– Говорю тебе, он нездоров. Ну ладно. Присматривай за ним получше.
Мальчик отступил назад и нахохленным воробьем прижался к треноге.
– Что-то он мне не нравится – не могу объяснить почему, – Изабель поморщилась. – Не вернуть ли нам Аделину? Он какой-то…
– Чувствительный к несовершенству мира, – подсказала Энни.
Изабель взглянула на Энни, потом снова внимательно посмотрела на мальчика, но и на этот раз не заметила в нем ничего для себя привлекательного.
– Знаешь, мне пришла в голову мысль сделать серию работ с тобой и Иисусом в разном возрасте. Но только – чем старше будет Иисус, тем больше ты будешь походить на его любовницу, а не на мать.
Изабель фыркнула.
– А вот теперь у нас будет чахоточный Христосик.
– Вы зря беспокоитесь, мэм, – возразила Энни. – Все будет отлично.
Не в силах придумать ничего нового, Изабель сфотографировала Энни с Гусом в той же позиции, в какой она снимала ее с Аделиной. Вопреки ожиданиям мальчик оказался очень послушным и сообразительным и выполнял все требования Изабель беспрекословно и быстро. «Вот прирожденный слуга» – подумала Энни, наблюдая за ним. – Пройдет положенное время, он подрастет и станет камердинером в доме Изабель».
После сеанса Энни повела мальчика на кухню, а Изабель осталась в студии. Последнее время она не хотела видеть Эльдона. И поэтому отказалась от совместных обедов в столовой. Еду ей приносила прямо в студию кухарка, но Изабель подчас не проглатывала и куска. Сейчас она хотела напечатать одну из сегодняшних фотографий – оценить свою новую модель.
Гус получился неожиданно хорошо. Его худоба смотрелась как изысканная утонченность, а глаза были полны томным чувством.
– Ты была совершенно права, Мэри, – сказала Изабель Энни, когда та вернулась в студию. – Он вышел совсем неплохо.
– Вы назвали меня Мэри, мэм. – Энни подумала, что ослышалась.
– Буду пока называть тебя Мэри. И все время, не снимая, носи плащ. Это чтобы тебе было легче вжиться в образ. И мне это поможет ставить композиции.
Когда Энни появилась на Портмен-сквер, миссис Гилби заявила: «В этом доме были только Мэри и Джейн. Ты будешь Мэри».
– Я не хочу, мэм, – ответила Энни, закусив нижнюю губу:
– Прошу тебя, пожалуйста, – сказала Изабель. – Это только на время – пока мы будем делать эту серию работ. – Она ласково потрепала Энни по плечу.
На следующий день Изабель попросила Энни запереть мальчика в чулане.
– Я буду делать из него ангела, и мне нужно, чтобы у него во взгляде было выражение легкого отчаяния.
– В чулане? – Энни бросила взгляд на бледного ребенка в углу студии.
– Это лучшее средство. Я проверяла!
– Хорошо, что вы меня не запирали в чулане.
– С тобой это не нужно, Мэри!
Мэри. Это имя действовало на нее, как удар хлыста.
– Надолго? – спросила она.
– Часа на два.
– Два часа, – с сомнением произнесла Энни, вспомнив чулан, где запирала ее миссис Гилби.
– Подействует! Поверь мне! Иди сюда, Гус, сейчас Мэри отведет тебя в дом.
– Ты можешь изобразить легкое отчаяние во взгляде? – спросила его Энни, когда они вышли из студии.
– Что, мисс? – вытаращил глаза Огастес.
– Раз так, то надо будет потренироваться. Пойдем туда, где никто нас не увидит, – сказала Энни.
Она взяла малыша за руку и увела его на берег пруда.
– Ну вот, мы посидим здесь и потренируемся, пока ты не научишься изображать во взгляде легкое отчаяние. А потом мы вернемся к миссис Дашелл и скажем ей, что ты сидел в чулане.
– Зачем это, мисс? – удивился мальчик.
– Ах, если бы я сама это знала! – ответила Энни.
После часового сидения на берегу пруда на лице мальчика появилось выражение глубокой скуки, которое вполне могло бы сойти за искомое выражение легкого отчаяния.
– Ну вот и замечательно, – сказала Изабель, когда они вернулись в студию. – Как раз то, что надо! Ты не сердишься на Мэри?
– Нет, – ответил Гус.
Энни пообещала ему пирог с вареньем по окончании сеанса. Он думал теперь только об этом и готов был вытерпеть все, что угодно. Теперь пирог был для него целью, а все остальное – не более чем путем к этой цели.
