В Глинковском районе, например, местный партизанский отряд за две первые недели марта вырос с тысячи до полутора тысяч человек. Комиссия послала командира и комиссара в Ярцевский район для формирования партизанского батальона. Сначала там объединились три отряда, насчитывавшие в общей сложности восемьдесят человек. За какие-нибудь три дня к ним прибавилось еще сто человек. Некоторые являлись с оружием.
С начала своей работы до 12 марта комиссия, возглавляемая полковым комиссаром Марченко, направила в части 1-й гвардейской кавалерийской дивизии две тысячи четыреста тридцать семь человек, в том числе четыреста одиннадцать человек из Семлевского района, центр которого все еще находился в руках немцев. За счет пополнения в полках 1-й гвардейской кавдивизии были восстановлены все сабельные, пулеметные эскадроны и полковые батареи, доукомплектованы саперные полуэскадроны и полуэскадроны связи. Много людей призывная комиссия направила и для пополнения 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Больше половины бойцов, прибывших в сабельные эскадроны, не имели оружия. Политработники нашего корпуса совместно с местными партийными органами провели разъяснительную работу среди жителей Дорогобужского, Ярцевского, Глинковского и Ельнинского районов, подняли все население на сбор винтовок, пулеметов, боеприпасов. Женщины, дети и старики искали оружие на полях и в лесах, где минувшей осенью шли бои. Но, несмотря на их старания, оружия нам все-таки не хватало.
С бойцами, поступавшими на пополнение минометных, артиллерийских и пулеметных подразделений, были организованы занятия. Новички изучали материальную часть, овладевали необходимыми навыками, сживались с коллективом.
«Окруженцы», особенно кадровые красноармейцы, с радостью возвращались в регулярные войска. Они своими глазами видели, что значит «новый порядок», установленный немцами на оккупированной территории. Им надоело скитаться по лесам и глухим деревням. Они безропотно переносили голод и холод, добросовестно выполняли боевые задания, показывая отвагу и мужество, гордились, что им доверено воевать в гвардейских частях.
Бойцы из поступившего пополнения почти полгода пробыли на занятой врагом территории, ничего не зная о событиях на фронте и в стране, или получая сведения, извращенные немцами. Политотделы наших дивизий и политработники полков уделили пополнению особое внимание. С людьми проводили политзанятия, им рассказывали о разгроме немцев под Москвой, под Ростовом и Тихвином. Важную роль сыграли и наши агитаторы, ветераны корпуса. В дружеских беседах с новичками они вспоминали о славных делах конногвардейцев, о том, как били мы фашистов на Украине, под Каширой, под Тулой. Ветераны знакомили новичков с историей и с традициями наших частей, личным примером показывали, как должен вести себя гвардеец в бою.
В подавляющем большинстве люди, прибывшие с пополнением, стали хорошими солдатами. Многие из них прошли потом долгий путь по дорогам войны, стали командирами.
С помощью призывных комиссий мы пополнили гвардейские дивизии. 329-я стрелковая дивизия пополнилась за счет партизанского отряда «Северный медведь» и нескольких других отрядов. Но возместить все потери не было возможности. Особенно ослаблены были легкие кавалерийские дивизии, превратившиеся, по существу, в усиленные эскадроны.
Мы со Щелаковским послали в Военный совет Западного фронта радиограмму, прося разрешить нам расформировать 41, 57 и 75-ю легкие кавалерийские дивизии, а их личный состав использовать для доукомплектования двух гвардейских. Такое разрешение было дано, и реорганизация произведена.
В конце февраля, в разгар напряженных боев, мы получили директиву: нашим полкам присваивались новые номера. 11, 96, 131 и 160-й кавалерийские полки 1-й гвардейской кавалерийской дивизии стали теперь 1, 3, 5 и 6-м гвардейскими кавалерийскими полками. 136, 108, 5 и 72-й кавалерийские полки 2-й гвардейской кавалерийской дивизии были переименованы во 2, 4, 7 и 8-й гвардейские кавалерийские полки. Новые названия прижились не сразу. Некоторое время мы по привычке продолжали в разговорах называть полки их старыми номерами.
