Вымотанный Джеймс Холлэнд согласился.
После обсуждения плана действий в салоне выключили свет, щитки на иллюминаторах опустили, занавески между классами задернули. Салон наверху остался освещенным. Холлэнд приказал смене «Б» найти себе места и немного поспать и пообещал поступить так же, приписав себя тоже к смене «Б».
Лежа на одной из пилотских коек в маленькой комнатке прямо за кабиной пилотов, Джеймс Холлэнд прикрыл ноги одеялом и закрыл глаза, чувствуя себя эмоционально опустошенным. Он вымотался, но сон не шел. Вместо этого в памяти всплывали беспокойные видения того, что произошло на летном поле, и ощущение собственного бессилия, которое он испытал, когда его пассажирка бежала навстречу смерти.
«Я должен был попытаться догнать ее! – сказал он самому себе. – Они бы не стали в меня за это стрелять».
Но мозг подсказывал совсем другое. Если бы Холлэнд попытался настичь Лизу в эти последние несколько секунд, когда она рванулась к канату, его тело бы тоже осталось лежать там.
И все-таки ему надо было сделать еще одну попытку.
После того как они привели Кейта Эриксона обратно в самолет, его осторожно отвели к пустому ряду кресел наверху, и стюардессы по очереди сидели рядом с обезумевшим вдовцом. Холлэнд тоже немного побыл с ним, прежде чем вернуться к себе в кабину. И теперь он не мог думать ни о чем другом, кроме оставшегося в темноте Эриксона, погруженного в зияющую пустоту ужаса и печали.
Капитан знал, что значит потерять жену и любимую, не из-за смерти, а из-за развода. Он невероятно отчетливо помнил, как пусто стало без Сандры, когда та не смогла больше терпеть его натуру отшельника. Не очень подходящее сравнение, одернул себя Джеймс. Сандра ведь жива.
Он вспомнил ее в первые дни их брака, когда они так отчаянно любили друг друга. Каково бы ему тогда было видеть прекрасное тело Сандры, растерзанное градом пуль, как это случилось с Лизой Эриксон.
Холлэнда передернуло при этой мысли. То, что должен испытывать Эриксон, непостижимо!
Капитану не спалось, и не было смысла оставаться в темноте. Он спокойно поднялся и открыл дверь. Постоял у шторки, отделяющей кабину пилотов и их комнату отдыха от салона на верхней палубе, потом отдернул ее. В глубине салона небольшая группа собралась возле Кейта Эриксона. Темноту нарушал только лучик света от лампочки для чтения над головой. Капитан почувствовал, что просто обязан пойти и поговорить с ним, но в то же самое время ему было страшно приблизиться к глубокой печали Эриксона. Подобно черной дыре, этого человека теперь окружала аура трагедии.
В роли капитана Холлэнд мог справиться с потерей Лизы Эриксон, но по-человечески это было слишком тяжело, слишком реально. Он провел целую жизнь, пытаясь защититься от боли и тоски и какой-то пустоты, которые так часто ощущал.
Джеймс Холлэнд вцепился в перегородку и отвернулся к иллюминаторам на правой стороне салона. Как бы ему хотелось, чтобы там было помещение, убежище, где бы он мог остаться один.
В полном и абсолютном одиночестве!
Ему необходимо закрыть глаза и почувствовать себя напуганным, несчастным и виноватым, и испытать еще тысячу чувств, которые он не мог показать. Вероятно, ему надо даже поплакать.
Но только не в роли капитана.
Холлэнд глубоко вздохнул, выпрямился во весь свой немалый рост, повернулся и направился к креслу Кейта Эриксона.
* * *
Они разместили его на двести пятьдесят футов дальше, в хвосте, в комнате отдыха экипажа самолета. Двадцатилетний Гэри Штраус пытался сохранить улыбку на лице. Его и так достаточно возбуждало присутствие в том же самом «боинге» Стефани Штайгель, красавицы-немки, с которой он познакомился в Швейцарии, но то, что место девушки оказалось через проход от его собственного, было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. А теперь она стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в комнату отдыха, потому что пришла навестить его. Ее растрепанные белокурые волосы каскадом падали на плечи и великолепно обрамляли грудь. Это почти свело его с ума от желания, когда они познакомились неделей раньше, катаясь с гор на лыжах.
– Привет, герр Штраус, – произнесла Стефани с улыбкой, и явный немецкий акцент прозвучал в ее мелодичном, с небольшим придыханием голосе.
– Vie geht es ihnen?
Юноша склонил голову набок в притворном изумлении.