– Понимаю, – кивнула Изабель, которой не нравилось, когда Энни на нее сердилась. – Разве ради того, чтобы создать настоящее произведение искусства, не стоит принести такие скромные жертвы?
– Я сама – произведение искусства, – ответила Энни.
Она уже почти не боялась Изабель.
– Мне идти к вам, мисс, или сесть на пол? – спросил Гус. – Я забыл, как глядеть! – вдруг переполошился он, решив, что теперь его обязательно лишат пирога.
В его взгляде появилось самое настоящее отчаяние.
– Отлично! – воскликнула Изабель, бросаясь к камере. – Стой там, где стоишь!
Когда через много лет Энни будет возвращаться мыслями в этот день, она уже не вспомнит ни свою обиду на Изабель за то, что она называла ее Мэри, ни то, как она приказывала ей запереть мальчика в чулане. Она забудет даже, каким прекрасным – ясным и солнечным – был этот день. Память Энни сохранит только ощущение бесконечного, всеобъемлющего счастья.
– Смотри на меня так, как будто любишь меня!
– Ангел – это очень хорошо, – сказала Энни, приспосабливая крылья из гусиных перьев к рукам Гуса.
– Это не значит, что я умер?
– Нет-нет! Ангелы – это такие крылатые духи, – объясняла Энни малышу. – Господь посылает их, чтобы они исполнили его волю, и они летят по небу, как птицы.
– Я большой! – Довольный ребенок взмахнул крыльями перед зеркалом. В таком обличье он вполне мог сойти за орла.
Они находились в спальне Эльдона, где было самое большое зеркало в доме. Мальчик мог увидеть себя в нем целиком.
– А как они одеты, мисс? – спросил он, разглядывая себя в зеркале. – Разве так, как люди?
– Резонный вопрос, – усмехнулась Энни. – Не знаю, что и ответить, – наверное, придется спросить у фотографа. Вот что – постой пока здесь и полюбуйся на себя, а я схожу к миссис Дашелл и спрошу, как надо тебя наряжать дальше.
Оставив малыша перед зеркалом, Энни спустилась вниз и вышла в сад.
В студии никого не было, и в этот сумрачный день она казалась холодной и пустой, слишком просторной для таких теплых композиций и к тому же слишком похожей на настоящий хлев. Похоже, корова действительно бы здесь не помешала – она бы очень удачно заполнила пустоту. Энни присела на скамью, которую Изабель, пытаясь создать новый антураж, переставила на середину помещения. Удивительно, насколько фотография, сама по себе статичная, зависит от участия в ней живых существ! На несколько мгновений воспоминания о проведенных здесь часах окутали ее теплым покровом. Тихий ветер голыми веточками деревьев легонько постучался в стекло стен. Энни подошла к фотографической камере, провела ладонью по деревянной крышке. Конечно, фотография не воспроизводит звуки, цвета, запахи… Она словно мистическое зеркало, которое отражает реальный мир, но само не принадлежит ему, находится вне его пределов.
Энни очнулась, не зная, сколько времени много или мало – пролетело, пока она предавалась этим мечтам и размышлениям. В доме ее ждал мальчик, и надо было поскорее разыскать Изабель. Энни вышла из студии и направилась к старому угольному погребу, где Изабель, должно быть, занималась проявкой фотографий.
Тэсс рыдала, уцепившись за облицовку камина. Ее слезы падали на полированный мрамор и, смешиваясь с пылью и пеплом, стекали мутными разводами.
Кухарка приказала ей разжечь камин в гостиной, так как утро было холодное и в комнатах, лишенных тепла, стало промозгло и сыро. Но работа не клеилась, и неудивительно: ведь только полчаса назад она снова попыталась объясниться с Уилксом. И услышала, что он не любит ее, что он не желает больше прикасаться к ней, что беременность сделала ее жирной и уродливой. Он действительно произнес эти слова: «Не приближайся ко мне!» Она сказала: «Я люблю тебя!», а он ответил: «Ты уродка. Кому ты нужна?»
Трут не разгорался, и Тэсс взяла несколько скомканных листов бумаги из мусорной корзинки. Бросив их на кучу угля, она зажгла их огнивом и ушла, забыв поднять на камине металлическую ширму.
Через минуту горящий ком бумаги скатился на ковер.
Языки пламени осторожно, словно пробуя на вкус, лизнули ворс и бахрому ковра и, пробежав по ней вдоль его края, коснулись шали, переброшенной через спинку кресла.
«Доверьтесь мне», – словно говорило пламя, облизывая края шали и оконных занавесок.
