Садовник Фердинанд уже готовил клумбы, а к столу подавалась из оранжерей свежая клубника.
Княгиня Мария Михайловна Долгорукова все еще гостила в имении, и во флигелях, населенных тетушками, шли пересуды о слишком любезных отношениях княгини и Александра Станиславовича.
Только сама мадам Скоповская сохраняла полную безмятежность.
- Давно у нас утки с яблоками не было. А? Как вы думаете? спрашивала она. - Дарья Фоминична, вызови, голубушка, повара, только не того, приезжего, а нашего, Андрюшу.
Каждый день кучер ездил в город за почтой. В Кишиневе начали выходить газеты; в них, между прочим, сообщалось о действиях "большевистского генерала Котовского". Вот она, непростительная либеральность: своевременно не повесили, а теперь расхлебывай!
Княгиня и Александр Станиславович закладывали экипаж и ехали на мельницу за живыми раками. И когда княгиня взвизгивала, потрогав черного растопыренного рака пальцем, Скоповский приходил в восторг:
- Честное слово, княгиня, вы как девочка! Будь бы мне на десяток годков меньше... Когда и куда девалась жизнь?
- Вы прекрасно сохранились, - возражала княгиня.
Совсем иначе проводила время Люси.
После того как она громогласно объявила матери, что Юрий Александрович - ее жених, с княгиней была истерика, в доме было смятение, и все ходили с такими лицами, как будто Люси бог знает что сообщила. Пока княгиню отхаживали, бегали за водой, за доктором, за какими-то каплями, в доме расплывалась, как круги по воде, весть о поступке княжны.
- Прямо вошла она с этим офицером, прямо подошла к креслу, где сидела княгиня, и прямо брякнула матери: "Это мой жених!" Вот и делайте с ней что хотите!
- Да может быть, они давно уже знакомы?
- Давно?! В дороге только встретились!
- Хорошо, что наша Ксения не слышала. Срам-то какой!
- Интересно, как же теперь решит мать?
- Проклянет! Обязательно проклянет!
Но княгиня и не думала проклинать. В конце концов Люси не такая уж девочка. И надо же ей когда-нибудь выйти замуж, а этот капитан ничем не хуже любого другого мужчины. У княгини на этот счет была своя теория. Ведь прожила же она со своим Nicolas двадцать пять лет, на что уж он был с невыносимым характером, а главное, не мог пропустить ни одной женщины, кто бы она ни была: горничная или актриса, крестьянка или жена соседнего помещика.
Пока княгиню отхаживали, Люси и Юрий Александрович стояли посреди комнаты и держались за руки. Люси лучше других знала натуру матери: поплачет, пошумит, однако не было ни одного каприза дочери, который не был бы исполнен. Да это же и не каприз!
Княгиня постепенно утихала. Наконец она слабым голосом произнесла:
- Девочка моя... а ты проверила свои чувства? Ты действительно любишь его?
И, не дожидаясь ответа, стала рассказывать, что у них с Nicolas тоже было внезапное чувство, которое "вспыхнуло, как пожар, как роковая стихия".
Еще через минуту она попросила всех удалиться и долго беседовала наедине с Юрием Александровичем. Юрий Александрович убеждал ее, что он на самом деле очарован Людмилой Николаевной и ничего бы так не хотел, как немедленно с ней обвенчаться. Княгиня погладила его по голове, поцеловала в лоб и заявила:
- Венчаться всегда успеете. Надеюсь, вы порядочный человек и ничего лишнего себе не позволите. Но я как мать объявляю вам: я согласна, берите ее, берите самую большую мою драгоценность, а после моей смерти поддерживайте честь и достояние нашей родовитой семьи. Кстати, я уже справлялась, вы тоже из хорошей фамилии, и из вас получится превосходная пара. Мы должны соблюдать чистоту крови! А я... - тут княгиня опять прослезилась, - я буду любоваться на ваше счастье, дети мои!
Юрий Александрович поцеловал ей ручку и настойчиво спросил:
- Но когда же свадьба, мама?
- Завоюйте это счастье! Свадьба может состояться только там, в нашем Прохладном, дома.
- Вы правы, maman, - ответил Юрий Александрович почтительно.
Перед его взором возник подъезд трехэтажного дома в Яссах, упитанное лицо мистера Петерсона... Дело остается дедом! И княгиня с большим тактом напомнила ему об этом.
