– Мы не можем, – прошептал Боб. – Его только что бросила жена.Их грохотом отвлекла уборщица.– Вот чувствующая женщина, которая пытается перекрыть вашу какофонию, – сказал Раннальдини.И вновь все отвлеклись – на репетицию четвертой части явилась закутанная в норку Гермиона.– Мне жаль оставлять меховщиков без работы, – говорила она агенту, секретарю, гримерше, швее и осветителю, окружавшим ее. – Я просто уверена, люди появились еще раньше животных.Расцеловав ее в обе щеки, Раннальдини немного успокоился.– Переходим к заключительной части, поскольку миссис Гарфилд оказала честь и завернула сюда и в отличие от вас знает партитуру.Работать с Гермионой было просто кошмаром. За показной безмятежностью скрывался безжалостный эгоизм. Из-за костюмов или акустики всегда был переполох, направленный против оркестрантов или других солистов, распространявшийся везде и всегда, где бы она ни появлялась, и оставлявший всех опустошенными, так как изо всех буквально выжимались комплименты. Но стоило ей открыть рот, звучало безукоризненное пение.Сегодня, когда она хлопотала, беспокоясь об освещении, ее муж Боб бродил среди оркестрантов и, как мог, их успокаивал. Держа партитуру и жуя яблоко для увлажнения горла, Гермиона слушала, как Раннальдини распекает очаровательную флейтистку, от страха раньше начавшую свою партию.Ожидая приглашающего к вступлению кивка, Гермиона стояла слева от Раннальдини, как это часто бывало и раньше, когда он делал ее знаменитой во всех столицах мира. Это ко многому обязывало. Она старалась не ради ирисок и жертвовала всем, иногда чертовски раздражая Раннальдини. Но когда открывался рот и раздавался ангельский звук, он забывал все. В свою очередь Гермиона, казалось, любила его только одними огромными карими глазами, благодаря за то, что он молится на ее волшебство.Оркестр наблюдал за ее чудесными дергающимися ягодицами со смешанным чувством желания и ненависти, но окончание партии встречал аплодисментами и даже криками «браво», потому что она этого ждала.– Блестяще, миссис Гарфилд, – мерзкий голос Раннальдини мог отражать и глубокие чувства, когда тот был в мирном настроении.– А что касается сброда, пусть отправляется домой и репетирует. Вот вам партитура, – и, подняв с пола бумаги, он швырнул их в оркестр, едва не задев кларнетистку. – Хоть не ешьте, но если к завтрашнему дню не выучите, в воскресенье я не приду.И он гордо удалился, оставив оскорбленную Гермиону в пустом ожидании приглашения на обещанный обед у Сан-Лоренцо.– Что нам делать? – в отчаянии спросил менеджер «Моцарт-холла». – Не можете же вы уволить всех музыкантов?Боб пожал плечами.– Раннальдини бушевал здесь только потому, что терпеть не может, когда оркестр с кем-то помимо него хорошо играет. И вот какое дело, – Боб понизил голос, – Сесилия, вторая жена, сейчас в Лондоне. Приехала спеть в «Лючии» в Ковент-гардене. Желая потушить скандал в самом начале, он хочет пригласить ее на обед в «Савое». Она живет в Нью-Йорке. Но когда приезжает, они спят только вместе, и когда сам в Нью-Йорке – тоже.– А что она любит? – спросила первая скрипка, забыв о похмелье.– Эта ядовитая змея останавливается в маленьких грязных номерах. Она бы ела мужчин и на завтрак, если бы не сидела постоянно на диете, – Боб затрясся от смеха.– Вот те на, – произнес уволенный гобоист, воспрянув духом. – А Гермиона знает?– Господи, конечно же, нет! Зачем ее огорчать? Сесилия вечером будет предположительно в «Багли-холле» на заключительном концерте. Борис Левицки – мастер развлекать, так что положение вещей можно немного улучшить. Я думаю, туда закатятся и Раннальдини, и Гермиона. Причем все прилетят на разных вертолетах.– Этот малый просто святой, – сказала первая скрипка, когда Боб направился успокаивать Гермиону. 16 «Багли-холл» был респектабельным пансионом, расположенным среди холмов на границе Ратминстера и Глочестершира. Родители, в основном деятели искусств и представители средств массовой информации, выбирали эту школу, считая музыку прекрасным занятием, а отдаленную сельскую местность – идеальной для проживания своих чад. Первое оказалось верно только отчасти после того, как музыкальным воспитателем стал Борис Левицки. Обнаружив угрозу спокойствию жены со стороны Лизандера, встретившегося ей в аптеке, Борис быстренько покинул лондонский «Мет», где был помощником дирижера, и укрылся в сельской местности, чтобы спасти брак.