Сначала покупщик гримасы замечал,
Потом за собственные деньги получал
Прекраснейшую плюху
Да нить в две сажени длиной.
Когда сердился кто, глумились без умолку;
Уж лучше смейся сам с толпой,
Иль убирайся втихомолку
С своею плюхою да с ниткой домой.
Тут каждый покупщик, кто в дураках остался,
О случае таком догадками занялся.
Не объясненье ли всего,
Всей сцены происшедшей,
Что человек тот - сумасшедший,
И случай властвует больным умом его?
Но, ниткой с плюхою взбешенный, чуть не плача,
Один чудак явился к мудрецу.
"Да тут совсем проста задача!"
Не долго думая, сказал мудрец глупцу:
"Кто для себя добра желает,
Тот от безумцев должен быть
На расстоянии таком, как эта нить,
А то подобную же ласку получить
Ему ничто не помешает.
О нет, не обманул совсем безумец тот,
И впрямь он мудрость продает!"
П. Порфиров
Из сборника Абстемия (прим. к б. 24).
178. Устрица и две Прохожих
(L'Huitre et les Plaideurs)
Шли два Прохожие по берегу морскому,
И видят: Устрица большая на песке
Лежит от них невдалеке.
"Смотри, вон Устрица!"-сказал один другому;
А тот нагнулся уж и руку протянул.
Товарищ тут его толкнул,
И говорит: "Пожалуй, не трудися,
Я подыму и сам: ведь Устрица моя".
- Да, как бы не твоя!
-Я указал тебе... - Что ты! перекрестися!
-Конечно, первый я увидел... - Вот те раз!
И у меня остер, брат, глаз.
-Пусть видел ты, а я так даже слышал носом.
Еще у них продлился б спор,
Когда б не подоспел судья к ним Миротвор!
Он начал с важностью по форме суд вопросом,
Взял Устрицу, открыл
И-проглотил.
"Ну, слушайте,-сказал,-теперь определенье:
По раковине вам дается во владенье;
Ступайте с миром по домам".
Все тяжбы выгодны лишь стряпчим да noauyi.
Измайлов.
Содержание басни есть у Буало.
179. Волк и тощая Собака
(Le Loup et le Chien maigre)
Хоть был красноречив и говорил немало
Карпенок маленькой, а все-таки его
Сковорода не миновала.
И я доказывал тогда, что ничего
Глупей не может быть, как упустить добычу
В надежде, что ее я этим увеличу.
Рыбак тогда был прав, но и Карпенок тоже:
Ведь жизнь ему была всего дороже.
Теперь хочу еще я случай рассказать,
Чтобы ясней все то же доказать.
В таком же случае, какой был с Рыбаком,
Волк оказался дураком.
Голодный, рыская, он раз Собаку встретил
И тотчас же ее добычею наметил.
На худобу свою Пес Волку указал
И так сказал:
"Ох, не берите, ваша честь,
Меня теперь! В каком я теле?
Во мне ведь нечего и есть.
Пождите несколько: хозяин на неделе
Дочь замуж выдает, единственную дочь,
И будет пир у нас всю ночь.
Я буду на пиру и стану в ночь жирнее,
И ваша честь тогда найдет меня вкуснее!"
Волк отпустил ее. Прошло немного дней,
И сдуру он идет за ней.
Собака хитрая была уж за забором,
И говорит ему: "Немного подожди,
Мой друг, и я сейчас твоим предстану взорам,
Лишь сторожа возьму с собою по пути!"
А сторож был огромный пес дворовый,
Волков душивший, как цыплят.
Волк тотчас же смекнул.-Желаю быть здоровым!
Сказал поспешно он и бросился назад,
Скорее наутек. Он прыток был и ловок,
Но не постиг еще всех в ремесле сноровок.
А. Зарин.
Заимствована у Эзопа. На русский язык басня переведена Сумароковым ("Волк и Собака").
180. Ничего лишнего!