– Гм?
– Я спросила, как ты себя чувствуешь.
– Я так и думал! Намного лучше теперь, когда ты здесь, – ответил Гэри, сияя улыбкой.
Стефани подошла к нему и встала на колени, отлично зная, куда устремлен его взгляд. Девушка потянулась и рукой приподняла подбородок юноши так, чтобы их взгляды встретились.
– Ты прекратишь меня разглядывать и так смотреть на мою грудь, а?
Парень улыбнулся немного застенчиво.
– Я восхищаюсь ею.
Стефани пропустила замечание мимо ушей.
– Правда, Гэри, как ты себя чувствуешь? Тебе здесь лучше лежать?
Он кивнул.
– Мне кажется, намного лучше. Доктор Турнхайр считает, что ему, может быть, придется все-таки снять этот гипс. Его беспокоит кровообращение. Моя нога так распухла, что ей тесно в гипсе.
– Мне так жаль. Я могу тебе что-нибудь принести?
– Просто оставайся в пределах видимости, и со мной все будет в порядке.
– Ты ужасен! Думай о серьезных вещах.
– Слушаюсь, мадам.
Стефани оглянулась на лестницу и вздохнула, ее лицо стало серьезным.
– Гэри, что ты думаешь обо всем этом?
Он обдумывал вопрос, глядя на девушку. Она была атлетически сложена, загорелая, чуть старше его – года двадцать два, – но с первой же встречи на горе между ними возникло сильное взаимное влечение. Когда она оказалась рядом и нашла его со сломанной ногой, мучающимся от боли, она преисполнилась решимости нянчить его, но теперь ее мысли обратились к себе самой, ее мучили предчувствия.
Стефани снова повернулась к Гэри.
– Меня все это пугает. Эти люди снаружи. Просто так взять и убить молодую женщину, потому что она пыталась пересечь линию...
– Стефани, как сказал капитан, они нас боятся.
– А ты боишься? – поинтересовалась она.
– Чего?
– Ты боишься того, что все мы заболеем? Может ли это кончиться так же, как вирус Андромеды? Много лет назад, еще маленькой, я видела об этом фильм. Меня это напугало.
Гэри пожал плечами:
– Не знаю, что с этим делать. Экипаж продолжает повторять, что это ложная тревога.
– Я тоже молюсь, чтобы это было так. Но все же я думаю, что они напуганы.
Гэри потянулся и нежно взял ее за руку, наслаждаясь тем, что она не сопротивляется. Стефани училась на старшем курсе в Йеле, а он на младшем курсе в Принстоне. Но есть железные дороги. Юноша начал строить планы еще в Швейцарии!
Но оказаться с ней в одном самолете! Он почти обрадовался, когда ему и его родителям пришлось прервать отдых из-за его сломанной ноги.
Гэри поморщился, когда боль пронзила ногу под гипсом.
Почти обрадовался.
– Разве ты не собираешься провести Рождество с семьей? – спросил он.
Стефани кивнула.
– Да. Отец работает в Штатах. Моя мать умерла несколько лет назад. Я буду с ним на Рождество... я надеюсь. – Она махнула рукой в сторону носа самолета. – Если мы отсюда выберемся.
– Я ценю то, что ты пришла сюда, Стефани. Послушай, самое лучшее лекарство – это просто выбросить все из головы. Я уверен, что капитан прав. Мы в самом центре классической правительственной, военной и дипломатической паники. Предполагается, что на борту страшный вирус, поэтому они на ушах стоят, стараясь удержать нас подальше от остального мира.
Стефани озадаченно посмотрела на него.
– Что значит «на ушах стоят»? Я этого не знаю.
– Идиоматическое выражение. Слэнг. Означает, ну, стараются изо всех сил, лезут из кожи вон.
Девушка покачала головой. Улыбка пропала.
– Английский – такой странный язык, – ее голос упал, когда она снова взглянула на дверь.
– С нами все будет в порядке, Стефани, правда.
Она снова постаралась улыбнуться. «Улыбка в тысячу мегаватт», – решил он.
– Тебе нужно поспать, Гэри, да и мне тоже, – произнесла Стефани.
Он поднял одну бровь, решая про себя, можно ли ее подразнить.
– Ты... ну... можешь спать здесь. Я хочу сказать, – Гэри жестом указал на свою ногу, – что кровать достаточно велика, и я вполне безобиден, и занавеска здесь есть.
Она не слушала. Ее улыбка угасла, Стефани склонила голову набок.
– Гэри, почему твой отец был так груб со мной, когда я спросила, не могу ли я чем-нибудь помочь. Я сделала что-то не так?