Борис ненавидел свою должность помощника дирижера, ведь она означала полное бесславие. В его обязанности входило только проведение репетиций и восстановление в памяти музыкантов партитур, а фрак хранился в глубине шкафа, напрасно дожидаясь момента, который, увы, никогда не наступал.Это, а также безнадежные попытки услышать собственные произведения звучащими или увидеть опубликованными, привели его к роману с меццо-сопрано Хлоей.Завидуя природному таланту композитора и дирижера Бориса и не терпя духа соперничества у себя в оркестре, Раннальдини способствовал получению им работы в «Багли-холле» еще и потому, что сознавал: его дочь Наташа и сын Вольфи, обучающийся последний год, совершенно не имеют музыкальных способностей, и он надеялся только на учителя, у которого можно что-то перенять.Вскоре Борис обнаружил, что быть учителем еще хуже, чем помощником дирижера. Наставничество так утомляло, что не оставалось сил на творчество. Ему был тридцать один год, и он остро чувствовал, как уходит время, особенно, когда после падения Берлинской стены Европа наводнилась русскими музыкантами. Его новаторство убывало, и он уже не надеялся достичь признания.Сегодня концертный зал был заполнен до отказа. Из-за толстых зеленых бархатных занавесей Борис видел Китти, славную, но подавленную отношением падчерицы. Чувственная шестнадцатилетняя девочка, чуть ли не до кровосмешения влюбленная в отца, унаследовала от родителей артистический темперамент, но не талант. У нее был сильный, но неприятный голос. Уверенная в себе, что в общем неплохо, она была нетерпима к критике.Любимым учеником Бориса был Маркус Кемпбелл-Блэк, умевший играть на фортепиано в семнадцать лет с таким вдохновением, что учить его практически было нечему. Из-за занавеса Борис видел и отца Маркуса, легендарного красавца Руперта. Завлеченный сюда только настоятельными просьбами своей жены Тагги, Руперт рассчитывал уйти пораньше. Ему не хотелось объясняться с бывшей женой Элен, сидящей позади.Руперт не мог простить ей того, что она не оставила Маркуса в старой школе в Хэрроу. Понимая, что игрой на фортепиано много денег не заработаешь, он долгое время не мог оправиться от шока, когда четыре года назад сын робко объявил о своем желании стать концертным пианистом.Но сегодня Руперта беспокоили последствия экономического спада. «Венчурер», местная телекомпания, директором которой он являлся, объявила о своем кризисе. Торговля чистокровными лошадьми тоже пришла в упадок. И наконец, он провел целую ночь около больной кобылы, у которой был шанс победить на 4 Гинеях» и эпсомских скачках для трехлеток, и теперь ему хотелось к ней вернуться.Его одного не втянули в суматоху, вызванную звонком Раннальдини Наташе, сообщавшего, что он обязательно посетит концерт. Родители и педагоги заволновались – ведь их чадам неожиданно представлялся случай выступить перед маэстро. Сами ученики были больше возбуждены присутствием Джорджии Магуайр и Гая Сеймура, ставших легендарными после выпуска «Рок-Стар». Наташа Раннальдини, считавшая себя жертвой развода матери и отца, любила «Рок-Стар» как самую прекрасную песню и причину меньшей популярности в «Багли-холле», чем у Флоры Сеймур, видела в отсутствии таких счастливых родителей, как Гай и Джорджия. С удивлением узнав, что они прибыли вместе с игнорируемой ею мачехой, она теперь старалась заставить себя заговорить с Китти ради знакомства со знаменитой четой.– Стыдно за вашего отца, не приехавшего послушать пение, – сказал Гай.– Он будет, – из-под тяжелых век Наташа бросила злобный взгляд на Китти. – Только что звонил и сообщил, что в пути.На какую-то секунду Гаю показалось, что Китти сейчас рухнет в обморок, может, вспомнив, что не включила отопление или не постелила чистые простыни в спальне Раннальдини или в своей на случай, если он соизволит провести с ней ночь. Да и для ужина ничего не было приготовлено, а сторожевые собаки находились в долине с псарями. Раннальдини же нравилось, когда его встречала свора.