Он набил чемодан долларами, стерлингами, он прихватил и золота, а также приготовил роскошные подарки для княгини и для своей невесты, для своей очаровательной Люси. Он даст им понять, что к ним в семью приходит не какой-нибудь нищий. В чем другом, а в деньгах он не нуждался.
Во-первых, и у отца сохранилось достаточно средств. Кроме того, опасная работа Юрия Александровича оплачивалась более чем щедро его хозяевами. А тут еще подвернулся случай внезапного обогащения.
В числе других поручений Юрию Александровичу надлежало передать Каледину очень крупную сумму. Но так как Каледин все равно застрелился и никак нельзя было установить, вручил ему Юрий Александрович, что надлежало, или не вручил, то он почел за благо оставить эти деньги у себя. Все равно их расхватали бы кому не лень. Юрий же Александрович употребит их с пользой для будущего своего хозяйства, следовательно, и на пользу будущей России, которой понадобятся образцовые хозяйства и состоятельные помещики, умеющие держать в ежовых рукавицах, в строгом повиновении темный и склонный к бунту народ. Так что совесть не мучила Юрия Александровича.
Когда Юрий Александрович подкатил на великолепной тройке к Прохладному, усадьба была погружена в глубокий сон. Залаяли собаки. Сторож появился из будки, где он, по-видимому, крепко спал.
- Кто такие? - спросил он опасливо, потому что время такое: очень просто вместо ответа могут пристрелить и даже не оглянутся, упал или не упал.
- Молодой барин приехал, - ответил кучер.
- А-а! - успокоенно ответил сторож, хотя он должен бы знать, что у его господ никакого молодого барина нет.
Юрий Александрович уже жалел, что не переночевал где-нибудь поблизости, чтобы не являться в такое неурочное время.
Но вот в доме замелькали огоньки. Затем он явственно увидел какие-то белые фигуры и в каждой готов был угадать Люси, весь дрожал от нетерпения и еще тут, не выходя из экипажа, подумал:
"Как я ее люблю! Это настоящее чувство. Мы будем счастливы!"
Непонятно, как могла Люси догадаться, что приехал он. Но только она сразу, как от толчка, проснулась, прислушалась к тарахтению колес, к возгласам, и ни минуты не колеблясь, решила, что это он, Юрий. Быстро отыскала лифчик, накинула платье - все это в темноте, не зажигая огня, быстро поправила волосы, секунду постояла так, прижав руку к сердцу и слушая, как оно часто-часто стучит... и затем промчалась через зал, через столовую, выбежала на веранду и крикнула в темноту:
- Юрий!
- Люси! - отозвался неожиданно близко его приглушенный голос.
Он поднялся по ступенькам, высматривая, где она, и они бросились друг к другу, крепко прижались и ничего другого не говорили, только произносили имена:
- Юрий! Юрий!
- Люси! Люси!
И обоим казалось, что они оживленно разговаривают.
Они бы стояли еще долго так, обнявшись, если бы не раздался в комнатах голос княгини:
- Где же он, разбойник? Покажите мне его!
И уже во всех окнах появился яркий свет, и полосы света падали на деревья, на клумбы, и видны стали лошади, загнанные, понурившие головы, и все больше появлялось народу, а ночной сторож, у которого оказалась рыжая борода и смешной брезентовый чапан, подхваченный веревкой, останавливал всех и поочередно всем рассказывал, как он был в будке, как услыхал, что кто-то въезжает во двор, и как ему ответили, что приехал молодой барин.
Княгиня встретилась с Юрием Александровичем совсем по-родственному. Он называл ее maman, и все как-то сразу почувствовали, что приехал глава дома.
- Теперь ты видишь, Люси, что значит мужчина в доме, - растроганно произнесла княгиня, разглядывая Юрия Александровича: и как он одет, и как выглядит. - Похудел. Но глаза смелые, блестят. Молодец! Люси, мы с тобой не ошиблись.
Не прошло и десяти минут, как на столе появился холодный ужин, а вслед за тем принесли и самовар.
Не заметили, как и ночь кончилась. За деревьями проглянула робкая, чуть заметная полоска - нежно-розовая, такая, как запотелое яблоко бывает утром на согнувшейся под тяжестью плодов ветке. Еще через минуту неуловимо для глаза опять все изменилось вокруг. Обрисовались силуэты деревьев. Вдруг проснулись птицы. И уже не силуэты деревьев, а зеленые пышные деревья с листьями, мокрыми от обильной росы, выступили на небе.