8-ю воздушнодесантную бригаду мы передали в 4-й воздушнодесантный корпус, куда она входила и раньше.
После реорганизации в группе остались 1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии, 329-я стрелковая дивизия и два партизанских соединения - «Дедушка» и «Особая группа партизанских отрядов». Силы наши значительно возросли. Когда начинался рейд, через Варшавское шоссе прорвалось около семи тысяч бойцов и командиров. А в конце марта в группе насчитывалось уже до семнадцати тысяч человек.
Основная масса личного состава группы мужественно переносила все трудности и невзгоды. Но не все выдерживали напряжение. Иные теряли способность трезво оценивать обстановку, поддавались панике.
Не выдержали нервы у прокурора корпуса Мусабаева. 13 марта он отправил прокурору фронта Румянцеву большую радиограмму, в которой подробно освещал состояние группы. Сообщал он о том, что корпус действует без отдыха с первого дня войны, что личный состав утомлен непрерывными боями и бессонными ночами, что за время рейда выбыло из строя восемьдесят процентов командного состава, приводил много других фактов. Все эти факты соответствовали действительности. Если судить только по ним, то положение корпуса было безнадежно. Но Мусабаев упускал самое главное - какой вред противнику мы нанесли, воюя в фашистском тылу. Командование Западного направления не отказывалось от мысли окружить и уничтожить главные силы гитлеровской группы армий «Центр». Поэтому большое значение придавалось плацдарму, который мы удерживали на занятой врагом территории. Наши действия в тылу противника были очень важны для успеха намеченной операции. Мусабаев так и не понял этого.
Свое донесение прокурор заканчивал словами: «В целях сохранения оставшегося боеспособного кадра прошу вас возбудить ходатайство перед Военным советом о выводе корпуса из рейда и дать ему возможность полного укомплектования».
Ни я, ни комиссар ничего не знали о посланном донесении. Мы не считали положение корпуса безнадежным, наоборот, были уверены, что сможем успешно выполнять задачи, которые будут поставлены перед нами.
На другой день после того как прокурор отправил свое паническое послание, мы получили радиограмму Военного совета Западного фронта, требовавшую вести решительную борьбу с упадочническими настроениями, подобными тем, какие были у Мусабаева.
«Надлежит разъяснить, - говорилось в радиограмме, - что благодаря прорыву корпуса в тыл противнику в районах Вязьма, Дорогобуж, Ельня и других поднялось и расширяется партизанское движение; его воздействие на противника с каждым днем усиливается. Нахождение 1-го гвардейского кавалерийского корпуса на тылах противника заставляет его оттягивать с фронта части, расходовать резервы. Вывод корпуса из рейда обречет на разгром противником партизан и много ухудшит положение Соколова, Ефремова, Жабо и Казанкина. Корпусу быть готовым к дальнейшему пребыванию в тылу противника и всемерно усилить свою активность, лучше и энергичнее организовать и активизировать партизан. Верховным Главнокомандующим приказано всеми средствами удержать Дорогобуж в ваших руках» [13] .
Через несколько дней мы получили еще одну радиограмму, оказавшую нам большую моральную поддержку. Прислал ее инспектор кавалерии герой гражданской войны генерал-полковник Ока Иванович Городовиков, Он писал, что гордится успехами нашего корпуса и желает нам новых побед над противником.
Мусабаев не долго пробыл после этого в нашей группе. Прокурор Западного фронта удовлетворил его просьбу о переводе в другое соединение. Мусабаева отправили самолетом на «Большую землю».
Весной 1942 года на всем советско-германском фронте наступило относительное затишье. Линия фронта стабилизировалась. Обе стороны пополняли войска, сильно поредевшие за истекшие месяцы, создавали резервы, готовясь к летним боям.
Немцы могли теперь выделить больше сил и средств для борьбы с советскими соединениями, которые прорвались в их тыл в районе Вязьмы. Противник решил уничтожить нас по частям. Первый удар он нанес по группировке 33-й армии генерала Ефремова, в состав которой входили три очень слабые стрелковые дивизии. Окружив эту группировку во много раз превосходящими силами, фашисты начали постепенно сжимать кольцо.