В голове парня снова пронеслись нескончаемые отцовские лекции по семейной истории. Дедушка и бабушка Гэри попали в Аушвиц в конце войны, и его отец – тогда маленький мальчик – в ужасе смотрел с другой стороны проволочного ограждения, как его родителей загнали в длинную очередь обнаженных мужчин, женщин, детей, медленно идущих в печь, некоторые из которых не получили даже милосердного выстрела в затылок. Как шестилетнюю особь мужского пола, маленького Абе Штрауса оставили в живых ради неизвестных целей, но союзники пришли раньше.
И в результате отец Гэри ненавидел немцев и все немецкое. Он был ошеломлен и рассержен тем обстоятельством, что из-за непредвиденного возвращения домой его семье придется делать пересадку во Франкфурте, а не в Париже.
И ему совсем не нравилось, что его сын интересуется немецкой девушкой.
– Стефани, мы евреи. В детстве отец был в Аушвице.
Он услышал, как Стефани вздохнула, и увидел, как ее взгляд метнулся в сторону. Потом она снова взглянула на него и слабо улыбнулась.
– Тогда я понимаю. Мне жаль.
Стефани отодвинулась, но Гэри взял ее за руку и притянул обратно, нежно, но твердо.
– Стефани, это их поколение. Не наше.
Она кивнула.
– Я не хотела причинять неприятностей.
Гэри улыбнулся ей.
– Ты этого и не делаешь. Разумеется, если ты не оставишь меня здесь одного. Иначе мои завывания не дадут никому спать.
Стефани снова покачала головой.
– Как я уже сказала, ты ужасен. Сексуально озабоченный младенец. Ты явно слишком молод для меня! – Она вырвалась и встала, неосознанно выгнув спину, что лишь подчеркнуло ее внушительный бюст.
Гэри сжал правую руку в кулак и ударил по костяшке указательного пальца с легким стоном. Стефани шлепнула его.
– Если тебя мучит вожделение, я сейчас уйду оттуда, – поддразнила она.
– Надо говорить «отсюда», и меня мучит не вожделение, а любовь.
– Schweinehund! Я вернусь через некоторое время посмотреть, не умер ли ты.
Гэри смотрел, как она спускается с лестницы и исчезает. Он улыбнулся и лег на спину, высчитывая среднее время поездки от одного университета до другого и возможные преимущества от перевода в Йель.
Все волнения по поводу смертоносного вируса и сломанной ноги временно отошли на второй план.
* * *
Когда Стефани вернулась в основной салон, лысеющий, несколько полноватый мужчина лет под шестьдесят, извинившись, выбрался из кресла у окна и достал свой дипломат из отделения над головой, затем направился на верхнюю палубу. Он нашел незанятый ряд справа и устроился там, достав маленький компьютер-ноутбук. Многих пассажиров интересовало, что же это он там делает. Мужчина улыбался им, ему нравилось, что его никто не узнает. Он думал о преимуществе быть одновременно знаменитым и невидимым. Журналист, проработавший двадцать лет в газете «Вашингтон пост» и получивший Пулитцеровскую премию, его статьи были известны и пользовались уважением. Но сам он мог смешаться с толпой, подобно хамелеону, наблюдая в свое удовольствие и узнавая людей, не становясь при этом центром внимания.
Дон Мозес открыл компьютер и включил его. Много часов он наблюдал происходящее и записывал свои мысли, в основном от скуки. До убийства Лизы Эриксон вся чрезвычайная ситуация казалась довольно тривиальной – обычная правительственная истерия по поводу неясной угрозы, как им сказал капитан.
Но неожиданно все изменилось, и атмосфера раздражения сменилась опасениями.
Он ввел несколько команд в компьютер и решил написать трехстраничную заметку. Когда закончит статью, Мозес сможет подсоединить модем своего компьютера к спутниковому бортовому телефону и передать ее на компьютер своей газеты в Вашингтоне, уже готовую к печати.
* * *
Дон Мозес подумал о своей жене, Джейми, ожидающей его в домике в горах, который они сняли в Аспине. И дети должны быть уже там. Джил и Джейк, их супруги и его внуки, каждый в своем небольшом фургоне. «Слава Богу, они хорошо восприняли мой второй брак после смерти их матери, – подумал он, – иначе совместное празднование Рождества превратилось бы в катастрофу». Джейми в свои тридцать четыре года была моложе его дочери Джил, но все приняли ее в семью.
Мозес набросал несколько заголовков, указал время и место, потом позволил своим мыслям вернуться к телефонному разговору с семьей.
