А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Дрожащими пальцами Брук подняла щепку и положила ее на горячие угли. Как только она загорелась, Брук взяла другую щепку и зажгла свечу на столике у кровати. Пламя затрещало, но разгорелось. Тогда она сняла круглый абажур с керосиновой лампы и зажгла фитиль. Мягкий свет принес ей некоторое облегчение. Затем прогремел новый раскат грома.
Она понимала, что должна сделать что-то, чтобы отвлечь свои мысли от грозы. Может быть, взять книгу в библиотеке. Были времена, когда она могла, словно перенестись в другой мир, если у нее была хорошая книга. Может быть, это поможет и сейчас.
Брук схватила свой розовый атласный халат и, натянув его, крепко завязала на талии. Вероятно, никто не бодрствует в такой поздний час, поэтому она не беспокоилась о том, как выглядит. Брук откинула длинные волнистые волосы на плечи, взяла оловянный подсвечник и вышла в коридор.
Бесшумно ступая босыми ногами по лестнице, она осторожно спустилась вниз. Увидев, что никого нет, она направилась к библиотеке. Брук открыла дверь, и как раз в этот момент молния ударила в стоявшее неподалеку дерево. Брук вздрогнула, горячий воск обжег ее палец, и пламя затрещало.
– Черт! – выругалась она, засунув обожженный палец в рот, чувствуя, как воск застывает на ее пальце.
Она не успела сделать в темной комнате и пары шагов, как чей-то голос произнес:
– Какое выражение я слышу от леди! Вижу, вам тоже не спится.
Брук вздрогнула от неожиданности.
– Я… я не думала, что вы еще не спите. И совсем не ожидала застать вас здесь в темноте.
– Трудно уснуть, когда знаешь, что из-за этой проклятой грозы не можешь вовремя убрать тростник. – Тревис повернулся к окну, около которого стоял, опираясь на подоконник. – Идите сюда и посмотрите, как ветер и дождь губят наш урожай, – сказал он.
– Я… я…
Он взглянул на нее:
– Вам ведь не страшно?
«Да, черт побери!» – хотелось ей крикнуть, но она никогда бы не допустила, чтобы он увидел ее слабость. Подойдя ближе, Брук почувствовала легкий запах бренди.
– Я пришла за книгой, – сказала она. – Я не хочу беспокоить вас.
– Вот вам и первый опыт, – сказал он с нескрываемым сарказмом. – Это ведь и ваш урожай.
Подойдя к нему, Брук почувствовала на лице мелкие капли дождя, принесенные ветром из открытых окон. Их прикосновение к ее пылающей коже было приятно.
Очевидно, мнение Тревиса о грозе расходилось с ее мнением. Однако, выглянув из окна, Брук заметила, что окна отгорожены от дождя верандой и дождь не проникает в комнаты. Глядя на не прекращавшийся ливень, она немного успокоилась.
– У вас все грозы такие?
– Иногда, – ответил Тревис, прислонившись к оконной раме. Он взял бокал, стоявший на подоконнике.
Брук подумала: «Как давно он пьет?»
Тревис перехватил ее взгляд и протянул ей бокал:
– Это согреет вас.
К его удивлению, Брук взяла у него бокал и сделала несколько глотков красновато-коричневого напитка. Она вернула ему бокал и тихим голосом поблагодарила его.
Вспышка молнии была достаточно яркой, чтобы он успел разглядеть капельку бренди, блестевшую на ее нижней губе. Он мог бы сам стереть ее, но Брук слизнула ее языком, избавив его от искушения. Внешне он сохранял полное спокойствие. Внутри – кровь у него кипела.
Тревис не поверил своим глазам, когда, повернувшись, увидел ее стоящей в его кабинете в одном халате. Розовый шелковый халат имел большой вырез и открывал взгляду Тревиса ее кремово-белую кожу, превращая Брук в совершенной красоты статую, а не занозу в боку.
Вместо того чтобы завопить и убежать от него, как подобало бы невинной девушке, ее, казалось, нисколько не смущало, что она полуголая. Конечно, Брук была вдовой и, следовательно, знала мужские ласки, но ей не помешало бы проявить побольше скромности.
У него из головы не выходил вопрос: нравятся ли ей мужские ласки? Или она лежит в постели как статуя и терпеливо все переносит? Любила ли она своего мужа?
При этой мысли у Тревиса сжались челюсти. И, безусловно, его раздражало, что его это волнует. Ему необходимо занять свой мозг чем-то иным, а не этим соблазнительным телом, маячившим перед его глазами. Он почувствовал какое-то неудобство внутри, а ему очень хотелось оставаться бесчувственным.