Мы с Ефремовым были знакомы еще с 1925 года. Он в то время командовал 19-й территориальной стрелковой дивизией в Воронеже, а я - кавалерийской бригадой в Острогожске. Ефремов отличался мужеством и решительностью. В первый, наиболее трудный, период войны он зарекомендовал себя умелым полководцем. Он принадлежал к числу тех людей, которые предпочитают самостоятельно преодолевать трудности, не обращаясь за помощью. И когда теперь, под Вязьмой, мы получили приказ штаба Западного фронта помочь остаткам ударной группировки 33-й армии прорваться к нам, мне стало ясно, что положение у Ефремова действительно очень тяжелое.
Задача была поставлена нам 24 марта. В это время войска моей группы были связаны боями за удержание той большой территории, которую мы контролировали в тылу противника. Значительная часть наших сил вела наступление на станцию Угра и прилегающие к ней деревни Русаново, Денисково, Вознесенье и Сенютино. В этом районе мы окружили вражеский гарнизон численностью более семисот человек и намеревались уничтожить его. Он угрожал нашему тылу, а также флангу нашего соседа, 4-го воздушнодесантного корпуса. Бои за станцию Угра приняли затяжной характер. Вражеский гарнизон получал помощь по воздуху транспортными самолетами.
Для помощи Ефремову мы сформировали сводный отряд. В него вошел 2-й гвардейский кавалерийский полк майора Г. И. Малинова, насчитывавший триста сорок шесть человек, с двумя полевыми орудиями, двумя противотанковыми пушками и несколькими минометами. К полку присоединился партизанский батальон численностью в двести сорок шесть человек при двух орудиях и трех минометах. Командование сводным отрядом принял бывший командир расформированной 57-й кавалерийской дивизии полковник М. Н. Завадовский.
Я связался по радио с генерал-лейтенантом Ефремовым, сообщил, что сводный отряд выступил на помощь его окруженным войскам. Мы уточнили, в каком месте нанесет удар Завадовский. Генерал Ефремов должен был в свою очередь сделать попытку пробиться навстречу этому отряду.
27 марта отряд перешел в наступление из района Знаменки на Свищево. Противник оказывал сильное, все возраставшее сопротивление. Бой продолжался почти без перерыва несколько суток. Гвардейцы и партизаны предпринимали атаку за атакой, но каждый раз попадали под огонь многочисленных пулеметов и минометов и вынуждены были отходить на прежние рубежи.
Полковник Завадовский неоднократно менял участки прорыва, но и это не помогало. Гитлеровцы, окружавшие группировку Ефремова, имели превосходство в силах и средствах. Им удалось отразить все наши попытки разорвать кольцо. Впоследствии мы узнали, что фашисты имели в штабе Ефремова агентов, которые сообщали немцам о месте и времени наших ударов. Двух таких агентов поймали в мае наши парашютисты.
Отряд Завадовского понес большие потери, и его пришлось расформировать. 14 апреля уцелевшие бойцы и командиры были возвращены в свои части. Полковник Завадовский был отозван в штаб Западного фронта и назначен командиром 18-й гвардейской стрелковой дивизии.
Оказать действенную помощь Ефремову мы не смогли: выделенный для этого отряд был слишком слаб, а увеличить его мы не имели никакой возможности. Дело в том, что в последних числах марта, когда наши подразделения вели упорные бои, пробиваясь к группировке Ефремова, резко ухудшилось положение нашего соседа - 4-го воздушнодесантного корпуса, которому мы тоже должны были оказать немедленную помощь.
Этот корпус, состоявший из 9-й и 214-й воздушнодесантных бригад, начал высаживаться еще 19 февраля в районе села Великополье. И снова штурманы транспортной авиации допустили ряд ошибок, в результате чего часть десантников выбросилась далеко от указанного им места. До восьмидесяти парашютистов приземлились возле деревни Коптево (в четырнадцати километрах южнее Семлева). Большая группа была сброшена неподалеку от Изборова за передним краем обороны противника, и гитлеровцы без труда уничтожили ее. Боеприпасы, оружие, продовольствие и лыжи парашютистов тоже были разбросаны на большом пространстве, и разыскать их удавалось далеко не всегда.
