- Мы
удалены от источников закона и правопорядка, но если позволим Эли оставить
себе одолженное имущество, требуемое к возврату хозяйкой, никто не даст
никому больше взаймы, потому что станет ясно: в Зионе нет закона, и
одолжить здесь - значит забрать. Эли должен отдать все законной владелице.
Ну так я и думал. Ты же считал себя другом Эли. Но ты всегда прятался
за чужие спины. Вот и сейчас, когда ты видишь, что у Эли нет ничего за
душой, а Кезия богата, опять держишь нос по ветру!
- По крайней мере, - вступился за Эли Майк, - она могла бы подождать,
пока Эли не соберет урожай...
Но Оливер Ломакс бросил на Майка красноречивый взгляд, всем своим
видом демонстрируя, что не собирается считаться с мнением нового члена
совета и прервал его рассуждения словами:
- Спор ни к чему не приведет. Давайте проголосуем, мистер Оленшоу.
Я уже тогда понял, что Оливер Ломакс не побрезгует приложить руку к
обдиранию и низвержению Эли. При всех своих недостатках Эли во многом
превосходил Оливера, о чем последний не мог не догадываться.
Тремя голосами против двух совет решил, что Кезия должна получить
назад свою собственность. Я вызвал Эли и Кезию, каждый из них выглядел
достаточно уверенно. Я видел, что вся тяжесть вынесения приговора легла на
мои плечи, и отошел в сторону.
- Вы сами объявите свое решение, - сказал я, глядя на мистера Томаса.
- Или вы, - перевел я глаза на Оливера Ломакса. - Я полностью отрицаю свою
причастность к этому делу, но скажу следующее: если Кезия Мейкерс
настолько глуха ко всем доводам разума, что продолжает настаивать на своем
требовании, если узы родства не перевешивают для этой женщины ценность ее
имущества, я надеюсь, что Эли окажет мне честь и примет от меня лично
некоторые вещи, которые мне не пригодятся, из наследства, полученного от
мистера Горе. И все же я твердо придерживаюсь мнения, что вынесенное
решение крайне несправедливо. Эли стоял неподвижно, внимательно
вслушиваясь в слова приговора: он должен вернуть все, что позаимствовал у
Кезии или купил на ее деньги. И завтрашний день был объявлен днем
осуществления расчетов. По тому, как подергивалась его золотистая борода,
я понял, что он нервно кусает губы.
И вот стоял передо мной могучий великан, умелый землепашец, с
роскошной бородой, отливающей золотом при свете свечей. Ничего у него не
было, кроме нескольких акров нераспаханной земли, которую он не мог теперь
возделывать без моей помощи, и жены, которую я безумно желал. Когда
закончилось заседание и он обратился ко мне со словами благодарности, мне
захотелось крикнуть прямо ему в лицо: "Думаешь, мне есть дело до тебя, я
все это делаю ради Линды". Но даже произнося в уме эти слова, я отдавал
себе отчет в том, что это неправда. Эли был набожен, прямолинеен и
справедлив. Он раздражал меня на каждом шагу, он женился на женщине,
которую я любил, он обращался с ней, как с рабыней. Но в нем было то, что
отчаявшаяся душа моя не могла не замечать, чем нельзя было не восхищаться.
Он был цельным, прямым и честным человеком, и то, что он в этот момент
находился в моей власти, так возвышало меня в собственных глазах, что я
невольно ощутил какое-то внезапное расположение к своему недавнему
противнику.
Утром я внимательно пересмотрел все свои запасы. Некоторые вещи
отобрать было довольно просто. Например, мои лошади нравились мне гораздо
больше тех, что выбрал Натаниэль, не знаю даже почему: они были такими же
покладистые и здоровые, но я предпочитал своих собственных. Мне нравились
мои овцы, принадлежавшие к привычной мне породе - саффолкские овечки,
напоминавшие детство. Натаниэль же привез с собой породу, чаще
встречающуюся на юге Англии. Я выбрал корову, которая должна была доиться
именно тогда, когда Линде придет пора родить. Что касается инструментов и
семян, то тут выбор был весьма ограничен. Я загрузил телегу, и мы с Майком
и Энди, привязав сзади животных, отправились к домику, где жила Линда.
Она вышла навстречу. В глазах ее застыло какое-то неясное выражение.
