— А барахла у вас там много?
Словно и вправду граната взорвалась. Все разом смолкли, затаили дыхание. Так вот к чему клонит Лес!
— Не знаю. Какого барахла?
— Не придуривайся, Чушка. Сам знаешь, про что я. Барахло, какое слямзить стоит. Телеки, транзисторы. Магнитофоны. Такое вот барахло…
Теперь и Терри понял, чем тут пахнет. Он растерялся: что сказать, как ответить? Да, всякого такого в школе немало. Но говорить им об этом вроде не годится.
— Ну, кое-что есть. Телек, кажется, есть. И, может быть, приемник…
Дальше его увертки слушать не стали. Острие ножа уперлось ему в щеку, в нос ударило прокуренным дыханием Леса. Пленника схватили за голову, за плечи, ноги пригвоздили к полу. Теперь уже никто не паясничал. Шутки в сторону. Теперь они перешли к делу. Ну и дурак же он, вообразил было, что можно их не бояться. Да ведь они его сейчас зарежут.
— Брось вилять, малый. Телек либо есть, либо нет. Какое тут «кажется»! Отвечай живо, да не крути. Чего у вас там есть и где?
Терри судорожно глотнул, но что уж тут тянуть. Попади в такой переплет сам мистер Маршалл, он и то бы им все сказал. И пошло-поехало.
— Большой телевизор есть, и шесть транзисторов, один на два класса, и два кассетных магнитофона. И потом… — Он запнулся, вспоминая расписание уроков и прикидывая в уме, что там еще есть. Он наверняка перечислил далеко не все. — И еще проигрыватель и колокольчики.
— Плевать на колокольчики.
— Динь-дон, — произнес Мик.
— И фильмоскоп, — прибавил Терри, он уже дошел до пятницы, — и проекционный фонарь, для слайдов. И кинокамера. — Он опять замолк, теперь он дольше рылся в памяти: что же еще? Нет, кажется, это все. Больше он ничего не мог вспомнить.
— Все?
— Все. — Терри почувствовал себя виноватым.
— Больше ничего?
— Только еще колокольчики, — сказал Мик. — Динь-дон.
Лес, прищурясь, в упор смотрел на Терри.
— Точно?
— Это ж надо, сколько у них всего! — сказал Мик. — У нас в Нейпире и в помине такого нет…
— А вы всё растащили, потому и нет, — вставил Футбольная башка. — Что было стоящего, всё вы растащили…
— В Нейпире мел и тот теперь на цепочке…
— Ладно, — сказал Лес. — Хватит хныкать. Теперь давай говори, где это там у вас все?
У Терри упало сердце. Вот она, возможность оправдаться в собственных глазах. Сказать, мол, не стану вам больше помогать, или просто наврать — этим он хоть как-то искупит, что до сих пор послушно отвечал на все вопросы. Но благой порыв мгновенно угас.
— Транзисторы — в кабинете Маршалла, в шкафу. Где магнитофоны и проектор, я не знаю. Телек и проигрыватель — в библиотеке… под замком.
Наступило долгое молчание — Лес, нахмурясь, думал. Он оглядел свою комнатушку — плетеный стул, ничем не покрытый пол, законченное окошко. Потом в упор уставился на Терри. Все ждали, что он станет делать дальше, Терри — опасливо, остальные — жадно, нетерпеливо. Терри надеялся, теперь ему наконец скажут, отпустят его или нет. Вроде должны отпустить, он заслужил: ведь он им помог. Польше всего сейчас тревожило, удастся ли уйти отсюда так, чтоб напоследок не излупили.
— Тебя как звать, Чушка?
Лес вдруг опять встрепенулся, выпятил подбородок, голову набок, будто заправский жулик из телепередачи.
— Терри Хармер.
— Ясно, Хармер. Я тебе скажу, что к чему. И вы все слушайте, я вам не проигрыватель, повторять не стану…
Все навострили уши.
— Мы ихнюю школу сделаем. Прямо сегодня вечером, пока дождь и все по домам сидят. (Четыре физиономии оживились.) Чушка поведет нас, покажет, где что. И мы ее сделаем. Надо живей, в два счета обернемся, чтоб ничья мамаша не хватилась, не подняла шум. До завтра барахло где-нибудь попрячем, а завтра, пока вы в школе, я потолкую с одним барыгой, все ему перекину. Ясно?
— Ага…
— За транзисторы хорошую монету дадут, их сбыть проще простого. Ну, а про остальное не знаю. Всем будет на сигареты на месячишко-другой, да и мне самому монета во как нужна…
— Ага. Здорово сообразил, Лес.
