Теперь он все время просит жену раскинуть на него карты и никогда не возвращается раньше того часа, какой она признает благоприятным. Травмирована буквально вся округа, за исключением мужа: тот разъезжает как ни в чем не бывало.
Одна юная девица, обладательница Васкальского диплома с отличием, погадав, предупредила свою младшую сестру, что нынче вечером той суждено утратить нечто, принадлежавшее ей всю жизнь, по вине высокого брюнета, и хотя эта утрата сначала будет ощущаться болезненно, в конечном счете она принесет счастье и исполнение надежд. В самом деле, упомянутая младшая сестра вечером помчалась сломя голову на свидание с первым попавшимся кавалером и в спешке забыла запереть за собой дверь. Высокий и вороватый брюнет проник в незапертый дом и похитил подаренное ей на зубок ожерельице дутого жемчуга, а ей удалось так облапошить страховое агентство, что она получила за него мало сказать втрое и купила себе на эти деньги бриллиантовую брошку, которой прельстился, приняв бриллианты за настоящие, мистер Джерри Хоррабин, ее теперешний жених.
Мистер Брустер, изучив Васкальскую систему едва ли наполовину, погадал жене – и вышло, что она зря настаивает на том, чтобы вечером пойти в театр: спектакль будет дерьмовый. Она, однако, настояла на своем, и спектакль оказался дерьмовый.
Убежденная этими и тьмой других разительных примеров, Майра Уилкинс решила, что не прогадает, если изучит Васкальскую систему. У нее был великий замысел: она собралась поставить жизнь на карту. Она рассудила, что раньше или позже среди несметного множества ее молодых клиентов подвернется такой, которому выпадет впереди, как снег на голову, огромное состояние. Она, конечно, не станет смущать этого счастливца и открывать ему будущее, а просто предостережет его против коварных дам червей и бубен и как бы невзначай обратит его мысли к вальяжной пиковой даме: Майра была брюнетка.
Она окончила курсы гадания с высшим отличием и подыскала себе закуток на нью-йоркской окраине над заведением знакомой танцмейстерши. Она подозревала, что молодые люди, берущие уроки танцев, особенно озабочены своим будущим, и рассчитывала на них как на готовую клиентуру.
Сбережений у Майры было совсем немного, и все они ушли на обстановку: понадобились бисерные занавеси, чародейские стеклянные шары, статуэтки Будды и прочее барахло, внушающее посетителям доверие к гадалке. Брала она за сеанс очень дешево, чтобы клиент шел косяком и будущий миллионер попался в сети как можно скорее.
Она тасовала и раскладывала засаленную колоду, предсказывая нескончаемой веренице неразличимых молодых людей будущее столь же невзрачное, как и прошлое, каковым всякое будущее со временем становится. Обогащение никому не грозило; и все это стало похоже на пасьянс, который никак не сходится. Будущие доходы клиентов предзнаменовала обычно двойка бубен; зато труды и хлопоты нависали длинными мастями треф и пик.
Месяцы выстраивались в годы; толстый слой пыли заволок стеклянные шары и бронзового Будду. Майра оставалась при своем пиковом интересе, и ее мечты о богатстве, сточившись, как старый нож, стали острее бритвы. Но однажды поздно вечером, когда жизнь казалась совсем беспросветной, ступеньки отозвались стоном на тяжелую поступь, и ражий детина запутался в бисерной занавеси.
Клиент был жуткого вида, и гадалка позажиточнее, верно, отослала бы его прямиком обратно в зоопарк. Но у Майры каждый доллар был на счету; она устало разложила карты. Тут же выскочила двойка треф, и предвещала она не что иное, как полицейскую дубинку. Клиенту грозила опасность погостить в казенном доме у валетов разных мастей, но каким-то образом этот визит на время откладывался.
Вдруг она еле сдержала невольный возглас. Будущее клиента, черное, как людоед, словно бы улыбнулось, сверкнув золотым зубом. По Васкалю определенно выходило, что этот голубчик унаследует приличное состояние после смерти близкого человека.
– У вас есть родственники? – спросила она. – То есть какие-нибудь близкие и состоятельные родственники?
– Нету, – сказал он. – Разве, может, дядя Джо успел чего-нибудь припрятать, пока его не замели. «Должно быть, успел», – подумала она.
– Впрочем, – сказала она вслух, – это не так уж и важно. По картам не видно, чтобы какой-нибудь дядя вам что-нибудь завещал. Вот эта карта – денежные хлопоты. Вот эта означает, что вас обманывает блондинка. Быть вам, кажется, битым. К чему бы здесь эти двое в полицейской форме?
