Осликовский отправился отдавать необходимые распоряжения, а я связался с командиром 322-й стрелковой дивизии. Пехотинцам требовались сутки только на то, чтобы выйти на подступы к Одоеву. А поселок было приказано взять сегодня. Поэтому полковник Филимонов собрал имевшиеся под рукой автомашины, разыскал несколько десятков саней и посадил на них усиленный стрелковый батальон. Когда я разговаривал с Филимоновым, этот батальон уже проделал добрую половину пути к Одоеву.
Пехотинцы должны были действовать левее 72-го кавалерийского полка и обойти поселок с юга.
Покончив с делами, я вместе с несколькими командирами вышел на улицу. Погода была пасмурная. Недавно выпавший снег истоптан сотнями ног, копытами лошадей.
Около дома, в котором помещался штаб, собралась большая группа бойцов и командиров. Тут же стоял пожилой мужчина, с виду рабочий. Рядом с ним - шестеро детей, пять девочек и один мальчик, самой старшей из девочек было, наверное, лет семь или восемь.
- Товарищ начальник, - обратился ко мне рабочий. - Я из Тулы. А здесь скрывался в деревне у родственников, хотел детей от фашистов уберечь. Вчера, как наши пришли, я будто второй раз родился, белый свет снова увидел. Нечем нам отблагодарить вас: я старый, а они, - он указал на детей, - еще малые. Так мы хоть песни для красноармейцев споем. Можно?
Я не успел и слова сказать, как детишки начали:
Расцветали яблони и груши, Поплыли туманы над рекой...
Их худые, бледные лица были серьезны и строги. Над затихшей улицей далеко разносились чистые, звонкие голоса. Бойцы и командиры слушали пение с таким напряженным вниманием, какому могут позавидовать заслуженные артисты. Молодой красноармеец, опершись на винтовку, смотрел на певцов, приоткрыв рот. Пригорюнился возле походной кухни усатый повар. На крыльцо штаба один за другим выбегали командиры.
Закончив «Катюшу», дети сразу же запели следующую песню - о том, как уходил солдат на войну, как прощался со своей семьей. Грустны были слова и мелодия. Наверное, многие из нас вспомнили в эту минуту о женах и матерях, думали, доведется ли когда-нибудь снова перешагнуть родной порог... Мужественные люди, не раз вступавшие в схватку со смертью, отворачивались, скрывая навернувшиеся на глаза слезы. Я смотрел на бойцов и думал: теперь эти люди с еще большей яростью будут мстить фашистам, прервавшим нашу мирную жизнь, разрушившим наши дома, разлучившим нас с родными и близкими.
Когда смолкла песня, бойцы подхватили детей на руки. Отдавали им шоколад, сахар - у кого что нашлось в кармане.
- Не надо больше, - сказал я рабочему. - Холодно, дети простудиться могут.
- Соскучились мы по песне, - ответил он. - Любим петь, а при немцах целый месяц молчали.
Я поблагодарил рабочего за столь неожиданный концерт и уехал из 2-й гвардейской кавалерийской дивизии. Уже в сумерках возвратился в штаб корпуса, располагавшийся в селе Пруды. От войск, ушедших в сторону Одоева, еще не поступало никаких сообщений. На мой вопрос, нет ли сведений от Таранова, Грецов только махнул рукой:
- Безнадежно, товарищ генерал.
В тот вечер мы услышали радиопередачу из Москвы о боевых действиях 1-го гвардейского кавалерийского корпуса. Интересная была передача, но я, обеспокоенный отсутствием сведений из Одоева, слушал ее рассеянно. Не понравилось мне, что диктор назвал много населенных пунктов, освобожденных нашим корпусом. Ведь передачу слушали не только мы, но и гитлеровцы. Отметив на карте перечисленные пункты, немцы могли в общих чертах определить направление, по которому мы двигались.
- Черт знает что, куда там смотрят! - вырвалось у меня.
- Дают противнику ценные разведывательные данные, - согласился полковник Грецов.
Часов в восемь из-под Одоева вернулся наконец полковник Таранов. За весь день он так и не смог узнать, как развертываются там действия, не сумел даже установить связь с войсками, которыми должен был руководить. Может быть, на хозяйственной работе Таранов и смог бы принести какую-нибудь пользу, но как строевой начальник никуда не годился. Не подействовало на него даже строгое предупреждение за бесцельное сидение под Коломной. Пришлось отправить его назад, приказав выполнять поставленную задачу.