Опять помолчали, и Терри, хоть был он и ошарашен и возмущен, что его запутали в такую историю, не посмел раскрыть рот. Он вдруг понял — думают они сейчас именно о нем.
— Про него, что ль, мозгуете? Так он у нас увязнет как миленький. На дело с нами пойдет, только долю не получит. — Он обернулся, глянул в широко раскрытые, испуганные глаза Терри: — Тогда уж ничего ты не сможешь, ясно? Никто тебе не поверит, скажут, ты с нами заодно был. Твое слово против пятерых. И против вот этого! — Перед глазами Терри опять блеснул нож. — Где живешь, мы знаем, попробуй только вякни — располосуем. — У Терри лицо было перепуганное, но Лес решил окончательно его добить. Он вдруг закинул голову назад, дернул вниз свой грязный ворот. — Вот как мы тебя взрежем! — Точно широкая белая резинка с лиловатым рубцом посередине, горло пересекал длинный шрам, настоящий хирургический шов со стежками, от которого начиналась заново выросшая кожа. — Еще похуже! Портрет попорчу!
Терри молчал. Ни одно слово не шло на ум, да и все равно голос бы изменил. Только громко, торопливо стучало сердце. Молчание длилось долгое, нестерпимое, и вдруг Мика прорвало:
— Это его так мамаша. Верно, Лес?
Лес медленно повернул голову, смерил выскочку Мика ненавидящим взглядом. Он был на два года старше Мика и не желал давать ему волю.
— Это ни при чем! — сказал он, уставясь на Мика своими змеиными глазками, сказал негромко, без всякого выражения, давал понять, что тон здесь пока задает он.
— Ясное дело ни при чем, — мудро согласился Мик. — Просто пускай Чушка знает, тебя голыми руками не возьмешь…
Лес все глядел на Мика, и взгляд его говорил, что тот чуть-чуть не схлопотал удар ножом.
— Да, — наконец вымолвил он, — голыми руками меня не возьмешь.
— Ясно, — подхватил Мик, желая поскорей перескочить барьер, который сам же по дурости и воздвиг. — Значит, заметано. Топаем на Фокс-хилл за приемничками…
— Ага.
— И колокольчики прихватим, — прибавил черный мальчишка.
Но теперь это уже никого не насмешило.
5
От строительного участка путь Хармеров лежал опять через Фокс-хилл, мимо той самой школы, в объезд узких улочек с недавно введенным односторонним движением, к шоссе, что отделяло пустошь от викторианских вилл.
Путь этот вел и мимо бакалеи дяди Чарли на углу, и так как на долгий объезд Джекова упрямства не хватило бы, он был рад, что за пеленой дождя можно проехать незамеченными. Большой «ровер» дяди Чарли стоял на улице у обочины, словно океанский лайнер среди буксиров, но сквозь витрину с надписью «Сегодня со скидкой!» старика видно не было.
Машин на шоссе уже поубавилось, и Хармеры очень быстро проехали вдоль пустоши и обогнули лощину. Глэдис поминутно вытирала ветровое стекло ветошью, пристально вглядывалась в пустоту. Ни души, под деревьями лишь вымокший сор, эстрада — безжизненный каркас.
— Нету его здесь, Джек, я знаю, нету. (Джек сердито крякнул.) Может, он уже давно дома…
Джек опять крякнул, глаза болели: ведь приходилось все время вглядываться сквозь дождь и в дорогу, и в подъезды домов справа.
Дождь лил, не ослабевая, как весь последний час, но гром и молния не столько обрушивались на землю, сколько будто перекидывались мячом по небу, и Глэдис очень хотелось сказать, что лучше бы им ехать домой и ждать, конечно же, Терри где-то прячется от грозы, а потом вылезет и вернется. Все эти поиски вдруг показались ей глуповатыми и никчемными — чувство такое, как было однажды, когда она сломя голову неслась к автобусу, а он потом простоял на конечной остановке еще минут десять. Все смотрели и сочувственно улыбались, а сами наверняка считали ее дурой. Гроза проходит, вполне можно ехать домой и там его ждать. Но только она приоткрыла рот, хотела заговорить, как над пустошью вспыхнул слепяще яркий свет, и сразу же грохнуло, качнуло машину силой электрического разряда. Молния, видно, ударила совсем рядом. Это напомнило Глэдис войну. Выл такой случай: все думали, что самолеты уже улетели, и тут взорвалась запоздалая бомба.