Она заговаривала ему зубы и выкладывала карты, а в голове у нее крутилась трехъярусная карусель: рассказ для ушей клиента, его подлинное будущее и ее размышления, как же ей быть.
Она исподтишка еще раз оглядела малопривлекательного посетителя. Наследство ему, похоже, перепадало миллионное. Зато сам он даже и на человека был почти не похож. Бог с ней, с любовью, но кое-что может все-таки остановить порядочную девушку, а в нем кое-чего было с избытком.
Раздумывая, она продолжала машинально выкладывать карты. Вдруг в глазах у нее посветлело. Она глянула повнимательнее – да. Тревожиться нечего. Карты яснее ясного показывали, что клиент ее, получив наследство, через месяц-другой погибнет внезапной и насильственной смертью. Так что он был вполне подходящим супругом.
Майра не стала терять времени.
– Вы, – сказала она, – судя по всему, стоите на перепутье. На одном пути вас ждут горе, нищета, болезни, отчаяние, тюрьма…
– Пойду другим путем, – сказал молодой человек.
– Это очень рассудительно с вашей стороны, – сказала Майра. – Но должна вам сообщить, что тут все не так-то просто. Другим путем, который ведет к богатству и счастью, вы можете идти лишь рука об руку с достойной женщиной. Есть у вас на примете достойная женщина?
– Эх, едриттвою! – расстроился клиент.
– Да, это жаль, – сказала Майра. – Потому что если вы найдете такую и если она брюнетка, недурна собой и носит тридцать пятый размер обуви, то вам только и нужно жениться на ней, и ваше будущее обеспечено. Совершенно обеспечено. Вот посмотрите. Деньги, деньги, деньги – это все вам от близкого человека. Да, но при условии, что вы женитесь на ком следует. Смотрите – это вы в отеле «Уолдорф-Астория». Это – во Флориде, Палм-Бич. Вот – в Саратоге, на курорте. Ого! Какой выигрыш на скачках!
– Леди, а леди, – сказал клиент. – Вы какой номер носите?
– Ну, – улыбнулась Майра, – могу и тридцать четвертый. Но обычно…
– Слышь, крошка, – сказал он, ухватив ее за руку. – Нам с тобой по пути. Вот смотри, видала?
Он скрестил пальцы другой своей руки и показал ей эту эмблему супружеского счастья.
Майра подавила дрожь.
«Когда он умрет, – подумала она, – мне достанется миллион, я заведу себе молодого киноактера, и все забудется!» Вскоре они поженились и сняли лачугу в трущобах Лонг-Айленда. У Лу были свои веские причины не болтаться на глазах у властей. Майра ездила гадать миль за двадцать, и ее засаленная колода кормила обоих – доколе смерть их не разлучит, оставив ее богатой вдовой.
Время шло, наследство не объявлялось, и громила муж начал горько попрекать ее. Мозгов у него в голове было очень мало, терпения меньше, чем у ребенка, и вдобавок он заподозрил, что его женили обманом. Был он также не чужд садизма.
– Может, ты вовсе и не та, на которой надо было жениться, – говорил он, изукрасив ее синяками. – Может, ты вовсе и не тридцать пятый носишь. Может, ты носишь тридцать шестой. Денег никаких не видать, а ты вон вся изукрашенная. Ни кожи, ни рожи – одни синяки. Кончай волынку, давай мне развод.
– Не дам, – говорила она. – По-моему, браки совершаются на небесах.
Разгорался спор: он утверждал, что, по его сведениям, дело обстоит как раз наоборот. В конце концов, у него мутилось в голове от собственной тупости; он с руганью швырял жену оземь и выбегал во двор, где выкапывал глубокую яму, смотрел в нее до упаду и снова закапывал.
Шли месяцы, и Майра сама стала сомневаться, уж не подвела ли ее на этот раз Васкальская система.
«Вдруг никакого наследства так и не будет? А я-то хороша: миссис Кинг Конг, кормилица семьи. Пожалуй, все-таки вернее бы развестись».
Такие вот пораженческие настроения овладели ею в один сумрачный зимний вечер, когда она брела домой с парома. У себя на заднем дворе она провалилась в глубокую яму, вырытую ее придурковатым мужем. «Все, хватит», – подумала она.
Лу сидел в убогой кухоньке и расплылся ей навстречу в невиданной улыбке.
– Привет, милашка, – сказал он. – Как дела у моей лапушки женушки?
– Никаких милашек, – обрезала она. – И никаких женушек-лапушек. Не знаю, что за муха тебя, скотину, укусила, но у меня все решено. Пожалуйста, получай развод.
