- Слушайте, Павел Алексеевич, люди устали, - тихо сказал он. - И люди и лошади. Сами видите. Может, остановимся? Деревня близко.
- Нельзя, Алексей Варфоломеевич. Приказ.
- Знаю. Только не пойму, к чему спешка такая. Ведь в резерв нас выводят.
Что я мог ответить комиссару? Мы с ним были добрыми друзьями и жили, как говорится, душа в душу. Я знал столько же, сколько и он. А строить догадки и предположения не хотелось.
Мы тронулись дальше. Щелаковский остался, пропуская мимо себя колонну, подбадривая красноармейцев. Снова зачавкала под копытами грязь. Моросил нудный дождь. Холодный ветер дул в лицо, проникал под мокрую бурку. И снова потянулась дорога, казавшаяся бесконечной. Мы уходили на восток, зная, что все оставленные нами места будут заняты ненавистными фашистами. Горько и тяжело было на душе.
Велико-Михайловка - обыкновенное село, каких много в нашей стране. Но это село памятно для старых кавалеристов. 30 ноября 1919 года конный корпус С. М. Буденного после ожесточенного боя овладел Велико-Михайловкой. С этого дня корпус стал Первой Конной армией. В моем корпусе было немало бывших конармейцев. Мне и самому довелось в свое время служить в Первой Конной.
Мы приехали в село ночью, в кромешной тьме. Кое-как разместились на ночлег. Утром, немного отдохнув, я вышел на улицу. По обе стороны ее тянулись белые мазанки. За плетнями стояли голые деревья.
Через село двигались на восток небольшие подразделения, отдельные группы пехотинцев, бойцы-одиночки, отбившиеся от своих. Полы шинелей заткнуты за ремни, воротники подняты, пилотки надвинуты на уши. Картина удручающая. Но я не первый раз видел отступающих на военных дорогах и по опыту знал, что среди этих людей много хороших бойцов. Нужно было только организовать их, дать им энергичных командиров, поставить перед ними боевую задачу.
Мне запомнился разговор с одним из отступавших. Это был уже немолодой, лет под сорок, боец с множеством морщин на усталом лице. Когда я подозвал его, он взял винтовку к ноге, представился по уставу.
- Куда идете? - спросил я.
- До военкомата, - ответил он и объяснил, что такое у него выработалось правило. Два раза он попадал на передовую, и оба раза его часть оказывалась в окружении. Он пробивался с товарищами через немецкое кольцо, сразу же разыскивал ближайший военкомат и просил, чтобы его снова отправили на фронт. Теперь он разыскивал военкомат в третий раз.
- Все по закону, - солидно сказал красноармеец. - Каждый раз отметку делаю, чтобы порядок был. И каждый раз при оружии являюсь. - Он посмотрел на меня и вдруг добавил просительно: - Товарищ генерал, возьмите меня к себе. Надоело зад немцам показывать, драться хочу!
Я подумал тогда, что на этого солдата можно положиться, такие, как он, не подведут в трудном бою. Вот эти отступающие красноармейцы, обстрелянные, испытавшие горечь поражения, проникшиеся ненавистью к фашистам, - они-то и составят костяк тех рот и батальонов, которые погонят немцев на запад.
С этого разговора начался для меня день, который принес очень важную, взволновавшую нас всех новость: я получил шифрованный приказ - погрузить корпус в вагоны на станциях близ Нового Оскола и отправиться в распоряжение Ставки Верховного Главнокомандования. Теперь стало понятно, почему нас так торопили.
В приказе указывалась и станция выгрузки - Михнево. Ни я, ни работники штаба не знали, где она находится. На наших картах Михнево не значилось. Пришлось мне послать на местную почту командира из оперативного отдела. Поручение было «дипломатическое»: узнать, где находится Михнево, не привлекая внимания работников связи. Вашурин - высокий стройный майор - очень подходил для этой цели: на почте работали девушки.
С почты майор возвратился бегом. Вошел в комнату, закрыл за собой дверь и только после этого сказал возбужденно:
- Товарищ генерал! Нас перебрасывают под Москву!
Подготовка контрудара
Читая газеты, слушая сообщения по радио, я представлял себе, насколько трудна обстановка на подступах к столице. Фашисты, двинув в наступление около восьмидесяти дивизий, теснили противостоявшие им наши армии Западного, Брянского и Резервного фронтов. На подступах к Москве спешно создавалась новая линия обороны, с ходу вступали в бой воинские части, перебрасывавшиеся из глубины страны.