Он был настроен скептически.
Они смотрели репортажи Си-эн-эн, постоянно рассказывающие о кризисе, и были напуганы.
Он смеялся и преуменьшал риск любого заболевания и возможное присутствие смертельного вируса. Да, сказал он им, служба безопасности окружает самолет, как сообщает Си-эн-эн, но это типичная реакция ВВС. Никто из тех, кто занимается этой ситуацией, на самом деле не верит, что карантин это нечто большее, чем мера предосторожности.
Это было до того, как служба безопасности ВВС представила роковое доказательство тому, что вирусное заражение пассажиров «боинга» воспринимается крайне серьезно.
Они неожиданно стали настоящей сенсацией, и его инстинкт репортера не мог не обратить на это внимания. Но больше всего его игра в журналиста помогала ему спастись от ужаса, который он испытывал. Дон мог наблюдать, комментировать, писать, погружаясь в успокаивающую иллюзию, – когда статья будет закончена, он сможет выйти отсюда невредимым.
Глава семнадцатая
Штаб-квартира ЦРУ
Лэнгли, штат Виргиния –
суббота, 23 декабря – 06.00 (11.00 Z)
Расти Сэндерс не был готов к срочному рапорту от агентов ЦРУ в Каире, на который он наткнулся. За два предыдущих года доктор стал отличным специалистом по компьютерным сетям Управления. Он запустил специальную программу поиска, чтобы выяснить, нет ли каких сообщений, касающихся рейса 66.
Донесение из Каира Сэндерс выловил в 5.34 утра.
Расти позвонил в кабинет Марка Хейстингса.
– Я сделал для вас распечатку, – сказал он ему, – но если кратко, то наши люди в Каире получили информацию, что самолет может привлечь внимание шиитской террористической группы. В рапорте говорится, что ходят слухи – как раз сейчас террористы пытаются получить в Египте и Ливии военный самолет с достаточным радиусом действия, чтобы добраться до восточной Мавритании.
– Господи ты Боже мой! – воскликнул Марк. – Им уже известно место приземления «боинга»? У Рота будет сердечный приступ!
– А они могут так быстро действовать? Я имею в виду, иранцы?
– Наверняка. И у них достаточно денег, чтобы выполнить все, что задумали, да и ума им для этой работы не занимать. Сделайте еще одну распечатку, я сейчас спущусь. Мне следует сообщить об этом Роту.
Когда Марк забрал сообщение и ушел, Расти снова обратился к компьютеру и опять вызвал на экран этот файл. В зал вошла Шерри Эллис и встала слева у него за спиной, пока Расти перечитывал рапорт.
– Сделайте копию и для меня, хорошо, Расти? – попросила она.
Он кивнул, наслаждаясь слабым ароматом ее духов, пока его пальцы бегали по клавишам. Шерри читала сообщение, а Расти вводил нужные команды.
– Закончили? – поинтересовался он.
Шерри кивнула и выпрямилась.
– Что вы об этом думаете? – спросил Сэндерс.
– Сообщению вполне можно верить, – заметила женщина растерянно. – Любая группа при наличии нужного самолета может перелететь через пустыню и достичь аэродрома, а потом атаковать его. Так я полагаю.
– И чего они добьются? – спросил Расти. – Я хочу сказать – очевидно, во всех штабах террористических организаций Ближнего Востока слышали новости Си-эн-эн и агентства Рейтер. Если они выяснили все о пункте назначения, то им известно, почему «боинг» направляется туда. Конечно, на борту самолета посол Ланкастер, но они знают, что он умрет, так же как и остальные. Зачем рисковать людьми и вооружением ради убийства почти мертвого человека на глазах сотен свидетелей? Это лишено всякого смысла.
Шерри села и оперлась подбородком о ладонь, локоть на столе, глаза смотрят в стену.
– Ведь так, верно?
Не меняя позы, женщина искоса взглянула на Расти.
– Но, знаете ли, у нас так много людей, томящихся от скуки, что им кажется необходимым послать предупреждение всякий раз, как только им приснится страшный сон.
– Я никогда не работал агентом.
– А я работала, и это действительно бывает невыносимо тоскливым. – Шерри встала. – То, что меня и вправду беспокоит, Расти, так это то, каким образом им Удалось так быстро вычислить аэродром. Я хочу сказать, что, разумеется, авиакомпания сообщила об этом своим людям по спутниковой связи, но та единственная организация, обладающая достаточными техническими средствами для прослушивания этих каналов, располагает и возможностью организовать нападение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
После обсуждения плана действий в салоне выключили свет, щитки на иллюминаторах опустили, занавески между классами задернули. Салон наверху остался освещенным. Холлэнд приказал смене «Б» найти себе места и немного поспать и пообещал поступить так же, приписав себя тоже к смене «Б».