– Да что ты, сладушка, – сказал он. – Я это просто шутки шутил. Нипочем я с тобой не разведусь.
– Не ты, так я с тобой разведусь, – сказала она. – Давай без разговоров.
– А это надо, чтоб были причины, – сказал ее муж, нахмурившись.
– Причины есть, – сказала она. – Только заголюсь, покажу судье свои синяки – и живенько получу развод. Мое дело верное.
– Ты вот что, – сказал он. – Погляди-ка, тут тебе письмо. Может, еще раздумаешь.
– Ты почему его распечатал? – спросила Майра.
– А поглядеть, чего там внутри, – простодушно признался он. – Да ты почитай, почитай.
– Дядя Эзра умер, – сказала Майра, пробегая глазами по строчкам. – И завещал полтора миллиона долларов – МНЕ! Ух ты, ничего себе старик накопил! Да, а карты-то, значит, соврали. Наследство тебе выпадало.
– Чего там, – сказал Лу, поглаживая ее шею. – Муж и жена – одна сатана, верно?
– Нет уж! – радостно воскликнула Майра. – Богатая! Свободная! Пока нет, ну, за этим дело не станет.
– А мне чего делать? – спросил муж.
– Пойди залезь на дерево, – посоветовала Майра. – Тебе в самый раз по деревьям лазать.
– А, ну я так и думал, – сказал он, плотно обхватив ее горло. – Доллар у меня зажилила за гаданье, ах ты! Ладно, не хочешь по-хорошему, давай как по писаному. Значит, после смерти близкого человека, а? Нет, не соврали карты!
Майра не успела ни поблагодарить его за оправдание Васкальской системы, ни предупредить о внезапной насильственной смерти, которая его ожидала.
НЕВИДИМАЯ ТАНЦОВЩИЦА СО СТРЕТФИНА
Перевод. Загот М., 1991 г.
В Коннемаре я снова добрался до Боллимолли и снова снял номер в гостинице «Дойл». Распаковал сумки. В номере пахло океаном и сырыми полотенцами. В камине скопилась горка песка – осыпался с чьих-то ботинок. За окном стемнело, в дюнах куражился ветер, терзал поверхность океана. Я спустился в бар.
За стойкой стоял сам Дойл и разглагольствовал об острове, о Стретфине.
– А вот и джентльмен, – сказал он собеседнику при моем появлении, – который вам подтвердит: столько морских птиц вы не увидите нигде в мире, здесь они и размножаются, и выводят птенцов – это настоящее чудо света.
– Несомненно, – согласился я.
– Этот джентльмен приехал из Америки, – указав на незнакомца, обратился Дойл уже ко мне. – Путешествует, скорбит над могилами своих прародителей.
Американец крепко пожал мне руку.
– Томас П. Раймер, – представился он. – Хочу заметить, сэр, что о подобной красоте мне доводилось– только читать, смотришь вокруг и сам себе не веришь, что так бывает.
– Я тоже приезжий, – сказал я. – Да, романтический уголок, ничего не скажешь.
– Романтика, – повторил он. – Не говорите мне о ней. Я из тех, кого называют трезвыми бизнесменами, но вы даже представить не можете, что сделал со мной этот старый Изумрудный остров! Какие романтические струны разбередил в моей душе… Ничего безнравственного, конечно. Надеюсь, вы поняли меня правильно.
– Миссис Раймер с вами? – спросил я.
– Нет, сэр, – ответил он. – Увы, вынужден признаться, что никакой миссис Раймер в природе не существует. Не смейтесь, ибо я вовсе не сентиментален, далек от идеализма, но при моем роде занятий мужчина становится удивительно разборчивым, что касается, если можно так выразиться, изысканности женских форм. Иначе и быть не может. Моя специальность – предметы женского туалета: пояса, корсеты, бюстгальтеры. И вот женщина, хоть как-то близкая к совершенству, мне не встретилась… Вы меня понимаете.
– Ну, на Стретфине вам свою избранницу не найти, – заверил его я. – Но все равно, почему бы нам туда не съездить? Резиновые сапоги нам дадут, старина Дэнни поможет с лодкой. Дойл даст продуктов на дорогу.
– Блестящая мысль, – обрадовался он.
– Отлично! – воскликнул я. – Завтра с утра и отправимся, если погода не подведет.
Погода не подвела. Васильковая поверхность воды разгладилась, присмирела, будто это был не океан, а запруда у мельницы. Вскоре мы подтащили к воде скрипучую старую посудину и погребли к острову, ни мало ни много – три мили. Раймер был в восторге.