— Ой, а я думала, гроза уже проходит!…
Джек опять только крякнул. Иной раз мысли так бегут, не поспеваешь выразить их словами. Он остановил машину, нахмурясь, стал вглядываться между бегающими по стеклу «дворниками». Вся эта история ему совсем не нравится. Какая-то опасность нависла над ними, и опять в нем проснулся давний страх: страшно, что в какую-то роковую минуту семья окажется разделена и не сможет он всех защитить и утешить. Ужасное это чувство, и у него тоскливо засосало под ложечкой. Сейчас, в грозу, когда опасность выражалась в тысячах вольт, разряжающихся над головой, он хотел бы крепко прижать к себе все свое семейство и так оградить от опасности.
— Давай заглянем к твоей матери и к дяде Чарли, — сказала Глэдис. — Но сто против одного, что он спокойно сидит где-нибудь под крышей.
Последний могучий удар, прогремевший над пустошью, убедил Леса, что он не ошибся в расчетах. Он грубо тащил Терри через переполненные водой сточные канавы и уверен был — сегодня вечером вряд ли кто-нибудь станет слоняться вокруг Фокс-хилла, выслеживая бандитов. Никто и носу на улицу не высунет, все разумные люди либо знай себе дремлют перед телевизором, либо выпивают у стойки.
Теперь, в пути, мальчишки помалкивали. Если б до того, как было решено устроить налет на школу, кто-нибудь прикрикнул на них, они наподдали бы этому в черной рубашке, обложили его как следует и отпустили, а сами разбежались. Но теперь, когда ему известно, что они задумали, — а в случае неудачи, они лишатся многого, — им совсем не хотелось обращать на себя внимание. Прежде только Лес знал, чего хочет, теперь это знали все, и от всех зависел успех затеи. Если что-то не заладится, она может им и наскучить, но пока все заодно с Лесом. Кроме Терри. Шершавые пальцы Леса тисками сжимают его руку выше локтя, заставляя шагать быстрей под проливным дождем, со всех сторон его окружает молчащая шайка, и мучит стыд и недобрые предчувствия, как бывало, когда вместе с другими ребятами он потешался над отцом или матерью. Ворваться в свою школу, мокрыми ногами наследить в кабинете мистера Маршалла, украсть транзисторы и кассеты — это ужас, какой-то дурной сон, в который невозможно поверить, даже когда он тебе снится. Как слиняла, какой пустяковой кажется теперь и ссора с Трейси, и стычка с мамой.
Обычно, в какой переплет ни попадешь, всегда можно что-нибудь придумать: попросить прощения, или скопить денег и потом купить то, что разбил, или склеить, или на час убраться с глаз долой. Теперь же выхода нет, и как бы потом все ни повернулось, что бы он ни сказал папе, все равно придется отвечать либо перед мистером Маршаллом и перед законом, либо перед Лесом, а у Леса нож. Папа, может, еще и поверит ему, а уж больше, конечно, никто. Мистер Эванс, правда, относится к нему неплохо, но уж никак не числит его в примерных, не из тех он учеников, которых все учителя прочат в старосты. А мистер Маршалл вообще едва его знает. Мистер Маршалл наверняка будет считаться только с фактами и даже не подумает прислушаться к объяснениям Терри.
Терри взвешивал все это в уме, пока его вели по зеркальным, от дождя тротуарам, и понял, выхода нет, одна надежда, что налет пройдет успешно и они потом благополучно улизнут. Эти ребята, по крайней мере, знают, чего хотят. Они, может, и подонки, но свое дело знают. Да, уж наверно, им все удастся, и тогда можно будет обо всем забыть, выбросить эту историю из головы и снова стать самим собой. Он, кажется, сумел себя убедить. Если так на это посмотреть, другого пути у него и вправду нет. Да, хватит, у него есть полное право не мучиться угрызениями совести, теперь надо обдумать, как действовать. И Терри стал соображать, где что в школе расположено, где стоит домик сторожа, как понезаметней пробраться на школьный двор и проникнуть в здание. Представил самый верный путь в кабинет директора — чтобы поменьше дверей оказалось на пути, представил белый шкаф, в котором, он знал, хранятся транзисторы. Теперь голова у него работала совсем как у соучастника, и он чуть не заговорил с ними. Но вовремя вспомнил их правило: на ходу — молчок. Итак, в эти самые трудные минуты своей жизни, под проливным дождем, на унылых безлюдных улицах, он уже готов был переступить границу между «мы» и «они» — между теми, кто окружал его в прежнем законопослушном существовании, и теми, кого дядя Чарли называл преступным миром. Голова все еще трещала и рука болела, и он уговаривал себя, что угрызения совести ему сейчас не помогут. Он закрыл глаза и вздохнул. Видно, во всем рано или поздно волей-неволей делаешь первый шаг.