Лежа на одной из пилотских коек в маленькой комнатке прямо за кабиной пилотов, Джеймс Холлэнд прикрыл ноги одеялом и закрыл глаза, чувствуя себя эмоционально опустошенным. Он вымотался, но сон не шел. Вместо этого в памяти всплывали беспокойные видения того, что произошло на летном поле, и ощущение собственного бессилия, которое он испытал, когда его пассажирка бежала навстречу смерти.
«Я должен был попытаться догнать ее! – сказал он самому себе. – Они бы не стали в меня за это стрелять».
Но мозг подсказывал совсем другое. Если бы Холлэнд попытался настичь Лизу в эти последние несколько секунд, когда она рванулась к канату, его тело бы тоже осталось лежать там.
И все-таки ему надо было сделать еще одну попытку.
После того как они привели Кейта Эриксона обратно в самолет, его осторожно отвели к пустому ряду кресел наверху, и стюардессы по очереди сидели рядом с обезумевшим вдовцом. Холлэнд тоже немного побыл с ним, прежде чем вернуться к себе в кабину. И теперь он не мог думать ни о чем другом, кроме оставшегося в темноте Эриксона, погруженного в зияющую пустоту ужаса и печали.
Капитан знал, что значит потерять жену и любимую, не из-за смерти, а из-за развода. Он невероятно отчетливо помнил, как пусто стало без Сандры, когда та не смогла больше терпеть его натуру отшельника. Не очень подходящее сравнение, одернул себя Джеймс. Сандра ведь жива.
Он вспомнил ее в первые дни их брака, когда они так отчаянно любили друг друга. Каково бы ему тогда было видеть прекрасное тело Сандры, растерзанное градом пуль, как это случилось с Лизой Эриксон.
Холлэнда передернуло при этой мысли. То, что должен испытывать Эриксон, непостижимо!
Капитану не спалось, и не было смысла оставаться в темноте. Он спокойно поднялся и открыл дверь. Постоял у шторки, отделяющей кабину пилотов и их комнату отдыха от салона на верхней палубе, потом отдернул ее. В глубине салона небольшая группа собралась возле Кейта Эриксона. Темноту нарушал только лучик света от лампочки для чтения над головой. Капитан почувствовал, что просто обязан пойти и поговорить с ним, но в то же самое время ему было страшно приблизиться к глубокой печали Эриксона. Подобно черной дыре, этого человека теперь окружала аура трагедии.
В роли капитана Холлэнд мог справиться с потерей Лизы Эриксон, но по-человечески это было слишком тяжело, слишком реально. Он провел целую жизнь, пытаясь защититься от боли и тоски и какой-то пустоты, которые так часто ощущал.
Джеймс Холлэнд вцепился в перегородку и отвернулся к иллюминаторам на правой стороне салона. Как бы ему хотелось, чтобы там было помещение, убежище, где бы он мог остаться один.
В полном и абсолютном одиночестве!
Ему необходимо закрыть глаза и почувствовать себя напуганным, несчастным и виноватым, и испытать еще тысячу чувств, которые он не мог показать. Вероятно, ему надо даже поплакать.
Но только не в роли капитана.
Холлэнд глубоко вздохнул, выпрямился во весь свой немалый рост, повернулся и направился к креслу Кейта Эриксона.
* * *
Они разместили его на двести пятьдесят футов дальше, в хвосте, в комнате отдыха экипажа самолета. Двадцатилетний Гэри Штраус пытался сохранить улыбку на лице. Его и так достаточно возбуждало присутствие в том же самом «боинге» Стефани Штайгель, красавицы-немки, с которой он познакомился в Швейцарии, но то, что место девушки оказалось через проход от его собственного, было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой. А теперь она стояла на верхней ступеньке лестницы, ведущей в комнату отдыха, потому что пришла навестить его. Ее растрепанные белокурые волосы каскадом падали на плечи и великолепно обрамляли грудь. Это почти свело его с ума от желания, когда они познакомились неделей раньше, катаясь с гор на лыжах.
– Привет, герр Штраус, – произнесла Стефани с улыбкой, и явный немецкий акцент прозвучал в ее мелодичном, с небольшим придыханием голосе.
– Vie geht es ihnen?
Юноша склонил голову набок в притворном изумлении.
– Гм?