Двоякое чувство вызвал во мне полученный приказ. Острее сделалось беспокойство за судьбу нашей столицы. Значит, положение там действительно очень трудное, если приходится снимать с фронта войска и направлять их к Москве, ослабляя тем самым другие участки. Но при всем этом я был горд за наш корпус. Мы начинали войну в составе 9-й армии. Потом перешли в подчинение командования войск Южного фронта. Через некоторое время нас подчинили Военному совету Юго-Западного направления. Корпус вступил в бой в первый день войны и с этого времени сражался, не имея передышки. Мы отступали, но, отступая, дрались, не раз нанося противнику серьезные поражения. Корпус окреп, закалился в боях, люди получили опыт. И вот теперь Ставка брала нас в непосредственное подчинение. Нам доверяется защита Москвы - сердца нашей огромной Родины.
В Новом Осколе мы прожили несколько дней. Была задержка из-за транспорта. Но мне удалось связаться с заместителем народного комиссара обороны генералом армии А. В. Хрулевым. Мы знали друг друга давно, еще по службе в 14-й кавалерийской дивизии, где он был комиссаром дивизии, а я - командиром полка. Вопрос с транспортом решился очень быстро. На станцию стали прибывать под погрузку железнодорожные эшелоны. В Новом Осколе сосредоточивались части, штабы, тыловые и специальные службы корпуса. Пришлось отозвать из-под Корочи начальника штаба Грецова. Вместо него руководить спасением автомашин остался начальник тыла полковник А. И. Сакунов.
Шоферы в эти дни проявили настоящее мужество. Не помню случаев, чтобы они бросали машины, застрявшие в грязи или оставшиеся без горючего. На холоде, без сна и порой без пищи, облепленные грязью, в мокрой одежде, проталкивали они доверенные им машины все дальше на восток. Сзади наседали автоматчики противника, сверху налетали немецкие бомбардировщики. Но эвакуация машин продолжалась.
2 ноября полковник Сакунов донес, что под Корочей осталось без горючего около ста грузовиков и что немцы усилили нажим. Я подтвердил приказ сделать все возможное, чтобы спасти транспорт.
Корпус давно уже не сосредоточивался в одном пункте. Дивизии вели бои на широком фронте, порой в отрыве друг от друга. А сейчас я получил возможность быстро объехать все части, лично убедиться в их готовности к дальнейшим действиям.
5-я Ставропольская имени Блинова кавалерийская дивизия имела богатые боевые традиции. Она была создана в 1919 году из революционно настроенных трудящихся Украины, Дона, Кубани и Саратовской губернии. В нее влились два конных полка старой армии - 5-й и 6-й Заамурские, участвовавшие в знаменитом походе Тираспольского отряда, о котором хорошо рассказал в своих воспоминаниях И. Э. Якир. Дивизия носила имя своего первого начальника донского казака М. Ф. Блинова, героически погибшего в бою с белогвардейцами. Теперь она состояла из четырех кавалерийских полков: 11-го Саратовского, 96-го Белозерского, 131-го Таманского, 160-го Камышинского, а также 38-го конно-артиллерийского дивизиона, конно-саперного эскадрона и эскадрона связи.
Командовал 5-й кавалерийской дивизией генерал-майор Виктор Кириллович Баранов, грамотный и смелый военачальник. В Красную Армию он пришел в конце гражданской войны, окончил нормальную кавалерийскую школу, после чего воевал в Средней Азии с басмачами.
Одно время Баранов был политруком эскадрона, получил опыт партийно-политической работы. Это очень помогало ему в дальнейшей службе. Он всегда срабатывался с комиссаром или с заместителем по политчасти, умел сблизиться с людьми. Красноармейцы любили его и уважали. Придет на отдых в какой-нибудь эскадрон, вокруг сразу соберутся бойцы. Высокий, широкоплечий, Баранов говорит громко, грубовато. Одних похвалит, других поругает тут же, при всех. Впрочем, он и ругал как-то по-особому. Я бы сказал - по-отечески. Выругает крепко, а человек не обижается.
Под стать командиру дивизии был и полковой комиссар Нельзин, человек знающий и любящий свое дело.
Другая дивизия - 9-я Крымская - тоже участвовала в разгроме Деникина, Врангеля, банд Тютюника. Полки этой дивизии - б, 72, 108, 136-й, а также 12-й конно-артиллерийский дивизион успели хорошо зарекомендовать себя и в боях с гитлеровцами.
