. Украдкой пробравшись к окну, девушки почувствовали себя увереннее, они не знали, что за ними из-за занавески соседнего дома внимательно следят две пары глаз.
– Что эти две биксы задумали? – тихо прошептал мужчина.
– Не знаю, – так же тихо ответил другой, – но если так пойдет дальше, придется укоротить любопытные носы.
Дотянуться до форточки и открыть ее оказалось проще простого. Рядом с окном росло деревце, молодое и довольно тонкое, но каждая из девушек весила меньше мешка с сахаром, поэтому, не опасаясь, что ветки треснут, они стали на небольшие сучья сантиметрах в пятидесяти от земли. Подперев прихваченной палкой форточку и уцепившись руками за верхние ветки, по очереди просочились на опечатанную территорию.
– А он был аккуратист, – сделала вывод Рита, оглядевшись.
В комнате действительно царил идеальный порядок. Кровать была аккуратно заправлена, на столе, застланном чистенькой клеенкой, ровно выстроилась вымытая посуда. В тумбочке ровной стопкой лежало небольшое количество одежды и чистое постельное белье. Начищенная обувь стояла в углу, а у зеркала, на декоративном крючке, вбитом в стену, висел походный рюкзак, с него и решили начать, по словам Риты, шмон.
Документов там не оказалось, что и не удивительно, их забрал следователь. В рюкзаке была всякая ерунда – носовые платки, опять же чистые и выглаженные, карманный фонарик, перочинный нож, авторучка и блокнот, совершенно чистый. Записную книжку наверняка забрали работники милиции.
С осторожностью порывшись в тумбочках и в шкафу, девушки не обнаружили ничего, что могло бы привлечь их внимание.
– Ну вот, я же говорила, что это пустая затея! – подвела итог поисков Алла и села на кровать.
– Вставай! – громко скомандовала Рита, и подруга от неожиданности резко вскочила. – Сразу видно, что ты не любишь детективные сериалы! Мы произвели только поверхностный обыск, если здесь было что-то ценное, то это хранилось не на виду, а было надежно спрятано.
– И что ты предлагаешь? Вскрыть полы или отодрать обои со стен? – Алла начала терять терпение.
– Надеюсь, это не понадобится, – серьезным тоном сказала Рита и подняла матрас. Однако ни под ним, ни на нем, под простыней, ничего не оказалось.
Алла схватила упавшую на пол подушку и швырнула ею в Риту.
– Сейчас же застели все как было, я чувствую себя вандалом! Человек, живший в этой комнате, умер, а мы тут все вверх дном переворачиваем.
– Да не шипи ты! Умершему уже все равно, к тому же, сама знаешь, менты все до нас обшмонали, с их стороны это, значит, не вандализм! Застелю сейчас, не нервничай, от этого морщины раньше времени появляются!
Рита аккуратно положила матрас, застелила его простыней, стала взбивать подушку, стараясь придать ей прежний вид и вдруг замерла.
– Тише! Слышишь? – настороженно прошептала она.
– Что, кто-то идет? Надо сматываться отсюда! – испугалась Алла, даже не заметив, что использует словечки подруги, за которые ее зачастую ругает.
– Нет, шуршит что-то, – Рита еще раз потрясла подушку в руках.
– Может, мыши, я их вообще-то не очень уважаю, давай пойдем отсюда по добру-поздорову, – настаивала Алла.
– Да при чем здесь мыши?! Вот послушай, это в подушке шуршит! – И Рита снова встряхнула ее. Пуховая подушка действительно странно зашуршала.
– Лучше не подходи ко мне! Я понимаю, что ты никаких тварей не боишься, после того как в институте препарировала всяких пресмыкающихся, но если на меня из этой подушки что-нибудь прыгнет, я могу и в обморок упасть! – прошептала Алла и попятилась к двери.
Рита вовремя напомнила подруге, что дверь на замке и если она хочет срочно покинуть помещение, то путь один – через форточку, но посоветовала с этим не спешить, так как в подушке вовсе нет никаких тварей, а шуршат, скорее всего, бумаги.
Все еще опасаясь приблизиться, Алла подождала, пока храбрая подруга не выяснит, что издает шуршащий звук. Рита без страха запустила руку под наволочку, за которой оказалась еще одна, а уже под ней обнаружилась тетрадь.
– Точно, бумаги, – сообщила Рита, извлекая на свет находку.
Убедившись, что это вовсе не мышь, а безобидная тетрадка, Алла подошла поближе. В руках у подруги была обычная тетрадь, вернее, не совсем обычная, может, даже не тетрадь, а большой блокнот, но одно совершенно ясно – находка была очень старая. Обложка и страницы пожелтели от времени, записи сделаны чернилами. Алле как историку хватило беглого взгляда, чтобы понять, что находка относилась к досоветским временам, страницы пестрили твердыми знаками.
