И из-за этого передерутся совчеловеки, ибо подобный продукт называют докторской колбасой. Нарастить вес в сыре и масле можно парафином и туалетной бумагой, в меде – сахарином и сахаром, в коньяке – спиртом, в марганцовке крашенным. Власти в курсе подобных объегориваний и предпочитают отгораживаться – спецмагазинами, спецзакупками за кордоном: они же обладают нежными желудками, не то, что у пролетариата, готового на любые жертвы ради производства средств производства. Неописуемы пути специализации. Валера Один (кликуха Директор) полем своей деятельности избрал научно-исследовательские и проектно-технологические институты, а в них конкретно проверял «финансы профорганизаций». Научный мир давно на профсоюзы начхал, забыл, что они школа коммунизма. «Директор» краснощек, в росомаховой шапке, замшевое пальто на собачьей подкладке, в финских ботинках и с узкими серпами усов. Вежлив и корректен – проходит без пропусков в столь закрытые заведения, как НИИОлово, Институт ядерной физики. Он говорит: «Я из министерства (я из обкома, я из дорпрофсожа и т.д.). Мне нужен ваш профорг или тот, кто отвечает за собес». Любой охранник пропустит такого вежливого и солидного человека: «Пожалуйста, проходите, комната 49, этаж третий». Ловкость рук позволяет при подходе к профсоюзу заглянуть во многие кабинеты, там пройтись по сумочкам и верхней одежде. В профкоме разыграть проверяющего, ковырнуть сейфик. И еще многое можно прихватить: шапки соболиные, путевки в Дома отдыха, билеты на разные ансамбли. Страна Советов забита НИИ и Директору работы непочатый край, наука и здесь неповоротлива: пока догадаются и посовещаются, примут решение сообщить в милицию, пройдет много времени. Обшарив тридцать институтов, Директор жаловался, что только из двух позвонили, назвав его неясные приметы, в остальных перессорились между собой, подозревая друг друга в хищениях.
Кидалы – особые воры и это явление отражает новую, более развитую стадию воровства на пути к всеобщему. Начало его – годы Гражданской войны. До этого Россия славилась обманными манипуляциями нищих-«калунов», которые брали на выкуп больных, калеченых детей и с ними бродили по дорогам и селам, прося милостыню. Иногда для этой цели калечили детей и носили уже мертвых. Были и погорельцы-сборщики средств для деревень, сгоревших от пожаров, бывало и они обманывали. В советское время одна группа добралась до М.И. Калинина и так ему расписала фашистские зверства, что всесоюзный староста отвалил им в годы войны, подумайте только, вагон продовольствия. Оказалось, что эта деревня была вне линии фронта.
Кидальство – специфический обман: «обернутая материалом чурочка» делается похожей на ребенка и с ее помощью собирается подаяние, «ребенок» при этом «сосет грудь» – легко и удобно, обошел поезд и выкинул в окно. На барахолках Хабаровска и Находки известны случаи, когда обыкновенных гладкошерстных щенков одевали в искусственные шубки, снятые с гэдээровских игрушек-собак и продавали, как дорогих болонок.
Мухлевство – это тоже кидание. «Покупайте, покупайте лисью шкуру, особая порода, прочная, вечная, моль не берет и собаки на нее не лают» – кричит на барахолке скорняк. На самом деле – это перекрашенная дубом собачья шкура. Можно и шкуру баргузинского соболя растянуть втрое. Дешево продают костюмы – элегантные, вечерние, с блеском ночным – на самом деле – для покойников. В войну делали аккуратные чурочки из лиственницы и их окунали в мыло – готовы бруски хозяйственного; продавали рулонами ткань, где слои были по бокам тканевые, а внутри – оструганные бревешки; масло в бидоне только сверху – внизу вода или мазут. Само понятие «кидальщик» идет от продавцов семечек и табака, которые тренированным закидом в карман ссыпали не стакан, как положено, а четверть его. Лузгайте, граждане, курите на здоровье!
Кругом обман. И власть, начавшаяся с разгона Учредительного собрания, фальшива изначально. Говорят повсеместно: не проведешь – не проживешь. Идет из Тулуна молоковозная машина в Братск, покуривает водитель, опустивший в цистерну кусочек масла. Перед Братском он обрастет килограммами. Масло извлекается и продается.