- Мы встаем поздно, - говорила княгиня, уже поднявшись с кресла, - а ты, mon cher, поступай, как найдешь нужным. Завтрак у нас в одиннадцать.
Юрий Александрович тихо спросил княгиню, есть ли в доме сейф.
- Дело в том, maman, что вот этот мой чемодан - это деньги. Я привез на первое время, немного, правда, но зато в валюте, теперь ведь часто придется иметь дело с иностранцами.
Он торопливо и беспорядочно рассказывал:
- Давно ли мы расстались? А я за это время побывал в Москве, в Париже, в Ужгороде... и еще где-то... Да! В Турции побывал!
- Довольно! Кажется, ты уже перечислил все страны света.
Тут Юрий Александрович бросился к своим чемоданам и извлек приготовленные подарки. Княгине он привез купленный в Стамбуле браслет, тяжелый, усеянный крупными камнями чистейшей воды. Люси получила колье тончайшее изделие парижских ювелиров.
И как ни хотелось всем спать, но обе женщины, ласково браня его за расточительность и притворяясь сердитыми, долго любовались драгоценностями и наконец растрогались. Княгиня хвалила его вкус, а Люси смотрела на него влюбленными, зачарованными глазами, и он видел, что она безраздельно принадлежит ему.
4
Проснулся Юрий Александрович сравнительно рано. В доме была полная тишина. Сквозь шторы пробивался солнечный свет. В комнате ходили зеленые тени, зайчик играл на стене. Юрий Александрович лежал и думал, откуда этот зайчик, и, проследив взглядом, понял, что это от графина, который стоит на окне. И Юрий Александрович почувствовал такой прилив сил, такое ликование во всем своем существе!
"Надо сразу же сыграть свадьбу, не откладывая", - подумал он.
Ему вспомнилась во всех подробностях встреча с Люси вчера на веранде... Вскочил одним прыжком с постели - роскошной, со множеством пуховых подушек, с прохладными простынями голландского полотна, с периной, в которой тело утопает. В комнате держался тонкий запах старинных духов.
"Породой пахнет, старым дворянским гнездом..." - подумал Юрий Александрович и без всякой связи прошептал:
- Ох и заживу я! Всем чертям назло! Скорее бы кончалась эта мура всероссийская.
Затем он набросил шелковый бухарский халат, вероятно оставшийся еще от князя и заботливо приготовленный ему, и одним движением поднял штору, потянув за шнур.
В окно хлынуло солнце, глянули блестящие, насыщенные теплом и светом большие деревья. Он обратил внимание, что небо необыкновенно синее, даже больно глазам от этой синевы.
Около кровати, на коврике, стояли и туфли. Юрию Александровичу все это показалось естественным. У него было такое чувство, как будто он всегда, всю жизнь провел в этом доме и так же ходил по горячему паркету комнат именно в этих расшитых бисером ночных туфлях.
"Надо будет завести длинные трубки... чубуки... Традиция - великое дело! Но это потом, потом..."
Юрий Александрович перекинул через плечо мохнатое полотенце и вышел на веранду. Там накрывала чай хлопотливая и какая-то домашняя женщина.
- Здравствуйте, барин! - певучим украинским голосом заговорила она. Что-то дуже рано проснулись! Чайку не угодно ли?
Как отчетливо представилась в этот миг Юрию Александровичу его жизнь, но другая жизнь, совсем не та, которая сейчас, а та, которая была бы возможна, если бы в стране не произошло никаких потрясений... та жизнь, которую у него украли... отняли... У него даже дыхание захватило, когда он представил, что вот так, как сейчас, он мог бы всю свою жизнь выходить по утрам в халате, и так же встречали бы его приветливые, преданные слуги, и все, что только можно пожелать, предоставлялось бы ему без всяких усилий, без всякого промедления... Как хорошо можно было бы жить!..
"Длинные трубки... это обязательно! Отличный выезд... а может быть, и скаковых лошадей держать? И каждый год ездить куда-нибудь за границу, например в Париж... просто так, проветриться, посорить деньгами... Или нет, не надо никаких заграниц! Достаточно я помотался по белому свету. Нет! Сидеть у себя в усадьбе, не вылезать из халата, редко бывать даже у соседей... хозяйством заниматься... сидеть на веранде и пить чай..."