– Я же говорила, что мы обязательно что-нибудь найдем! – обрадовалась Рита.
– Очень сомневаюсь, чтобы в этом был толк, – проворчала подруга. – Какое отношение столетняя тетрадь может иметь к только что совершенному преступлению?
– Вот именно столетняя, это же раритет! Удивительно, как это вездесущий следователь ее не нашел? – вдохновленная маленькой победой, щебетала Рита. А вот подруга, не углядев ничего интересного в находке, посоветовала положить ее на место и поскорее отправиться домой, пока их никто не застукал за неприличным, а точнее, за незаконным занятием.
– Да ты что! – возмутилась Рита. – Вот так взять и положить на место?! Неужели тебе, человеку, закончившему исторический факультет, неинтересно хоть одним глазком взглянуть на эти записи?
– Одним глазком я уже взглянула, пошли домой! – отрезала Алла.
Рита подняла футболку, засунула себе за пояс тетрадь и как ни в чем не бывало направилась к окну.
– Ты что, собираешься утащить это? – Алла ткнула пальцем в живот подруги.
– Хочу почитать на досуге, – спокойно заявила Рита и ловко проскользнула в форточку.
Напрасно Алла всю дорогу пыталась доказать, что они поступили нехорошо, утащив тетрадь, упрямая Рита продолжала настаивать на своем. Конечно, Алле и самой было любопытно взглянуть на старинный документ, однако муки совести не давали покоя.
Внимательный настороженный взгляд провожал девушек до самого их дома.
– Ну что там?
– Вроде бы ничего, с пустыми руками идут.
– Все равно, не следовало им туда соваться, не к добру это! – злобно процедил один из наблюдавших.
Войдя в домик, Рита на всякий случай закрыла дверь на замок и быстро выудила из-за пояса добычу. Девушки сели на кровать и стали осторожно перелистывать страницы, от старости напоминавшие пергамент. Листы были убористо исписаны довольно разборчивым почерком.
– На, читай вслух, у тебя это лучше получится, я в этом алфавите сбиваться буду, – сказала Рита.
Тетрадь оказалась чьим-то дневником.
1917 год, октябрь.
Сегодня был сход, войсковой с есаулами собрали станичных с ближайших поселений. На совет прибыли посланцы и «линейцев», прямых потомков первых поселенцев на Кубани, и «черноморцев», потомков запорожцев, заселивших наши земли от устья реки Кубань, до самой реки Лабы позже.
Решили сосчитать отряды, способные противостоять восстанию, сосчитали имеющиеся у нашей рады войска. Сорок девять сотен, шесть полусотен, двенадцать команд. Вышло около девяносто тысяч человек в двух главных частях. Не густо, но продержаться должны.
Несмотря на протесты временного правительства, Краевая казачья рада приняла решение об образовании самостоятельной Кубанской республики. Николай говорит, что негоже казакам жить под советским игом. К тому же никто из нашего правительства не предполагает, что большевики – это надолго. Председатель рады настаивает на своем, хотя и поддерживает белую гвардию, но у него свои виды на будущее Кубани.
1918 год, февраль.
И до нашей Кубани доползло адское пламя гражданской войны. Красноармейские отряды подступают к Екатеринодару со всех сторон. Кубанское правительство понимает, что рано или поздно город будет захвачен красными, однако атаман нашего войска решил сопротивляться красным.
Красноармейцам все же удалось взять город почти без боя, 18 марта отряд ворвался в Екатеринодар. Правительство отдало город и ускользнуло, чтобы не только спастись самим, но и сохранить реликвии. В городе идет погром, громят магазины, расхищают склады с продовольствием, на улицах валяются ящики, шинели, домашний скарб, местная беднота старается утащить домой все, что только можно.
После сдачи города он представляет гнусное зрелище, сомневаюсь, что мы устоим за Кубанью. Теперь внимание военного командования направлено на то, чтобы искать пути дальнейшего отступления. Некоторые предлагают идти в Грузию и переждать там, другие предлагают отступать к Тамани, а оттуда в Крым, третьи настаивают на отступлении к Черному морю, а оттуда на пароходе в Константинополь. На днях Архип предположил, что пароходов может не быть, а если и будут, то попасть на них будет очень сложно, желающих тысячи. Можно, конечно, попробовать прорваться через горы, но там засели «зеленые», а вступать с ними в переговоры, все равно что вести переговоры с большевиками. Хотя «зеленые» и твердят о том, что у них свое определенное политическое движение с чисто народным протестом против гражданской войны, но среди именующих себя зеленоармейцами встречаются по большей части шайки грабителей, наносящие вред своими грабежами.
