Я ведь знаю - он
спал с ней, а потом она и меня затолкала в его постель... И мне
это было по душе, понимаете? Потому что... ах, да что говорить...
Что такое жизнь? Всего лишь способ накопления ошибок...
Читая старые слова, мы пишем новые тетради, и прекратите,
Бога ради, стирать нам грани естества. Осенний пир едва ль
продлится, уж маски вянут, пламенея, и опадают, словно листья, в
миру стать лицами не смея. И вот я по аллее длинной иду и
подбираю лица... О, научи меня молиться - но прежде вылепи из
глины!
Билли шевельнулся рядом, и в ответ шевельнулось сердце.
Неумолчный скрип колес вдруг стих. Фургон остановился.
- Вроде бы, приехали,- сказал Глеб.
- Похоже, - отозвался полковник. - По крайней мере, по
расчету времени получается так.
- Здесь указатель, - издалека донесся голос Дэнни.-
Написано: " Вомдейл".
- Смотри-ка ты, - сказал полковник. - Не промахнулись.
Постов на въезде в городок не было. Равно как и света в
окнах домов, не говоря уже об уличных фонарях. Дэнни долил масла
в "летучую мышь" и продолжал идти впереди лошадей.
- Да вот же он, телеграф,- сказал вдруг Глеб.
Пришлось стучать в запертую дверь, прежде чем с той стороны
раздались шаги и скрип засова.

13.
К утру седьмого сентября Виггелан собрал на восточном
побережье сорокапятитысячную армию при трехстах орудиях. Два
новейших крейсера, два монитора и десяток кораблей помельче
готовы были открыть огонь по любой цели в трехмильной прибрежной
полосе. И пару козырей адмирал имел в рукаве: бригаду
добровольцев с Хармони и секретные пушки инженер-майора Зацепина.
Пускать их в ход нужно было наверняка и в решающем месте боя.
Только вот боя как такового все не было и не было. Бурунцы
метались, подобно опасному, но слепому зверю.
Спрашивается: почему они вдруг сорвались с цепи? Кажется,
договорились по-хорошему...
Наверное, уже не узнать.
Но теперь остается только одно: ткнуть зверя палкой - и,
когда он вцепится в нее зубами, ударить по башке.
Он оторвался от карты и посмотрел на штабных офицеров. Они
стояли молча и строго.
- Георгий Иванович, - сказал он и почувствовал, как
позвякивает в голосе перекаленное железо, - демонстрацию
произведем на твоем участке. Силами гренадерского полка. Затем,
отступая, будешь заманивать противника вот сюда, в теснину. Здесь
их встретят волонтеры... и, даст Бог, крепко обработают. После
чего ты наносишь настоящий удар вот отсюда в направлении теснины
и там их запираешь - насмерть. А Филипп Андреевич и Василий
Захарович со своими егерями проходят через лес и наваливаются на
них с флангов. В то время как артиллерия вот отсюда, с высоток,
будет их гвоздить и гвоздить...
Крысиным капканом мы пытаемся поймать волка, подумал вдруг
он. Нам никогда не одолеть их... Это была слабость, обычная его
слабость перед любым боем. Никто не мог знать о ней...
Рано утром седьмого сентября армия трудовиков смяла
оставленные палладийцами заслоны на восточном участке фронта и
начала стремительное наступление вдоль побережья на север,
настигая и захватывая обозы...
- У нас еще есть шанс избежать настоящего боя,- сказал
Туров, когда все, наконец, замолчали. - Я прошу всех задуматься о
том положении, в котором мы оказались...
- По чьей вине?- вскочил Адлерберг.
- Я вам могу назвать фамилию,- пожал плечами Туров, - но что
это даст?
- И это будет, конечно, не фамилия Туров?
- Нет. Я не отдавал приказа вводить вас сюда - и не отдавал
приказа оставить вас здесь. Единственный человек, обладающий
властью отдать эти приказы - ...
- Миша Меченый,- хмуро закончил Адлерберг. - Это нам ничего
не дает.
- А если меня прислонить к стенке - это что-то даст?
- Короче,- сказал Адлерберг.- Свою вину за все произошедшее
вы отрицаете?
Это паранойя, подумал Туров. С ними уже ничего не сделать.
- Если за все - то отрицаю. Признаю лишь, что развалил
дисциплину в группе и выпустил из рук управление ею. Но я никогда
и подумать не мог, что прапорщики и офицеры КГБ за три дня сумеют
превратиться в отъявленных махновцев...
Молчат. Съели.
- Оправдывает и вас, и в какой-то степени меня лишь то, что
мы оказались в положении совершенно безвыходном. Я прошу сейчас
всех спокойно и очень холодно произнести про себя: мы - здесь -
застряли - на - годы. Не исключено, что навсегда. Понимаете, что
это значит? Мы ведь не сможем все время воевать...