Командовал корпусом генерал-майор А. Ф. Левашов. Но его самолет, направлявшийся в район десантирования, попал под обстрел, и Левашов погиб. Командование принял начальник штаба корпуса А. Ф. Казанкин.
Сбор высадившихся парашютистов закончился 23 февраля. Всего в двух бригадах насчитывалось семь тысяч пятнадцать человек.
Воздушнодесантный корпус должен был наступать навстречу 50-й армии генерала Болдина и помочь ей прорвать оборону гитлеровцев. Перед 50-й армией стояла прежняя задача: продвинуться вперед и захватить Вязьму.
Начав наступление 25 февраля, десантники добились заметных успехов. За трое суток они с боями овладели населенными пунктами Ключи, Дерговочная, Татьяниха и Жердовка. Через некоторое время нескольким разведгруппам 9-й воздушнодесантной бригады удалось даже пробраться через Варшавское шоссе и установить связь с частями 50-й армии. Таким образом, парашютисты почти выполнили то, что от них требовалось. Но 50-я армия не смогла прорвать фронт и соединиться с десантниками.
Отразив наступление армии, немцы решили расправиться с десантниками, бросив против них части трех пехотных дивизий. Парашютисты оказались в тяжелом положении. Полковник Казанкин обратился ко мне за помощью.
К этому времени мы уничтожили противника на станции Угра, захватив большие трофеи, в том числе тридцать пять вагонов со снарядами. Но операция еще не закончилась: в селах Вознесенье и Сенютино держались пока немецкие гарнизоны. Для блокады этих гарнизонов я оставил партизанские отряды Жабо, Петрухина и «Северный медведь». Возглавил эту группу майор Жабо. На помощь десантникам была послана вся 2-я гвардейская кавалерийская дивизия.
Десять дней, со 2 по 12 апреля, продолжались бои, достигавшие крайнего ожесточения. Немцы стремились во что бы то ни стало отрезать от нас и уничтожить парашютистов. Дело дошло до того, что мне пришлось ввести в действие резерв группы, 6-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Князева. С помощью резерва удалось наконец отразить наступление гитлеровцев.
11 апреля 4-й воздушнодесантный корпус по распоряжению Военного совета фронта был подчинен мне. Десантники перешли к обороне вместе с партизанским полком майора Жабо.
Гитлеровцы не смогли уничтожить парашютистов. Но пока 2-я гвардейская кавалерийская дивизия вела бои с фашистскими войсками, наступавшими на воздушнодесантный корпус, немцам удалось спасти свои гарнизоны, блокированные в Вознесенье и Сенютино. С юга, со стороны Милятино, фашисты выдвинули батальон пехоты с десятью танками. Этот батальон оттеснил партизан, прорвался в окруженные деревни, а затем, отступая, захватил с собой остатки блокированных гарнизонов.
В конце апреля мы узнали о трагической участи ударной группировки 33-й армии генерала Ефремова. Штаб фронта прислал радиограмму, в которой говорилось, что, возможно, какие-то силы Ефремова выйдут в наш район. Из этой радиограммы можно было понять, что ударная группировка 33-й армии прекратила свое существование. Так оно и оказалось на самом деле.
27 апреля к нам пробился отряд бойцов из 160-й стрелковой дивизии под командованием полковника Ф. М. Орлова. Он привел с собой около ста человек, среди которых было много раненых и обмороженных. Другая группа из состава 33-й армии вышла 30 апреля на участке партизанского полка Жабо. В этой группе насчитывалось шестьсот шестьдесят шесть человек, в том числе четыреста раненых. Пробившиеся к нам люди говорили, что где-то следом за ними идет еще один отряд. Но никто из них не знал, где находится командующий армией.