– Ведь я, – говорил он, – бизнесмен, живу, можно сказать, в другом измерении, а тут я – прямо «Человек Арана»! Документальный фильм (1934) Роберта Флаэрти (США) о рыбаках на острове у берегов Ирландии. Классика мирового кино. Ба! Только посмотрите на эти скалы! А какая игра цвета! А птицы!
Птицы парили в воздухе. Голубые небеса вовсю гомонили и хлопали крыльями.
– Это еще что, – поддразнивал я спутника. – На берегу не такое увидите.
– Минутку, – попросил Раймер, неподвижно застыв на песке. – Хочу послушать, что мне нашептывает этот забытый богом островок. Я всегда был далек от поэзии, но в жизни не испытывал того, что испытываю сейчас: сам воздух, романтические ощущения словно объединились и что-то хотят мне передать. Кстати, а этот остров случайно не продают?
– Не думаю, – ответил я. – И даже точно знаю, что не продают.;– Обидно, – посетовал он. – Ну да бог с ним. Просто возникло такое странное чувство. Вам никогда не казалось, что всю вашу жизнь вам чего-то не хватало? Хочешь куда-то вырваться, разорвать путы, что накрепко держат тебя… Трудно передать. Ну что ж, вперед.
Мы пошли сквозь заросли папоротника и колокольчиков, с обеих сторон лежали яйца крячек. Обогнули утесы и оказались на более плоской стороне острова. Пока добрались, вполне созрели для обеда.
Мы уже заканчивали трапезу, как вдруг Раймер, глядя куда-то мне за спину, смолк на полуслове и стал пристально во что-то всматриваться.
– Что такое? – спросил я и обернулся.
– Матерь Божия! – воскликнул он. – Что это за птицы такие? И что они делают?
– А-а, это джентльмен про островных голубков, – объяснил старый Дэнни. – Да, диковинные птахи, это уж точно.
– Еще как точно, – согласился я. За спиной у меня в воздухе летали пять голубей, довольно близко друг от друга, четыре носились по кругу, ныряли к земле и снова выныривали в поднебесье, пятый же парил в воздухе, чуть помахивая крыльями, скорее как ястреб, а не голубь, и все время оставался в середине.
– Сейчас объясню, в чем тут штука, – сказал Дэнни. – Там, за возвышением, была когда-то старая ферма, стены и по сей день не развалились. Слышал я, что жена фермера была большая голубятница, и такие у нее голубки были, и сякие, и белые, и трубастые, и с волосатыми лапками, и те, что перекидываются в воздухе. А теперь фермер с женой померли, дом опустел, никакого хозяйства на острове нет, вот домашние птахи и перемешались, и слились с дикими голубями, что жили в этих краях, и частенько производят на свет белых либо таких, что по-диковинному летают.
– Очень по-диковинному, – заметил я. Раймер схватил меня за руку.
– Не думайте, что я спятил, – предупредил он, – но… но… я знаю все размеры. Это по моей части. Я ее не вижу, но… точно знаю… среди этих птах – танцующая голубка.
– Танцующая голубка? – переспросил Дэнни. – Что это за штука такая – танцующая голубка?
Я рассказал ему о всемирной выставке и венчающем ее символе мира и свободы.
– Это надо же, – протянул Дэнни. – А ну-ка, ваша честь, запустите в нее камешком, что подле вашей руки. Пусть, эта бесстыжая подлетит повыше.
– Не смейте! – вскрикнул Раймер. – Неужели у вас нет ничего святого?
– Да, ваша правда, – согласился Дэнни. – Вдруг она – какая-нибудь ангелица небесная – упаси господи от греха!
– Тридцать четыре до доли дюйма! – воскликнул Раймер.
– Тридцать четыре? – повторил я. – Что тридцать четыре?
– Бедра, – объяснил он. – Тридцать четыре… двадцать пять… тридцать пять… Господи, само совершенство!
– Слушайте, – сказал я. – По-моему, вы перегрелись. Кроме голубей, тут никого нет.
– Посмотрите, как они летят, – показал он. – Корсеты и пояса – это моя стихия. Любой размер определю на глаз. Я был на всемирной выставке. Танцующую голубку я узнаю с одного взгляда, друг мой, даже если она и не танцует! А эта – вон какая танцовщица! Какая прелесть! Какая конфетка! Господи, да это же сама танцующая Венера! Смотрите, они улетают!
– Точно! – подтвердил Дэнни. – Да еще выстроились, будто правительственный самолет сопровождают.