– Я спросила, как ты себя чувствуешь.
– Я так и думал! Намного лучше теперь, когда ты здесь, – ответил Гэри, сияя улыбкой.
Стефани подошла к нему и встала на колени, отлично зная, куда устремлен его взгляд. Девушка потянулась и рукой приподняла подбородок юноши так, чтобы их взгляды встретились.
– Ты прекратишь меня разглядывать и так смотреть на мою грудь, а?
Парень улыбнулся немного застенчиво.
– Я восхищаюсь ею.
Стефани пропустила замечание мимо ушей.
– Правда, Гэри, как ты себя чувствуешь? Тебе здесь лучше лежать?
Он кивнул.
– Мне кажется, намного лучше. Доктор Турнхайр считает, что ему, может быть, придется все-таки снять этот гипс. Его беспокоит кровообращение. Моя нога так распухла, что ей тесно в гипсе.
– Мне так жаль. Я могу тебе что-нибудь принести?
– Просто оставайся в пределах видимости, и со мной все будет в порядке.
– Ты ужасен! Думай о серьезных вещах.
– Слушаюсь, мадам.
Стефани оглянулась на лестницу и вздохнула, ее лицо стало серьезным.
– Гэри, что ты думаешь обо всем этом?
Он обдумывал вопрос, глядя на девушку. Она была атлетически сложена, загорелая, чуть старше его – года двадцать два, – но с первой же встречи на горе между ними возникло сильное взаимное влечение. Когда она оказалась рядом и нашла его со сломанной ногой, мучающимся от боли, она преисполнилась решимости нянчить его, но теперь ее мысли обратились к себе самой, ее мучили предчувствия.
Стефани снова повернулась к Гэри.
– Меня все это пугает. Эти люди снаружи. Просто так взять и убить молодую женщину, потому что она пыталась пересечь линию...
– Стефани, как сказал капитан, они нас боятся.
– А ты боишься? – поинтересовалась она.
– Чего?
– Ты боишься того, что все мы заболеем? Может ли это кончиться так же, как вирус Андромеды? Много лет назад, еще маленькой, я видела об этом фильм. Меня это напугало.
Гэри пожал плечами:
– Не знаю, что с этим делать. Экипаж продолжает повторять, что это ложная тревога.
– Я тоже молюсь, чтобы это было так. Но все же я думаю, что они напуганы.
Гэри потянулся и нежно взял ее за руку, наслаждаясь тем, что она не сопротивляется. Стефани училась на старшем курсе в Йеле, а он на младшем курсе в Принстоне. Но есть железные дороги. Юноша начал строить планы еще в Швейцарии!
Но оказаться с ней в одном самолете! Он почти обрадовался, когда ему и его родителям пришлось прервать отдых из-за его сломанной ноги.
Гэри поморщился, когда боль пронзила ногу под гипсом.
Почти обрадовался.
– Разве ты не собираешься провести Рождество с семьей? – спросил он.
Стефани кивнула.
– Да. Отец работает в Штатах. Моя мать умерла несколько лет назад. Я буду с ним на Рождество... я надеюсь. – Она махнула рукой в сторону носа самолета. – Если мы отсюда выберемся.
– Я ценю то, что ты пришла сюда, Стефани. Послушай, самое лучшее лекарство – это просто выбросить все из головы. Я уверен, что капитан прав. Мы в самом центре классической правительственной, военной и дипломатической паники. Предполагается, что на борту страшный вирус, поэтому они на ушах стоят, стараясь удержать нас подальше от остального мира.
Стефани озадаченно посмотрела на него.
– Что значит «на ушах стоят»? Я этого не знаю.
– Идиоматическое выражение. Слэнг. Означает, ну, стараются изо всех сил, лезут из кожи вон.
Девушка покачала головой. Улыбка пропала.
– Английский – такой странный язык, – ее голос упал, когда она снова взглянула на дверь.
– С нами все будет в порядке, Стефани, правда.
Она снова постаралась улыбнуться. «Улыбка в тысячу мегаватт», – решил он.
– Тебе нужно поспать, Гэри, да и мне тоже, – произнесла Стефани.
Он поднял одну бровь, решая про себя, можно ли ее подразнить.
– Ты... ну... можешь спать здесь. Я хочу сказать, – Гэри жестом указал на свою ногу, – что кровать достаточно велика, и я вполне безобиден, и занавеска здесь есть.
Она не слушала. Ее улыбка угасла, Стефани склонила голову набок.
– Гэри, почему твой отец был так груб со мной, когда я спросила, не могу ли я чем-нибудь помочь. Я сделала что-то не так?