Хлопотливая, аккуратная женщина смотрела на него, спокойно улыбаясь. О чем она спрашивала? Ах да, не хочет ли он чаю! Очень приветливая женщина и, по-видимому, совершенно искренне к нему расположена!
- Тебя как звать-то, дорогая?
- Меня-то? Маруся. Мария, то есть.
- Очень хорошо! Значит, Мария? Маруся... Гм... Замечательно! А где у вас тут купаются?
- Купальня есть. Спуститесь в сад и пряменько по главной аллее все идите, идите и придете...
"Да! Это очень хорошо, - думал Юрий Александрович. - Люси... Маруся... парное молоко... деревья... и чтобы солнце вот так освещало веранду... И никаких сомнений, ничего тревожного. Неужели так когда-нибудь будет? И разве я не имею права на этот покой?"
После купания Юрий Александрович почувствовал такую свежесть, такую негу во всем теле! Он шел по аллее, то попадая в тень, то чувствуя горячие лучи солнца, и думал о том, что все это принадлежит ему, и здесь пройдет его жизнь, и что так оно и должно быть, это вполне справедливо и разумно, и мир устроен превосходно, все идет по раз заведенному порядку, и, возможно, что все-таки есть бог...
Вернувшись, Юрий Александрович переоделся. На веранде его уже ждали. Он приложился к ручке княгини и радостно приветствовал Люси. Люси немного смутилась под его бесцеремонным взглядом, а он рассматривал ее так же внимательно и по-хозяйски, как рассматривал парк, конюшни, службы и угодья имения. Он вступал во владение всем этим великолепием.
5
Венчаться решили в сельской церкви, в соседнем селе Данилове. Церковка там была нарядная и стояла в красивом месте, на пригорке, среди вишневых садов. Совсем недавно с ее колокольни бил пулемет, и на стенах ее остались царапины, здесь было сражение между гайдамаками и партизанским отрядом. Но сейчас в Данилове размещен германский гарнизон. И церковная служба возобновилась, и звонили в колокола как положено. И священник в Данилове благопристойный.
По случаю торжества был вызван телеграммой Скоповский, которому предназначалось быть посаженым отцом. Он явился во всем блеске, в белых перчатках, во фраке. Он смаковал возвращение старых порядков.
- Грохольские тоже прибыли в свое имение, - сообщил Александр Станиславович, здороваясь. - Браницкие ждут только, когда усмирят крестьян. Вообще, знаете ли, могу с удовлетворением отметить, что сейчас делается все для водворения порядка. Власти не останавливаются перед самыми решительными мерами. Кстати, немецким, польским, венгерским и другим иноземным помещикам, владеющим землями на Украине, оказывается особое покровительство, что и понятно при существующем положении.
Самый обряд венчания совершен был просто и не занял много времени. Церковь была ярко освещена, и народу набралось посмотреть на это зрелище превеликое множество. Старенький священник, закончив всю процедуру и надев обручальные кольца на пальцы жениха и невесты, отвел их к клиросу и пожелал им не ссориться, жить в мире и согласии. Это растрогало Юрия Александровича, и он сунул в руку попика ассигнацию. При выходе молодых обсыпали хмелем, а слуги по указанию Юрия Александровича горстями бросали в толпу серебряные монеты.
Затем толпа расступилась, и вереница экипажей покатила по направлению к Прохладному. Люси была в каком-то полусне, в полуобморочном состоянии от счастья, от волнения, от того, что все так красиво и в точности, как описывают в романах и как венчались в старину.
Все было бы необыкновенно удачно, если бы тут не произошла одна неприятность, о которой старались не вспоминать.
Поля кончились, миновали небольшой березнячок, выгон и покатили по широкой деревенской улице, пугая кур, маленьких ребятишек и телят. И вдруг раздался выстрел...
Юрий Александрович побелел, лицо его перекосилось. Он нащупал в кармане револьвер. Но больше никто не стрелял, и вообще было довольно пустынно на улице, только в окна глазели женщины.
Оказывается, была ранена лошадь у второй повозки, следовавшей за женихом и невестой. Вереница экипажей остановилась. Юрий Александрович обошел всех и успокаивал как мог.
- Они еще поплатятся! - говорил он, щурясь и перебирая пальцами, что у него было всегда признаком раздражения. - Но сейчас не будем омрачать нашего праздника.