Я не мог справиться с охватившим меня острым чувством жалости и
беспомощности при виде расплывшихся очертаний ее когда-то стройной фигуры,
стараясь восстановить картину той былой красоты, которая захватила мое
воображение в далеком английском Хантер Вуде.
- Произошло нечто ужасное! Исчезли обе лошади, - сообщила Линда.
- Исчезли? - переспросил я. - Наверное, это Кезия не могла потерпеть
до утра, пришла сразу после собрания и наложила на них свою костлявую
лапу.
- Утром мы застали дверь конюшни открытой. Следы животных вели в лес.
Эли отправился туда в надежде найти их. Он ничего не сказал, но я знаю,
что он очень огорчен. Наверное, Кезия не преминет обвинить его в том, что
он специально спрятал их.
- Даже если бы он действительно так поступил, трудно его обвинять. И
вот что я думаю. Лошади испугались, что эта карга станет их хозяйкой, вот
и решили сбежать.
Линда рассмеялась.
- Марта вот тоже хочет сбежать, - ответила она, как-то по-детски
пожав плечами, что совсем не сочеталось с тяжелой зрелостью ее фигуры. -
Она сама мне сказала об этом. Девушка говорит, что у нее мурашки по спине
бегают от звуков, которые Тим Денди издает за едой, но ничто не может быть
хуже, чем эта сварливая баба, сующая свой нос во все горшки и кастрюли. И
все это Кезия наврала про мою посуду. Я не хуже чем они умею вести
хозяйство.
- В том-то и дело, - успокоил я Линду.
Она смотрела на телегу, стоявшую за моей спиной.
- И это все ты даришь нам? Ты так добр, Филипп. Не знаю, что бы мы
делали без тебя. Иногда я думаю... Ну зайди же в дом.
Я зашел в пустую квадратную комнату. И только по большой миске Линды
было видно, кто здесь хозяйка. Это была обычная коричневая посудина для
печенья. Она стояла в углу, наполненная красными ягодами, рдевшими на фоне
деревянной стены.
- Красиво, не так ли? Я вчера собрала их. - Линда посмотрела в
направлении моего взгляда. - Я хотела сегодня посадить свои кусты, но
земля такая твердая, а я... ну понимаешь...
Мне было бы проще всего поручить эту работу Майку или Энди, но я с
готовностью предложил:
- Я сам это сделаю. Мне действительно хотелось бы посадить их. У меня
к этим растениям появилось нечто вроде отеческого чувства.
- Но ты ведь не можешь копать, Филипп, - поспешно возразила Линда.
- Откуда тебе знать, что я могу, чего не могу. Где лопата?
И действительно копать оказалось для меня делом практически
невозможным. Больной ногой я не мог воткнуть в землю лопату, равно как и
не удавалось устоять на своей железной подкове, нажимая на нее другой
ногой. Но при помощи ножа, рук и наконечника лопаты мне удалось вырыть
углубление, достаточное, чтобы посадить куст розы. Линда подошла и
остановилась чуть позади меня, подсказывая, где лучше располагать кусты. Я
копошился в земле, разравнивая поверхность ладонями рук. Мы воображали,
что хороним Кезию, и смеялись над этими своими фантазиям. Я же мечтал о
том, как зацветут кусты, доставляя радость и наслаждение женщине, которую
я люблю всей душой. И в этом цветении, в этом счастье будет частичка меня
самого. В этот момент у дома появился Эли - весь взмокший, задыхающийся от
быстрой ходьбы. Я вскочил и отряхнул землю с колен.
- Ну что, нашел? - спросил я, хотя заранее знал ответ.
Эли отрицательно покачал головой и поникшим голосом начал
рассказывать:
- Я шел по следу до самого леса, но там столько опавшей листвы. Я
обошел весь лес. Я свистел и кричал. Хорошие были животные. Особенно
Мэгги. Всегда откликались на свист. Не думаешь ли ты, что это проделки
Кезии? Увела их в лес, запутала следы, потом вывела с другого конца -
просто, чтобы поволновать меня.
- С нее станется. Но скоро все выяснится. Помоги-ка мне разгрузить
воз и пойдем поищем Кезию.
Кезии не было в бараке, но каждая встреченная нами женщина считала
своим долгом сообщить, что Кезия большую часть времени проводит у Прохода.