И тогда была вызвана Люси. Ей было объявлено, что княгиня согласна, что они считаются помолвленными.
С этого дня весь дом наполнился ликованием. В "Карбунэ" страшно любили именины, помолвки, свадьбы. За обедом пили шампанское и говорили всякий подобающий случаю вздор.
А потом Юрий Александрович уехал. Он не сказал своей невесте, как опасно занятие, которому он посвятил жизнь. Он только предупредил ее, что ему писать нельзя и сам он будет присылать письма редко, но что будет постоянно помнить ее и думать о ней.
- Скоро, скоро, дорогая моя, мы будем вместе, но я должен, как сказочный принц, проложить дорогу мечом к нашему счастью.
- Ты заставишь их вернуть нам наше имение? - доверчиво и простодушно спросила Люси.
2
По просьбе Марии Михайловны Скоповский ездил в Кишинев. Он составил длинный список поручений княгини, начиная с голубенькой тесемки и кончая хвойным экстрактом и цитрованилином, который один помогал ей от головной боли.
Вернулся Скоповский взволнованный и счастливый. Вбежал в дом и тут же, не снимая даже плаща, прочитал указ гетмана Скоропадского, или, как именовал сам Скоропадский, гетманскую грамоту.
Этой грамотой крестьянам приказывалось немедленно прекратить засев и вспашку помещичьих земель, немедленно возвратить помещикам конфискованные у них земли, живой и мертвый инвентарь, а также не пользоваться принадлежащими помещикам сенокосами, пастбищами и лесными угодьями.
Скоповский читал торжественно и громогласно. Сбежались все обитатели "Валя-Карбунэ", даже экономка и оба повара заглядывали в дверь.
Скоповский закончил чтение, оглядел всех чад и домочадцев, перекрестился медленно и произнес:
- Ну, княгинюшка, услышаны наши молитвы. Матушка Россия возвращается к прежней, исконной жизни. Не нами эта жизнь установлена, не нам ее и отменять.
- Слава богу, - отозвалась княгиня и тоже перекрестилась.
Тут тетушки, еще не разобравшись, в чем дело, кинулись поздравлять, а в это время и Люси вернулась (она ходила на птичий двор кормить цыплят), и тогда снова была прочитана гетманская грамота, и Люси захлопала в ладоши и закричала:
- Я же говорила тебе, мама, что Юрий Александрович...
- "Юрий Александрович"! "Юрий Александрович"! - перебила ее княгиня. - Один твой Юрий Александрович завоевал всю Россию!
- Последнее слово было, конечно, за союзниками, - поддакнул княгине Скоповский. - Помощь великих держав неоценима. Например, я только что узнал, что Соединенные Штаты отпускают Украине в кредит военное имущество на сумму ни больше ни меньше как в одиннадцать миллионов долларов. Заметьте - долларов, а не рублей! Да что миллионы! Это мелочь. Всей помощи не перечесть! И вот вам результаты. Ну, княгинюшка, еще раз поздравляю вас, и как ни грустно мне расставаться с вами, но теперь-то вы можете вступить во владение всем вашим достоянием.
- Да, мы немедленно едем! Такие дела нельзя откладывать.
- Если вы позволите, я вас буду сопровождать.
- Ах, вы так великодушны!
Тысячу раз давались наставления, как нужно закутываться, чтобы не простудиться, что есть, чего не есть и какими способами уберечься от грозы, если, боже упаси, застанет по дороге... Тысячу раз проверялось, все ли упаковано... И вот наконец выехал из имения и покатил по главной аллее знаменитый экипаж Скоповского. Вслед за экипажем тащились подводы, нагруженные поклажей, ехала горничная, ехал важный повар из династии долгоруковских поваров. Скакала по обочинам дороги конная охрана. Но проверить ее храбрость не довелось, потому что добрались до Прохладного без особых приключений.
Вот вдали виднеются и высокие деревья огромного сада, с прудами, беседками, тенистыми аллеями, с малинником, яблонями, с причудливыми мостиками. А вот мелькнуло и белое здание... и вышли навстречу заранее предупрежденные самые богатые, степенные мужики с хлебом-солью, с вышитым крестиком широким полотенцем... А вот уже и управляющий Рудольф, почтительный и в то же время сохраняющий собственное достоинство. И княгиня соответственно случаю прослезилась, и экипаж вымахнул на широкую поляну и с шиком подкатил к подъезду...