В голове парня снова пронеслись нескончаемые отцовские лекции по семейной истории. Дедушка и бабушка Гэри попали в Аушвиц в конце войны, и его отец – тогда маленький мальчик – в ужасе смотрел с другой стороны проволочного ограждения, как его родителей загнали в длинную очередь обнаженных мужчин, женщин, детей, медленно идущих в печь, некоторые из которых не получили даже милосердного выстрела в затылок. Как шестилетнюю особь мужского пола, маленького Абе Штрауса оставили в живых ради неизвестных целей, но союзники пришли раньше.
И в результате отец Гэри ненавидел немцев и все немецкое. Он был ошеломлен и рассержен тем обстоятельством, что из-за непредвиденного возвращения домой его семье придется делать пересадку во Франкфурте, а не в Париже.
И ему совсем не нравилось, что его сын интересуется немецкой девушкой.
– Стефани, мы евреи. В детстве отец был в Аушвице.
Он услышал, как Стефани вздохнула, и увидел, как ее взгляд метнулся в сторону. Потом она снова взглянула на него и слабо улыбнулась.
– Тогда я понимаю. Мне жаль.
Стефани отодвинулась, но Гэри взял ее за руку и притянул обратно, нежно, но твердо.
– Стефани, это их поколение. Не наше.
Она кивнула.
– Я не хотела причинять неприятностей.
Гэри улыбнулся ей.
– Ты этого и не делаешь. Разумеется, если ты не оставишь меня здесь одного. Иначе мои завывания не дадут никому спать.
Стефани снова покачала головой.
– Как я уже сказала, ты ужасен. Сексуально озабоченный младенец. Ты явно слишком молод для меня! – Она вырвалась и встала, неосознанно выгнув спину, что лишь подчеркнуло ее внушительный бюст.
Гэри сжал правую руку в кулак и ударил по костяшке указательного пальца с легким стоном. Стефани шлепнула его.
– Если тебя мучит вожделение, я сейчас уйду оттуда, – поддразнила она.
– Надо говорить «отсюда», и меня мучит не вожделение, а любовь.
– Schweinehund! Я вернусь через некоторое время посмотреть, не умер ли ты.
Гэри смотрел, как она спускается с лестницы и исчезает. Он улыбнулся и лег на спину, высчитывая среднее время поездки от одного университета до другого и возможные преимущества от перевода в Йель.
Все волнения по поводу смертоносного вируса и сломанной ноги временно отошли на второй план.
* * *
Когда Стефани вернулась в основной салон, лысеющий, несколько полноватый мужчина лет под шестьдесят, извинившись, выбрался из кресла у окна и достал свой дипломат из отделения над головой, затем направился на верхнюю палубу. Он нашел незанятый ряд справа и устроился там, достав маленький компьютер-ноутбук. Многих пассажиров интересовало, что же это он там делает. Мужчина улыбался им, ему нравилось, что его никто не узнает. Он думал о преимуществе быть одновременно знаменитым и невидимым. Журналист, проработавший двадцать лет в газете «Вашингтон пост» и получивший Пулитцеровскую премию, его статьи были известны и пользовались уважением. Но сам он мог смешаться с толпой, подобно хамелеону, наблюдая в свое удовольствие и узнавая людей, не становясь при этом центром внимания.
Дон Мозес открыл компьютер и включил его. Много часов он наблюдал происходящее и записывал свои мысли, в основном от скуки. До убийства Лизы Эриксон вся чрезвычайная ситуация казалась довольно тривиальной – обычная правительственная истерия по поводу неясной угрозы, как им сказал капитан.
Но неожиданно все изменилось, и атмосфера раздражения сменилась опасениями.
Он ввел несколько команд в компьютер и решил написать трехстраничную заметку. Когда закончит статью, Мозес сможет подсоединить модем своего компьютера к спутниковому бортовому телефону и передать ее на компьютер своей газеты в Вашингтоне, уже готовую к печати.
* * *
Дон Мозес подумал о своей жене, Джейми, ожидающей его в домике в горах, который они сняли в Аспине. И дети должны быть уже там. Джил и Джейк, их супруги и его внуки, каждый в своем небольшом фургоне. «Слава Богу, они хорошо восприняли мой второй брак после смерти их матери, – подумал он, – иначе совместное празднование Рождества превратилось бы в катастрофу». Джейми в свои тридцать четыре года была моложе его дочери Джил, но все приняли ее в семью.
Мозес набросал несколько заголовков, указал время и место, потом позволил своим мыслям вернуться к телефонному разговору с семьей.