Он сделал паузу. Все ждали.
Дяденька, выведи...
- Я сам пойду парламентером. Может быть, мне удастся
объяснить...
Автобус подпрыгнул, и тут же тугой удар близкого разрыва
забил уши. Поэтому накатывающиеся плотные цепи солдат в зеленых
мундирах он видел , как в немом кино...
Не из чего было сделать белый флаг!
Потом - под танками задрожала земля...
Петр Сергеевич бросил бинокль. Не было сил смотреть на это.
Гренадеры, которые утром стояли перед ним - гибли сотнями под
пулеметами, под гусеницами танков... Он занл, что так и будет,
что в этом и состоит сатанинский план - но невыносимо было
видеть... А через минуту наступит очередь его бригады - вот так
же гибнуть в огне. Только мы, может быть, сумеем ужалить в
ответ...
Ночью никто не спал. Настроение было взвинченно-веселое.
Травили анекдоты, пели. Знали: те, кто завтра останется живой,
получит все гражданские права для себя, семьи и еще двух человек
по своему выбору. На эту тему почему-то было особенно много
смеха. А ведь после всего, подумал Забелин, Хармони уже не
удастся удержать... Независимо от исхода боя, исхода войны -
тесто поперло. Уже не загнать обратно. Он не знал, хорошо это или
плохо...
Внизу по дороге рванули вперед два танка - прямо на батарею
капитана Губернаторова. Пушки стояли за земляным валом, старые
четырехдюймовые гладкоствольные. Ничто они были против танков.
Так, приманка...
Справа и слева от дороги сидели в замаскированных окопах
добровольцы с безоткатными орудиями. На испытаниях кумулятивные
снаряды прошивали сорокасантиметровую стальную плиту...
- Они подожгли Павлика и Кольку!
- Что?!
- Они подожгли Павлика и Кольку! У них ПТО! Ты слышишь? У
них ПТО!
- Этого не может быть!
- Я же видел сам! Били в борта! Они пробивают броню!
- Понял... Седьмой, девятый! Вперед, к третьему и шестому -
но близко не подходить, обработать все по сторонам дорог -
осколочными! Четвертый и пятый - выйти из боя, пополнить
боекомплект. Как поняли?
- Есть пополнить...
Откуда у них ПТО? И - кипятком: Марин! Значит, и он здесь...
И - может быть убит нами, последний мостик, последняя надежда...
Плохо, что мы опять играем не в свою игру. Нас раздразнили
тем ударом. Не делаем ли мы то, чего от нас почему-то хотят?..
Не могу думать.
Зверь. Просто бросаюсь.
Но все, что остается - вперед и еще раз вперед. Равнина и
путь на юг. Там у нас будет преимущество не только в огне, но и в
подвижности. Здесь слишком тесно, здесь мы уязвимы. Да, надо
вырваться - и сразу посылать парламентеров.
Плохой участок - почти полкилометра: узкая долина иссохшей
речушки. Но если пробиться здесь - дальше будет почти легко.
Поднять вертолет и обработать сверху...
- Не жалеют снарядов...- сказал Денисов.
Четыре танка издалека и не слишком торопливо расстреливали
из пушек позиции добровольцев. Не верилось, что там кто-то мог
остаться живой.
- Сейчас пойдут. Сейчас обязательно пойдут...
Но прошло три четверти часа, прежде чем передние танки
качнулись и понеслись вперед, по дороге, ведущей к выходу на
равнину.
- Эти остаются прикрывать... молодцы...
Вертолет несколько раз прошел над тесным участком, поливая
из пулеметов кусты и камни.
За танками ушли пять БМД. Остальные окружили грузовики и
цистерны - и двинулись следом.
Тянулось молчание.
- Чего ждешь, майор?- хрипло сказал Денисов. - Уйдут...
- Нет, - покачал головой Алик. - Они уже мои.
Они мои, содрогнувшись, подумал он. Они все мои. На всю
оставшуюся жизнь... может быть, на пять минут, а может быть...
Это пылало в каком-то далеком уголке сознания, а все остальное
было как из сырого тяжелого дерева. Так было когда-то перед
экзаменом по истории - решался вопрос, остаться ли ему в школе
или отправляться в техникум. Так было, когда он наконец узнал
правду про Транквилиум... пришлось быстро принимать решения, а
сознание было именно таким: деревянным. И сравнительно недавно,
когда он освобождал Глеба... тогда требовалось решить... впрочем,
это неважно. Хорошо, что он не прельстился тогда иллюзорной
идеей... все, хватит об этом. Хватит.
Тот, деревянный, повернулся и сказал:
- Ильюха, ракету!