– Извините, пожалуйста. – Раймер встрепенулся. – Я этого так оставить не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
Одна юная девица, обладательница Васкальского диплома с отличием, погадав, предупредила свою младшую сестру, что нынче вечером той суждено утратить нечто, принадлежавшее ей всю жизнь, по вине высокого брюнета, и хотя эта утрата сначала будет ощущаться болезненно, в конечном счете она принесет счастье и исполнение надежд. В самом деле, упомянутая младшая сестра вечером помчалась сломя голову на свидание с первым попавшимся кавалером и в спешке забыла запереть за собой дверь. Высокий и вороватый брюнет проник в незапертый дом и похитил подаренное ей на зубок ожерельице дутого жемчуга, а ей удалось так облапошить страховое агентство, что она получила за него мало сказать втрое и купила себе на эти деньги бриллиантовую брошку, которой прельстился, приняв бриллианты за настоящие, мистер Джерри Хоррабин, ее теперешний жених.
Мистер Брустер, изучив Васкальскую систему едва ли наполовину, погадал жене – и вышло, что она зря настаивает на том, чтобы вечером пойти в театр: спектакль будет дерьмовый. Она, однако, настояла на своем, и спектакль оказался дерьмовый.
Убежденная этими и тьмой других разительных примеров, Майра Уилкинс решила, что не прогадает, если изучит Васкальскую систему. У нее был великий замысел: она собралась поставить жизнь на карту. Она рассудила, что раньше или позже среди несметного множества ее молодых клиентов подвернется такой, которому выпадет впереди, как снег на голову, огромное состояние. Она, конечно, не станет смущать этого счастливца и открывать ему будущее, а просто предостережет его против коварных дам червей и бубен и как бы невзначай обратит его мысли к вальяжной пиковой даме: Майра была брюнетка.
Она окончила курсы гадания с высшим отличием и подыскала себе закуток на нью-йоркской окраине над заведением знакомой танцмейстерши. Она подозревала, что молодые люди, берущие уроки танцев, особенно озабочены своим будущим, и рассчитывала на них как на готовую клиентуру.
Сбережений у Майры было совсем немного, и все они ушли на обстановку: понадобились бисерные занавеси, чародейские стеклянные шары, статуэтки Будды и прочее барахло, внушающее посетителям доверие к гадалке. Брала она за сеанс очень дешево, чтобы клиент шел косяком и будущий миллионер попался в сети как можно скорее.
Она тасовала и раскладывала засаленную колоду, предсказывая нескончаемой веренице неразличимых молодых людей будущее столь же невзрачное, как и прошлое, каковым всякое будущее со временем становится. Обогащение никому не грозило; и все это стало похоже на пасьянс, который никак не сходится. Будущие доходы клиентов предзнаменовала обычно двойка бубен; зато труды и хлопоты нависали длинными мастями треф и пик.
Месяцы выстраивались в годы; толстый слой пыли заволок стеклянные шары и бронзового Будду. Майра оставалась при своем пиковом интересе, и ее мечты о богатстве, сточившись, как старый нож, стали острее бритвы. Но однажды поздно вечером, когда жизнь казалась совсем беспросветной, ступеньки отозвались стоном на тяжелую поступь, и ражий детина запутался в бисерной занавеси.
Клиент был жуткого вида, и гадалка позажиточнее, верно, отослала бы его прямиком обратно в зоопарк. Но у Майры каждый доллар был на счету; она устало разложила карты. Тут же выскочила двойка треф, и предвещала она не что иное, как полицейскую дубинку. Клиенту грозила опасность погостить в казенном доме у валетов разных мастей, но каким-то образом этот визит на время откладывался.
Вдруг она еле сдержала невольный возглас. Будущее клиента, черное, как людоед, словно бы улыбнулось, сверкнув золотым зубом. По Васкалю определенно выходило, что этот голубчик унаследует приличное состояние после смерти близкого человека.
– У вас есть родственники? – спросила она. – То есть какие-нибудь близкие и состоятельные родственники?
– Нету, – сказал он. – Разве, может, дядя Джо успел чего-нибудь припрятать, пока его не замели. «Должно быть, успел», – подумала она.
– Впрочем, – сказала она вслух, – это не так уж и важно. По картам не видно, чтобы какой-нибудь дядя вам что-нибудь завещал. Вот эта карта – денежные хлопоты. Вот эта означает, что вас обманывает блондинка. Быть вам, кажется, битым. К чему бы здесь эти двое в полицейской форме?