Раненую лошадь выпрягли и тут же пристрелили. Затем поскакали дальше, хотя кучера беспокойно поглядывали на придорожные кустарники, опасаясь нападения.
Если не считать этого выстрела, все прошло очень гладко, свадьба была богатая, пышная, невеста была красива, музыка гремела... Многократно кричали "горько", и вино лилось рекой. Наехали соседние помещики, нарядные, довольные. За стол уселось более шестидесяти человек. Пожаловал даже сам Потоцкий. Был и представитель германского командования - жирный, обрюзгший полковник с четырьмя подбородками. Было духовенство. Поговаривали, что приедет даже гетман, но он только прислал поздравления и пару великолепных рысаков.
Это была не просто свадьба, это праздновалась победа целого сословия старой России, вновь вступающего в свои права.
Кто-то встал и запел "Боже, царя храни". Нестройно, но подхватили. Даже священники пели. Соседний помещик Опанас Опанасович Загородный, апоплексический толстяк, даже покраснел от натуги, когда выводил:
Царствуй на страх врагам,
Ца-арь пра-авославный...
Духовой оркестр, любезно предоставленный расквартированным неподалеку полком, правда, в другой тональности, но тоже грянул царский гимн. Все встали, разумеется. У княгини был такой вид, как будто этот гимн исполняется в ее честь. На фронтоне дома сиял вензель с короной, а в парке шипели фейерверки...
Только под утро стали разъезжаться гости. Княгиня была в минорном настроении, ласково говорила с дочерью какими-то загадками, какими-то излишне торжественными словами. Назидания эти касались супружеских обязанностей и пожеланий, чтобы они жили так же дружно, как жила княгиня со своим Nicolas. Все отлично знали, что ее Nicolas изменял ей направо и налево и что она тоже не оставалась в долгу, но все ее назидания были выслушаны почтительно. Люси обняла мать и шепнула ей:
- Мама, я очень счастлива!..
- Ну и слава богу, ну и слава богу! - пробормотала княгиня и много раз перекрестила дочь.
6
На следующий день супруги долго не появлялись из своих покоев. В промежутках между нежностями и поцелуями Юрий Александрович рассказывал Люси о своих планах на будущее.
- Мы не имеем права жить по старинке, за счет дедовских капиталов, говорил он, обняв белокурую головку и перебирая локоны, то растрепывая их, то снова приглаживая, испытывая неизъяснимую нежность к этому прильнувшему к его плечу существу. - Мы не можем больше позволить себе роскоши отставать от Европы. Вообще, говоря откровенно, тебе-то я могу это сказать, не все так глупо в программе этих коммунистов, которых я ненавижу всей душой. Я кое-что читал из их произведений, сам сталкивался с ними; это большей частью интеллигентные люди. Представь, кое в чем они даже правильно ставили вопрос. Это надо будет учесть, когда мы их уничтожим, то есть я имею в виду большевиков.
Люси слушала его, закрыв глаза и одной рукой обнимая его. Она думала о том, что надо заставить себя читать хотя бы газеты, хотя это очень скучно, и вообще разобраться во всех вопросах, чтобы понимать Юрия, когда он с ней беседует на такие серьезные темы.
"А впрочем, - думала она, - у мужчин все другое: и мысли, и вкусы, и увлечения. Мужчины выдумали целый сложный, неприятный мир, в котором много обмана, подсиживания, этот мир биржевой игры, войн, судебных палат, газет... отвратительный, как и нравящийся мужчинам табак, но, по-видимому, для них необходимый... Глупые мужчины! Все их затеи ничего не стоят по сравнению с женским прямым и настоящим делом - любовью, домашним хозяйством и выращиванием детей. Но приходится делать вид, что мужчины умней, надо быть уступчивой, эластичной..."
И Люси, не дослушав рассуждений Юрия Александровича, обхватила его шею и сказала, чуть-чуть играя в маленькую девочку:
- Ты у меня умный-умный!.. Я знаю, что мы будем хорошо жить. Я тебя буду так любить, так любить!.. И потом у нас будут дети... И вообще нам пора вставать и идти завтракать...
Юрий Александрович пришел в восторг от ее здравого рассуждения. Он прекрасно понял смысл сказанного ею.