– Мне нужно домой, – пробормотала она побелевшими губами. – Я возьму такси.– Не нужно, – Гай твердо взял ее за руку. – Раннальдини сам виноват, что прибыл днем раньше. Мы пригласим его в «Небесный сонм».Джорджия, все еще переживавшая, что Раннальдини не оценил «Рок-Стар», еще больше разозлилась на Гая из-за своих грязных волос. Макияж она делала в машине и теперь боялась, что из-за духоты ее бледная кожа начнет краснеть и покрываться прыщами. И еще уязвляло отсутствие Флоры, с которой они не виделись со времени американского турне, в то время как остальные дети толпились вокруг, прося автограф.Несмотря на то что Флора провела в пансионе всего один семестр, она уже успела зарекомендовать себя как замкнутый ребенок, не поддающийся воспитанию. Сокрушительный отпор получил у нее Вольфи Раннальдини, да и Маркус Кемпбелл-Блэк, хотя последний был слишком робок, чтобы активно себя проявлять. Как и большинство девочек в пансионе, Флора сильно увлеклась Борисом Левицки, обладающим раскосыми темно-серыми глазами и высокими скулами на бледном лице. В длинном голубом пиджаке и с густыми черными волосами, стянутыми сзади в хвост, он был как капля воды похож на мистера Кристиана из «Мятежа на «Ба-унти».Концерт начинался в пять. Но уже было полшестого, а Раннальдини не появлялся. Оркестр все настраивался. Родители поглядывали на часы. Многим из них было далеко до дома, и, начав покидать зал в середине концерта, они провалят его. О том, что Раннальдини того и хотел, мрачно думал Борис. Рассчитывая произвести впечатление на своего бывшего патрона, он теперь находился в невероятном напряжении, устав от ночных выступлений на скрипке, которые давал, чтобы свести концы с концами, в ночном клубе в Сохо.Некоторым развлечением для зала было явление великой дивы Гермионы Гарфилд, только что прибывшей с Бобом. Она уселась между Китти и Гаем на место, предназначенное Раннальдини. Было уже без двадцати пяти шесть. Мисс Боттомли, софическая директриса, разъярившись, собиралась объявить, что больше концерт нельзя задерживать, и в это время во дворе приземлился вертолет маэстро. Китти наблюдала за ним, когда он по-кошачьи спрыгнул, загорелый и очаровательный, с развевающимися на ветру седыми волосами, и сердце ее защемило, как это всегда бывало. Джорджия, приготовившаяся после насмешек Гермионы ненавидеть, нашла его несравненно привлекательным. А он даже не скрывал отсутствие раскаяния за опоздание.– Сабина, прошу прощения за задержку, – весело обратился маэстро к мисс Боттомли, отметив, что сидящие на ближних к проходу креслах чуть не задохнулись от его появления. – У нас были технические неполадки.Затем, взглянув на чуть не подскочившего от возбуждения Бориса, сказал:– Ну давай.«Как в городе Сесилия, так с двигателем всегда неполадки», – в отчаянии думала Китти.– Сюда, Раннальдини. Мы приготовили для вас местечко, – позвала Гермиона вибрирующим голосом.На самом деле места не было. И это означало, что Элен Кемпбелл-Блэк должна перейти вперед и сесть рядом со своим бывшим мужем, который в прошлом имел еще больше беспорядочных связей и тоже опаздывал на назначенные встречи, но теперь смотрел на маэстро с холодным неодобрением исправившегося распутника.– Казанова, – пробормотал он Тагги. – Даже не могу представить его ребенком. Должно быть, в школе проводил все время в лаборатории, расчленяя живых крыс.Двинувшись к Гермионе, Раннальдини вдруг заметил раболепствующую Китти.– Вообще-то пятница рабочий день, – сказал он ей. – Надо полагать, дома все в порядке, раз ты позволяешь себе бездельничать.– Я ждала вас завтра, – заикнулась Китти, – думая, что Наташе будет без нас одиноко.– Тише, – прикрикнула Гермиона. – Борис хочет начать.У Бориса на голубом пиджаке зияла дыра, пуговицы белой рубашки с оборками были расстегнуты, брюки держались на ворсистых помочах, а из-под темного банта выбивались непокорные черные волосы. Поднявшись на рострум, он наклонился для поцелуя партитуры «Академической увертюры» Брамса, поднял палочку и сразу же начал. Если Раннальдини олицетворял собой холодный расчет, то Борис был исполнен огня и романтического энтузиазма. Оркестр играл очень слаженно. Боб Гарфилд, никогда не прекращавший поиск талантов и сейчас стоявший у стены, достал свой блокнот.