Ко всему присматривайся – не пахнет ли обманом. Вот стоит ведро чистой брусники, по виду не определишь какая она, а на самом деле собрана из медвежьего помета-навоза. Грибная солянка? Подвох! Нашинкована из гнилых грибов. Смеются в поезде соликамские мужики, рабочие совхоза. Рассказывают: «У нас была в хозяйстве выбраковка свиней, списали по дешевке с десяток карликов-поросят, мы их купили и нынче продали, как настоящих. Они же не будут расти». Весело, весело. Кидалы-обманщики в почете, они не только негодную вещь продадут, но и при расчете сжульничают ловким уводом ассигнации в ладонь, взгляд отведут.
Так в Союзе повелось, что со словом «химия» ассоциируется обман. Химичит – значит кидает. Ушлые все пошли, друг друга норовят обмануть. Посмотри, продает чистый, крупный картофель. Покупай. Но он собран с полей, расположенных вокруг хим-олово-свинцовых комбинатов. Для себя продавец там не сажает, это для продажи – гостевой. Кто проверит, что он химичит, когда само государство радиацию распространяет в продуктовых поставках из Чернобыля. Государство и его ведомства химичат в открытую и директора говорят: «Человек такая скотина, все через себя пропустит и пронесет».
Курганский вор-мошенник таксист Виктор Белялов специализируется на обирании зэков, их родственников и знакомых. Его шмары разъезжают по добытым из зон адресам и представляются посланцами, гонцами. Жены, родители, дети отдают последние деньги, вещи для своих зэков. На этом мошенничестве он зарабатывает прилично, тысячи гребет.
Вор Владимир Егоров родился от ППЖ в Берлине в 1946 году и поэтому считает себя родственником Эриха Хонеккера и нашел занятие в духе перестройки. Просидев неделю у радиоприемника, он выписал имена Григорьянца, Померанца, Стрелянного. Имя Григорьянца ему понравилось и пустился он с ним в путь по стране. Представляясь членом группы Григорьянца, он входит в семьи интеллигентов-учителей, агрономов, зоотехников, расспрашивает их о судьбе и работе в сельской местности и «прозыривает» квартиру, похищая потом или сразу же в процессе интервьюирования, ценные вещи. Новоиспеченный «сын лейтенанта Шмидта» курсирует по просторам Сибири, пока удачно сматываясь от приверженцев Григорьянца и милиции, объявившей на него всесоюзный розыск.
Некоторым людям информация ни к чему, а воры от ее недостатка страдают вечно. Такова особенность этой деятельности. Проникнуть при умении можно куда угодно – даже бетонное перекрытие особыми растворами можно промочить и отверстие готово. В районные хранилища денег ни сверху, ни сбоку не проникнешь – стена каменной кладки в Восточной Сибири толщиной 64 сантиметра, 10 сантиметров воздушная прослойка и 20 сантиметров сплошной бетонной стенки с арматурой-двадцаткой, где в центр попадает перекрест квадратов другой сетки. И в этом случае был найден выход – все сооружение подцепили к трактору, переместили его на сварные листы и утащили. При этом изъяли несколько сот тысяч рублей, а хранилище утопили в реке. Оно и ныне там красуется.
Ходит-бродит вор по друзьям и знакомым, расспрашивает о гусях – состоятельных людишках, имеющих ценности и деньгу. Принимает заказы. Иметь среди друзей стоящих воров дело неплохое, любого конкурента можно убрать. Самому не стоит, а вор за плату с бакланом договорится и тот в собственное удовольствие замочит того, кого укажут: тихо, спокойно. Жена академика, неизвестно какая по счету, разболтала, что ее любимый старикашка приобрел за 50 кусков редкую японскую картину. Засеки это дело, уложи в память и продай за тысячу вору. Вскоре картина перекочует в другие, надежные руки за цену в пять-десять раз меньшую.