Джеку и Глэдис тоже пришлось нелегко. В последнее время что-либо втолковать матери Джека было куда трудней, чем прежде. Слишком много она бывала одна, и теперь ей не сразу удавалось проникнуться тревогами и заботами окружающих. Чудная она была старушка, и Глэдис не могла отделаться от ощущения, что старая миссис Хармер считает невестку не очень-то хорошей хозяйкой. Джек как раз сегодня заезжал к матери, — по обыкновению, в этот день привез ей деньги, — и она удивилась, чего ради он сразу вернулся.
— Что случилось, Джек? Что-нибудь забыл? — спросила она, отворив дверь. Потом увидела Глэдис. — А, здравствуй, Глэдис. Неужто решили прокатиться по такой погоде?
Глэдис, всегда настороже со свекровью, подумала, уж не вообразила ли та, что она бездельничает и пренебрегает своими материнскими обязанностями.
— Ну что вы, мама. Просто решили поискать Терри.
— Как, он разве не дома?
— Нет, мама, — ответил Джек и мимо полной, дородной миссис Хармер протиснулся в дверь. — Был бы дома, разве стали бы мы его искать?…
— Верно. А где ж он тогда?
Бессмысленный этот вопрос Джек пропустил мимо ушей и постарался объяснить попроще, с расстановкой:
— Он побежал поиграть еще до грозы, и мы решили, может, он укрылся у тебя.
— Но ведь на улице ливень.
Они прошли в комнату в глубине дома, набитую мебелью, безделушками, фотографиями. Старуха затворила дверь и села. И им сразу стало не по себе, как в ловушке. Терри явно здесь нет, и надо уходить; но они взбаламутили пруд, и придется ждать, пока осядет ил.
— Не хотелось, чтоб он бежал домой под дождем, — объяснила Глэдис. — Вот мы и подумали: если он у вас, заедем и заберем его.
— Если он сейчас на улице, он вымокнет до нитки, — глубокомысленно изрекла мать Джека. — Не станет же он в грозу играть на улице?
— Да нет, не думаю. — Джек старался не выдать досаду. Ужас, что годы делают с человеком. — Надеюсь, он где-нибудь укрылся от дождя.
— Конечно.
Короткое молчание, комната полна мыслями — как бы отсюда вырваться.
— Конечно, — повторила старуха. — Надеюсь, он где-нибудь укрылся. Да, не часто я его теперь вижу… Что-что, а он достаточно сообразителен, под дождем мокнуть не станет… — Она кинула на Глэдис взгляд, ясно говорящий, что сообразительностью внук никак не в мать, а в семью отца.
Глэдис улыбнулась.
— Чашечку чаю, Джек?
— Нет, мама, спасибо.
Он попятился к двери и налетел на жену.
— А ты, Глэдис? Чашечку чаю?
— Нет. Спасибо, мама. Я думаю, мы еще раз объедем квартал, посмотрим, нет ли его где…
— Если он на улице, он насмерть простудится.
Глэдис перевела дух.
— Да, надеюсь, он где-нибудь спрятался… — Слова не стоили того усилия, которое требовалось, чтобы повторять одно и то же. И все-таки она их повторяла.
— Конечно. Если дома к чаю что-нибудь вкусненькое, он уж не опоздает…
И опять Глэдис уловила намек, видно, свекровь недовольна ею.
— Надеюсь. Ну хорошо, мы только еще разок глянем…
— Конечно.
С каждым словом Джек и Глэдис все пятились, пятились, пока наконец не оказались у двери на улицу.
Старая миссис Хармер выглянула из дверей.
— Похоже, зарядил на всю ночь. Рано или поздно мальчику все равно придется выскочить.
— Да, наверно.
Они уже совсем собрались уходить, и тут оказалось — кое-что старуха еще замечает:
— Ты уж не потерял ли обручальное кольцо, Джек? — спросила она вдруг.
Джек замер на месте, глянул на левую руку. Глэдис многозначительно на него посмотрела. Можно себе представить, что вообразила свекровь. Слава богу, что хоть у нее кольцо на пальце.
— Да нет, что ты. Оно в машине.
— А, ну ладно.
Но только это она и заметила. Зрение у нее стало не то, что прежде, и, когда машина отошла и она по привычке, прежде чем закрыть дверь, посмотрела по сторонам, не заметила она кучку промокших мальчишек, которые, то и дело подталкивая одного из компании, поспешно завернули за угол, к Фокс-хилл-род.
Проходя мимо дома бабушки, Терри чуть было не попробовал вырваться. Он с самого начала знал, что кратчайший путь к школе идет мимо ее дома, но о том, чтобы удрать, всерьез и не думал. Нож по-прежнему был у Леса под рукой, и он не уставал напоминать Терри, что в случае чего пустит его в ход, и, уж конечно, Терри не представлял себе, что с раскроенной физиономией станет барабанить в бабушкину дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24
Словно и вправду граната взорвалась. Все разом смолкли, затаили дыхание. Так вот к чему клонит Лес!