- Девочка! - прошептал он ей после множества поцелуев. - Ты умнее всех наших умных рассуждений! Конечно же, нет ничего прекраснее, важнее, насущнее, чем любовь! Выдумано много теорий, философий, религий, а если добраться до сути, только одно и важно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70
Во-первых, и у отца сохранилось достаточно средств. Кроме того, опасная работа Юрия Александровича оплачивалась более чем щедро его хозяевами. А тут еще подвернулся случай внезапного обогащения.
В числе других поручений Юрию Александровичу надлежало передать Каледину очень крупную сумму. Но так как Каледин все равно застрелился и никак нельзя было установить, вручил ему Юрий Александрович, что надлежало, или не вручил, то он почел за благо оставить эти деньги у себя. Все равно их расхватали бы кому не лень. Юрий же Александрович употребит их с пользой для будущего своего хозяйства, следовательно, и на пользу будущей России, которой понадобятся образцовые хозяйства и состоятельные помещики, умеющие держать в ежовых рукавицах, в строгом повиновении темный и склонный к бунту народ. Так что совесть не мучила Юрия Александровича.
Когда Юрий Александрович подкатил на великолепной тройке к Прохладному, усадьба была погружена в глубокий сон. Залаяли собаки. Сторож появился из будки, где он, по-видимому, крепко спал.
- Кто такие? - спросил он опасливо, потому что время такое: очень просто вместо ответа могут пристрелить и даже не оглянутся, упал или не упал.
- Молодой барин приехал, - ответил кучер.
- А-а! - успокоенно ответил сторож, хотя он должен бы знать, что у его господ никакого молодого барина нет.
Юрий Александрович уже жалел, что не переночевал где-нибудь поблизости, чтобы не являться в такое неурочное время.
Но вот в доме замелькали огоньки. Затем он явственно увидел какие-то белые фигуры и в каждой готов был угадать Люси, весь дрожал от нетерпения и еще тут, не выходя из экипажа, подумал:
"Как я ее люблю! Это настоящее чувство. Мы будем счастливы!"
Непонятно, как могла Люси догадаться, что приехал он. Но только она сразу, как от толчка, проснулась, прислушалась к тарахтению колес, к возгласам, и ни минуты не колеблясь, решила, что это он, Юрий. Быстро отыскала лифчик, накинула платье - все это в темноте, не зажигая огня, быстро поправила волосы, секунду постояла так, прижав руку к сердцу и слушая, как оно часто-часто стучит... и затем промчалась через зал, через столовую, выбежала на веранду и крикнула в темноту:
- Юрий!
- Люси! - отозвался неожиданно близко его приглушенный голос.
Он поднялся по ступенькам, высматривая, где она, и они бросились друг к другу, крепко прижались и ничего другого не говорили, только произносили имена:
- Юрий! Юрий!
- Люси! Люси!
И обоим казалось, что они оживленно разговаривают.
Они бы стояли еще долго так, обнявшись, если бы не раздался в комнатах голос княгини:
- Где же он, разбойник? Покажите мне его!
И уже во всех окнах появился яркий свет, и полосы света падали на деревья, на клумбы, и видны стали лошади, загнанные, понурившие головы, и все больше появлялось народу, а ночной сторож, у которого оказалась рыжая борода и смешной брезентовый чапан, подхваченный веревкой, останавливал всех и поочередно всем рассказывал, как он был в будке, как услыхал, что кто-то въезжает во двор, и как ему ответили, что приехал молодой барин.
Княгиня встретилась с Юрием Александровичем совсем по-родственному. Он называл ее maman, и все как-то сразу почувствовали, что приехал глава дома.
- Теперь ты видишь, Люси, что значит мужчина в доме, - растроганно произнесла княгиня, разглядывая Юрия Александровича: и как он одет, и как выглядит. - Похудел. Но глаза смелые, блестят. Молодец! Люси, мы с тобой не ошиблись.
Не прошло и десяти минут, как на столе появился холодный ужин, а вслед за тем принесли и самовар.
Не заметили, как и ночь кончилась. За деревьями проглянула робкая, чуть заметная полоска - нежно-розовая, такая, как запотелое яблоко бывает утром на согнувшейся под тяжестью плодов ветке. Еще через минуту неуловимо для глаза опять все изменилось вокруг. Обрисовались силуэты деревьев. Вдруг проснулись птицы. И уже не силуэты деревьев, а зеленые пышные деревья с листьями, мокрыми от обильной росы, выступили на небе.