К старости у многих развивается логорея – недержание речи, особенно у мужчин, которые начинают страдать хвастовством – заслугами, значением, достижениями, наградами, накоплениями. Как прожить старым людям без заботы и поддержки? Все их забывают, никому они не нужны (по их мнению). Неправда, товарищи пенсионеры, нужны, да еще как. Ежели филками богаты. Вот дамочка, общается на югах с болтливыми пенсионерами-импотентами, узнает их адреса, болячки, условия жизни. И пишет она друзьям-ворам особым стилем, который называется «наводить на гусей».
Богато, хорошо жили два брата и их напарница по делам – простая медицинская сестра. Молоды, еще и тридцати нет, а уже с «Волгами», дачами, вкоцаны по последней моде в импортное кожевье. Медсестра живет поскромнее в своей кооперативной квартире, замуж выходит за смазливого студента, на сберкнижке есть куски. Она – воплощение самой что ни есть скромности и в 16-й поликлинике Новосибирска является заместителем главного редактора стенной газеты «Доброта». Редактор, он же и главврач доброй сестре (она его, пьяницу, коньячком бесплатно частенько балует) делает всякие поблажки, отпускает в любое время по разным общественным делам.
Звонок. В глазок видно – стоят трое молодых людей в белых, крахмальных халатах. Девушка обвешена медицинскими приборами и трубками, юноши с чемоданчиками. Звонят: «Откройте, пожалуйста, мы из райсобеса по вашей просьбе и письму». Входят. Здороваются. Называют по имени и отчеству.
– Мы выясняем условия, в которых вы, заслуженный человек нашего отечества, защитник Родины в прошлом, проживаете. На что жалуетесь? Какую помощь и содействие хотите от нас получить? Как у вас с духовной жизнью, чем вы наполняете свой отдых? О, у вас все сочинения Иосифа Виссарионовича Сталина?! Сейчас это редкость. В Грузии цена всех вышедших томов достигает трех и более тысяч. Мой папа тоже без Сталина и дня не может прожить. С ним, как с Богом, советуется. Недавно я в Гори, на родине вождя был, там все сохранилось: памятник, большой портрет на вокзале и музей. Мне повезло, попал на слет людей, татуированных портретами Иосифа Виссарионовича, приехали тысячи. Один мне на ухо сказал: «У меня на груди Сталин, а на жопе знаешь кто? Горбачев. Ему там самое место».
Все задушевно хохочут. Млеет и дурееет бывшее военное, партийное, лагерное начальство. Рассказывает о медалях, о своем вкладе в комсозидание и уничтожение многочисленных врагов. Скрупулезно по памяти перечисляет, в чем нуждается: необходимо сменить водопроводные краны, шток в унитазе, достать крышки для стеклобанок, ибо не замаринуешь и не засолишь без них, надо пугнуть пацанов, которые вытаскивают из почтового ящика газеты и журналы – «Советский воин», «Ветеран», «Красная звезда», «К новой жизни». Просит – он об этом многократно писал, куда надо, но не получил ответа – обратить внимание на вражеские сходки в квартире 37.
Пришедшие все аккуратно записывают в бланки, блокноты, в заявки. Для пущей важности просят расписаться и оставляют квитанции. При этом идет неторопливая беседа о вождях, врачах, происках врагов, мудрости Ленина – Сталина, КПСС, победе в войне и строительстве социализма, о коварных сионистах, тайных масонах, Коротиче и Гдляне. Гости не торопятся, хвалят красоту жены, мужество (проступающее на фотографиях) детей, внуков, похожих сейчас телом, а потом, разумеется, и делом на деда. От предложения выпить по рюмочке категорически отказываются: мы на работе, не положено.
Жалобам на здоровье нет конца: запор постоянный, плохое настроение и высокое давление. До этого молчавшая и не встревавшая в беседу девушка, говорит: «Давайте проверим давление». Кто ж от этого откажется прямо на дому? Проверяют, как положено – старик ложится на диван. «Ба, да у вас оно что-то резко подскочило. Надо срочно сбить. Что предпочтете, таблетки или укольчик? Укольчик надежнее и быстрее снижает». «Можно, можно укольчик, я с детства их не боюсь, вот жена при виде шприца и крови в обморок падает».