(Rien de trop)
Не знаю я ни одного созданья,
Способного порыв свой удержать;
Природа требует порядка, воздержанья,
Но все его стремятся нарушать.
Порядка нет в хорошем и дурном:
Излишество вредит и делается злом.
Хлеба роскошные и травы луговые,
Родившись не в пример обильно, истощат
Поля и, взяв у них все соки, остальные
Растенья в этот год собою заглушат:
Погибнут овощи и плод в садах увянет,
Погибелью для всех травы излишек станет...
Чтоб уровнять посев, позволил овцам Бог
На поле и лугу излишек уничтожить;
Со всех пустилось стадо ног
На поле и луга; чего поесть не может,
То беспощадно рвет
И, по полю носясь, все под ногами мнет.
Все уничтожили, помяли, съели,
Тогда, чтоб сократить обилие овец,
Волкам велел напасть на них Творец;
Но волки чуть их всех не съели.
Бог людям повелел за жадность наказать
Волков; и люди постарались:
Всю невоздержность их сумели показать
И смертью словно наслаждались.
Среди животных человек
Всех больше склонности к излишествам имеет.
Ведется так из века в век:
Всяк осуждать излишество умеет,
Но сделать и сказать - ведь не одно и то ж;
И грешны в этом все: от бедных до вельмож.
А. Зарин.
Из сборника Абстемия (прим. к б. 24).
181. Свеча
(Le Cierge)
К нам пчелы мудрые явились от богов
И первые нашли жилище на Гимете,
Где со взлелеянных зефиром лепестков
Сокровище сбирали пчелы эти.
Когда ж у дочерей небес
Амврозии запас из их дворцов исчез
(Иль, проще говоря, был вынут мед душистый)
И в ульях воск остался чистый
Воск этот послужил для деланья свечей.
И вот одна Свеча, при виде кирпичей,
В огне искусно обожженных
И против времени влиянья закаленных,
Решила приобресть подобный же закал,
И ринулась в огонь, который там пылал,
Новейший Эмпедокл, сожженью обреченный,
На гибель собственным безумьем осужденный.
Кидаясь в пламя сгоряча,
По философии была слаба Свеча.
Различно все во всем: откиньте заблужденье,
Что вам подобен кто-либо другой.
От жара Эмпедокл растаял восковой.
Безумнее он не был, без сомненья,
Чем первый Эмпедокл, живой.
О. Чюмина.
Заимствована из сборника Абстемия (прим. к б. 24). Гимет прославленная поэтами гора в Аттике; на ней греки добывали превосходный мед. Древнегреческий философ Эмпедокл, не будучи в состоянии понять причин огненных извержений Этны, бросился в ее кратер, но из желания сделать свой поступок известным современникам и потомству оставил свои сандалии при подошве горы.
182. Юпитер и Путник
(Jupiter et Passager)
Когда б обеты все, какие в час тревоги
Мы приносить богам готовы без числа,
Не забывалися, едва она прошла,
Обогатились бы тогда наверно боги.
Но забываем мы о долге Небесам,
И памятны одни долги земные нам.
"Юпитер никогда не требует уплаты!
Безбожник говорит. - Не шлет повесток он!"
А грома грозные раскаты?
А потемневший небосклон?
Так Путник на море, в один из ураганов,
Напуган был, и не жалея слов,
Пообещал он сто волов,
Завоевателю Титанов!
(Не обладая ни одним,
И сто слонов мог обещать он тоже,
Что для него не стоило б дороже).
Причалив к берегу, спасен и невредим,
Он из костей устроил всесожженье;
К царю богов от них вознесен дым.
"Юпитер,-молвил он,-вот жертвоприношенье!
Прими его: ведь дымом лишь одним
Величие твое и бескорыстье сыты;
Отныне мы с тобою - квиты!"
Юпитер сделал вид, что посмеялся он;
Чрез неneieuei же дней обманщик видит сон
О том, что в тайнике сокровища зарыты.
Он кинулся туда как на пожар,
Но лишь грабителей нашел он вместо клада.