Командовал дивизией молодой, но уже достаточно опытный полковник Николай Сергеевич Осликовский. В свое время он служил в кавалерийском корпусе Котовского, а в 1937-1940 годах, находясь в запасе, работал на киностудии. Великую Отечественную войну Осликовский начал в должности помощника командира дивизии, а в сентябре принял командование ею. Николай Сергеевич - человек решительный, настойчивый. Всегда добьется своего. В бою умрет, но без приказа не оставит позиций. Академического образования он не имел, но все же хорошо разбирался в тактике и оперативном искусстве. Смелый, способный на любой риск, он не жалел самого себя и порой слишком суров был с подчиненными.
Всей политической работой в дивизии руководил полковой комиссар Веденеев. Вдумчивый и тактичный, он умело сглаживал «острые углы» командира, помогал ему в трудные минуты. Они хорошо дополняли друг друга.
И я верил, что под их руководством 9-я кавалерийская дивизия способна выполнять любые задачи.
За четыре месяца, прошедшие с начала войны, корпус понес значительные потери. В некоторых сабельных эскадронах уцелело по шесть - восемь человек из тех, что вступили в бой на границе. Особенно велика была убыль в младшем командном составе. Но основной костяк корпуса сохранился. Многие уже научились искусству воевать с противником. Я надеялся, что под Москвой получу пополнение и части будут доведены до штатной численности.
Рано утром 3 ноября штаб корпуса разместился в теплушках. Паровоз дал гудок. Мимо вагонов поплыли назад станционные постройки. Мы двинулись на северо-восток, вслед за ушедшими уже эшелонами.
Командиры штаба быстро обжились в теплушке. Посреди вагона горела железная «буржуйка». На нарах расстелили плащ-палатки, шинели. Мой адъютант лейтенант Михайлов принес несколько одеял.
Люди приводили себя в порядок, отсыпались, наверстывая упущенное. Алексей Варфоломеевич Щелаковский на первой же остановке ушел в соседние вагоны, к красноармейцам. Он из тех политработников, которые не любят возиться с бумагами и предпочитают увидеть все сами, поговорить, посоветоваться с бойцами.
Полковник Грецов сидел на перевернутом ящике, накинув на плечи красноармейскую шинель, и записывал что-то в блокнот. Я уже так привык видеть начальника штаба с картой, с карандашом в руке, что без этого мне и представить его трудно.
Михаил Дмитриевич Грецов начитан, учился в Высшей кавалерийской школе в Ленинграде, потом в Военной академии имени Фрунзе, приобрел разносторонние знания и мечтал о преподавательской работе. Некоторые командиры так и звали его между собой: «педагог». Начальником штаба он был образцовым.
Поезд тащился медленно. Немецкая авиация, несмотря на пасмурную погоду, налетала на узловые станции. Эшелон часто и подолгу простаивал на разъездах. В вагоне становилось все более шумно. Командиры просыпались, умывались холодной водой.
Вот возится около «буржуйки» начальник 5-го отдела Оганесян - жарит шашлык. Начальник разведки капитан Кононенко, никогда не унывающий одессит с блестящими карими глазами, поглаживая черные усы, подшучивает над Оганесяном, уверяет, что у того ничего не получится.
Грецов отложил уже блокнот, что-то темпераментно рассказывает майору Вашурину. Кто-то напевает песню. На походном столе расставляют банки с консервами, режут хлеб. Принесли чайник с кипятком - сейчас будет ужин.
Шашлык у Оганесяна получился славный. Это признал даже Кононенко, первым отведавший его. Съел, причмокивая от удовольствия, несколько кусков, потянулся еще.
- Погоди, - останавливает его Оганесян. - Почему раньше всех ешь?
- Так я же тебе помогал, - засмеялся Кононенко.
- Вай! Зачем неправду говоришь?
- Все видели, как я около тебя стоял.
Вернулся в теплушку Алексей Варфоломеевич. Потер красные, замерзшие руки, присел к столу рядом со мной. Все, кому не хватило места за столом, устроились на нижних нарах.
- Ну, товарищи, - сказал комиссар, - сегодня у нас отдых, сегодня мы собрались все вместе, а это не часто бывает. По такому случаю и по чарке можно... Кононенко, налей!
Мы наполнили стаканы и кружки.