Ставится укол, болтовня замирает, и через минуту терпило уже храпит в две дырки-пырки, открыв для заглатывания воздуха и рот, полный фикс. «Грабь награбленное» – лозунг красногвардейцев и их последователей. Добыча бывает солидной – десятки тысяч упаковываются в чемоданчики, драгоценности и золотишко раскладываются по карманчикам. Следы пребывания уничтожаются, справки спускаются в унитаз мелко разорванными.
Старые люди редко сразу обнаруживают утерянное, описать воров-грабителей сложно, ибо белые халаты так же обезличивают, как и всякая форма – военная, милицейская.
Продажа Рабиновичей
Как и все люди на земле, зэки тоже умирают и, пожалуй, чаще, чем вольняшки. Из одного ада зэк перемещается в другой, из одной «колючки» в следующую. Исправительно-трудовые кодексы и комментарии к ним не разрешают передавать трупы родственникам, а тем более – друзьям и знакомым. Только по большому блату и после долгого хождения по инстанциям можно получить дорогие бренные останки. Да и большинство граждан согласны с кодексами. И на воле предпочитают не возиться с покойниками, что уж говорить о лагерях. Хоронить хлопотно: в стране, территория которой больше чем наполовину покрыта вечной мерзлотой, острая нехватка моргов-холодильников. На почти полуторамиллионный Новосибирск всего шесть блатных холодильных мест (для именитых членов обкома КПСС, генералов и академиков СО АН СССР). В других городах и этого нет. Приходится с помощью всяких формалинов и азотов сохранять только лица покойных. И это сбережение стоит немало. Надо сказать, что сотрудники МВД СССР с покойниками находятся в хороших отношениях: полностью выполняют все правила внутреннего распорядка и спокойно готовятся к последнему «бегству» – вычеркиванию из уголовных дел.
По смерти в зоне на труп надевается зэковская парадная форма, и он помещается в ящик-гроб (говорят же, сыграл в ящик), выполненный из отходов древесного распила – обрезков, горбылей. Погребение зэка-покойника идет по кремлевским расценкам, где, к примеру, килограмм ананасов стоит 18 копеек. На зэка расходуют больше – 1 рубль 26 копеек. Понятно, списывают, а списание всегда приводит к удешевлению. В этом есть и другой момент: «там» предстоит встреча со Щелоковым и Андроповым, глядишь, прибудет и железный Феликс, и в споре о льготах и привилегиях они скажут: «Тоже пользовался, не ври, похоронен по нашим расценкам». И будут, как всегда, правы.
Похороны – работа хозобслуги. Здесь применима поговорка: быстрота нужна только при ловле блох. Медленно тянут покойника ногами вперед, за зону.
Хозобслуга подвергает покойника последнему, заключительному шмону, а затем все по плану – такая-то могила и такой-то номер. Засыпать обычно не торопят, и обслуга эту работу просто уважает, чтобы не сказать, что любит.
Тема смерти не веселая. Но нельзя не отдать ей должное, особенно сейчас, когда «Мемориал» откапывает сотни и тысячи кладбищ: возвращаются к памяти живых Пивовариха под Иркутском, Колпашевский Яр в Томской области, Острова смерти на Оби, Долина смерти на Колыме… Сколько их? Миллионы мертвецов вступают в эпоху перестройки – вечная мерзлота являет трупы убиенных огромными полями мертвых Магадана, Певека, Норильска, Лабытнанги… Жуткие следы убийств на теле страны, находившейся десятки лет в руках уголовников из ЧК-ВЧК-НКВД-МГБ-МВД-КГБ и их начальников – Лениных, Сталиных, Хрущевых, Андроповых, Черненко, и их блатных архаровцев из сплоченных рядов РКП(б) – ВКП(б) – КПСС. Последняя аббревиатура расшифровывалась как «компания, преследующая Сахарова и Солженицына».
Серпантином вьются этапы в лагеря. В Эдучанку, что на полпути от Братска до Усть-Илимска, прибыл в году 1965-м известный лемберско-львовский делец, заслуженный рецидивист Европы и Азии Даниил Рабинович. Причалил в возрасте преклонном, аж за восемьдесят годков. Человек судьбы удивительной, знаток тюрем множества демократий и монархий мира. Приехал, чтобы почить на берегах красавицы Ангары и вписать лист в пухлую историю Иркутского УИТУ – Управления исправительно-трудовых учреждений.