– Бренди помог? – спросил он, удивляясь, как странно звучит его голос. Он надеялся, что Брук этого не заметила.
– Да, – сказала она, глядя не на него, а в окно. «Черт побери, – подумал Тревис, – она слишком близко». Он чувствовал запах ее свежевымытой кожи. Затем она добавила: – Он согрел меня.
Но его-то разогрел не бренди, огорченно подумал Тревис. Его сжигало пламя страсти, которое надо было потушить.
– Хотите еще? У меня есть несколько бутылок.
Она тихо рассмеялась и взглянула на него.
– Неплохой способ пережить грозу, – насмешливо заметила она. – Я никогда не думала, что вино может что-то решить.
Тревису понравился ее мягкий спокойный голос, хотя он и заметил, что она была немного взволнована.
Молния ударила во что-то совсем близко от веранды. Брук отскочила, натолкнувшись на него.
– Извините. – Она пытаясь отстраниться.
Тревис удерживал ее, чувствуя, как она дрожит. Он поставил бокал на подоконник и, притянув ее к себе, крепко обнял.
– Вы дрожите. Вам страшно? – осторожно спросил он.
Брук кивнула и прижалась лицом к его груди.
– Ну, давайте, скажите мне, что я трусиха. И что если гроза пугает меня, то, как я смогу управлять плантацией.
– Гроза не может повредить вам здесь, – прошептал он в ее благоухающие волосы. – Я люблю грозы.
– Не сомневаюсь, – усмехнулась Брук, и он улыбнулся.
До этой минуты Тревис не замечал, что ее рост вполне подходил для его объятий. Так же как и не замечал изящества ее тела, пока оно не прижалось к нему.
Раздался раскат грома, Брук еще сильнее уцепилась за него. Почему-то они больше не были врагами. Они превратились в людей, нуждавшихся в утешении. И он вынужден был признать, что она пробудила в нем нежность и желание защитить. О том, что он способен на такие чувства, Тревис и не подозревал.
– Тс-с, – прошептал он.
Через несколько мгновений Брук тихо произнесла:
– Я такая трусиха.
Тревис взял ее за подбородок.
– Я так не думаю. Расскажите, почему вам страшно.
– Не хочу наскучить вам, – сказала она, не отрывая лица от его груди.
– Я бы не спросил, если бы считал это скучным.
– Я не совсем уве… – Прогремевший в небе разгневанный раскат грома заставил Брук остановиться. – Уверена, – закончила она, – но я думаю, это началось, когда я была совсем маленькой. Моя мать отослала меня в пансион, когда мне было пять лет. Она сказала, что так будет лучше для меня, но я не хотела уезжать. Мне было страшно, и я хотела остаться с ней, но она не слушала меня.
– А что же ваш отец?
– Помните, я говорила вам, что во многом мы похожи? – Брук напомнила ему об их разговоре в конюшне. – Различие в том, что вы знали своего отца, а я никогда его не видела. Он оплачивал мое обучение и мою одежду, и, полагаю, я должна быть благодарна ему за это. – Она рассмеялась, но это был горький смех.
Тревис еще крепче обнял ее. Порыв ветра ворвался в комнату, принеся с собой капли дождя, и наступила тишина. У него было ощущение, что он получил удар ниже пояса. Бог свидетель, он прекрасно знал, что она чувствовала.
– Простите, что перебил вас, – шепотом сказал Тревис. – Доскажите вашу историю с грозой.
– А вы уверены, что хотите ее услышать?
Он прижался щекой к ее волосам и прикоснулся к ним губами.
– Да, – только и сказал Тревис.
– В первый день, когда она оставила меня в пансионе, шел дождь. Видимо, я забыла упомянуть об этом раньше. Забавно, но казалось, что ничего не случается, когда светит солнце. Позднее, когда мне было двенадцать, мать приехала посмотреть, как мне живется в пансионе. Возможно, ее привело любопытство. Я не знаю. Она рассказывала мне о себе, и когда я спросила, не могу ли я уехать с ней, отказала. Но, казалось, ее огорчало, что она не может взять меня с собой. Я хорошо помню печаль на ее лице, когда она отказала мне. В тот день тоже была гроза. Она спросила, не провожу ли я ее до дверей, и я пошла с ней. Когда мы открыли тяжелые дубовые двери, в них ворвался ветер с дождем, и мы обе промокли. Она рассмеялась, и я помню, как прелестен был этот звук. Я стояла в дверях и смотрела, как она уходит, ветер сбивал набок ее накидку. Вдалеке сверкнула молния, и я, отскочив, закрыла глаза, что я делала всегда во время грозы. Когда я открыла глаза, ее уже не было.