И мы направились туда по дороге, приведшей нас в Зион. Файнеас и сыновья
хлопотали возле постройки, которая была уже наполовину завершена. Они
стояли позади дома, где предполагалось расположить двор и загон для скота.
Магитабель Пикл стирала, а Кезия бранила ее за то, что белье недостаточно
белое. Эли спросил Кезию, что ей известно о лошадях.
- Так что, - ядовито прошипела она. - Выходит, я украла то, что по
праву принадлежит мне? - за этим сразу же последовала вульгарная брань и
обвинения в адрес Эли - он якобы обманным путем пытается выманить у нее
собственность. - Очень умно, - злопыхала она. - Мне очень жаль, мистер
Оленшоу, что вы, не захотели принять справедливое решение в мою пользу,
зато охотно поддерживаете бесчестный поступок моего брата. Ну, ладно,
сегодня я украла собственных лошадей. Дальше что? Голос ее скрипел как
несмазанная телега, раздражая слух. Да поможет Бог Файнеасу Пиклу, да
поможет Бог бедным девочкам. Я ткнул локтем в бок Эли, сидевшему рядом со
мной на скамье телеги с несчастным, растерянным видом, и одними губами
прошептал:
- А где твои собственные тридцать фунтов? Они-то были твоими?
Бородатое лицо его осветилось, под густыми бровями озорно зажглись
серые глаза, которые тут же обрели обычное серьезное выражение.
- Я обвиняю тебя в краже МОИХ лошадей. Они стоили тридцать фунтов
моих собственных сбережений. Да, именно, тридцать я на них и потратил.
Остальное свое барахло можешь забирать хоть сейчас. Пока, Кезия.
Я дернул поводья, и телега медленно тронулась. Кезия сделала
несколько шагов вслед за нами, продолжая злорадно пришептывать:
- Так ты потерял их, не так ли? - Со своим скрипучим смехом она
вернулась к дому, откуда снова донеслось ее ворчание: - Больше работай
руками, да поменьше трать мыла.
- Это ты ловко придумал с тридцатью фунтами, но все равно это не
оправдание, чтобы упоминать имя Всевышнего всуе.
У меня при этом чуть было не вырвалось "О Боже!", но я быстро
поправился: "А, брось!" и, щелкнув поводьями, подумал: "Бедняжка Линда, и
она прожила с этими двумя столько времени без всякой отдушины!".

Дни мчались быстро. Я подготовил лес для постройки собственного дома
и начал сушить его. По соседству то и дело вырастали небольшие домишки.
Пикл женился на Кезии, Тим Денди взял в жены Марту. В один из декабрьских
дней Линда с помощью Майка и нескольких добрых женщин благополучно
произвела на свет двух мальчиков-близнецов. Это было большое событие,
всколыхнувшее наше селение. О нем много говорили, поминая сыновей Громов,
что побудило Эли окрестить новорожденных Джеймсом и Джоном. Многие
цитировали строки Писания, благословлявшие многодетные семьи. Я старался
не принимать все это близко к сердцу, но, когда весной Ральф подстрелил
большого медведя, попросил его отделать шкуру, которую затем и отнес
Линде.
- Это для твоих негодников, пусть ползают, - небрежно пробормотал я.
- О, Филипп, они такие милые. Ты же еще ни разу не видел их. Как они
прелестны. Войди, взгляни на них.
- Нет у меня времени, чтобы любоваться младенцами, - с напускной
серьезностью отказался я.
- Ладно.
Линда взяла в охапку блестящую шкуру и улыбнулась. При этом все ее
существо так светилось любовью и нежностью, что острая боль внезапно
пронзила мое сердце.
- Мне так хочется отблагодарить тебя, Филипп.
- Это вполне в твоих силах, - ответил я не задумываясь. - Ты ведь
можешь надеть свое малиновое платье на одно из субботних собраний? Я не
переношу это твое мрачное одеяние, будто ты вечно на похоронах. Если ты
наденешь свой наряд, я подарю тебе к нему меховую накидку. У Ральфа много
хороших шкур.
Лицо ее озарилось, но лишь на короткое мгновенье.
- Действительно, как это было бы замечательно. Но я не посмею.
Пшеница сгниет в земле или начнется мор скота, стоит мне только осмелится
сделать что-то подобное.
- Да уж, - мрачно проговорил я. - Есть много разновидностей мора
скота.