Раннальдини, закрыв глаза, нарочито морщился от каждой фальшивой ноты. Руперт Кемпбелл-Блэк, не придумав ничего лучше, пристроил золотоволосую голову на плече теперешней жены и легонько захрапел в контрапункт с музыкой, пока бывшая жена не разбудила его послушать Маркуса, исполнявшего заключительную часть «А-бемольного концерта для фортепьяно» Моцарта. Маркус делал это так изысканно и выглядел так совершенно со своим лицом фавна, большими карими глазами и блестящими темно-рыжими волосами, что публика, кроме сохранявшего невозмутимость Раннальди-ни, вызвала его на бис.Вытерев лоб, счастливый Борис занял рострум:– А сейчас прозвучит мое сочинение в исполнении Маркуса. Я надеюсь, вы все его поддержите.Ничего не понимавшая в подобной музыке публика в смущении стала поглядывать на часы.– Звучит так, словно в пианино стая кошек. Ужасная фальшь, – пробормотал Руперт.– Я думаю, определенный смысл есть, ведь это модерн, – прошептала Тегги.– Тихо ты, – яростно сказал Руперт. Раннальдини, систематически отказывающийся включать в программы сочинения Бориса, чувствовал себя на высоте и, ухмыляясь, приготовился уснуть. Почти прикрыв глаза, он рассматривал трясущуюся, как бланманже, Китти. Жестоко было бы сравнивать ее с другими, более юными женами, находящимися в зале, но Раннальдини сделал это. Поглядев на Тегги Кемпбелл-Блэк, он решил, что та вызывает желание, особенно в этом кашемировом платке, подчеркивающем румянец на щеках. А какая грудь и ноги под замшевой мини-юбкой! Ее упругие бедра в два раза длиннее и тоньше, чем у Китти. У Тегги была репутация превосходного кулинара, и все дети Руперта ее обожали, чего никак нельзя было сказать о его жене. Раннальдини думал, что было бы неплохо ее увести. Он любил выбирать цель заранее. Словно отвечая его желанию, Тегги обернулась и улыбнулась только потому, что он показался ей знакомым. Потом, вспомнив, что их друг другу не представляли, она отвернулась, а Раннальдини вдруг поймал такой убийственный взгляд мужа, что торопливо уставился на Элен. Она тоже была ошеломительна. Руперт действительно знал толк в женщинах. Раннальдини даже пожалел, что не пригласил Сесилию для антуража, но она так истощилась в «Савойе», что ей невмоготу было даже подняться с постели.И тут настала очередь Наташи спеть «Послушай, послушай, как здорово». Голос ее звучал не лучшим образом, да и репетировала она не слишком прилежно. Аккомпанировал Маркус, по доброте души проскакивавший трудные места. Публике оставалось посмотреть в программки, узнать, что это Раннальдини, и разразиться громкими аплодисментами, инициатором которых стала Гермиона.Мысли Раннальдини перекинулись на маленькую блондиночку-флейтистку, которую на репетиции он довел до слез. Завтра надо быть с ней суровым, затем очаровать комплиментами, попросить посетить его квартиру у Гайд-парка и немного выпить. «Я вас только припугнул, дражайшая детка, потому что вы талантливы».Ансамбль в составе Вольфи, играющего на кларнете, Наташи со скрипкой и Маркуса Кемпбелл-Блэка с трубой доигрывал «Голубя» из «Птиц» Респиги, так крепко ощипав несчастное творение, что Раннальдини уже стал подумывать о выходе. Но тут Китти зашептала, что девочка, от которой без ума Вольфи, выступит следующей.Ансамбль, завершивший выступление «Загадочным превращением», занял свои места.Раннальдини не мог себе представить, чтобы его флегматичный сын мог кем-нибудь увлечься, но, когда Флора вышла на сцену, сам не мог отвести от нее глаз. Если не считать нескольких прыщиков, сальных рыжих волос и зеленого лица от выпитого спиртного, она была самой сексуальной девушкой из всех им виденных. Белая школьная блузка просвечивала там, где выпирали маленькие груди, галстук висел вкривь, а на черных чулках спустились петли. Свирепо глядя в конец зала, она без аккомпанемента запела «Быстрый Бонни Боут», и зал затих. Голос был за пределами критики, мягкий, чистый, очень характерный, и пела она, не надрывая его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37