- Мы встаем поздно, - говорила княгиня, уже поднявшись с кресла, - а ты, mon cher, поступай, как найдешь нужным. Завтрак у нас в одиннадцать.
Юрий Александрович тихо спросил княгиню, есть ли в доме сейф.
- Дело в том, maman, что вот этот мой чемодан - это деньги. Я привез на первое время, немного, правда, но зато в валюте, теперь ведь часто придется иметь дело с иностранцами.
Он торопливо и беспорядочно рассказывал:
- Давно ли мы расстались? А я за это время побывал в Москве, в Париже, в Ужгороде... и еще где-то... Да! В Турции побывал!
- Довольно! Кажется, ты уже перечислил все страны света.
Тут Юрий Александрович бросился к своим чемоданам и извлек приготовленные подарки. Княгине он привез купленный в Стамбуле браслет, тяжелый, усеянный крупными камнями чистейшей воды. Люси получила колье тончайшее изделие парижских ювелиров.
И как ни хотелось всем спать, но обе женщины, ласково браня его за расточительность и притворяясь сердитыми, долго любовались драгоценностями и наконец растрогались. Княгиня хвалила его вкус, а Люси смотрела на него влюбленными, зачарованными глазами, и он видел, что она безраздельно принадлежит ему.
4
Проснулся Юрий Александрович сравнительно рано. В доме была полная тишина. Сквозь шторы пробивался солнечный свет. В комнате ходили зеленые тени, зайчик играл на стене. Юрий Александрович лежал и думал, откуда этот зайчик, и, проследив взглядом, понял, что это от графина, который стоит на окне. И Юрий Александрович почувствовал такой прилив сил, такое ликование во всем своем существе!
"Надо сразу же сыграть свадьбу, не откладывая", - подумал он.
Ему вспомнилась во всех подробностях встреча с Люси вчера на веранде... Вскочил одним прыжком с постели - роскошной, со множеством пуховых подушек, с прохладными простынями голландского полотна, с периной, в которой тело утопает. В комнате держался тонкий запах старинных духов.
"Породой пахнет, старым дворянским гнездом..." - подумал Юрий Александрович и без всякой связи прошептал:
- Ох и заживу я! Всем чертям назло! Скорее бы кончалась эта мура всероссийская.
Затем он набросил шелковый бухарский халат, вероятно оставшийся еще от князя и заботливо приготовленный ему, и одним движением поднял штору, потянув за шнур.
В окно хлынуло солнце, глянули блестящие, насыщенные теплом и светом большие деревья. Он обратил внимание, что небо необыкновенно синее, даже больно глазам от этой синевы.
Около кровати, на коврике, стояли и туфли. Юрию Александровичу все это показалось естественным. У него было такое чувство, как будто он всегда, всю жизнь провел в этом доме и так же ходил по горячему паркету комнат именно в этих расшитых бисером ночных туфлях.
"Надо будет завести длинные трубки... чубуки... Традиция - великое дело! Но это потом, потом..."
Юрий Александрович перекинул через плечо мохнатое полотенце и вышел на веранду. Там накрывала чай хлопотливая и какая-то домашняя женщина.
- Здравствуйте, барин! - певучим украинским голосом заговорила она. Что-то дуже рано проснулись! Чайку не угодно ли?
Как отчетливо представилась в этот миг Юрию Александровичу его жизнь, но другая жизнь, совсем не та, которая сейчас, а та, которая была бы возможна, если бы в стране не произошло никаких потрясений... та жизнь, которую у него украли... отняли... У него даже дыхание захватило, когда он представил, что вот так, как сейчас, он мог бы всю свою жизнь выходить по утрам в халате, и так же встречали бы его приветливые, преданные слуги, и все, что только можно пожелать, предоставлялось бы ему без всяких усилий, без всякого промедления... Как хорошо можно было бы жить!..
"Длинные трубки... это обязательно! Отличный выезд... а может быть, и скаковых лошадей держать? И каждый год ездить куда-нибудь за границу, например в Париж... просто так, проветриться, посорить деньгами... Или нет, не надо никаких заграниц! Достаточно я помотался по белому свету. Нет! Сидеть у себя в усадьбе, не вылезать из халата, редко бывать даже у соседей... хозяйством заниматься... сидеть на веранде и пить чай..."