Она заговаривала ему зубы и выкладывала карты, а в голове у нее крутилась трехъярусная карусель: рассказ для ушей клиента, его подлинное будущее и ее размышления, как же ей быть.
Она исподтишка еще раз оглядела малопривлекательного посетителя. Наследство ему, похоже, перепадало миллионное. Зато сам он даже и на человека был почти не похож. Бог с ней, с любовью, но кое-что может все-таки остановить порядочную девушку, а в нем кое-чего было с избытком.
Раздумывая, она продолжала машинально выкладывать карты. Вдруг в глазах у нее посветлело. Она глянула повнимательнее – да. Тревожиться нечего. Карты яснее ясного показывали, что клиент ее, получив наследство, через месяц-другой погибнет внезапной и насильственной смертью. Так что он был вполне подходящим супругом.
Майра не стала терять времени.
– Вы, – сказала она, – судя по всему, стоите на перепутье. На одном пути вас ждут горе, нищета, болезни, отчаяние, тюрьма…
– Пойду другим путем, – сказал молодой человек.
– Это очень рассудительно с вашей стороны, – сказала Майра. – Но должна вам сообщить, что тут все не так-то просто. Другим путем, который ведет к богатству и счастью, вы можете идти лишь рука об руку с достойной женщиной. Есть у вас на примете достойная женщина?
– Эх, едриттвою! – расстроился клиент.
– Да, это жаль, – сказала Майра. – Потому что если вы найдете такую и если она брюнетка, недурна собой и носит тридцать пятый размер обуви, то вам только и нужно жениться на ней, и ваше будущее обеспечено. Совершенно обеспечено. Вот посмотрите. Деньги, деньги, деньги – это все вам от близкого человека. Да, но при условии, что вы женитесь на ком следует. Смотрите – это вы в отеле «Уолдорф-Астория». Это – во Флориде, Палм-Бич. Вот – в Саратоге, на курорте. Ого! Какой выигрыш на скачках!
– Леди, а леди, – сказал клиент. – Вы какой номер носите?
– Ну, – улыбнулась Майра, – могу и тридцать четвертый. Но обычно…
– Слышь, крошка, – сказал он, ухватив ее за руку. – Нам с тобой по пути. Вот смотри, видала?
Он скрестил пальцы другой своей руки и показал ей эту эмблему супружеского счастья.
Майра подавила дрожь.
«Когда он умрет, – подумала она, – мне достанется миллион, я заведу себе молодого киноактера, и все забудется!» Вскоре они поженились и сняли лачугу в трущобах Лонг-Айленда. У Лу были свои веские причины не болтаться на глазах у властей. Майра ездила гадать миль за двадцать, и ее засаленная колода кормила обоих – доколе смерть их не разлучит, оставив ее богатой вдовой.
Время шло, наследство не объявлялось, и громила муж начал горько попрекать ее. Мозгов у него в голове было очень мало, терпения меньше, чем у ребенка, и вдобавок он заподозрил, что его женили обманом. Был он также не чужд садизма.
– Может, ты вовсе и не та, на которой надо было жениться, – говорил он, изукрасив ее синяками. – Может, ты вовсе и не тридцать пятый носишь. Может, ты носишь тридцать шестой. Денег никаких не видать, а ты вон вся изукрашенная. Ни кожи, ни рожи – одни синяки. Кончай волынку, давай мне развод.
– Не дам, – говорила она. – По-моему, браки совершаются на небесах.
Разгорался спор: он утверждал, что, по его сведениям, дело обстоит как раз наоборот. В конце концов, у него мутилось в голове от собственной тупости; он с руганью швырял жену оземь и выбегал во двор, где выкапывал глубокую яму, смотрел в нее до упаду и снова закапывал.
Шли месяцы, и Майра сама стала сомневаться, уж не подвела ли ее на этот раз Васкальская система.
«Вдруг никакого наследства так и не будет? А я-то хороша: миссис Кинг Конг, кормилица семьи. Пожалуй, все-таки вернее бы развестись».
Такие вот пораженческие настроения овладели ею в один сумрачный зимний вечер, когда она брела домой с парома. У себя на заднем дворе она провалилась в глубокую яму, вырытую ее придурковатым мужем. «Все, хватит», – подумала она.
Лу сидел в убогой кухоньке и расплылся ей навстречу в невиданной улыбке.
– Привет, милашка, – сказал он. – Как дела у моей лапушки женушки?
– Никаких милашек, – обрезала она. – И никаких женушек-лапушек. Не знаю, что за муха тебя, скотину, укусила, но у меня все решено. Пожалуйста, получай развод.