Но, прежде, чем приступить к описанию остатков жизни Даниила, остановимся на событиях, в то время волновавших Восточную Сибирь. Причиной их явилось не экономическое положение, не то, что зона затопления Братской ГЭС достигла площади, занимаемой таким государством, как Израиль, не травма, парализовавшая скалолаза-гидростроителя Губайдулина, в которого влюбилась медсестра Института ортопедии и восстановительной хирургии. (Об этой, подкрепленной легковой машиной «Москвич» и квартирой с электропечью в Падуне, любви на протяжении многих месяцев писала газета «Восточно-Сибирская правда»). Всех волновал и будоражил вопрос об обрезании коммунистов-ленинцев, который поставил ребром на открытом партийном собрании Иркутского завода тяжелого машиностроения Иван Бурсак, внештатный лектор-международник общества «Знание», приписанный к парторганизации флагмана драгостроения Советского Союза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27
Кидалы – особые воры и это явление отражает новую, более развитую стадию воровства на пути к всеобщему. Начало его – годы Гражданской войны. До этого Россия славилась обманными манипуляциями нищих-«калунов», которые брали на выкуп больных, калеченых детей и с ними бродили по дорогам и селам, прося милостыню. Иногда для этой цели калечили детей и носили уже мертвых. Были и погорельцы-сборщики средств для деревень, сгоревших от пожаров, бывало и они обманывали. В советское время одна группа добралась до М.И. Калинина и так ему расписала фашистские зверства, что всесоюзный староста отвалил им в годы войны, подумайте только, вагон продовольствия. Оказалось, что эта деревня была вне линии фронта.
Кидальство – специфический обман: «обернутая материалом чурочка» делается похожей на ребенка и с ее помощью собирается подаяние, «ребенок» при этом «сосет грудь» – легко и удобно, обошел поезд и выкинул в окно. На барахолках Хабаровска и Находки известны случаи, когда обыкновенных гладкошерстных щенков одевали в искусственные шубки, снятые с гэдээровских игрушек-собак и продавали, как дорогих болонок.
Мухлевство – это тоже кидание. «Покупайте, покупайте лисью шкуру, особая порода, прочная, вечная, моль не берет и собаки на нее не лают» – кричит на барахолке скорняк. На самом деле – это перекрашенная дубом собачья шкура. Можно и шкуру баргузинского соболя растянуть втрое. Дешево продают костюмы – элегантные, вечерние, с блеском ночным – на самом деле – для покойников. В войну делали аккуратные чурочки из лиственницы и их окунали в мыло – готовы бруски хозяйственного; продавали рулонами ткань, где слои были по бокам тканевые, а внутри – оструганные бревешки; масло в бидоне только сверху – внизу вода или мазут. Само понятие «кидальщик» идет от продавцов семечек и табака, которые тренированным закидом в карман ссыпали не стакан, как положено, а четверть его. Лузгайте, граждане, курите на здоровье!
Кругом обман. И власть, начавшаяся с разгона Учредительного собрания, фальшива изначально. Говорят повсеместно: не проведешь – не проживешь. Идет из Тулуна молоковозная машина в Братск, покуривает водитель, опустивший в цистерну кусочек масла. Перед Братском он обрастет килограммами. Масло извлекается и продается.
Ко всему присматривайся – не пахнет ли обманом. Вот стоит ведро чистой брусники, по виду не определишь какая она, а на самом деле собрана из медвежьего помета-навоза. Грибная солянка? Подвох! Нашинкована из гнилых грибов. Смеются в поезде соликамские мужики, рабочие совхоза. Рассказывают: «У нас была в хозяйстве выбраковка свиней, списали по дешевке с десяток карликов-поросят, мы их купили и нынче продали, как настоящих. Они же не будут расти». Весело, весело. Кидалы-обманщики в почете, они не только негодную вещь продадут, но и при расчете сжульничают ловким уводом ассигнации в ладонь, взгляд отведут.