Моля, чтобы ему дана была пощада,
Он обещал им сто талантов в дар,
В земле зарытых чистоганом.
Но те сочли слова его обманом:
- Приятель, ты шутить задумал невпопад,
Сказал ему один грабитель,
- Умри, и в дар из ста талантов клад
Плутону отнеси в подземную обитель.
О. Чюмина.
Сюжет заимствован из басен Эзопа и Поджио (прим. к б. 43). Встречается также у Рабле в "Гаргантюа и Пантагрюэль".
183. Лисица и Кот
(Le Renard et le Chat)
Лиса и Кот вдвоем пустились в долгий путь,
И с первых же шагов их скука одолела.
И вот Лиса, чтоб идя не заснуть,
С Котом о доблестях поспорить захотела
И говорит: "Почтенный кум,
Я слышала не раз, как хвалят все твой ум,
И говорят, что ты хитер, лукав и ловок.
Не смею умалять твоих заслуг,
Лисица и Кот
Но, право, милый Друг,
Не знаешь ты и доли всех уловок,
Которых у меня такой большой запас!"
- Ты, кумушка, права на этот раз,
Ей Кот в ответ, - к тому же я, признаться,
С тобой не стану и тягаться;
Моих затей недолог счет:
Один простой талант - в нем все мое спасенье,
Зато уж он один, без всякого сомненья,
Твоих три сотни за пояс заткнет!
Так, слово за слово, и завязалась ссора.
Но рассудить задумал их Зевес.
И только что взошли они в дремучий лес,
Как бросилась на них борзых лихая свора.
Тут Кот в единый миг на дерево залез
И вниз кричит: - Вот все мое уменье!
Теперь, кума,
Яви-ка ты плоды лукавого ума
И поищи по-своему спасенья!
Лиса же, между тем, на разные лады
Морочила назойливую свору,
И, ведая в лесу все тайные ходы,
Старалась улизнуть в извилистую нору.
Но и в норах, где пес Лисы не достигал,
Ее охотник ?u?i? донимал.
И как моя кума ни ухищрялась,
Все ж в зубы под конец двум ловким псам
попалась.
Нередко нам вредит излишество затей.
По мне, одно оружие имей,
Да в совершенстве им владей
И в дело вовремя пустить его умей.
Г-т.
Заимствована из "Апологии Федра" новейшего латинского поэта Ренье (Regnerus) (1589-1658) (прим. к б. 149). На русский язык басня переведена Сумароковым ("Лисица и Кошка").
184. Муж, Жена и Вор
(Le Mari, la Femme et le Voleur)
Жил Муж,
В Жену влюбленный страстно.
Но, обращаяся с Женою полновластно,
Он был несчастен... Почему ж?
Да потому, что равнодушна
К нему была его Жена,
Всегда ровна, всегда послушна,
Всегда, как камень, холодна!
Несчастный Муж страдал, - и это так понятно:
Ведь он был Муж,-с Женой жить принужден.
Женатым же тогда приятно,
Когда союз любовью освящен.
Супруга же к нему любовью не пылала
И с нежностью его ни разу не ласкала.
И вот однажды в ночь обиженный супруг
Ей горько плакался на жизнь свою, как вдруг
Их разговор
Прервал внезапно Вор.
Несчастная Жена так Вора испугалась,
Что с трепетом скорей прижалась
Всем телом к Мужу. "Милый друг!
Вскричал тут радостно супруг.
Не будь тебя - такого счастья
Я не изведал бы вовек.
Возьми же, добрый человек,
В награду за твое участье
Что хочешь!" И в короткий срок
Вор все унес, что только смог.
Из басни вывел я такое заключенье:
Страх - чувство всех других сильней.
При нем забудешь отвращенье.
Но иногда и страх бледней
Бывает при любви. Так был один влюбленный
Настолько страстью ослепленный,
Что дом поджег нарочно свой
Лишь для того, чтоб, от огня спасая,
Своей рискуя головой,
Возлюбленную несть в объятиях сжимая.