- Ваша инициатива, Алексей Варфоломеевич, ваш и тост, - предложил я.
- Выпьем за наших друзей, сложивших головы на полях Украины, - произнес Щелаковский. - Впереди у нас трудные испытания. Но мы выдержим их. За Москву, за нашу столицу!
На станцию Михнево эшелон пришел ночью. Сразу начали выгружаться. Люди поеживались от холода. В Новом Осколе было сравнительно тепло, а здесь пощипывал за уши мороз, земля затвердела, лужи покрылись льдом.
В Михнево встретили нас комиссар штаба Резник и помощник начальника связи Неделькин. Они уже организовали расквартирование прибывающих частей. Подали коней, и мы поехали верхом в деревню Глотаево.
Командиры штаба обосновались в домах колхозников. Мне отвели комнату в доме председателя сельского совета. Приведя себя в порядок, мы с комиссаром решили съездить в Москву, чтобы выяснить положение дел.
Выехали на машине. Оба мы давно не были в столице и теперь с волнением всматривались в окружающее. Нас то и дело останавливали контрольные посты. Их было много, пожалуй, даже слишком много. И справа и слева от шоссе виднелись готовые уже противотанковые рвы, окопы, дзоты. В некоторых местах работали женщины, рыли траншеи. Но войск в укреплениях пока не было. А мы по горькому опыту знали, как важно заблаговременно иметь там хоть небольшие гарнизоны. Хотя бы артиллерийские батареи поставить у дороги, на случай если немцы прорвутся неожиданно!.. Я поделился своими мыслями с комиссаром.
- Войск, видать, мало, - со вздохом ответил Алексей Варфоломеевич. - Будете в Генштабе, упомяните на всякий случай об этом. Может, просто руки не доходят.
Вот и Москва. Строгая, суровая. Людей на улицах мало. Столица готовится к бою - это видно по всему. Строятся баррикады, устанавливаются противотанковые ежи. На перекрестках - дзоты.
Мы знали, что враг бомбит Москву. Но разрушений почти не было видно. Зато часто попадались зенитные батареи, там и тут виднелись аэростаты воздушного заграждения. Их перевозили на грузовиках. Девушки в военной форме шли рядом и поддерживали аэростаты.
Алексей Варфоломеевич отправился в Главное политическое управление. Я - в Генеральный штаб. В тот день мне удалось побеседовать только с дежурным по Генштабу, моим бывшим подчиненным. Встретил он радушно, однако интересовавших меня сведений я получить не смог. Дежурный, в самых общих чертах рассказывая о положении на фронте, чувствовал себя неловко, от прямых ответов на вопросы уклонялся. Когда мы остались в комнате вдвоем, он махнул рукой, сказал негромко:
- Знаете, товарищ генерал, запрещают нам... Сами от себя скрываем. Вы уж не обижайтесь.
На душе от этого разговора остался неприятный осадок.
На ночь я остановился в гостинице ЦДКА. Давно не слышал радио, привык спать урывками, где попало, зачастую не раздеваясь. А тут - чистая, просторная комната, из репродуктора льется музыка, ванна, хрустящие простыни... Обычный номер гостиницы показался мне верхом уюта. Сразу вспомнилась довоенная мирная жизнь...
Следующий день был предпраздничный - 6 ноября. Мне хотелось поскорей закончить дела в Москве и вернуться в корпус, чтобы отметить годовщину Октября вместе с боевыми товарищами.
Естественно, меня больше всего интересовал вопрос, какая задача будет теперь поставлена корпусу. Но конкретного ответа я так и не получил. Можно было только догадываться, что задача ответственная.
Меня принял Семен Михайлович Буденный. Он одобрительно, отозвался о действиях корпуса на Украине, расспросил о состоянии дивизий, о настроении командиров и красноармейцев. Спросил, в чем мы нуждаемся, какое требуется пополнение. Потом я беседовал с Андреем Васильевичем Хрулевым, начальником тыла Красной Армии, о снабжении корпуса обмундированием, боеприпасами и всем необходимым.
Известно, как трудно бывает порой получить у снабженцев даже то, что безусловно положено и необходимо. Или не оформлены бумаги, или не пришла очередь... Но на этот раз корпусу давали все без малейших задержек. А. В. Хрулев, улыбаясь, посоветовал позаботиться не только о корпусе, но и о самом себе. Действительно, вид у меня был далеко не блестящий:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38