- Безнадежно, - снова повторил полковник Грецов. - Вреда, конечно, не принесет, однако и пользы от него не ждите.
Но вот начали поступать сообщения из отрядов, посланных освобождать Одоево. Из этих сообщений, а также из данных разведки стало ясно: мы, кажется, несколько недооценили силы противника - у фашистов оказалось там больше войск, чем предполагалось.
Непосредственно Одоево обороняли полки 296-й пехотной дивизии гитлеровцев. В районе поселка находились также части 112-й и 167-й пехотных дивизий. Об этом мы знали и раньше. Но появились еще части 3-й танковой дивизии, задержавшие продвижение стрелкового батальона, посланного полковником Филимоновым. Деревни вокруг Одоева немцы превратили в опорные пункты. Каждую деревню приходилось брать с боем.
Посоветовавшись с Грецовым, я решил послать нашим войскам под Одоево значительные подкрепления. Шел на это скрепя сердце. Ввязавшись в бой за поселок, мы действовали вопреки испытанным правилам. Куда проще и выгоднее было обойти его и выполнять главную задачу, стоявшую перед корпусом.
Самые ожесточенные бои в районе Одоева развернулись в ночь на 22 декабря. Гитлеровцы упорно цеплялись за каждую деревушку, используя минно-взрывные заграждения. Под прикрытием сильного артиллерийского и минометного огня гитлеровская пехота и танки неоднократно предпринимали контратаки то на одном, то на другом участке. Мы не имели численного и огневого превосходства над противником. С трудом наши подразделения продвигались вперед.
В течение ночи наши полки овладели деревнями, расположенными вокруг Одоева и, обойдя поселок с юга и севера, почти замкнули кольцо окружения. Немцы начали отступать. Вначале они отходили медленно, пытаясь вывезти свою технику. Но когда в Одоево ворвался 131-й Таманский кавалерийский полк, гитлеровцы побежали, думая только о том, как бы спастись. Они бросали повозки, автомашины, минометы и тяжелые орудия. В спешке им не удалось сжечь и разрушить дома. Поселок Одоево, как и Крапивна, перешел в наши руки почти полностью сохранившимся.
В сквере на центральной площади воины 131-го кавалерийского полка похоронили своих боевых товарищей - старшего лейтенанта Махарадзе и младшего лейтенанта Манцива, павших смертью храбрых при освобождении Одоева. Трижды разорвали воздух залпы прощального салюта.
Кавалеристы в конном строю двинулись дальше, на запад, преследуя противника, убегавшего к Оке. Перед нами стояла теперь задача как можно быстрее форсировать реку, не позволить гитлеровцам закрепиться на ее берегу.
Едва закончился бой за Одоево, в штаб корпуса прибыла из Тулы делегация трудящихся во главе с секретарем областного комитета партии В. Г. Жаворонковьга. От имени жителей города и области члены делегации горячо благодарили гвардейцев за освобождение от гитлеровского ига. Кавалеристы обещали мужественно сражаться с ненавистным врагом.
Близился Новый год. Рабочие прислали красноармейцам и командирам много подарков: гармошки, баяны и, конечно, знаменитые тульские самовары. Самовар был преподнесен и мне, я с гордостью храню его по сей день.
Товарищ Жаворонков пообещал мне прислать автоматический снайперский карабин системы Токарева. Присланный карабин, отлично сделанный тульскими умельцами-оружейниками, я вручил одному из лучших стрелков корпуса. Потом он передавался «по наследству» самому меткому снайперу. За годы войны только два снайпера, Комарецкий и Гореликов, уничтожили из этого карабина около двухсот фашистов. Теперь он хранится в Центральном музее Советской Армии.
Вместе с делегацией приехал в корпус и Алексей Варфоломеевич Щелаковский. Комиссар вылечился в Москве, был бодр и весел. Радостной и теплой была наша встреча.
- Ну, Павел Алексеевич, далеко шагнули вы за три недели, - сказал Щелаковский. - Несколько дней за вами гонюсь, хорошо вот, товарищ Жаворонков помог...
Комиссар прямо с дороги отправился в дивизии и полки, чтобы на местах познакомиться с положением дел.