Так в Союзе повелось, что со словом «химия» ассоциируется обман. Химичит – значит кидает. Ушлые все пошли, друг друга норовят обмануть. Посмотри, продает чистый, крупный картофель. Покупай. Но он собран с полей, расположенных вокруг хим-олово-свинцовых комбинатов. Для себя продавец там не сажает, это для продажи – гостевой. Кто проверит, что он химичит, когда само государство радиацию распространяет в продуктовых поставках из Чернобыля. Государство и его ведомства химичат в открытую и директора говорят: «Человек такая скотина, все через себя пропустит и пронесет».
Курганский вор-мошенник таксист Виктор Белялов специализируется на обирании зэков, их родственников и знакомых. Его шмары разъезжают по добытым из зон адресам и представляются посланцами, гонцами. Жены, родители, дети отдают последние деньги, вещи для своих зэков. На этом мошенничестве он зарабатывает прилично, тысячи гребет.
Вор Владимир Егоров родился от ППЖ в Берлине в 1946 году и поэтому считает себя родственником Эриха Хонеккера и нашел занятие в духе перестройки. Просидев неделю у радиоприемника, он выписал имена Григорьянца, Померанца, Стрелянного. Имя Григорьянца ему понравилось и пустился он с ним в путь по стране. Представляясь членом группы Григорьянца, он входит в семьи интеллигентов-учителей, агрономов, зоотехников, расспрашивает их о судьбе и работе в сельской местности и «прозыривает» квартиру, похищая потом или сразу же в процессе интервьюирования, ценные вещи. Новоиспеченный «сын лейтенанта Шмидта» курсирует по просторам Сибири, пока удачно сматываясь от приверженцев Григорьянца и милиции, объявившей на него всесоюзный розыск.
Некоторым людям информация ни к чему, а воры от ее недостатка страдают вечно. Такова особенность этой деятельности. Проникнуть при умении можно куда угодно – даже бетонное перекрытие особыми растворами можно промочить и отверстие готово. В районные хранилища денег ни сверху, ни сбоку не проникнешь – стена каменной кладки в Восточной Сибири толщиной 64 сантиметра, 10 сантиметров воздушная прослойка и 20 сантиметров сплошной бетонной стенки с арматурой-двадцаткой, где в центр попадает перекрест квадратов другой сетки. И в этом случае был найден выход – все сооружение подцепили к трактору, переместили его на сварные листы и утащили. При этом изъяли несколько сот тысяч рублей, а хранилище утопили в реке. Оно и ныне там красуется.
Ходит-бродит вор по друзьям и знакомым, расспрашивает о гусях – состоятельных людишках, имеющих ценности и деньгу. Принимает заказы. Иметь среди друзей стоящих воров дело неплохое, любого конкурента можно убрать. Самому не стоит, а вор за плату с бакланом договорится и тот в собственное удовольствие замочит того, кого укажут: тихо, спокойно. Жена академика, неизвестно какая по счету, разболтала, что ее любимый старикашка приобрел за 50 кусков редкую японскую картину. Засеки это дело, уложи в память и продай за тысячу вору. Вскоре картина перекочует в другие, надежные руки за цену в пять-десять раз меньшую.
К старости у многих развивается логорея – недержание речи, особенно у мужчин, которые начинают страдать хвастовством – заслугами, значением, достижениями, наградами, накоплениями. Как прожить старым людям без заботы и поддержки? Все их забывают, никому они не нужны (по их мнению). Неправда, товарищи пенсионеры, нужны, да еще как. Ежели филками богаты. Вот дамочка, общается на югах с болтливыми пенсионерами-импотентами, узнает их адреса, болячки, условия жизни. И пишет она друзьям-ворам особым стилем, который называется «наводить на гусей».
Богато, хорошо жили два брата и их напарница по делам – простая медицинская сестра. Молоды, еще и тридцати нет, а уже с «Волгами», дачами, вкоцаны по последней моде в импортное кожевье. Медсестра живет поскромнее в своей кооперативной квартире, замуж выходит за смазливого студента, на сберкнижке есть куски. Она – воплощение самой что ни есть скромности и в 16-й поликлинике Новосибирска является заместителем главного редактора стенной газеты «Доброта». Редактор, он же и главврач доброй сестре (она его, пьяницу, коньячком бесплатно частенько балует) делает всякие поблажки, отпускает в любое время по разным общественным делам.