Будто кто-то огромный подхватил штабной автобус под капот и
опрокинул на спину, как жука. Турову казалось, что он плывет в
черной воде, не в силах вынырнуть. Во рту скрипело. Он шарил
руками вокруг, но ни на что не мог наткнуться...
- Бей! - хрипел Денисов. - Бей! Бей!..
Смерч гулял по лощине.
Алик стоял, вцепившись в свой бинокль, и считал залпы. Было
трудно не сбиться.
- Илья. Четыре ракеты.
- Зачем?- вскинулся Денисов.
- Все. Больше нельзя...
- Что?!
- Я говорю, достаточно.
- Добивай их! Добивай, майор!
- Все, командор. Ты не понимаешь...
- Чего я могу не понимать? Жалеешь своих?! Продолжать
огонь!!!
Алик стоял столбом. Денисов схватился за револьвер.
- Продолжать огонь, майор!!!
- Нет, командор. Все. Кончено.
- Солдат! Приказываю: сигнал к продолжению огня!
- Илья, не сметь.
- Вашсоко...
- Майор, огонь! Огонь же!!!
- Нет.
- Но - почему? - выдохнул, вдруг как-то обмякнув, Денисов.
- Остались только особые снаряды...
- И - что?
- В них не взрывчатка. Яд. Понимаешь?
- Вот как.
- Да. Наделал сдуру. Думал - будет лучше. И вдруг - не могу.
Не могу. Понимаешь - не могу. Должно же быть что-то...
- Ладно, майор. Ты не передо мной - перед Богом ответишь. Он
разберет, что к чему.
- Может быть...
- Но всех, кого с этой минуты убьют - убьешь ты. Я буду это
знать. И ты будешь знать это.
- У тебя найдется белая тряпка?
- Хочешь сдаться?
- Нет. Пойду поговорю с ними...
- Не сходи с ума, майор...
Оба стояли мокрые от пота.
- Ба! Кто пожаловал!..
- Глазам своим не верите?
- Что-то вроде... Проходи и садись. Извини, что темно, но
мне так лучше. А ты заматерел. Был таким мальчишкой...
- Положение обязывает. Степан Анатольевич, вы ведь
понимаете, с чем я пришел?
- Конечно.
- Ну, и?..
- Да. И даже без особых условий.
- Я пока не имею права что-то предлагать, но думаю, вы
можете рассчитывать не только на Хармони.
- Я тоже на это надеюсь. А пока что нам нужны врачи.
- Это как раз не трудно. Скажите, какого черта вы пятого?..
- Какие-то люди в форме морской пехоты захватили БМД и
устроили побоище в нашем лагере.
- И вы, конечно, решили ответить...
- Не я. Меня затолкали в угол, чтобы сидел и не рыпался.
- И вы послушно сидели...
- Скорее, лежал. Сидеть мне и сейчас трудно... Чем
занимаешься, Алик?
- Инженерю.
- Против нас?
- Конечно. Как вам понравился обстрел в лощине?
- Так это твоя работа?
- Моя.
- Полторы сотни ребят...
- Я знаю. Скажите спасибо, что я не использовал снаряды с
ипритом.
- Что-о? С ипритом ?
- Я думал, меня расстреляют за это.
- У вас есть иприт?
- Да. Сто двадцать готовых снарядов и еще десять тонн в
бочках.
- Вы его сперли?
- Нет. Варим сами.
- Алик, ты вообще понимаешь, что делаешь?
- К сожалению, да. Понимаю.
- Что еще интересного ты мне скажешь?
- На эту тему? Мы уже делаем дизели. Через год у нас будут
первые самолеты. Радио уже...
- Все ты?
- Разумеется, нет. Я - только боевые ракеты.
- Алик, скажи-ка... Это все - против нас?
- Да.
- С твоей подачи?
- В основном.
- Понятно... О большом проходе ты знал?
- Нет. Но я его вычислил. Это было не слишком сложно.
- Я так и думал... Облажались мы, верно?
- Не то слово. Впрочем, все гораздо сложнее, чем нам тогда
казалось. Мы были обречены с самого начала.
- Поэтому ты и... того?
- В частности, поэтому. А главное... Я их полюбил, вот и
все. В этом все дело.
- Тамара твоя недавно показывалась. Впрочем, как недавно...
полгода. Время, черт, несется...
- Как они?
- Нормально. Ей ведь не сказали, что ты...
- За это спасибо.
- Да ладно... Мы ведь теперь все - вроде тебя. Правда, не
по своей воле.
- Это как?
- Нас не выпускают. Очень подозреваю, что нескольких наших
убили. Пигулевского помнишь? Пытались - меня.
- Господи...