– Да что ты, сладушка, – сказал он. – Я это просто шутки шутил. Нипочем я с тобой не разведусь.
– Не ты, так я с тобой разведусь, – сказала она. – Давай без разговоров.
– А это надо, чтоб были причины, – сказал ее муж, нахмурившись.
– Причины есть, – сказала она. – Только заголюсь, покажу судье свои синяки – и живенько получу развод. Мое дело верное.
– Ты вот что, – сказал он. – Погляди-ка, тут тебе письмо. Может, еще раздумаешь.
– Ты почему его распечатал? – спросила Майра.
– А поглядеть, чего там внутри, – простодушно признался он. – Да ты почитай, почитай.
– Дядя Эзра умер, – сказала Майра, пробегая глазами по строчкам. – И завещал полтора миллиона долларов – МНЕ! Ух ты, ничего себе старик накопил! Да, а карты-то, значит, соврали. Наследство тебе выпадало.
– Чего там, – сказал Лу, поглаживая ее шею. – Муж и жена – одна сатана, верно?
– Нет уж! – радостно воскликнула Майра. – Богатая! Свободная! Пока нет, ну, за этим дело не станет.
– А мне чего делать? – спросил муж.
– Пойди залезь на дерево, – посоветовала Майра. – Тебе в самый раз по деревьям лазать.
– А, ну я так и думал, – сказал он, плотно обхватив ее горло. – Доллар у меня зажилила за гаданье, ах ты! Ладно, не хочешь по-хорошему, давай как по писаному. Значит, после смерти близкого человека, а? Нет, не соврали карты!
Майра не успела ни поблагодарить его за оправдание Васкальской системы, ни предупредить о внезапной насильственной смерти, которая его ожидала.
НЕВИДИМАЯ ТАНЦОВЩИЦА СО СТРЕТФИНА
Перевод. Загот М., 1991 г.
В Коннемаре я снова добрался до Боллимолли и снова снял номер в гостинице «Дойл». Распаковал сумки. В номере пахло океаном и сырыми полотенцами. В камине скопилась горка песка – осыпался с чьих-то ботинок. За окном стемнело, в дюнах куражился ветер, терзал поверхность океана. Я спустился в бар.
За стойкой стоял сам Дойл и разглагольствовал об острове, о Стретфине.
– А вот и джентльмен, – сказал он собеседнику при моем появлении, – который вам подтвердит: столько морских птиц вы не увидите нигде в мире, здесь они и размножаются, и выводят птенцов – это настоящее чудо света.
– Несомненно, – согласился я.
– Этот джентльмен приехал из Америки, – указав на незнакомца, обратился Дойл уже ко мне. – Путешествует, скорбит над могилами своих прародителей.
Американец крепко пожал мне руку.
– Томас П. Раймер, – представился он. – Хочу заметить, сэр, что о подобной красоте мне доводилось– только читать, смотришь вокруг и сам себе не веришь, что так бывает.
– Я тоже приезжий, – сказал я. – Да, романтический уголок, ничего не скажешь.
– Романтика, – повторил он. – Не говорите мне о ней. Я из тех, кого называют трезвыми бизнесменами, но вы даже представить не можете, что сделал со мной этот старый Изумрудный остров! Какие романтические струны разбередил в моей душе… Ничего безнравственного, конечно. Надеюсь, вы поняли меня правильно.
– Миссис Раймер с вами? – спросил я.
– Нет, сэр, – ответил он. – Увы, вынужден признаться, что никакой миссис Раймер в природе не существует. Не смейтесь, ибо я вовсе не сентиментален, далек от идеализма, но при моем роде занятий мужчина становится удивительно разборчивым, что касается, если можно так выразиться, изысканности женских форм. Иначе и быть не может. Моя специальность – предметы женского туалета: пояса, корсеты, бюстгальтеры. И вот женщина, хоть как-то близкая к совершенству, мне не встретилась… Вы меня понимаете.
– Ну, на Стретфине вам свою избранницу не найти, – заверил его я. – Но все равно, почему бы нам туда не съездить? Резиновые сапоги нам дадут, старина Дэнни поможет с лодкой. Дойл даст продуктов на дорогу.
– Блестящая мысль, – обрадовался он.
– Отлично! – воскликнул я. – Завтра с утра и отправимся, если погода не подведет.
Погода не подвела. Васильковая поверхность воды разгладилась, присмирела, будто это был не океан, а запруда у мельницы. Вскоре мы подтащили к воде скрипучую старую посудину и погребли к острову, ни мало ни много – три мили. Раймер был в восторге.