Штаб подвел некоторые итоги боевых действий корпуса за время с 6 по 22 декабря. За две недели с небольшим гвардейцы освободили города Венев, Сталиногорск, Щекино, поселок Мордвес и другие. Противник потерял только убитыми 2150 человек. Было уничтожено 130 автомашин, 90 орудий, 31 танк. Части корпуса захватили 105 танков, 1985 автомашин, 164 орудия, 48 минометов, более 500 пулеметов, 45 тонн горючего, 2 миллиона пудов зерна. Было много и другого воинского имущества, учитывать которое мы не имели возможности, так как все время шли вперед, не задерживаясь подолгу на одном месте.
На запад!
О последней декаде декабря резко усилилась активность немецкой авиации. Даже в пасмурные дни самолеты группами и в одиночку висели над дорогами, бомбили и обстреливали из пулеметов колонны наших войск, обозы, автомашины. В светлое время просто невозможно было находиться на дорогах и вообще на открытых местах. Фашистские летчики гонялись за отдельными машинами, всадниками.
Утром 23 декабря я выехал на вездеходе в одну из дивизий. По лесу мы двигались спокойно. Однако вскоре лес кончился, и нам .предстояло продолжать свой путь полем. Прежде чем покинуть спасительный лесной массив, мы остановились посмотреть, нет ли поблизости самолетов противника.
В это время из леса выскочил на коне связист с телефонной катушкой в руках. Неожиданно откуда-то сбоку появился фашистский самолет. Он шел на бреющем полете, так низко, что издали казалось, будто шасси его вот-вот коснутся сугробов. Самолет пронесся над связистом. В морозном воздухе резко прозвучала длинная пулеметная очередь. Боец пришпорил коня и помчался по дороге. А самолет, набрав высоту, разворачивался - делал новый заход для пикирования.
- К лесу! К лесу давай! - кричал кавалеристу старший лейтенант Михайлов, выпрыгнув из машины. Связист был далеко и не мог слышать его. Но, видимо, он и сам догадался, что надо скорее добраться до укрытия. Всадник свернул с дороги к кустарнику. На поле лежал глубокий снег, конь двигался медленно, а гитлеровский самолет стремительно приближался.
Снова пулеметная очередь. Всадник упал.
Когда самолет скрылся из виду, я послал Михайлова помочь раненому кавалеристу. Увязая в сугробах, старший лейтенант добрался до связиста и вскоре вернулся. Боец был убит, а лошадь тяжело ранена.
Мы поехали дальше. Неподалеку от Одоева дорога круто спускается в низину, я увидел там одиноко стоявшую автомашину. Дорога и поле вокруг были изрыты воронками, валялись черные глыбы замерзшей земли. Тут тоже побывали недавно немецкие бомбардировщики.
Около крытого грузовика, в котором находилась радиостанция, стояли два красноармейца. На краю дороги лежал убитый командир. Я узнал его. Это был командир радиоэскадрона корпусного дивизиона связи гвардии капитан Богданов, смелый, инициативный, отличный знаток своего дела.
Улицы Одоева были пустынны, лишь изредка увидишь красноармейца или обозные сани. Немцы бомбили и обстреливали Одоево с рассвета и до темноты, и не столько сам поселок, сколько дороги, расходившиеся отсюда в четырех направлениях.
Бойцы сидели в укрытиях, спасаясь от самолетов.
Незадолго перед моим приездом немцы пробомбили перекресток дорог. Бомбы угодили в небольшой парк. Взрывы повалили на землю толстые деревья, засыпали ветками, обломками досок, битым кирпичом шоссе, проходившее вдоль парка.
Ехать дальше было рискованно. Я решил дождаться темноты, тем более что ночь в декабре наступает рано.
Резко возросшую активность вражеской авиации мы ставили в прямую связь с недавними сообщениями Совинформбюро, в которых говорилось, что наша конница успешно бьет немцев в районе Крапивны и преследует противника, убегающего на запад. Эти сообщения были для немцев чистым кладом. На нашем участке фронта у них образовался широкий разрыв между войсками 4-й полевой и 2-й танковой армий. Немецкое командование плохо знало обстановку здесь и никак не могло установить направление нашего удара. Благодаря сообщениям Совинформбюро оно совершенно точно узнало, что в разрыв вошел мой кавалерийский корпус. Мы вырвались вперед по сравнению с соседними нашими войсками, создали угрозу флангам и тылам обеих немецких армий. Фашистское командование немедленно воспользовалось точными сведениями, полученными из авторитетного источника. У противника не было свежих сил, способных остановить наше продвижение. Поэтому он бросил против нас авиацию, перенацелив ее с других участков фронта.