Звонок. В глазок видно – стоят трое молодых людей в белых, крахмальных халатах. Девушка обвешена медицинскими приборами и трубками, юноши с чемоданчиками. Звонят: «Откройте, пожалуйста, мы из райсобеса по вашей просьбе и письму». Входят. Здороваются. Называют по имени и отчеству.
– Мы выясняем условия, в которых вы, заслуженный человек нашего отечества, защитник Родины в прошлом, проживаете. На что жалуетесь? Какую помощь и содействие хотите от нас получить? Как у вас с духовной жизнью, чем вы наполняете свой отдых? О, у вас все сочинения Иосифа Виссарионовича Сталина?! Сейчас это редкость. В Грузии цена всех вышедших томов достигает трех и более тысяч. Мой папа тоже без Сталина и дня не может прожить. С ним, как с Богом, советуется. Недавно я в Гори, на родине вождя был, там все сохранилось: памятник, большой портрет на вокзале и музей. Мне повезло, попал на слет людей, татуированных портретами Иосифа Виссарионовича, приехали тысячи. Один мне на ухо сказал: «У меня на груди Сталин, а на жопе знаешь кто? Горбачев. Ему там самое место».
Все задушевно хохочут. Млеет и дурееет бывшее военное, партийное, лагерное начальство. Рассказывает о медалях, о своем вкладе в комсозидание и уничтожение многочисленных врагов. Скрупулезно по памяти перечисляет, в чем нуждается: необходимо сменить водопроводные краны, шток в унитазе, достать крышки для стеклобанок, ибо не замаринуешь и не засолишь без них, надо пугнуть пацанов, которые вытаскивают из почтового ящика газеты и журналы – «Советский воин», «Ветеран», «Красная звезда», «К новой жизни». Просит – он об этом многократно писал, куда надо, но не получил ответа – обратить внимание на вражеские сходки в квартире 37.
Пришедшие все аккуратно записывают в бланки, блокноты, в заявки. Для пущей важности просят расписаться и оставляют квитанции. При этом идет неторопливая беседа о вождях, врачах, происках врагов, мудрости Ленина – Сталина, КПСС, победе в войне и строительстве социализма, о коварных сионистах, тайных масонах, Коротиче и Гдляне. Гости не торопятся, хвалят красоту жены, мужество (проступающее на фотографиях) детей, внуков, похожих сейчас телом, а потом, разумеется, и делом на деда. От предложения выпить по рюмочке категорически отказываются: мы на работе, не положено.
Жалобам на здоровье нет конца: запор постоянный, плохое настроение и высокое давление. До этого молчавшая и не встревавшая в беседу девушка, говорит: «Давайте проверим давление». Кто ж от этого откажется прямо на дому? Проверяют, как положено – старик ложится на диван. «Ба, да у вас оно что-то резко подскочило. Надо срочно сбить. Что предпочтете, таблетки или укольчик? Укольчик надежнее и быстрее снижает». «Можно, можно укольчик, я с детства их не боюсь, вот жена при виде шприца и крови в обморок падает».
Ставится укол, болтовня замирает, и через минуту терпило уже храпит в две дырки-пырки, открыв для заглатывания воздуха и рот, полный фикс. «Грабь награбленное» – лозунг красногвардейцев и их последователей. Добыча бывает солидной – десятки тысяч упаковываются в чемоданчики, драгоценности и золотишко раскладываются по карманчикам. Следы пребывания уничтожаются, справки спускаются в унитаз мелко разорванными.
Старые люди редко сразу обнаруживают утерянное, описать воров-грабителей сложно, ибо белые халаты так же обезличивают, как и всякая форма – военная, милицейская.