— Не знаю. Какого барахла?
— Не придуривайся, Чушка. Сам знаешь, про что я. Барахло, какое слямзить стоит. Телеки, транзисторы. Магнитофоны. Такое вот барахло…
Теперь и Терри понял, чем тут пахнет. Он растерялся: что сказать, как ответить? Да, всякого такого в школе немало. Но говорить им об этом вроде не годится.
— Ну, кое-что есть. Телек, кажется, есть. И, может быть, приемник…
Дальше его увертки слушать не стали. Острие ножа уперлось ему в щеку, в нос ударило прокуренным дыханием Леса. Пленника схватили за голову, за плечи, ноги пригвоздили к полу. Теперь уже никто не паясничал. Шутки в сторону. Теперь они перешли к делу. Ну и дурак же он, вообразил было, что можно их не бояться. Да ведь они его сейчас зарежут.
— Брось вилять, малый. Телек либо есть, либо нет. Какое тут «кажется»! Отвечай живо, да не крути. Чего у вас там есть и где?
Терри судорожно глотнул, но что уж тут тянуть. Попади в такой переплет сам мистер Маршалл, он и то бы им все сказал. И пошло-поехало.
— Большой телевизор есть, и шесть транзисторов, один на два класса, и два кассетных магнитофона. И потом… — Он запнулся, вспоминая расписание уроков и прикидывая в уме, что там еще есть. Он наверняка перечислил далеко не все. — И еще проигрыватель и колокольчики.
— Плевать на колокольчики.
— Динь-дон, — произнес Мик.
— И фильмоскоп, — прибавил Терри, он уже дошел до пятницы, — и проекционный фонарь, для слайдов. И кинокамера. — Он опять замолк, теперь он дольше рылся в памяти: что же еще? Нет, кажется, это все. Больше он ничего не мог вспомнить.
— Все?
— Все. — Терри почувствовал себя виноватым.
— Больше ничего?
— Только еще колокольчики, — сказал Мик. — Динь-дон.
Лес, прищурясь, в упор смотрел на Терри.
— Точно?
— Это ж надо, сколько у них всего! — сказал Мик. — У нас в Нейпире и в помине такого нет…
— А вы всё растащили, потому и нет, — вставил Футбольная башка. — Что было стоящего, всё вы растащили…
— В Нейпире мел и тот теперь на цепочке…
— Ладно, — сказал Лес. — Хватит хныкать. Теперь давай говори, где это там у вас все?
У Терри упало сердце. Вот она, возможность оправдаться в собственных глазах. Сказать, мол, не стану вам больше помогать, или просто наврать — этим он хоть как-то искупит, что до сих пор послушно отвечал на все вопросы. Но благой порыв мгновенно угас.
— Транзисторы — в кабинете Маршалла, в шкафу. Где магнитофоны и проектор, я не знаю. Телек и проигрыватель — в библиотеке… под замком.
Наступило долгое молчание — Лес, нахмурясь, думал. Он оглядел свою комнатушку — плетеный стул, ничем не покрытый пол, законченное окошко. Потом в упор уставился на Терри. Все ждали, что он станет делать дальше, Терри — опасливо, остальные — жадно, нетерпеливо. Терри надеялся, теперь ему наконец скажут, отпустят его или нет. Вроде должны отпустить, он заслужил: ведь он им помог. Польше всего сейчас тревожило, удастся ли уйти отсюда так, чтоб напоследок не излупили.
— Тебя как звать, Чушка?
Лес вдруг опять встрепенулся, выпятил подбородок, голову набок, будто заправский жулик из телепередачи.
— Терри Хармер.
— Ясно, Хармер. Я тебе скажу, что к чему. И вы все слушайте, я вам не проигрыватель, повторять не стану…
Все навострили уши.
— Мы ихнюю школу сделаем. Прямо сегодня вечером, пока дождь и все по домам сидят. (Четыре физиономии оживились.) Чушка поведет нас, покажет, где что. И мы ее сделаем. Надо живей, в два счета обернемся, чтоб ничья мамаша не хватилась, не подняла шум. До завтра барахло где-нибудь попрячем, а завтра, пока вы в школе, я потолкую с одним барыгой, все ему перекину. Ясно?
— Ага…
— За транзисторы хорошую монету дадут, их сбыть проще простого. Ну, а про остальное не знаю. Всем будет на сигареты на месячишко-другой, да и мне самому монета во как нужна…
— Ага. Здорово сообразил, Лес.