Вопрос о том, куда отступать, еще не закрыт, но одно совершенно ясно, отступление неизбежно, красноармейцы не пощадят тех, кто оказывал им сопротивление. Атаман все же надеется, что белогвардейцы вытеснят красных и власти советов не бывать.
Контрреволюционеры во главе с Кубанской радой продолжают войну против социалистов, а казачья беднота становится на сторону советской власти. Не могу дать голову на отсечение, что белая гвардия победит, но искренне надеюсь на такой исход.
Из-за этой проклятой революции стала слишком видна рознь между жителями западных и восточных районов Кубани. Оно и понятно, на западе более зажиточные казаки. Наверное, будет второе восстание в некоторых батальонах, какое произошло в революцию девятьсот пятого года. Тогда удалось подавить бунт, но теперь кроме борьбы с иногородними, которые заселили наши земли, идет борьба внутри Кубанского казачества.
Больно глядеть, как русский идет на русского, брат на брата! Непредсказуем конец этой страшной войны, одно знаю точно, уходить надо, даст бог, все наладится. За границу уезжать не могу, я казак, сердце не выдержит разлуки с родиной, но и больно глядеть, как она залита кровью своих сынов. Поддержу тех, кто хочет отправиться в Крым, там переждать.
С Дона на Кубань двинулась армия под командованием генерала Корнилова, планируют присоединиться к отрядам нашего кубанского правительства. Глядишь, общими усилиями и погонят большевиков с Кубани. А вот политика Деникина вызвала недовольство, казаки массами дезертируют из деникинской армии.
Несмотря ни на что, кубанские корпуса генерала Шкуро и Улагая продолжают сражаться против красной армии, но на это у них свои причины. Атамана не покидает надежда создать свою независимую Кубанскую республику, каков бы ни был итог гражданской войны. Бог ему в помощь.
Лично я о Деникине не могу сказать ничего плохого, он тоже сражается за свое отечество и за свои принципы. Во многих добровольческих формированиях белого движения уже существует железный принцип, касаемый наград, и Антон Иванович занимает в этом вопросе твердую позицию. Оно и правильно, награждать старыми царскими орденами за отличия в боях русских против русских, когда брат идет на брата, а сын на отца, невозможно, не по-божески это. Но с другой стороны, как и во всякой войне, в гражданской тоже случаются подвиги и уже есть свои герои, а ордена Святого Георгия и Георгиевские кресты упразднили. Говорят, появились какие-то новые знаки отличия и ордена, сделанные из разных металлов и отличающиеся по форме и размерам, но я не думаю, что они долго продержаться.
Свои боевые награды я надежно схоронил, грех от них отказываться, красным на поругание отдавать. Я их в боях получил, за родину воевал, отчаянно бил вражеского супостата! А со своими воевать не хочу!
Сегодня собирают подводы, штук восемьдесят получится, надеюсь, удастся без особых проблем выполнить задуманное. Своей жене Степаниде я тоже велел собираться, скарб собрать да детишек снарядить, однако со всем обозом ее не возьму, отдельно отправлю. Чует сердце неладное, случись что по пути, лишних свидетелей уничтожат, озлобила война народ наш. Но и в родной станице семье оставаться опасно, доберутся красные бесы, не дай бог. Им ведь как – есть в хозяйстве корова или порося, уже буржуй недорезанный, а то, что сам на свое хозяйство всю жизнь горбатился, чтоб семью, детишек прокормить да на ноги поставить, то им неведомо! Думают, нам все с неба упало, добрались до власти и начали дележку. Беднота казачья на их стороне, нет чтоб работать, как мы, от зари до зари, мозгой шевелить, на дармовщинку захотели, поделить все и дело с концом!
Жалко со скотиной расставаться, считай, за гроши отдал, но лучше так, даст бог, новой обзаведемся. Со Степанидой уже обо всем договорились, где встречаться и как ей туда добраться. Она баба смышленая, бойкая, ни детишек, ни себя в обиду не даст! Кубышку надежно спрятали в телеге, но револьвер на всякий случай ей дам, мало ли что, время неспокойное. Провизии должно хватить, так что мошну раскрывать приказал только в крайнем случае.
Всей душой хотел бы отправиться сразу со своей семьей, но не могу, последний долг перед казачеством, перед нашей радой и правительством исполнить надо. Ведь это все нам может пригодиться, если удастся провозгласить Вольную Кубань и тогда, несмотря на наше теперешнее позорное дезертирство, мы с братьями казаками будем гордиться, что тоже приложили усилия для процветания нашего края…
Дальше рассказывалось, как тяжело казачьи полки пробирались через горы, как люди болели и голодали, с какими трудностями им пришлось столкнуться, куда кто подался и как автор дневника встретился со своей бойкой Степанидой и детьми.
Потратив немало времени, девушки дочитали дневник неизвестного им казака до последней страницы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18