Мне по душе горячей страсти зной:
Я рассказал сейчас рассказ любимый мой.
Но на такой порыв испанец лишь способен:
Не так безумен он, как пылко благороден.
А. Зарин.
Из Бидпая и Локмана (прим. к б. 19 и к б. 140).
185. Два Человека и Клад
(Le Tresor et les deux Hommes)
Бедняк, которому наскучило поститься
И нужду крайнюю всегда во всем терпеть,
Задумал удавиться.
От голода еще ведь хуже умереть!
Избушку ветхую, пустую
Для места казни он поблизости избрал,
И, петлю укрепив вокруг гвоздя глухую,
Вколачивать лишь в стену стал,
Как вдруг из потолка, карниза и панели
Червонцы на пол полетели.
И молоток из рук к червонцам полетел!
Бедняк вздрогнул, остолбенел,
Два Человека и Клад
Протер глаза, перекрестился
И деньги подбирать пустился.
Он второпях уж не считал,
А просто так, без счета,
В карманы, в сапоги, за пазуху наклал.
Пропала у него давиться тут охота,
И с деньгами бедняжка мой
Без памяти бежал домой.
Лишь он отсюда удалился,
Хозяин золота явился:
Он всякий день свою казну ревизовал;
Увидя ж в кладовой большое разрушенье
И всех своих родных червонцев похищенье,
Всплеснул руками и упал,
Лежал минуты две, не говоря ни слова,
Потом, как бешеный, вскочил,
И петлею себя с досады удавил.
А петля, к счастию, была уже готова...
И это выгода большая для скупого,
Что он веревки не купил!
Вот так-то иногда не знаешь,
Где что найдешь, где потеряешь;
Но впрочем верно то: скупой как ни живет,
Спокойно не умрет.
Измайлов.
Заимствована из эпиграмм знаменитого римского поэта VI в. по Р. Х Авзония (Decimus Magnus) (309-392). Басня переведена на русский язык, кроме Измайлова, Сумароковым ("Скупой").
186. Мартышка и Кот
(Le Singe et le Chat)
Каштаны жарились в печи на угольках;
Мартышка на полу перед огнём сидела
И пристально на них глядела,
А Кот лежал у ней в ногах.
-Что, Васька,-говорит Мартышка.
Достань каштана два, так будешь молодец!
-Да, лапу обожги! нет, я ведь не глупец!
-Э! неженка какой! трусишка!
Трус! трус!- Вскочил мой Кот, в дугу себя
согнул,
На лапки задние у печки приподнялся,
Переднюю к каштану протянул,
Ожегся и назад подался;
За дело принялся опять:
То лапку к уголькам протянет,
То прочь ее, а там другою трогать станет,
И вытащил он так уже каштанов пять.
Каштаны Васька вынимает,
Мартышка же их подбирает,
Облупит, да и прямо в рот.
Вдруг, на беду, слуга идёт.
Плутовка наутек, а Кот не догадался:
Работою все занимался.
Слуга на цыпочках к мошеннику подкрался,
Да за уши схватил и ну его таскать.
Кот бедный от побой, как мертвый, протянулся,
Насилу через час очнулся,
И полно с той поры без пользы воровать.
Мартышка вот умна: не обожглась, не бита,
И сыта;
Мартышка и Кот
А Васька глуп, так с ним случилася напасть...
То ль дело для себя украсть!..
Измайлов.
Из "Апологии Федра" Ренье (Regnerus) (прим. к б. 183). - Басня Лафонтена дала сюжет для двух комедий: "Bertrand et Raton", Скриба, и "Le marron du feu", Альфреда де Мюссе. На русский язык, кроме Измайлова, басню переводил Сумароков ("Мартышка и Кошка"); указывали также на сходство ее, хотя и отдаленно, с басней Крылова: "Два мальчика".
187. Коршун и Соловей
(Le Milan et le Rossignol)
Однажды Коршун, вор известный,
Всех петухов и кур в селе перепугал.