Не успела Энни спуститься на несколько ступенек к двери угольного погреба, как чья-то рука сзади вцепилась ей в плащ. Это была Тэсс – ее глаза безумно блуждали, округлившийся, как у рыбы, рот тщетно пытался схватить глоток воздуха. Было видно, что, несмотря на беременность, она бежала сюда изо всех сил. Из ее рта слышалось какое-то нечленораздельное сипение, глаза были мокрыми от слез.
– Энни… Пожар… Помоги-и-и…
Энни выбралась наружу и замерла, пораженная неожиданным зрелищем: из окон верхнего этажа, темневшего за стеной тумана дома, то на мгновение исчезая, то с новой силой возобновляясь, вырывались клубы серого, полупрозрачного дыма – словно начиналось извержение вулкана. Они устремились к дому. Уцепившись за край плаща Энни, Тэсс семенила позади.
– Где кухарка? Где мистер Дашелл? – быстро спросила Энни.
– Кухарка снаружи, помогает мистеру Дашеллу выйти через окно. Тот край еще не горит, огонь в главном здании, – скороговоркой сообщила Тэсс.
Они были уже возле главной клумбы метрах в двадцати от дома.
– Так, – распорядилась Энни, показывая Тэсс направление рукой. – Иди к Уилксу и скажи ему, чтобы быстро запрягал и ехал на ферму Брук за помощью.
Тэсс кивнула и заковыляла по дорожке. – Постой! – крикнула ей вдогонку Энни. Тэсс остановилась и обернулась к ней. – А мальчик, сын звонаря, он сейчас где?
Тэсс только растерянно развела руками.
Изабель показалось, что за дверью ее лаборатории послышалась какая-то возня, но в дверь никто не постучал, да она и не смогла бы оторваться.
– Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь… – отсчитывала она необходимое время проявления…
– Пожар! Мистер Дашелл! Пожар! Откройте! – Что есть силы орала кухарка и отчаянно молотила кулаком по окну библиотеки.
Услышав приглушенные стеклом звуки, Эльдон оторвался от стола и подошел к окну. Под окном стояла кухарка и отчаянно жестикулировала. За ее спиной проплывали легкие клубы полупрозрачного дыма, словно Уилкс за углом жег прошлогоднюю листву. Эльдон открыл окно и высунул голову наружу, чтобы увидеть, откуда тянет дымом.
– Дом горит, выбирайтесь быстрее, сэр! – крикнула кухарка.
Эльдон удивленно вскинул рыжеватую бородку, медленно перенес одну ногу через подоконник и замер в таком положении. Кухарка протянула ему руку, и он ухватился за нее.
– Остальные все уже вышли? – вдруг спросил он, прежде чем перешагнуть через подоконник.
Дым за спиной кухарки повалил гуще, став черным, как грозовое облако, опустившееся на землю.
– Все вышли, сэр, – подтвердила кухарка, таща его за руку из окна, но он, казалось, все еще о чем-то раздумывал.
Тут из-за угла с криком выскочила Тэсс.
– Она побежала внутрь, миссис! – кричала Тэсс. – Она сказала – наверху остался мальчик, сын звонаря!
– Вот как! – ответила кухарка. – Я думала, он где-то в саду…
– Кто вошел внутрь? – спросил Эльдон, переводя взгляд с Тэсс на кухарку и обратно, своим выражением напоминая какую-то диковинную птицу.
– Энни, сэр, Энни только что побежала внутрь.
Эльдон мгновенно освободил свою руку и перенес ногу, которая болталась снаружи, обратно внутрь помещения. Несколько секунд он стоял в раме окна перед глазами оторопевших женщин и исчез внутри дома.
Ворвавшись в кухню, Энни первым делом сорвала со стены полотенце и опустила его в таз с водой, затем обернула влажную ткань вокруг рта.
Главный холл на первом этаже был уже полон дыма, валившего туда из щели под дверью в гостиную, которая, похоже, уже пылала вовсю. Энни побежала наверх настолько быстро, насколько позволял ей тяжелый плащ.
Мальчик был там, где она оставила его час назад. Он стоял молча, вжавшись в стену, и кончики перьев на его крыльях уже начинали дымиться. Энни сорвала мокрое полотенце с лица. Секунду она и Гус молча смотрели друг на друга. Только сейчас она почувствовала испуг. Пока ей надо было его найти в горящем доме, ей просто некогда было бояться, но теперь ребенок видел в ее глазах тот же страх, какой она видела в его. В нем она словно увидела себя – испуганного и забитого ребенка, – какой много лет назад была сама в доме миссис Гилби.
– Держи руки в стороны, – говорит она, и он поднимает руки так, чтобы горящие крылья не касались ее одежды.