Хлопотливая, аккуратная женщина смотрела на него, спокойно улыбаясь. О чем она спрашивала? Ах да, не хочет ли он чаю! Очень приветливая женщина и, по-видимому, совершенно искренне к нему расположена!
- Тебя как звать-то, дорогая?
- Меня-то? Маруся. Мария, то есть.
- Очень хорошо! Значит, Мария? Маруся... Гм... Замечательно! А где у вас тут купаются?
- Купальня есть. Спуститесь в сад и пряменько по главной аллее все идите, идите и придете...
"Да! Это очень хорошо, - думал Юрий Александрович. - Люси... Маруся... парное молоко... деревья... и чтобы солнце вот так освещало веранду... И никаких сомнений, ничего тревожного. Неужели так когда-нибудь будет? И разве я не имею права на этот покой?"
После купания Юрий Александрович почувствовал такую свежесть, такую негу во всем теле! Он шел по аллее, то попадая в тень, то чувствуя горячие лучи солнца, и думал о том, что все это принадлежит ему, и здесь пройдет его жизнь, и что так оно и должно быть, это вполне справедливо и разумно, и мир устроен превосходно, все идет по раз заведенному порядку, и, возможно, что все-таки есть бог...
Вернувшись, Юрий Александрович переоделся. На веранде его уже ждали. Он приложился к ручке княгини и радостно приветствовал Люси. Люси немного смутилась под его бесцеремонным взглядом, а он рассматривал ее так же внимательно и по-хозяйски, как рассматривал парк, конюшни, службы и угодья имения. Он вступал во владение всем этим великолепием.
5
Венчаться решили в сельской церкви, в соседнем селе Данилове. Церковка там была нарядная и стояла в красивом месте, на пригорке, среди вишневых садов. Совсем недавно с ее колокольни бил пулемет, и на стенах ее остались царапины, здесь было сражение между гайдамаками и партизанским отрядом. Но сейчас в Данилове размещен германский гарнизон. И церковная служба возобновилась, и звонили в колокола как положено. И священник в Данилове благопристойный.
По случаю торжества был вызван телеграммой Скоповский, которому предназначалось быть посаженым отцом. Он явился во всем блеске, в белых перчатках, во фраке. Он смаковал возвращение старых порядков.
- Грохольские тоже прибыли в свое имение, - сообщил Александр Станиславович, здороваясь. - Браницкие ждут только, когда усмирят крестьян. Вообще, знаете ли, могу с удовлетворением отметить, что сейчас делается все для водворения порядка. Власти не останавливаются перед самыми решительными мерами. Кстати, немецким, польским, венгерским и другим иноземным помещикам, владеющим землями на Украине, оказывается особое покровительство, что и понятно при существующем положении.
Самый обряд венчания совершен был просто и не занял много времени. Церковь была ярко освещена, и народу набралось посмотреть на это зрелище превеликое множество. Старенький священник, закончив всю процедуру и надев обручальные кольца на пальцы жениха и невесты, отвел их к клиросу и пожелал им не ссориться, жить в мире и согласии. Это растрогало Юрия Александровича, и он сунул в руку попика ассигнацию. При выходе молодых обсыпали хмелем, а слуги по указанию Юрия Александровича горстями бросали в толпу серебряные монеты.
Затем толпа расступилась, и вереница экипажей покатила по направлению к Прохладному. Люси была в каком-то полусне, в полуобморочном состоянии от счастья, от волнения, от того, что все так красиво и в точности, как описывают в романах и как венчались в старину.
Все было бы необыкновенно удачно, если бы тут не произошла одна неприятность, о которой старались не вспоминать.
Поля кончились, миновали небольшой березнячок, выгон и покатили по широкой деревенской улице, пугая кур, маленьких ребятишек и телят. И вдруг раздался выстрел...
Юрий Александрович побелел, лицо его перекосилось. Он нащупал в кармане револьвер. Но больше никто не стрелял, и вообще было довольно пустынно на улице, только в окна глазели женщины.
Оказывается, была ранена лошадь у второй повозки, следовавшей за женихом и невестой. Вереница экипажей остановилась. Юрий Александрович обошел всех и успокаивал как мог.
- Они еще поплатятся! - говорил он, щурясь и перебирая пальцами, что у него было всегда признаком раздражения. - Но сейчас не будем омрачать нашего праздника.
Раненую лошадь выпрягли и тут же пристрелили. Затем поскакали дальше, хотя кучера беспокойно поглядывали на придорожные кустарники, опасаясь нападения.