Но ребятишек крик разбойника угнал
В дубраву. Как назло, там Соловей чудесный
В объятья хищнику попал.
Глашатай вешних дней просил себе пощады:
"Что толку съесть того, в ком лишь одни рулады?
Прослушай песенку мою,
Освободи меня скорее!
Тебе спою я о Терее
И о любви его спою..."
-А кто такой Терей? Знать, лакомое блюдо
Для нас, для коршунов?.. -О нет! то прежде был
Влюбленный царь: отсюда
Песнь страстная моя. Его безумный пыл
Мне чувство сладкое внушил
И трепет страсти безрассудной;
Потешу я тебя такою песнью чудной,
Что в восхищенье ты придешь:
Всем любо пение мое и неги дрожь
В любовном гимне...
Тут Коршун перебил:-Хорош!
Недурно сказано! Я голоден, а ты мне
Свой голосок суешь...
-Знай, я беседую нередко и с царями.
-Ну, если попадешь к царю в объятья, пой,
Морочь его тогда своими чудесами;
А коршунам рулад не надо, милый мой:
Ведь у голодного-то брюха
Нет уха!
П. Порфиров.
Из сборника Абстемия (прим. к б. 24). -Относительно царя Терея см. прим. к б. 57. На русский язык басня была переведена отдаленно Сумароковым ("Коршун и Соловей") и Жуковским ("Сокол и Филомела").
188. Пастух и его Стадо
(Le Berger et son Troupeau)
Что ж это? Неужель таков уже обычай,
Что волку каждый раз из стада моего
Хотя одна овца достанется добычей!
Что за глупцы от волка одного
Их больше тысячи - спасти мне не сумели
Бедняжечку Робэн! по городу она
За мною бегала. На звук моей свирели
Мне откликалася. Послушна и умна,
Она меня блеянием встречала
И издали меня от прочих отличала.
Ах, бедная Робэн!"
Оплакав так ее,
Речь к Стаду стал держать пастух Гильо.
Овец, баранов, всех, до маленьких ягнят,
Он умолял волкам не поддаваться:
Их больше тысячи! И, если захотят,
Они с волками могут потягаться!
Тут все клялись во имя общей чести
От страха не бежать и всем держаться вместе.
- Мы волка задушить сумеем, господин,
За то, что погубил он милую Робэн!
Сказали все. - Клянемся головой!
Гильо поздравил их с решимостью такой.
Но только сумерки сгустились, вдруг смущенье:
Почудился всем волк. Кому и было лень,
Всяк бросился бежать в паническом смятеньи.
А это был не волк, а только тень.
Солдаты трусы -им сродни.
Как звери хищные, они
Готовы биться бы с врагами;
Но лишь опасность - и бaaoo
В смятеньи все. Напрасный труд
Их удержать примером иль словами.
А. Зарин.
Из сборника Абстемия. -Имя Робэна взято Лафонтеном у Рабле. Купец у него говорит Панургу: "Вас зовут Робэн-баран. Посмотрите на этого барана, его тоже зовут, как и вас, Робэном".
189. Две Крысы, Яйцо и Лиса
(Les deux Rats, le Renard et l'Oeuf)
(Г-же де ла Саблиер).
Ириса! петь хвалу всегда желал я вам,
Но вы певцов отвергли фимиам;
На смертных остальных вы непохожи в этом,
Желающих всегда хвалений быть предметом;
Красавицам, монархам, божествам
Влечение подобное пристойно,
И осуждать его здесь было б недостойно.
Напиток сладостный, волшебный нектар тот,
Который издавна певцами прославляем,
Каким земных богов мы часто опьяняем
(Охотно от него сам Громовержец пьет),
Ириса, похвалой зовется тот напиток.
Вы предпочли ему приятный разговор,
Предметов для него всегда у вас избыток,
Вам даже изредка любезен милый вздор
(Хотя последнему никто бы не дал веры);
Но свет в сужденьях близорук.
По мненью моему, и шутки, и химеры,
В беседе кстати все - от вздора до наук,
Все быть должно предметом разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27