Опять помолчали, и Терри, хоть был он и ошарашен и возмущен, что его запутали в такую историю, не посмел раскрыть рот. Он вдруг понял — думают они сейчас именно о нем.
— Про него, что ль, мозгуете? Так он у нас увязнет как миленький. На дело с нами пойдет, только долю не получит. — Он обернулся, глянул в широко раскрытые, испуганные глаза Терри: — Тогда уж ничего ты не сможешь, ясно? Никто тебе не поверит, скажут, ты с нами заодно был. Твое слово против пятерых. И против вот этого! — Перед глазами Терри опять блеснул нож. — Где живешь, мы знаем, попробуй только вякни — располосуем. — У Терри лицо было перепуганное, но Лес решил окончательно его добить. Он вдруг закинул голову назад, дернул вниз свой грязный ворот. — Вот как мы тебя взрежем! — Точно широкая белая резинка с лиловатым рубцом посередине, горло пересекал длинный шрам, настоящий хирургический шов со стежками, от которого начиналась заново выросшая кожа. — Еще похуже! Портрет попорчу!
Терри молчал. Ни одно слово не шло на ум, да и все равно голос бы изменил. Только громко, торопливо стучало сердце. Молчание длилось долгое, нестерпимое, и вдруг Мика прорвало:
— Это его так мамаша. Верно, Лес?
Лес медленно повернул голову, смерил выскочку Мика ненавидящим взглядом. Он был на два года старше Мика и не желал давать ему волю.
— Это ни при чем! — сказал он, уставясь на Мика своими змеиными глазками, сказал негромко, без всякого выражения, давал понять, что тон здесь пока задает он.
— Ясное дело ни при чем, — мудро согласился Мик. — Просто пускай Чушка знает, тебя голыми руками не возьмешь…
Лес все глядел на Мика, и взгляд его говорил, что тот чуть-чуть не схлопотал удар ножом.
— Да, — наконец вымолвил он, — голыми руками меня не возьмешь.
— Ясно, — подхватил Мик, желая поскорей перескочить барьер, который сам же по дурости и воздвиг. — Значит, заметано. Топаем на Фокс-хилл за приемничками…
— Ага.
— И колокольчики прихватим, — прибавил черный мальчишка.
Но теперь это уже никого не насмешило.
5
От строительного участка путь Хармеров лежал опять через Фокс-хилл, мимо той самой школы, в объезд узких улочек с недавно введенным односторонним движением, к шоссе, что отделяло пустошь от викторианских вилл.
Путь этот вел и мимо бакалеи дяди Чарли на углу, и так как на долгий объезд Джекова упрямства не хватило бы, он был рад, что за пеленой дождя можно проехать незамеченными. Большой «ровер» дяди Чарли стоял на улице у обочины, словно океанский лайнер среди буксиров, но сквозь витрину с надписью «Сегодня со скидкой!» старика видно не было.
Машин на шоссе уже поубавилось, и Хармеры очень быстро проехали вдоль пустоши и обогнули лощину. Глэдис поминутно вытирала ветровое стекло ветошью, пристально вглядывалась в пустоту. Ни души, под деревьями лишь вымокший сор, эстрада — безжизненный каркас.
— Нету его здесь, Джек, я знаю, нету. (Джек сердито крякнул.) Может, он уже давно дома…
Джек опять крякнул, глаза болели: ведь приходилось все время вглядываться сквозь дождь и в дорогу, и в подъезды домов справа.
Дождь лил, не ослабевая, как весь последний час, но гром и молния не столько обрушивались на землю, сколько будто перекидывались мячом по небу, и Глэдис очень хотелось сказать, что лучше бы им ехать домой и ждать, конечно же, Терри где-то прячется от грозы, а потом вылезет и вернется. Все эти поиски вдруг показались ей глуповатыми и никчемными — чувство такое, как было однажды, когда она сломя голову неслась к автобусу, а он потом простоял на конечной остановке еще минут десять. Все смотрели и сочувственно улыбались, а сами наверняка считали ее дурой. Гроза проходит, вполне можно ехать домой и там его ждать. Но только она приоткрыла рот, хотела заговорить, как над пустошью вспыхнул слепяще яркий свет, и сразу же грохнуло, качнуло машину силой электрического разряда. Молния, видно, ударила совсем рядом. Это напомнило Глэдис войну. Выл такой случай: все думали, что самолеты уже улетели, и тут взорвалась запоздалая бомба.