Еще 31 марта я получил от главкома Западного направления задачу разведать силы противника в направлении на Милятино. Готовилась новая наступательная операция. 50-я армия должна была в третий раз попытаться совершить прорыв через Варшавское шоссе, а мы - помочь ей, нанеся гитлеровцам удар с тыла. Этот замысел соответствовал нашим чаяниям. Соединившись с армией, мы смогли бы не только удержать освобожденную территорию, но и развить достигнутые успехи. От 50-й армии нас отделяла неширокая полоса, но полоса эта была занята крупными силами противника и хорошо подготовлена к отражению атак с фронта и с тыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38
С начала своей работы до 12 марта комиссия, возглавляемая полковым комиссаром Марченко, направила в части 1-й гвардейской кавалерийской дивизии две тысячи четыреста тридцать семь человек, в том числе четыреста одиннадцать человек из Семлевского района, центр которого все еще находился в руках немцев. За счет пополнения в полках 1-й гвардейской кавдивизии были восстановлены все сабельные, пулеметные эскадроны и полковые батареи, доукомплектованы саперные полуэскадроны и полуэскадроны связи. Много людей призывная комиссия направила и для пополнения 2-й гвардейской кавалерийской дивизии.
Больше половины бойцов, прибывших в сабельные эскадроны, не имели оружия. Политработники нашего корпуса совместно с местными партийными органами провели разъяснительную работу среди жителей Дорогобужского, Ярцевского, Глинковского и Ельнинского районов, подняли все население на сбор винтовок, пулеметов, боеприпасов. Женщины, дети и старики искали оружие на полях и в лесах, где минувшей осенью шли бои. Но, несмотря на их старания, оружия нам все-таки не хватало.
С бойцами, поступавшими на пополнение минометных, артиллерийских и пулеметных подразделений, были организованы занятия. Новички изучали материальную часть, овладевали необходимыми навыками, сживались с коллективом.
«Окруженцы», особенно кадровые красноармейцы, с радостью возвращались в регулярные войска. Они своими глазами видели, что значит «новый порядок», установленный немцами на оккупированной территории. Им надоело скитаться по лесам и глухим деревням. Они безропотно переносили голод и холод, добросовестно выполняли боевые задания, показывая отвагу и мужество, гордились, что им доверено воевать в гвардейских частях.
Бойцы из поступившего пополнения почти полгода пробыли на занятой врагом территории, ничего не зная о событиях на фронте и в стране, или получая сведения, извращенные немцами. Политотделы наших дивизий и политработники полков уделили пополнению особое внимание. С людьми проводили политзанятия, им рассказывали о разгроме немцев под Москвой, под Ростовом и Тихвином. Важную роль сыграли и наши агитаторы, ветераны корпуса. В дружеских беседах с новичками они вспоминали о славных делах конногвардейцев, о том, как били мы фашистов на Украине, под Каширой, под Тулой. Ветераны знакомили новичков с историей и с традициями наших частей, личным примером показывали, как должен вести себя гвардеец в бою.
В подавляющем большинстве люди, прибывшие с пополнением, стали хорошими солдатами. Многие из них прошли потом долгий путь по дорогам войны, стали командирами.
С помощью призывных комиссий мы пополнили гвардейские дивизии. 329-я стрелковая дивизия пополнилась за счет партизанского отряда «Северный медведь» и нескольких других отрядов. Но возместить все потери не было возможности. Особенно ослаблены были легкие кавалерийские дивизии, превратившиеся, по существу, в усиленные эскадроны.
Мы со Щелаковским послали в Военный совет Западного фронта радиограмму, прося разрешить нам расформировать 41, 57 и 75-ю легкие кавалерийские дивизии, а их личный состав использовать для доукомплектования двух гвардейских. Такое разрешение было дано, и реорганизация произведена.
В конце февраля, в разгар напряженных боев, мы получили директиву: нашим полкам присваивались новые номера. 11, 96, 131 и 160-й кавалерийские полки 1-й гвардейской кавалерийской дивизии стали теперь 1, 3, 5 и 6-м гвардейскими кавалерийскими полками. 136, 108, 5 и 72-й кавалерийские полки 2-й гвардейской кавалерийской дивизии были переименованы во 2, 4, 7 и 8-й гвардейские кавалерийские полки. Новые названия прижились не сразу. Некоторое время мы по привычке продолжали в разговорах называть полки их старыми номерами.
8-ю воздушнодесантную бригаду мы передали в 4-й воздушнодесантный корпус, куда она входила и раньше.