– Ведь я, – говорил он, – бизнесмен, живу, можно сказать, в другом измерении, а тут я – прямо «Человек Арана»! Документальный фильм (1934) Роберта Флаэрти (США) о рыбаках на острове у берегов Ирландии. Классика мирового кино. Ба! Только посмотрите на эти скалы! А какая игра цвета! А птицы!
Птицы парили в воздухе. Голубые небеса вовсю гомонили и хлопали крыльями.
– Это еще что, – поддразнивал я спутника. – На берегу не такое увидите.
– Минутку, – попросил Раймер, неподвижно застыв на песке. – Хочу послушать, что мне нашептывает этот забытый богом островок. Я всегда был далек от поэзии, но в жизни не испытывал того, что испытываю сейчас: сам воздух, романтические ощущения словно объединились и что-то хотят мне передать. Кстати, а этот остров случайно не продают?
– Не думаю, – ответил я. – И даже точно знаю, что не продают.;– Обидно, – посетовал он. – Ну да бог с ним. Просто возникло такое странное чувство. Вам никогда не казалось, что всю вашу жизнь вам чего-то не хватало? Хочешь куда-то вырваться, разорвать путы, что накрепко держат тебя… Трудно передать. Ну что ж, вперед.
Мы пошли сквозь заросли папоротника и колокольчиков, с обеих сторон лежали яйца крячек. Обогнули утесы и оказались на более плоской стороне острова. Пока добрались, вполне созрели для обеда.
Мы уже заканчивали трапезу, как вдруг Раймер, глядя куда-то мне за спину, смолк на полуслове и стал пристально во что-то всматриваться.
– Что такое? – спросил я и обернулся.
– Матерь Божия! – воскликнул он. – Что это за птицы такие? И что они делают?
– А-а, это джентльмен про островных голубков, – объяснил старый Дэнни. – Да, диковинные птахи, это уж точно.
– Еще как точно, – согласился я. За спиной у меня в воздухе летали пять голубей, довольно близко друг от друга, четыре носились по кругу, ныряли к земле и снова выныривали в поднебесье, пятый же парил в воздухе, чуть помахивая крыльями, скорее как ястреб, а не голубь, и все время оставался в середине.
– Сейчас объясню, в чем тут штука, – сказал Дэнни. – Там, за возвышением, была когда-то старая ферма, стены и по сей день не развалились. Слышал я, что жена фермера была большая голубятница, и такие у нее голубки были, и сякие, и белые, и трубастые, и с волосатыми лапками, и те, что перекидываются в воздухе. А теперь фермер с женой померли, дом опустел, никакого хозяйства на острове нет, вот домашние птахи и перемешались, и слились с дикими голубями, что жили в этих краях, и частенько производят на свет белых либо таких, что по-диковинному летают.
– Очень по-диковинному, – заметил я. Раймер схватил меня за руку.
– Не думайте, что я спятил, – предупредил он, – но… но… я знаю все размеры. Это по моей части. Я ее не вижу, но… точно знаю… среди этих птах – танцующая голубка.
– Танцующая голубка? – переспросил Дэнни. – Что это за штука такая – танцующая голубка?
Я рассказал ему о всемирной выставке и венчающем ее символе мира и свободы.
– Это надо же, – протянул Дэнни. – А ну-ка, ваша честь, запустите в нее камешком, что подле вашей руки. Пусть, эта бесстыжая подлетит повыше.
– Не смейте! – вскрикнул Раймер. – Неужели у вас нет ничего святого?
– Да, ваша правда, – согласился Дэнни. – Вдруг она – какая-нибудь ангелица небесная – упаси господи от греха!
– Тридцать четыре до доли дюйма! – воскликнул Раймер.
– Тридцать четыре? – повторил я. – Что тридцать четыре?
– Бедра, – объяснил он. – Тридцать четыре… двадцать пять… тридцать пять… Господи, само совершенство!
– Слушайте, – сказал я. – По-моему, вы перегрелись. Кроме голубей, тут никого нет.
– Посмотрите, как они летят, – показал он. – Корсеты и пояса – это моя стихия. Любой размер определю на глаз. Я был на всемирной выставке. Танцующую голубку я узнаю с одного взгляда, друг мой, даже если она и не танцует! А эта – вон какая танцовщица! Какая прелесть! Какая конфетка! Господи, да это же сама танцующая Венера! Смотрите, они улетают!
– Точно! – подтвердил Дэнни. – Да еще выстроились, будто правительственный самолет сопровождают.
– Извините, пожалуйста. – Раймер встрепенулся. – Я этого так оставить не могу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50