— Ой, а я думала, гроза уже проходит!…
Джек опять только крякнул. Иной раз мысли так бегут, не поспеваешь выразить их словами. Он остановил машину, нахмурясь, стал вглядываться между бегающими по стеклу «дворниками». Вся эта история ему совсем не нравится. Какая-то опасность нависла над ними, и опять в нем проснулся давний страх: страшно, что в какую-то роковую минуту семья окажется разделена и не сможет он всех защитить и утешить. Ужасное это чувство, и у него тоскливо засосало под ложечкой. Сейчас, в грозу, когда опасность выражалась в тысячах вольт, разряжающихся над головой, он хотел бы крепко прижать к себе все свое семейство и так оградить от опасности.
— Давай заглянем к твоей матери и к дяде Чарли, — сказала Глэдис. — Но сто против одного, что он спокойно сидит где-нибудь под крышей.
Последний могучий удар, прогремевший над пустошью, убедил Леса, что он не ошибся в расчетах. Он грубо тащил Терри через переполненные водой сточные канавы и уверен был — сегодня вечером вряд ли кто-нибудь станет слоняться вокруг Фокс-хилла, выслеживая бандитов. Никто и носу на улицу не высунет, все разумные люди либо знай себе дремлют перед телевизором, либо выпивают у стойки.
Теперь, в пути, мальчишки помалкивали. Если б до того, как было решено устроить налет на школу, кто-нибудь прикрикнул на них, они наподдали бы этому в черной рубашке, обложили его как следует и отпустили, а сами разбежались. Но теперь, когда ему известно, что они задумали, — а в случае неудачи, они лишатся многого, — им совсем не хотелось обращать на себя внимание. Прежде только Лес знал, чего хочет, теперь это знали все, и от всех зависел успех затеи. Если что-то не заладится, она может им и наскучить, но пока все заодно с Лесом. Кроме Терри. Шершавые пальцы Леса тисками сжимают его руку выше локтя, заставляя шагать быстрей под проливным дождем, со всех сторон его окружает молчащая шайка, и мучит стыд и недобрые предчувствия, как бывало, когда вместе с другими ребятами он потешался над отцом или матерью. Ворваться в свою школу, мокрыми ногами наследить в кабинете мистера Маршалла, украсть транзисторы и кассеты — это ужас, какой-то дурной сон, в который невозможно поверить, даже когда он тебе снится. Как слиняла, какой пустяковой кажется теперь и ссора с Трейси, и стычка с мамой.
Обычно, в какой переплет ни попадешь, всегда можно что-нибудь придумать: попросить прощения, или скопить денег и потом купить то, что разбил, или склеить, или на час убраться с глаз долой. Теперь же выхода нет, и как бы потом все ни повернулось, что бы он ни сказал папе, все равно придется отвечать либо перед мистером Маршаллом и перед законом, либо перед Лесом, а у Леса нож. Папа, может, еще и поверит ему, а уж больше, конечно, никто. Мистер Эванс, правда, относится к нему неплохо, но уж никак не числит его в примерных, не из тех он учеников, которых все учителя прочат в старосты. А мистер Маршалл вообще едва его знает. Мистер Маршалл наверняка будет считаться только с фактами и даже не подумает прислушаться к объяснениям Терри.
Терри взвешивал все это в уме, пока его вели по зеркальным, от дождя тротуарам, и понял, выхода нет, одна надежда, что налет пройдет успешно и они потом благополучно улизнут. Эти ребята, по крайней мере, знают, чего хотят. Они, может, и подонки, но свое дело знают. Да, уж наверно, им все удастся, и тогда можно будет обо всем забыть, выбросить эту историю из головы и снова стать самим собой. Он, кажется, сумел себя убедить. Если так на это посмотреть, другого пути у него и вправду нет. Да, хватит, у него есть полное право не мучиться угрызениями совести, теперь надо обдумать, как действовать. И Терри стал соображать, где что в школе расположено, где стоит домик сторожа, как понезаметней пробраться на школьный двор и проникнуть в здание. Представил самый верный путь в кабинет директора — чтобы поменьше дверей оказалось на пути, представил белый шкаф, в котором, он знал, хранятся транзисторы. Теперь голова у него работала совсем как у соучастника, и он чуть не заговорил с ними. Но вовремя вспомнил их правило: на ходу — молчок. Итак, в эти самые трудные минуты своей жизни, под проливным дождем, на унылых безлюдных улицах, он уже готов был переступить границу между «мы» и «они» — между теми, кто окружал его в прежнем законопослушном существовании, и теми, кого дядя Чарли называл преступным миром. Голова все еще трещала и рука болела, и он уговаривал себя, что угрызения совести ему сейчас не помогут. Он закрыл глаза и вздохнул. Видно, во всем рано или поздно волей-неволей делаешь первый шаг.