– Вы были молоды, – заметил Тревис. – Представляю, как вам должно было быть страшно, но ведь вы ездили домой на каникулы, повидать вашу мать.
– Нет, я больше никогда не бывала дома. Все каникулы я проводила в школе для девочек Спенсера, и я видела свою мать еще только один раз.
– Когда это было?
– Мне как раз исполнилось шестнадцать, и она вновь навестила меня. Мать сказала, что хотела повидать меня и посмотреть, что из меня получилось. Затем она рассказала мне о моем отце. Кажется, у герцога была жена. – Брук судорожно вздохнула. – Я вижу все это, как будто это случилось вчера, – тихо добавила она.
Тревис ничего не говорил, потому что не хотел прерывать ее, но чувствовал ее душевную муку.
– Мать встала, собираясь уйти, но перед уходом она хотела поцеловать меня в щеку. Я отшатнулась. Прошло столько времени, эта женщина стала мне чужой. Я не питала к ней никаких чувств. Она сказала, что поняла меня, и, взяв свою накидку, застегнула ее на шее. Хотите, верьте, хотите, нет, но в этот день снова была гроза,… Я проводила мать до дверей и распахнула их перед ней. Она накинула на голову капюшон. Прежде чем выйти из дома под дождь, она достала свой кошелек и дала мне листочек бумаги, объяснив, что, если мне когда-нибудь потребуется помощь, эта женщина мне поможет. Я поблагодарила ее и смотрела, как она идет под дождем, и почему-то знала, что она навсегда уходит из моей жизни. Гремел гром, и я, как всегда, дрожала. Но на этот раз я решила не двигаться с места. Неведомо откуда блеснула молния и ударила в дуб, росший рядом с дорожкой. Дерево затрещало. Я закричала, чтобы предупредить ее, но было уже поздно. Дерево упало, обрушившись всей своей тяжестью на мою мать.
Брук сказала это так тихо, что Тревис напряг слух, разбирая ее слова.
– Я подбежала к ней, – говорила Брук. – Я тоже опоздала. Все, что я могла сделать, – это держать ее голову на коленях, пока кто-то не увел меня из-под дождя. Перед тем как уйти, я наклонилась и поцеловала ее в щеку.
Тревис не знал, что ей сказать. Большинство женщин заливались бы слезами, но Брук не издала и звука. Перед ним была совсем иная женщина, далеко не избалованная леди, какой он ее себе представлял.
Он с нежностью взял Брук за подбородок и посмотрел в ее глаза, сверкавшие от невыплаканных слез.
Тревис говорил себе, что ему надо остановиться.
Но оказалась, не так просто послушаться собственного совета. Что такого было в Брук, что заставляло его пылать… желать прикоснуться к ней… желать познать ее? Обычно он умел избавляться от женщины, но эта была совсем другая. Может, если он поцелует ее, она сбежит? А он удовлетворит свое любопытство.
Не в силах более сопротивляться ее очарованию, Тревис наклонился. Ее ресницы затрепетали, глаза закрылись, а руки скользнули под его одежду и обхватили спину. Она вздохнула, сдаваясь, а его губы наслаждались сладостью и мягкостью ее губ. Боже, какое наслаждение!
Тревис смутно слышал отдаленный раскат грома и шум дождя, стучавшего по перилам веранды, но внутри его самого бушевала гроза, не уступавшая по силе стихии за окном.
Брук была захвачена врасплох. Обычно она знала, когда мужчина собирался поцеловать ее, и затем все шло по задуманному плану. Но как раз в тот момент, когда Тревис собирался поцеловать ее, взгляд его синих глаз, в которых было столько тепла и понимания, скользнул вниз к ее бедрам. Чувственность, пробудившись в ней, ошеломила ее, полностью лишив способности мыслить.
Его поцелуй был нежным, нежнее, чем она могла ожидать от такого мощного мужчины. Он был так нежен с ней, что Брук захотелось плакать. Безумное желание пронзило ее тело, никогда в жизни ей не приходилось настолько терять самообладание.
Где-то в самой глубине души она чувствовала себя девственницей, казалось, она никогда не занималась любовью. Он раскрыл ее губы, и она застонала от наслаждения. Брук ласкала языком его язык, и приятная дрожь пробегала по ее спине.
Тревис на мгновение оторвался от нее.
– Будь я проклят, – пробормотал он и снова прижал ее к себе, жадно овладевая ее губами. Он провел рукой по ее спине, и его рука осталась лежать на ее бедрах.