- Вот так. Можешь представить, какое у ребят состояние. А
тут еще ты с ипритом...
- Не использовал же.
- За это спасибо. Ладно. Больше ни одного выстрела с нашей
стороны.
- Взаимно.
- И...
- Что?
- Постарайтесь не унижать спецназ. Оставьте им хотя бы
честь.
- Ну, Степан Анатольевич, это даже не обсуждается. Вы ведь
достаточно долго прожили здесь...
Четыре ножа вспороли тент. В кузов "Урала" хлынул
ослепительный свет и в нем - несколько жестких черных фигур.
Турова убили стразу, двумя ударами в сердце, а Алика оглушили и
поволокли. Сквозь туман он чувствовал, как его куда-то поднимают,
растягивают...
Денисов влетел на батарею и закрутился, ожигая лошадь
плетью.
- Залп, капитан! Приказываю - залп!
- Но там же парламентеры...- побледневший командир первой
батареи вытянулся, откинул голову, будто хотел через седловину
увидеть, что происходит впереди.
- Убили парламентеров, капитан! Трупы на броню привязывают!
Залп!
- Остались только особые снаряды...
- Знаю,- Денисов спрыгнул на землю. - Все знаю. Выполняйте
приказ.
(Уже потом, вечером, утром, когда двигались по страшному
следу ушедшей колонный и достреливали корчащихся, слепо ползущих
куда-то, покрытых язвами чужаков, Денисов вспоминал об охватившей
его странной слабости и невесомости в тот миг, когда он отдавал
свой приказ. Он сел тогда на какую-то кочку и будто исчез на
время. Ревом орудий его приподняло и понесло... Очнулся он в
седле час спустя. Кто-то в штатском, с изъеденным лицом, кричал
ему, что туда идти нельзя и солдат посылать тоже нельзя, потому
что... Потом шел дождь, а после дождя настал вечер. Люди умирали
на земле, как отравленные крысы. Должно быть, их выбрасывали из
машин, силясь избавиться от яда, впитавшегося в их поры...)
Утром гремело где-то на севере, потом стихло. Может быть,
звуки боя поглотил дождь. Гостиница была крошечной и сырой.
Полковнику пачками приносили телеграммы. Он будто бы надел
мундир, хотя и оставался в том невообразимом рванье, которое
нашлось у миссис Гекерторн. Помимо телеграмм, он получил и
денежный лот, но на почте просто не было денег. Дэнни остался с
лошадьми, а Глеб неожиданно слег. Его охватил сухой жар,
лихорадка обметала губы. Билли все порывался поползать по нему,
впору было отгонять палкой. Хозяин гостиницы привел фельдшера,
такого же старика, как он сам. Старичок долго трогал тонкими,
похожими на бамбук пальцами плечи и грудь Глеба, прикасался к
мокнущему вдавленному звездообразному шраму, вздыхал. Потом
сказал, что надо накладывать дегтярную мазь, сейчас он ее
пропишет, а аптекарь к обеду сделает, а вообще-то не обойтись без
операции. Но это нужен госпиталь, нужны настоящие врачи, а не
бедные сельские фельдшера...
Потом Глеб будто бы задремал, Светлана подхватила Билли и
вышла в холл. Полковник сидел в разлохмаченном, как старый веник,
плетеном кресле. Увидев Светлану, он встал.
- Присаживайтесь, леди. Что сказал доктор?
- Что нужна операция.
- Черт! - полковник ударил кулаком по бедру. - Как раз в тот
момент, когда возникли настоящие проблемы!..
- А до сих пор, значит?..
- До сих пор, прекрасная моя, были детские шалости и мелкий
дождик. Да когда же оно кончится, это невезение...
- Я бы назвал это иначе, полковник, - Глеб стоял в дверях.-
Вы получили какие-то особые известия?
- Вот, прочтите,- полковник подошел к нему и подал бланк
телеграммы.
Глеб прочел: раз и еще раз.
- Больше месяца назад,- сказал он. - Я как раз плыл домой.
- Да, - сказал полковник. - Они уже, очевидно, на месте.
- Или на подходе.
- Все равно. Мы ничего не сможем... просто не успеем.
- Вы так думаете? - Глеб посмотрел на полковника, потом на
Светлану, и она вздрогнула: глаза у него были безумные. - Есть
один способ - и кто мы будем, если не попытаемся? Кто, а?
- Я ничего не понимаю, - судорожно сказала Светлана.
- Олив похитили,- сказал Глеб. - Один человек. Который...
Полковник подхватил его и удержал.
Каин вел ее по бесконечно длинной подрагивающей доске,
придерживая под локоть. Сам он легко ступал по воде, по крови
дракона, лишь изредка замирая как бы в поисках равновесия:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28