Джеку и Глэдис тоже пришлось нелегко. В последнее время что-либо втолковать матери Джека было куда трудней, чем прежде. Слишком много она бывала одна, и теперь ей не сразу удавалось проникнуться тревогами и заботами окружающих. Чудная она была старушка, и Глэдис не могла отделаться от ощущения, что старая миссис Хармер считает невестку не очень-то хорошей хозяйкой. Джек как раз сегодня заезжал к матери, — по обыкновению, в этот день привез ей деньги, — и она удивилась, чего ради он сразу вернулся.
— Что случилось, Джек? Что-нибудь забыл? — спросила она, отворив дверь. Потом увидела Глэдис. — А, здравствуй, Глэдис. Неужто решили прокатиться по такой погоде?
Глэдис, всегда настороже со свекровью, подумала, уж не вообразила ли та, что она бездельничает и пренебрегает своими материнскими обязанностями.
— Ну что вы, мама. Просто решили поискать Терри.
— Как, он разве не дома?
— Нет, мама, — ответил Джек и мимо полной, дородной миссис Хармер протиснулся в дверь. — Был бы дома, разве стали бы мы его искать?…
— Верно. А где ж он тогда?
Бессмысленный этот вопрос Джек пропустил мимо ушей и постарался объяснить попроще, с расстановкой:
— Он побежал поиграть еще до грозы, и мы решили, может, он укрылся у тебя.
— Но ведь на улице ливень.
Они прошли в комнату в глубине дома, набитую мебелью, безделушками, фотографиями. Старуха затворила дверь и села. И им сразу стало не по себе, как в ловушке. Терри явно здесь нет, и надо уходить; но они взбаламутили пруд, и придется ждать, пока осядет ил.
— Не хотелось, чтоб он бежал домой под дождем, — объяснила Глэдис. — Вот мы и подумали: если он у вас, заедем и заберем его.
— Если он сейчас на улице, он вымокнет до нитки, — глубокомысленно изрекла мать Джека. — Не станет же он в грозу играть на улице?
— Да нет, не думаю. — Джек старался не выдать досаду. Ужас, что годы делают с человеком. — Надеюсь, он где-нибудь укрылся от дождя.
— Конечно.
Короткое молчание, комната полна мыслями — как бы отсюда вырваться.
— Конечно, — повторила старуха. — Надеюсь, он где-нибудь укрылся. Да, не часто я его теперь вижу… Что-что, а он достаточно сообразителен, под дождем мокнуть не станет… — Она кинула на Глэдис взгляд, ясно говорящий, что сообразительностью внук никак не в мать, а в семью отца.
Глэдис улыбнулась.
— Чашечку чаю, Джек?
— Нет, мама, спасибо.
Он попятился к двери и налетел на жену.
— А ты, Глэдис? Чашечку чаю?
— Нет. Спасибо, мама. Я думаю, мы еще раз объедем квартал, посмотрим, нет ли его где…
— Если он на улице, он насмерть простудится.
Глэдис перевела дух.
— Да, надеюсь, он где-нибудь спрятался… — Слова не стоили того усилия, которое требовалось, чтобы повторять одно и то же. И все-таки она их повторяла.
— Конечно. Если дома к чаю что-нибудь вкусненькое, он уж не опоздает…
И опять Глэдис уловила намек, видно, свекровь недовольна ею.
— Надеюсь. Ну хорошо, мы только еще разок глянем…
— Конечно.
С каждым словом Джек и Глэдис все пятились, пятились, пока наконец не оказались у двери на улицу.
Старая миссис Хармер выглянула из дверей.
— Похоже, зарядил на всю ночь. Рано или поздно мальчику все равно придется выскочить.
— Да, наверно.
Они уже совсем собрались уходить, и тут оказалось — кое-что старуха еще замечает:
— Ты уж не потерял ли обручальное кольцо, Джек? — спросила она вдруг.
Джек замер на месте, глянул на левую руку. Глэдис многозначительно на него посмотрела. Можно себе представить, что вообразила свекровь. Слава богу, что хоть у нее кольцо на пальце.
— Да нет, что ты. Оно в машине.
— А, ну ладно.
Но только это она и заметила. Зрение у нее стало не то, что прежде, и, когда машина отошла и она по привычке, прежде чем закрыть дверь, посмотрела по сторонам, не заметила она кучку промокших мальчишек, которые, то и дело подталкивая одного из компании, поспешно завернули за угол, к Фокс-хилл-род.
Проходя мимо дома бабушки, Терри чуть было не попробовал вырваться. Он с самого начала знал, что кратчайший путь к школе идет мимо ее дома, но о том, чтобы удрать, всерьез и не думал. Нож по-прежнему был у Леса под рукой, и он не уставал напоминать Терри, что в случае чего пустит его в ход, и, уж конечно, Терри не представлял себе, что с раскроенной физиономией станет барабанить в бабушкину дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24