Скоповский лично беседовал в тот же день с управляющим и выяснил особенно ретивых по части пользования помещичьим добром и особенно дерзких крестьян. Таких насчитывалось двадцать, не говоря, конечно, о тех, кто ушел партизанить.
Всех этих строптивых Скоповский приказал вызвать наутро в усадьбу. Одновременно был приглашен комендант, назначенный германским командованием оккупационных войск для наблюдения за порядком в данной местности.
Непокорные крестьяне, вызванные управляющим, все как есть явились и стояли перед крыльцом, исподлобья поглядывая на княжеские хоромы.
- Шапки снять! - крикнул управляющий, когда на крыльце показался Скоповский.
Скоповский был краток. Он только сказал, что с анархией и самоуправством покончено, что он, Скоповский, получил указание от княгини не быть суровым с мужичками, она, княгиня, понимает, что все содеянное - и порубка леса, и самовольная запашка земли, и все другие безобразия сделано по глупости, по темноте, серости, и только для назидания, отеческого внушения он, Скоповский, решил дать каждому нарушителю по двадцать пять розог.
В толпе зароптали. Даже раздались выкрики. И тотчас как из-под земли выросли немецкие солдаты, и вылетели из-за угла дома гайдамаки на вороных конях. Все двадцать бунтовщиков получили порку, после чего были милостиво отпущены по домам. Почти все они в ту же ночь исчезли, говорят, ушли к партизанам.
"Ну, это их частное дело, туда и дорога, - думал Скоповский. - Долго не напартизанят. Зато запомнят, как нужно уважать чужую собственность и наследственные права".
Как раз перед сараем, где была произведена экзекуция, выкатили бочки с брагой, на длинных столах разложили угощение, и каждый пришедший на это княжье пиршество получал чарку водки, а девушки какой-нибудь подарок: шелковую ленту, бусы иди яркий шелковый платок. Сначала не шли, но потом разохотились и являлись целыми ватагами. Начались пляски, а немецкий комендант был приглашен в покои, к барскому столу.
Княгиня была очень довольна распорядительностью Скоповского. И уже поздно ночью, когда все утихло, столы были убраны и комендант отбыл в Звенигородку, на веранде долго сидели Скоповский и княгиня.
- Да, - говорил задушевно и тихо Александр Станиславович, - вот и все! И забыты кошмары недавних дней. И нам хорошо, и мужику все понятно. Как говорится, кесарево кесарю! Так-то, дорогая, милая, уважаемая Мария Михайловна!
- Проводите меня, mon cher! - произнесла после некоторого молчания княгиня.
И когда он выжидательно остановился у ее спальни, княгиня обхватила его шею:
- Ну идем же, идем...
Сад замер. На небе взошла большая луна. Немецкий патруль проследовал по дороге. Где-то бахнул выстрел. И снова синяя-синяя, зачарованная украинская ночь, ничем не нарушаемая тишина, охраняемая синежупанниками гетмана Скоропадского и армией великой Германии.
Утром княгиня и Скоповский пили чай на веранде. В присутствии прислуги княгиня говорила Александру Станиславовичу "вы", но, как только они оставались вдвоем, сразу переходила на "ты" и щедро наделяла "Сашеньку" нежными именами и улыбками.
Вскоре Скоповский отбыл к себе домой, хотя и ему не хотелось уезжать и княгине было очень жалко с ним расставаться.
3
Юрий Александрович появился в имении Долгоруковых внезапно.
Чего только с ним не было за это время, где он только не бывал, в каких переделках не оказывался! Малейший неточный шаг - и неминуемая гибель.
Юрий Александрович, например, ездил с важным поручением к генералу Каледину. Нужно было пробраться на Дон. Нужно было миновать много застав. И Юрий Александрович миновал их.
Юрий Александрович был умный, убежденный в своей правоте, образованный, начитанный и красноречивый - лютый враг советского строя. Отец Юрия Александровича, сахарозаводчик, эмигрировал и обосновался в Париже. Но отец был либеральнее, мягче, даже находил какие-то оправдания событиям, свершающимся в России. Юрий с юношеских лет был заносчивым, презирал бедных, ненавидел "простой народ", знался только с сыновьями аристократических семейств и немного стыдился, что отец его из захудалого дворянского рода.
Юрий еще в гимназии считал себя монархистом и однажды поспорил с учителем истории, непочтительно отозвавшимся о доме Романовых.