Ощупью через дым они пробираются по коридору к спальне Изабель. На этот край дома огонь еще не добрался, он бушевал где-то внизу, пробиваясь вверх сквозь межэтажное перекрытие. Спальня уже вся в дыму, но окно оказывается открыто. Оставив мальчика возле двери, она бросается к постели Изабель, выдергивает матрас и перебрасывает его через подоконник – кувыркаясь в воздухе, матрас полетел вниз. Перья на крыльях мальчика уже горели, но нет времени ни снимать их, ни пытаться потушить. Энни подхватывает мальчика под мышки и ставит на подоконник.
– Слава богу, я тебя нашла, – говорит она. – А теперь лети.
С этими словами она легонько подталкивает его.
Перегнувшись через подоконник, она следит за его полетом.
Майкл и Коннор, подумала она. Если бы от нее зависело спасти им жизнь, она сделала бы это так же, как сейчас. Если бы в ее силах было воскресить их, она сделала бы это, как сейчас, когда она стащила этого маленького ангела, который почти было уже вознесся на небо, с небес на землю. Почувствовав легкую щекотку, Энни посмотрела вниз и увидела, что это горит край ее плаща.
Эльдон попытался пройти в центральную часть здания, но анфилада комнат, соединяющая ее с библиотекой, была уже так задымлена, что ему пришлось двигаться на ощупь. Дым разъедал ему глаза. Впервые он осознал, как хорошо знает этот дом – особенности каждого порожка, каждую трещину в штукатурке. Ему ничего не стоит обойти на ощупь весь этот дом, определяя свое местоположение по малоприметным, но характерным деталям. «Инстинкт исследователя», – подумал он. Будь он исследователем, он бы мерил расстояние точно так же – от прикосновения до прикосновения, от дерева до дерева, от камня до камня.
Главная лестница пылала, и подняться по ней было уже невозможно. Эльдон бессильно опустился на нижнюю ступеньку – надо снова возвращаться в кухню и попробовать заднюю лестницу, может быть, этот путь еще открыт. Но дышать он уже почти не мог, голова его раскалывалась от боли. Да и торопиться ему некуда – все, кто еще оставался в доме и кого он шел спасать, скорее всего, сами давно уже вышли наружу. Так что все в порядке. Он сделал все, что в его силах. Он пытался спасти членов экспедиции. Он поступил мужественно.
Этот путь был неблизким, но наконец-то он прибыл домой.
Эльдон облегченно вытянул ноги. Дым, который он вдыхал, исходил уже от его собственного тлеющего тела, но вместо жара он сейчас чувствовал холод – как тогда, когда они с Энни вышли на поиски экспедиции Франклина.
Пепел с верхнего этажа сыпался ему на голову мелкими хлопьями, словно черный снег.
Закончив процесс проявки, Изабель закрыла дверь погреба и выбралась наружу.
К этому времени пожар бушевал уже вовсю: дым валил от крыши и изо всех окон густым черным облаком, с громким треском лопалась черепица, в воздух, словно фейерверки, взлетали снопы искр… «Что это? Чей это дом?» – подумала Изабель так отстраненно, словно набрела во время прогулки в лесу на какие-то загадочные, незнакомые руины.
Внизу суетились какие-то люди с ведрами, было видно кухарку и Тэсс, сидящих рядом друг с другом возле кустов на голой земле.
– Смотрите! – вдруг раздался чей-то крик, и люди с ведрами замерли, задрав головы кверху.
Из одного из верхних окон вылетела огненная полоса. Это был мальчик с огненными крыльями.
Ангел. Он то ли плыл в воздухе, как видение, то ли камнем падал на землю – и шлейф дыма и огня тянулся от его крыльев. «Вот прекрасный кадр! – подумала Изабель. – Как жаль упустить такое мгновение…»
Карта мира
Изабель стояла на дымящейся куче камней. От того, что совсем недавно было ее домом, остались голые закопченные стены и груды дымящегося щебня. Впрочем, библиотека и кухня уцелели – огонь удалось отсечь от пристроек. Изабель подошла к месту, где до пожара находилась главная лестница. Под носком ее ботинка блеснуло что-то, показавшееся ей знакомым. То была почерневшая от огня пластинка негатива, с которой на нее пристально смотрела Энни Фелан, запечатленная в виде аллегории Любви.
Кто-то окликнул ее по имени, и звук этого-голоса донесся словно издалека. Люди с фермы Брук, помогавшие тушить пожар, жестами зачем-то звали ее в библиотеку.
Эльдона положили на стол в библиотеке, так как это было самое приличное из уцелевших помещений, где его можно было бы его оставить, пока не прибудет врач и не произведет формальный осмотр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22