Продажа Рабиновичей
Как и все люди на земле, зэки тоже умирают и, пожалуй, чаще, чем вольняшки. Из одного ада зэк перемещается в другой, из одной «колючки» в следующую. Исправительно-трудовые кодексы и комментарии к ним не разрешают передавать трупы родственникам, а тем более – друзьям и знакомым. Только по большому блату и после долгого хождения по инстанциям можно получить дорогие бренные останки. Да и большинство граждан согласны с кодексами. И на воле предпочитают не возиться с покойниками, что уж говорить о лагерях. Хоронить хлопотно: в стране, территория которой больше чем наполовину покрыта вечной мерзлотой, острая нехватка моргов-холодильников. На почти полуторамиллионный Новосибирск всего шесть блатных холодильных мест (для именитых членов обкома КПСС, генералов и академиков СО АН СССР). В других городах и этого нет. Приходится с помощью всяких формалинов и азотов сохранять только лица покойных. И это сбережение стоит немало. Надо сказать, что сотрудники МВД СССР с покойниками находятся в хороших отношениях: полностью выполняют все правила внутреннего распорядка и спокойно готовятся к последнему «бегству» – вычеркиванию из уголовных дел.
По смерти в зоне на труп надевается зэковская парадная форма, и он помещается в ящик-гроб (говорят же, сыграл в ящик), выполненный из отходов древесного распила – обрезков, горбылей. Погребение зэка-покойника идет по кремлевским расценкам, где, к примеру, килограмм ананасов стоит 18 копеек. На зэка расходуют больше – 1 рубль 26 копеек. Понятно, списывают, а списание всегда приводит к удешевлению. В этом есть и другой момент: «там» предстоит встреча со Щелоковым и Андроповым, глядишь, прибудет и железный Феликс, и в споре о льготах и привилегиях они скажут: «Тоже пользовался, не ври, похоронен по нашим расценкам». И будут, как всегда, правы.
Похороны – работа хозобслуги. Здесь применима поговорка: быстрота нужна только при ловле блох. Медленно тянут покойника ногами вперед, за зону.
Хозобслуга подвергает покойника последнему, заключительному шмону, а затем все по плану – такая-то могила и такой-то номер. Засыпать обычно не торопят, и обслуга эту работу просто уважает, чтобы не сказать, что любит.
Тема смерти не веселая. Но нельзя не отдать ей должное, особенно сейчас, когда «Мемориал» откапывает сотни и тысячи кладбищ: возвращаются к памяти живых Пивовариха под Иркутском, Колпашевский Яр в Томской области, Острова смерти на Оби, Долина смерти на Колыме… Сколько их? Миллионы мертвецов вступают в эпоху перестройки – вечная мерзлота являет трупы убиенных огромными полями мертвых Магадана, Певека, Норильска, Лабытнанги… Жуткие следы убийств на теле страны, находившейся десятки лет в руках уголовников из ЧК-ВЧК-НКВД-МГБ-МВД-КГБ и их начальников – Лениных, Сталиных, Хрущевых, Андроповых, Черненко, и их блатных архаровцев из сплоченных рядов РКП(б) – ВКП(б) – КПСС. Последняя аббревиатура расшифровывалась как «компания, преследующая Сахарова и Солженицына».
Серпантином вьются этапы в лагеря. В Эдучанку, что на полпути от Братска до Усть-Илимска, прибыл в году 1965-м известный лемберско-львовский делец, заслуженный рецидивист Европы и Азии Даниил Рабинович. Причалил в возрасте преклонном, аж за восемьдесят годков. Человек судьбы удивительной, знаток тюрем множества демократий и монархий мира. Приехал, чтобы почить на берегах красавицы Ангары и вписать лист в пухлую историю Иркутского УИТУ – Управления исправительно-трудовых учреждений.
Но, прежде, чем приступить к описанию остатков жизни Даниила, остановимся на событиях, в то время волновавших Восточную Сибирь. Причиной их явилось не экономическое положение, не то, что зона затопления Братской ГЭС достигла площади, занимаемой таким государством, как Израиль, не травма, парализовавшая скалолаза-гидростроителя Губайдулина, в которого влюбилась медсестра Института ортопедии и восстановительной хирургии. (Об этой, подкрепленной легковой машиной «Москвич» и квартирой с электропечью в Падуне, любви на протяжении многих месяцев писала газета «Восточно-Сибирская правда»). Всех волновал и будоражил вопрос об обрезании коммунистов-ленинцев, который поставил ребром на открытом партийном собрании Иркутского завода тяжелого машиностроения Иван Бурсак, внештатный лектор-международник общества «Знание», приписанный к парторганизации флагмана драгостроения Советского Союза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27