Если не считать этого выстрела, все прошло очень гладко, свадьба была богатая, пышная, невеста была красива, музыка гремела... Многократно кричали "горько", и вино лилось рекой. Наехали соседние помещики, нарядные, довольные. За стол уселось более шестидесяти человек. Пожаловал даже сам Потоцкий. Был и представитель германского командования - жирный, обрюзгший полковник с четырьмя подбородками. Было духовенство. Поговаривали, что приедет даже гетман, но он только прислал поздравления и пару великолепных рысаков.
Это была не просто свадьба, это праздновалась победа целого сословия старой России, вновь вступающего в свои права.
Кто-то встал и запел "Боже, царя храни". Нестройно, но подхватили. Даже священники пели. Соседний помещик Опанас Опанасович Загородный, апоплексический толстяк, даже покраснел от натуги, когда выводил:
Царствуй на страх врагам,
Ца-арь пра-авославный...
Духовой оркестр, любезно предоставленный расквартированным неподалеку полком, правда, в другой тональности, но тоже грянул царский гимн. Все встали, разумеется. У княгини был такой вид, как будто этот гимн исполняется в ее честь. На фронтоне дома сиял вензель с короной, а в парке шипели фейерверки...
Только под утро стали разъезжаться гости. Княгиня была в минорном настроении, ласково говорила с дочерью какими-то загадками, какими-то излишне торжественными словами. Назидания эти касались супружеских обязанностей и пожеланий, чтобы они жили так же дружно, как жила княгиня со своим Nicolas. Все отлично знали, что ее Nicolas изменял ей направо и налево и что она тоже не оставалась в долгу, но все ее назидания были выслушаны почтительно. Люси обняла мать и шепнула ей:
- Мама, я очень счастлива!..
- Ну и слава богу, ну и слава богу! - пробормотала княгиня и много раз перекрестила дочь.
6
На следующий день супруги долго не появлялись из своих покоев. В промежутках между нежностями и поцелуями Юрий Александрович рассказывал Люси о своих планах на будущее.
- Мы не имеем права жить по старинке, за счет дедовских капиталов, говорил он, обняв белокурую головку и перебирая локоны, то растрепывая их, то снова приглаживая, испытывая неизъяснимую нежность к этому прильнувшему к его плечу существу. - Мы не можем больше позволить себе роскоши отставать от Европы. Вообще, говоря откровенно, тебе-то я могу это сказать, не все так глупо в программе этих коммунистов, которых я ненавижу всей душой. Я кое-что читал из их произведений, сам сталкивался с ними; это большей частью интеллигентные люди. Представь, кое в чем они даже правильно ставили вопрос. Это надо будет учесть, когда мы их уничтожим, то есть я имею в виду большевиков.
Люси слушала его, закрыв глаза и одной рукой обнимая его. Она думала о том, что надо заставить себя читать хотя бы газеты, хотя это очень скучно, и вообще разобраться во всех вопросах, чтобы понимать Юрия, когда он с ней беседует на такие серьезные темы.
"А впрочем, - думала она, - у мужчин все другое: и мысли, и вкусы, и увлечения. Мужчины выдумали целый сложный, неприятный мир, в котором много обмана, подсиживания, этот мир биржевой игры, войн, судебных палат, газет... отвратительный, как и нравящийся мужчинам табак, но, по-видимому, для них необходимый... Глупые мужчины! Все их затеи ничего не стоят по сравнению с женским прямым и настоящим делом - любовью, домашним хозяйством и выращиванием детей. Но приходится делать вид, что мужчины умней, надо быть уступчивой, эластичной..."
И Люси, не дослушав рассуждений Юрия Александровича, обхватила его шею и сказала, чуть-чуть играя в маленькую девочку:
- Ты у меня умный-умный!.. Я знаю, что мы будем хорошо жить. Я тебя буду так любить, так любить!.. И потом у нас будут дети... И вообще нам пора вставать и идти завтракать...
Юрий Александрович пришел в восторг от ее здравого рассуждения. Он прекрасно понял смысл сказанного ею.
- Девочка! - прошептал он ей после множества поцелуев. - Ты умнее всех наших умных рассуждений! Конечно же, нет ничего прекраснее, важнее, насущнее, чем любовь! Выдумано много теорий, философий, религий, а если добраться до сути, только одно и важно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70