После реорганизации в группе остались 1-я и 2-я гвардейские кавалерийские дивизии, 329-я стрелковая дивизия и два партизанских соединения - «Дедушка» и «Особая группа партизанских отрядов». Силы наши значительно возросли. Когда начинался рейд, через Варшавское шоссе прорвалось около семи тысяч бойцов и командиров. А в конце марта в группе насчитывалось уже до семнадцати тысяч человек.
Основная масса личного состава группы мужественно переносила все трудности и невзгоды. Но не все выдерживали напряжение. Иные теряли способность трезво оценивать обстановку, поддавались панике.
Не выдержали нервы у прокурора корпуса Мусабаева. 13 марта он отправил прокурору фронта Румянцеву большую радиограмму, в которой подробно освещал состояние группы. Сообщал он о том, что корпус действует без отдыха с первого дня войны, что личный состав утомлен непрерывными боями и бессонными ночами, что за время рейда выбыло из строя восемьдесят процентов командного состава, приводил много других фактов. Все эти факты соответствовали действительности. Если судить только по ним, то положение корпуса было безнадежно. Но Мусабаев упускал самое главное - какой вред противнику мы нанесли, воюя в фашистском тылу. Командование Западного направления не отказывалось от мысли окружить и уничтожить главные силы гитлеровской группы армий «Центр». Поэтому большое значение придавалось плацдарму, который мы удерживали на занятой врагом территории. Наши действия в тылу противника были очень важны для успеха намеченной операции. Мусабаев так и не понял этого.
Свое донесение прокурор заканчивал словами: «В целях сохранения оставшегося боеспособного кадра прошу вас возбудить ходатайство перед Военным советом о выводе корпуса из рейда и дать ему возможность полного укомплектования».
Ни я, ни комиссар ничего не знали о посланном донесении. Мы не считали положение корпуса безнадежным, наоборот, были уверены, что сможем успешно выполнять задачи, которые будут поставлены перед нами.
На другой день после того как прокурор отправил свое паническое послание, мы получили радиограмму Военного совета Западного фронта, требовавшую вести решительную борьбу с упадочническими настроениями, подобными тем, какие были у Мусабаева.
«Надлежит разъяснить, - говорилось в радиограмме, - что благодаря прорыву корпуса в тыл противнику в районах Вязьма, Дорогобуж, Ельня и других поднялось и расширяется партизанское движение; его воздействие на противника с каждым днем усиливается. Нахождение 1-го гвардейского кавалерийского корпуса на тылах противника заставляет его оттягивать с фронта части, расходовать резервы. Вывод корпуса из рейда обречет на разгром противником партизан и много ухудшит положение Соколова, Ефремова, Жабо и Казанкина. Корпусу быть готовым к дальнейшему пребыванию в тылу противника и всемерно усилить свою активность, лучше и энергичнее организовать и активизировать партизан. Верховным Главнокомандующим приказано всеми средствами удержать Дорогобуж в ваших руках» [13] .
Через несколько дней мы получили еще одну радиограмму, оказавшую нам большую моральную поддержку. Прислал ее инспектор кавалерии герой гражданской войны генерал-полковник Ока Иванович Городовиков, Он писал, что гордится успехами нашего корпуса и желает нам новых побед над противником.
Мусабаев не долго пробыл после этого в нашей группе. Прокурор Западного фронта удовлетворил его просьбу о переводе в другое соединение. Мусабаева отправили самолетом на «Большую землю».
Весной 1942 года на всем советско-германском фронте наступило относительное затишье. Линия фронта стабилизировалась. Обе стороны пополняли войска, сильно поредевшие за истекшие месяцы, создавали резервы, готовясь к летним боям.
Немцы могли теперь выделить больше сил и средств для борьбы с советскими соединениями, которые прорвались в их тыл в районе Вязьмы. Противник решил уничтожить нас по частям. Первый удар он нанес по группировке 33-й армии генерала Ефремова, в состав которой входили три очень слабые стрелковые дивизии. Окружив эту группировку во много раз превосходящими силами, фашисты начали постепенно сжимать кольцо.