- Как вы смеете говорить таким тоном о государях! - кричал он, побледнев, дрожа от ненависти и негодования.
Этот его поступок обсуждался на педагогическом совете, все думали, что его выгонят из гимназии, но вышло наоборот: учитель истории был переведен в другой город.
Студенческие годы Юрий Александрович провел в товарищеских кутежах, с пуншем, с певичками и с непременным пением "Гаудеамус игитур". Со второго курса ушел, отказавшись принять участие в студенческих демонстрациях и повздорив с революционно настроенными однокурсниками.
Пошел по военной линии. В Париже познакомился с людьми, поставившими целью свергнуть Советскую власть. Здесь Юрий Александрович нашел свое призвание. Он был ловок, изобретателен, дерзок. Ему поручались очень серьезные дела. И до сих пор удача не изменяла ему.
Вот и на этот раз. Он благополучно пробрался через линию фронта и прибыл к Каледину с зашитым в шапку пакетом и устными сообщениями.
Но надо же было случиться, что буквально за день до его приезда Каледин застрелился, придя к выводу, что проиграл войну. Этот выстрел привел в полную растерянность всех калединских приближенных. У Каледина не нашлось достойного преемника. Собственно, некому было даже вручить пакет.
Юрий Александрович разглядывал этого рубаку, этого бывалого боевого генерала. В гробу лицо его было безмятежно. Но почему же он проиграл войну?! Разве не вел он в бой смелые, отчаянные казачьи сотни? Разве не было предоставлено ему все необходимое для победы: и денежные средства, и вооружение, и продовольствие, и военное снаряжение?! Под его командованием были настоящие воинские части, опытные, обученные, обстрелянные в годы войны. А что ему могла противопоставить Советская республика? Какие-то рабочие отряды! Каких-то наскоро собранных красногвардейцев! Центральная рада заключила с Калединым тайное соглашение, беспрепятственно пропускала на Дон казачьи части для калединской армии, оказывала любую помощь... Америка, Франция, как няньки, лелеяли и берегли эту затею... Какие же секреты военного искусства знали таганрогские рабочие? Почему Сиверс оказался талантливее Каледина?
Все эти вопросы задавал себе Юрий Александрович. И не находил на них ответа. Он думал: "Мы все, кажется, недооцениваем боеспособность врага. Обязательно выскажу эту мысль нашим заграничным доброжелателям!"
Юрий Александрович уничтожил секретный пакет и через Кавказ уехал за границу.
В Париже Юрий Александрович виделся с бывшим послом Временного правительства, а теперь полномочным представителем Колчака Маклаковым. Маклаков настроен был оптимистически.
- Нельзя обращать внимание на временные неудачи, - говорил он покровительственно Юрию Александровичу. - Сейчас, мне кажется, все за границей поняли серьезность положения. Надо действовать, действовать! Это самое главное. Нельзя сидеть сложа руки!
- Вы мне можете объяснить, почему застрелился Каледин?
- Странный вопрос! Смалодушествовал! Мало ли почему стреляются! Самолюбивый человек, поддался настроению... Вот, извольте прочесть мое сообщение, которое я отправляю в Омск: сто аэропланов с полным снаряжением - с пулеметами, бомбами, гранатами, радиоустановками и так далее. Сто аэропланов закуплено для Деникина! Вот о чем надо думать, а не о том, по каким таким причинам изволил застрелиться Каледин. У нас, слава богу, хватит генералов, мы формируем Добровольческую армию наполовину из кадрового офицерства. Эти не изменят. Так-то, дорогой Юрий Александрович!
Из Парижа Юрий Александрович Бахарев отправился в Закарпатье, которое было к этому времени оккупировано французскими войсками. Там Юрий Александрович прочел грамоту гетмана Скоропадского, получил сообщение, что Долгоруковы уехали в свое имение, и тотчас решил повидаться с Люси.
Он непрерывно помнил о ней, помнил всегда, даже в минуты смертельной опасности. Да, он всегда помнил о голубых глазах милой, нежной княжны. Кроме того, ему очень нравилось, что она не кто-нибудь, а княжна Долгорукова. Он непременно на ней женится, и, когда вся эта канитель с большевиками закончится, он приведет в блестящее состояние долгоруковское имение и поставит все хозяйство по-европейски, красиво, культурно, образцово.
И вот он мог наконец поехать к ней, в Прохладное. Он ехал не с пустыми руками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70