Она так и не надела свое малиновое платье. Никто из женщин не носил
цветных нарядов. И, наверняка, именно по этой причине урожай выдался
замечательным, а у свиней вместо мора появились выводки замечательных
здоровых визжащих поросят. Гарри Райт, безземельный член нашего общества,
который женился на Ханне Крейн, отделился от своего тестя и построил
мельницу как раз у входа в долину, где течение реки было особенно сильным.
И хотя большую часть года место было достаточно уединенным и безлюдным,
после сбора урожая Ханна могла наслаждаться общением больше, чем любая
другая женщина нашего селения. Свистуны, Майк, Энди и я были единственными
оставшимися в бараке, большая часть которого теперь использовалась как
место собраний.
После сбора урожая я приступил к строительству дома. Свистуны как-то
незаметно привязались ко мне. Джейк Крейн, старший из квакерских сыновей
начал было проявлять внимание к Джудит, и я уж было подумал, что молодые
люди поженятся. Но цыганка четко дала понять всем, включая самого беднягу
парня, что ничего подобного она в виду не имеет. Я предложил всем троим
построить отдельное жилище, и даже хотел одолжить им все необходимое для
ведения хозяйства, но ни Ральф, ни Саймон, казалось, не обрадовались этому
предложению. Они заверяли меня, что ничего не смыслят в земледелии, и сама
мысль о том, чтобы нести ответственность, даже перед собой, за состояние
какого-то клочка земли наводила на них смертельную тоску. Они были бы
намного счастливее, если могли бы жить у меня на кухне, оказывать мне
помощь, и когда им того захочется, чувствовать себя свободными, чтоб
побродить по лесу в очередном своем приступе бродяжничества. Джудит
спокойно заметила, что за хозяйством кто-то должен присматривать после
завершения строительства дома. И поскольку запасов у меня было достаточно,
и вся эта компания была мне по душе да и все шестеро прекрасно уживались
друг с другом, я отказался от дальнейших попыток подстегнуть их
честолюбие, и, собрав урожай, мы приступили к сооружению общего дома.
Должен признать, что я очень придирчиво относился к строительству.
Мне не хотелось иметь лачугу, которая через несколько месяцев покосится и
будет зиять дырами. Лес для дома был заготовлен прошлой осенью, он
выдержал сезон осенних дождей и хорошо просушился на летнем солнцепеке.
Нижний этаж соединялся с верхним лестницей, и, так как нас было
шестеро, я посчитал, что иногда каждому из нас будет полезно ненадолго
уединяться. Также мне хотелось иметь несколько лишних комнат, поскольку в
то время мы жили на самом краю необжитой земли, а я верил в то, что
наступит час, когда через Зион пройдут такие же отважные путешественники,
как мы, и будут нуждаться в нашем гостеприимстве. Темными вечерами второй
зимы нашего пребывания в Зионе мы с Ральфом наносили последние штрихи -
отделывали гостиную, украшали трубу, вставляли в дверь огромные
саффолкские замки, и - что было еще более забавно для нашего крошечного
самодеятельного городка - изготовляли внушительный молоток на входную
дверь, который был настоящим произведением искусства из дерева, толщиной в
четыре дюйма.
В законченном виде строение выглядело весьма солидно и органично
будто само выросло на этом месте.

Как только мы въехали в новый дом и не успели еще даже расставить
мебель, Ральф обратился ко мне с просьбой одолжить ему пару лошадей для
поездки в Салем. Нужно было привезти кое-какие вещи для всего селения,
кроме того, он хотел продать свои шкуры.
- Что, опять зуд в ногах? - пошутил я.
- Да, - сказал он, осклабившись. - И надо бы еще подзаработать. Да и
Саймон отвлечется от своих неприятностей. Он просто сам не свой после
того, как Пиклы застращали его.
- Застращали? Почему это?
- Все из-за Магитабель, хозяин. Он влюбился в девушку, но ее родня не
переносит цыган. Только ничего об этом Саймону не говорите. Это так задело
его.
- Не могу понять, Крейны были бы рады выдать Джейка за Джудит, а
Марта Пикл и Ханна Крейн вышли замуж за молодых людей, которые нисколько
не богаче и не лучше, чем Саймон. Может, мне поговорить с мистером
Крейном?
- Ради Бога, хозяин. Только не это! - в голосе его послышалась
настоящая тревога.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34