Мы с Ефремовым были знакомы еще с 1925 года. Он в то время командовал 19-й территориальной стрелковой дивизией в Воронеже, а я - кавалерийской бригадой в Острогожске. Ефремов отличался мужеством и решительностью. В первый, наиболее трудный, период войны он зарекомендовал себя умелым полководцем. Он принадлежал к числу тех людей, которые предпочитают самостоятельно преодолевать трудности, не обращаясь за помощью. И когда теперь, под Вязьмой, мы получили приказ штаба Западного фронта помочь остаткам ударной группировки 33-й армии прорваться к нам, мне стало ясно, что положение у Ефремова действительно очень тяжелое.
Задача была поставлена нам 24 марта. В это время войска моей группы были связаны боями за удержание той большой территории, которую мы контролировали в тылу противника. Значительная часть наших сил вела наступление на станцию Угра и прилегающие к ней деревни Русаново, Денисково, Вознесенье и Сенютино. В этом районе мы окружили вражеский гарнизон численностью более семисот человек и намеревались уничтожить его. Он угрожал нашему тылу, а также флангу нашего соседа, 4-го воздушнодесантного корпуса. Бои за станцию Угра приняли затяжной характер. Вражеский гарнизон получал помощь по воздуху транспортными самолетами.
Для помощи Ефремову мы сформировали сводный отряд. В него вошел 2-й гвардейский кавалерийский полк майора Г. И. Малинова, насчитывавший триста сорок шесть человек, с двумя полевыми орудиями, двумя противотанковыми пушками и несколькими минометами. К полку присоединился партизанский батальон численностью в двести сорок шесть человек при двух орудиях и трех минометах. Командование сводным отрядом принял бывший командир расформированной 57-й кавалерийской дивизии полковник М. Н. Завадовский.
Я связался по радио с генерал-лейтенантом Ефремовым, сообщил, что сводный отряд выступил на помощь его окруженным войскам. Мы уточнили, в каком месте нанесет удар Завадовский. Генерал Ефремов должен был в свою очередь сделать попытку пробиться навстречу этому отряду.
27 марта отряд перешел в наступление из района Знаменки на Свищево. Противник оказывал сильное, все возраставшее сопротивление. Бой продолжался почти без перерыва несколько суток. Гвардейцы и партизаны предпринимали атаку за атакой, но каждый раз попадали под огонь многочисленных пулеметов и минометов и вынуждены были отходить на прежние рубежи.
Полковник Завадовский неоднократно менял участки прорыва, но и это не помогало. Гитлеровцы, окружавшие группировку Ефремова, имели превосходство в силах и средствах. Им удалось отразить все наши попытки разорвать кольцо. Впоследствии мы узнали, что фашисты имели в штабе Ефремова агентов, которые сообщали немцам о месте и времени наших ударов. Двух таких агентов поймали в мае наши парашютисты.
Отряд Завадовского понес большие потери, и его пришлось расформировать. 14 апреля уцелевшие бойцы и командиры были возвращены в свои части. Полковник Завадовский был отозван в штаб Западного фронта и назначен командиром 18-й гвардейской стрелковой дивизии.
Оказать действенную помощь Ефремову мы не смогли: выделенный для этого отряд был слишком слаб, а увеличить его мы не имели никакой возможности. Дело в том, что в последних числах марта, когда наши подразделения вели упорные бои, пробиваясь к группировке Ефремова, резко ухудшилось положение нашего соседа - 4-го воздушнодесантного корпуса, которому мы тоже должны были оказать немедленную помощь.
Этот корпус, состоявший из 9-й и 214-й воздушнодесантных бригад, начал высаживаться еще 19 февраля в районе села Великополье. И снова штурманы транспортной авиации допустили ряд ошибок, в результате чего часть десантников выбросилась далеко от указанного им места. До восьмидесяти парашютистов приземлились возле деревни Коптево (в четырнадцати километрах южнее Семлева). Большая группа была сброшена неподалеку от Изборова за передним краем обороны противника, и гитлеровцы без труда уничтожили ее. Боеприпасы, оружие, продовольствие и лыжи парашютистов тоже были разбросаны на большом пространстве, и разыскать их удавалось далеко не всегда.
Командовал корпусом генерал-майор А. Ф. Левашов. Но его самолет, направлявшийся в район десантирования, попал под обстрел, и Левашов погиб. Командование принял начальник штаба корпуса А. Ф. Казанкин.