Он был настроен скептически.
Они смотрели репортажи Си-эн-эн, постоянно рассказывающие о кризисе, и были напуганы.
Он смеялся и преуменьшал риск любого заболевания и возможное присутствие смертельного вируса. Да, сказал он им, служба безопасности окружает самолет, как сообщает Си-эн-эн, но это типичная реакция ВВС. Никто из тех, кто занимается этой ситуацией, на самом деле не верит, что карантин это нечто большее, чем мера предосторожности.
Это было до того, как служба безопасности ВВС представила роковое доказательство тому, что вирусное заражение пассажиров «боинга» воспринимается крайне серьезно.
Они неожиданно стали настоящей сенсацией, и его инстинкт репортера не мог не обратить на это внимания. Но больше всего его игра в журналиста помогала ему спастись от ужаса, который он испытывал. Дон мог наблюдать, комментировать, писать, погружаясь в успокаивающую иллюзию, – когда статья будет закончена, он сможет выйти отсюда невредимым.
Глава семнадцатая
Штаб-квартира ЦРУ
Лэнгли, штат Виргиния –
суббота, 23 декабря – 06.00 (11.00 Z)
Расти Сэндерс не был готов к срочному рапорту от агентов ЦРУ в Каире, на который он наткнулся. За два предыдущих года доктор стал отличным специалистом по компьютерным сетям Управления. Он запустил специальную программу поиска, чтобы выяснить, нет ли каких сообщений, касающихся рейса 66.
Донесение из Каира Сэндерс выловил в 5.34 утра.
Расти позвонил в кабинет Марка Хейстингса.
– Я сделал для вас распечатку, – сказал он ему, – но если кратко, то наши люди в Каире получили информацию, что самолет может привлечь внимание шиитской террористической группы. В рапорте говорится, что ходят слухи – как раз сейчас террористы пытаются получить в Египте и Ливии военный самолет с достаточным радиусом действия, чтобы добраться до восточной Мавритании.
– Господи ты Боже мой! – воскликнул Марк. – Им уже известно место приземления «боинга»? У Рота будет сердечный приступ!
– А они могут так быстро действовать? Я имею в виду, иранцы?
– Наверняка. И у них достаточно денег, чтобы выполнить все, что задумали, да и ума им для этой работы не занимать. Сделайте еще одну распечатку, я сейчас спущусь. Мне следует сообщить об этом Роту.
Когда Марк забрал сообщение и ушел, Расти снова обратился к компьютеру и опять вызвал на экран этот файл. В зал вошла Шерри Эллис и встала слева у него за спиной, пока Расти перечитывал рапорт.
– Сделайте копию и для меня, хорошо, Расти? – попросила она.
Он кивнул, наслаждаясь слабым ароматом ее духов, пока его пальцы бегали по клавишам. Шерри читала сообщение, а Расти вводил нужные команды.
– Закончили? – поинтересовался он.
Шерри кивнула и выпрямилась.
– Что вы об этом думаете? – спросил Сэндерс.
– Сообщению вполне можно верить, – заметила женщина растерянно. – Любая группа при наличии нужного самолета может перелететь через пустыню и достичь аэродрома, а потом атаковать его. Так я полагаю.
– И чего они добьются? – спросил Расти. – Я хочу сказать – очевидно, во всех штабах террористических организаций Ближнего Востока слышали новости Си-эн-эн и агентства Рейтер. Если они выяснили все о пункте назначения, то им известно, почему «боинг» направляется туда. Конечно, на борту самолета посол Ланкастер, но они знают, что он умрет, так же как и остальные. Зачем рисковать людьми и вооружением ради убийства почти мертвого человека на глазах сотен свидетелей? Это лишено всякого смысла.
Шерри села и оперлась подбородком о ладонь, локоть на столе, глаза смотрят в стену.
– Ведь так, верно?
Не меняя позы, женщина искоса взглянула на Расти.
– Но, знаете ли, у нас так много людей, томящихся от скуки, что им кажется необходимым послать предупреждение всякий раз, как только им приснится страшный сон.
– Я никогда не работал агентом.
– А я работала, и это действительно бывает невыносимо тоскливым. – Шерри встала. – То, что меня и вправду беспокоит, Расти, так это то, каким образом им Удалось так быстро вычислить аэродром. Я хочу сказать, что, разумеется, авиакомпания сообщила об этом своим людям по спутниковой связи, но та единственная организация, обладающая достаточными техническими средствами для прослушивания этих каналов, располагает и возможностью организовать нападение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44