Мы с комиссаром сообщили Военному совету Западного фронта наши выводы и попросили принять меры, чтобы подобные сводки Совинформбюро больше не появлялись. Военный совет согласился с нами и принял меры. Но ошибка уже дала себя знать. Всего несколько слов текста дорого обошлись нам, за них пришлось расплачиваться жизнью десятков, а может быть, и сотен бойцов и командиров.
Немцы бомбили главным образом дороги, поэтому особенно велики были потери в артиллерийских подразделениях и в обозах. Мы потеряли большое количество упряжных лошадей, а это привело к тому, что артиллерия и пулеметные тачанки отставали от частей, которым приходилось наступать без огневой поддержки. Вместо сильных и рослых артиллерийских лошадей мы использовали верховых, но они были слишком слабы.
Отстали от передовых частей и обозы. Конные полки стремительно шли вперед, сами добывая себе на месте фураж и продовольствие. Все чаще случались перебои в снабжении горючим и боеприпасами.
Конница почти не имела защиты от атак с воздуха. Еще летом из штатов кавалерийских дивизий изъяли дивизионы зенитной артиллерии. Остались лишь взводы счетверенных пулеметов в полках. Но им очень редко приходилось вести огонь по противнику, так как немцы летали обычно на большой высоте. Погода благоприятствовала им. Но с 21 по 25 декабря низкая облачность и плохая видимость заставили их действовать чуть ли не на бреющих полетах. Теперь пришел черед наших пулеметчиков. За три дня расчеты счетверенных пулеметов сбили шесть фашистских самолетов. Однако спасти положение пулеметчики были, конечно, не в состоянии.
Чтобы обезопасить наступающие войска от нападений с воздуха, требовались значительные зенитные средства и истребители.
В ответ на мои настойчивые просьбы командующий фронтом придал корпусу дивизион 20-миллиметровых зенитных пушек и роту крупнокалиберных зенитных пулеметов. Но пушки и пулеметы, установленные на машинах, были привязаны к дорогам. А дороги занесло снегом.
Спасаясь от вражеской авиации, части корпуса действовали в основном по ночам. В светлое время движение почти замирало. Люди и лошади прятались в укрытиях; орудия, машины и повозки маскировались от наблюдения с воздуха. Все это уменьшало потери, но снижало и темпы наступления.
Обеспечивать нашу оперативную группу должна была 28-я авиадивизия, имевшая на вооружении истребители. Но она базировалась далеко от фронта, и мы с ней не имели связи. Лишь в конце декабря прибыли ко мне представители авиадивизии и полка У-2. Я поставил авиаторам задачи, однако и после этого дело не улучшилось. Наших самолетов в воздухе не было видно.
Как-то ночью я ехал верхом в село Подкопаево. Стоял крепкий мороз. Под яркой луной поблескивали на сугробах снежинки. Картина была красивая и мирная. И вдруг за одним из поворотов я увидел разбитый авиацией обоз. Трупы людей были уже убраны, но на дороге валялись убитые лошади, обломки саней и повозок, разбитые ящики с боеприпасами.
В сильном возбуждении я послал резкую радиограмму командиру авиационной группы генералу Николаенко, находившемуся в Туле: «Прекратите нейтралитет, начинайте воевать».
Эта радиограмма вызвала неожиданные, благоприятные для нас последствия. Ее перехватила радиостанция штаба Западного фронта, и оттуда последовало распоряжение генералу Николаенко: выехать в штаб 1-го гвардейского кавкорпуса и на месте организовать прикрытие наступающих войск с воздуха.
Николаенко прилетел в Подкопаево на У-2. День был солнечный, яркий. В пути самолет Николаенко несколько раз перехватывали немецкие истребители. Только мастерство пилота У-2 спасло генерала. Уже у самого Подкопаева «уточка» на наших глазах была атакована двумя «мессершмиттами». Опытный пилот прижал машину почти вплотную к земле и умело посадил на лесной поляне.
За генералом и прилетевшим с ним радистом я послал сани. Николаенко прибыл в штаб корпуса возбужденный, взволнованный только что пережитой опасностью.
- Ну, хорошо добрались? - спросил я его.
- Сам удивляюсь, как проскочили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38