Сбор высадившихся парашютистов закончился 23 февраля. Всего в двух бригадах насчитывалось семь тысяч пятнадцать человек.
Воздушнодесантный корпус должен был наступать навстречу 50-й армии генерала Болдина и помочь ей прорвать оборону гитлеровцев. Перед 50-й армией стояла прежняя задача: продвинуться вперед и захватить Вязьму.
Начав наступление 25 февраля, десантники добились заметных успехов. За трое суток они с боями овладели населенными пунктами Ключи, Дерговочная, Татьяниха и Жердовка. Через некоторое время нескольким разведгруппам 9-й воздушнодесантной бригады удалось даже пробраться через Варшавское шоссе и установить связь с частями 50-й армии. Таким образом, парашютисты почти выполнили то, что от них требовалось. Но 50-я армия не смогла прорвать фронт и соединиться с десантниками.
Отразив наступление армии, немцы решили расправиться с десантниками, бросив против них части трех пехотных дивизий. Парашютисты оказались в тяжелом положении. Полковник Казанкин обратился ко мне за помощью.
К этому времени мы уничтожили противника на станции Угра, захватив большие трофеи, в том числе тридцать пять вагонов со снарядами. Но операция еще не закончилась: в селах Вознесенье и Сенютино держались пока немецкие гарнизоны. Для блокады этих гарнизонов я оставил партизанские отряды Жабо, Петрухина и «Северный медведь». Возглавил эту группу майор Жабо. На помощь десантникам была послана вся 2-я гвардейская кавалерийская дивизия.
Десять дней, со 2 по 12 апреля, продолжались бои, достигавшие крайнего ожесточения. Немцы стремились во что бы то ни стало отрезать от нас и уничтожить парашютистов. Дело дошло до того, что мне пришлось ввести в действие резерв группы, 6-й гвардейский кавалерийский полк подполковника Князева. С помощью резерва удалось наконец отразить наступление гитлеровцев.
11 апреля 4-й воздушнодесантный корпус по распоряжению Военного совета фронта был подчинен мне. Десантники перешли к обороне вместе с партизанским полком майора Жабо.
Гитлеровцы не смогли уничтожить парашютистов. Но пока 2-я гвардейская кавалерийская дивизия вела бои с фашистскими войсками, наступавшими на воздушнодесантный корпус, немцам удалось спасти свои гарнизоны, блокированные в Вознесенье и Сенютино. С юга, со стороны Милятино, фашисты выдвинули батальон пехоты с десятью танками. Этот батальон оттеснил партизан, прорвался в окруженные деревни, а затем, отступая, захватил с собой остатки блокированных гарнизонов.
В конце апреля мы узнали о трагической участи ударной группировки 33-й армии генерала Ефремова. Штаб фронта прислал радиограмму, в которой говорилось, что, возможно, какие-то силы Ефремова выйдут в наш район. Из этой радиограммы можно было понять, что ударная группировка 33-й армии прекратила свое существование. Так оно и оказалось на самом деле.
27 апреля к нам пробился отряд бойцов из 160-й стрелковой дивизии под командованием полковника Ф. М. Орлова. Он привел с собой около ста человек, среди которых было много раненых и обмороженных. Другая группа из состава 33-й армии вышла 30 апреля на участке партизанского полка Жабо. В этой группе насчитывалось шестьсот шестьдесят шесть человек, в том числе четыреста раненых. Пробившиеся к нам люди говорили, что где-то следом за ними идет еще один отряд. Но никто из них не знал, где находится командующий армией.
Еще 31 марта я получил от главкома Западного направления задачу разведать силы противника в направлении на Милятино. Готовилась новая наступательная операция. 50-я армия должна была в третий раз попытаться совершить прорыв через Варшавское шоссе, а мы - помочь ей, нанеся гитлеровцам удар с тыла. Этот замысел соответствовал нашим чаяниям. Соединившись с армией, мы смогли бы не только удержать освобожденную территорию, но и развить достигнутые успехи. От 50-й армии нас отделяла неширокая полоса, но полоса эта была занята крупными силами противника и хорошо подготовлена к отражению атак с фронта и с тыла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38