Брук заставила его желать ее, а он, в свою очередь, заставил ее желать его. Это было для нее неожиданностью. Она к такому не привыкла.
Но за последние пару лет она, казалось, забыла, как обращаться с мужчинами. Или потеряла вкус к обольщению. Может быть, ей хотелось большего.
Тревису удалось превратить ее мозги в кашу.
Ее тело сливалось с его телом, и Брук чувствовала, как сильно он хочет ее. Все, что ей оставалось сделать, – это одно движение… чтобы подтолкнуть, поощрить его… но она не могла. Она не могла!
Брук шевельнулась, и губы Тревиса скользнули вниз. Он целовал ее шею восхитительными поцелуями, сводившими ее с ума. Разум подсказывал Брук протянуть руку и взять то, что ей нужно, но какой-то тихий голос, которого она не слышала раньше, твердил: «Я хочу большего». Она оттолкнула Тревиса, и это удивило ее не меньше, чем его.
Выражение его лица мгновенно изменилось, и он быстро взял себя в руки.
Тревис никогда не обнимал женщину, подобную ей. Она просто была создана для него. По мере того как он приходил в себя, у него до боли сжимало грудь. По крайней мере, она первой овладела собой.
– Это была ошибка, – с трудом произнес Тревис. – Очень жаль, но я женюсь на другой.
Брук смотрела на Тревиса, сознавая, что потеряла рассудок. Он принадлежал ей, прямо там, где она хотела, однако она остановилась и не имела представления почему. Ей больше нечего было делать, нечего было сказать, и она ушла.
Проклиная свой разум за вмешательство.
Она не помнила, как вышла из комнаты. Единственное, что не выходило у нее из головы, было «почему?».
Брук все же надеялась, что Бог вернет ей разум.
Глава 8
Что же, черт побери, с ней происходит?
Этот вопрос снова и снова возникал в голове Брук. Прошлой ночью она забыла все об искусстве обольщения. Она давно научилась заглушать свои чувства, и это всегда помогало ей выжить.
Отпустив Милли Энн, Брук подошла к окну, хотя не собиралась смотреть на улицу. Ей нужно было несколько минут побыть одной. Взглянув в окно, она увидела, как несколько слуг убирают поваленные деревья, оставленные ночной бурей. Возможно, ветер и утих, но в душе Брук буря бушевала с прежней силой.
Она закрыла глаза и медленно, глубоко вздохнула, Брук все еще чувствовала колдовские поцелуи, которыми они с Тревисом обменивались прошлой ночью. Она все еще ощущала их вкус.
Брук в своей жизни целовала многих мужчин, но это были вялые влажные поцелуи или мгновенные прикосновения. Тревис заставил ее почувствовать то, чего она никогда не чувствовала раньше. Она не могла и представить, что можно оказаться во власти такого всепоглощающего желания – не только плотского желания, а какого-то незнакомого ей чувства, названия которому она не знала.
В этом и была вся сложность.
Она утратила контроль над ситуацией, а теперь не знала, что делать.
Брук снова закрыла глаза и покачала головой. Как она могла так сглупить? Первый урок, усвоенный ею много лет назад, – это никогда не допускать мужчину слишком близко. Никогда не позволять ему знать ее мысли и всегда держать его на расстоянии. Этому правилу она старалась не изменять.
Таким образом, когда наступало время, она могла уйти без малейшего сожаления. Некоторые поклонники просили ее остаться с ними, но она отталкивала их. Брук так долго требовала соблюдения собственных условий, что начала искренне верить, что у нее в венах не кровь, а лед.
Брук помнила какого-то русского князя, который писал ей: «Я путешествовал по горам Урала в карете, где напротив меня стоял ваш портрет. Я жажду увидеть вас, Брук. Пожалуйста, вернитесь ко мне». Она могла бы получить от князя все, чего бы ни захотела, но она так и не вернулась к нему.
Может быть, у нее действительно в венах лед?
Так что же случилось, отчего растаял лед?
Ей Тревис даже не нравился. Ей не может нравиться мужчина… или может? Нет, он ей не нравился, твердо заявила она себе. От него, должно быть, легко избавиться. Она просто забыла о деловой стороне их отношений. Вероятно, ей необходимо поговорить с Тревисом. Она напомнит ему, что они оба деловые люди и поэтому им следует уладить ситуацию, приняв решение, выгодное для них обоих.
Стук в дверь спальни прервал ее размышления.
– Войдите, – сказала Брук, поворачиваясь к двери.
– Доброе утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26