А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

такая жизнь несноснее всего!
Слуга покорный вам, господчики, прощайте
И впредь меня не ожидайте;
В Сурат, в Сурат, лечу! я слышал в сказках, там
Фортуне с давних лет курится фимиам..."
Сказал, прыгнул в корабль, и волны забелели.
Но что же? не прошло недели,
Как странствователь наш отправился в Сурат,
А часто, часто он поглядывал назад,
На родину свою: корабль то загорался,
То на мель попадал, то в хляби погружался,
Всечасно в трепете, от смерти на вершок;
Бедняк бесился, клял, известно, лютый рок,
Себя, и всем, и всем изрядна песня пета!
"Безумцы!-он судил.-На край приходим света
Мы смерть ловить, а к ней и дома три шага!"
Синеют между тем индийски берега,
Попутный дунул ветр; по крайней мере, кстати
Пришло мне так сказать, и он уже в Сурате
"Фортуна здесь?"-его был первый всем вопрос;
"В Японии",-сказали.
"В Японии?- вскричал герой, повеся нос,
Быть так! плыву туда". И поплыл; но к печали
Разъехался и там с Фортуною слепой!
"Нет! полно, - говорит, - гоняться за мечтой".
И с первым кораблем в отчизну возвратился.
Завидя издали отеческих богов,
Родимый ручеек, домашний, милый кров,
Наш мореходец прослезился
И, от души вздохнув, сказал:
"Ах! счастлив, счастлив тот, кто лишь по слуху знал
И двор, и океан, и о слепой богине!
Умеренность! с тобой раздолье и в пустыне".
И так, с восторгом он и в сердце, и в глазах,
В отчизну, наконец, вступает;
Летит ко другу, что ж? как друга обретает?
Он спит, а у него Фортуна в головах!
Дмитриев.
Комментаторы предполагают, что басня эта внушена Лафонтену его склонностью к спокойствию и уединению и отвращением к погоне за богатством, и в этом видят единственный источник басни.
137. Два Петуха.
(Les deux Coqs).
Два Петуха согласно, дружно жили;
Явилась Курица - и в бой друзья вступили.
?aai не деeaеo Aio??
Ах! кто истории не знает бедной Трои?
Два Петуха
Уж там ia iaoooe ca eo?,
3а женщину дрались и боги, и герои.
У Петухов бой страшный был:
Летaли пе?uy aвa?o клочками,
Лилась из гребней кровь ручьями,
И, наконец, один другого победил.
Несчастный со стыдом в густой крапиве скрылся,
А тот победою своею возгордился,
Стрелою на забор взлетел,
Взмахнувши крыльями, запел,
И громкий крик его лишь в воздухе раздался,
То в когти он к Орлу голодному попался,
Лишился с жизнию и славы, и утех.
Без осторожности опасен и успех.
Измайлов.
Заимствован из басен Эзопа и Автония, знаменитого риторика IV в. по Р. Х. Кроме Измайлова, басню переводил на русский язык Сумароков ("Два петуха").
138. Людская неблагодарность
к Судьбе.
(L'ingratitude et l'injustice des hommes envers la Fortune).
Благодаря случайности и счастью
Купец разбогател: с товаром корабли,
Дань не платя ни ветрам, ни ненастью,
Ни отмелям, - все к гавани пришли.
Купцы другие алчности Нептуна
И Парке хищной выкуп принесли,
Его лишь одного Фортуна
От всяких бед оберегла.
Никто из тех, с кем он имел дела,
Его не обманул. Он продал превосходно
Табак, и сахар, и фарфор.
Безумие покупщиков - доходно,
И золото к нему ручьем лилось с тех пор.
Он признавал двойные лишь дукаты.
Завел коней, собак, роскошные палаты,
И в постный день пиры он задавал,
Как будто бы на свадьбе пировал.
"Откуда это все?"-дивясь его приему,
Спросил его друг, близкий к дому.
"Обязан всем себе я самому,
Моим способностям, уменью и уму".
Заманчивой ему представилась нажива:
Вновь необдуманно и живо
Он барыши пускает в оборот.
Но все на этот раз пошло наоборот:
На легкомыслии был весь расчет основан.
Неосторожно зафрахтован,
Один корабль погиб. Другой вооружен
Был недостаточно и плохо снаряжен:
Он стал добычею корсаров.
А третий распродать не мог своих товаров:
На убыль роскоши безумие пошло.
В сношеньях деловых ему не повезло.
А так как он с тех пор, как стал богатым,
И в жизни, и в делах привык к большим
затратам,
Лишился сразу он всего.
И старый друг, в нужде найдя его,
Спросил: "Что этому причиной?"
"Фортуна!" - отвечал торговец наш с кручиной.
"Утешься, - молвил тот, - когда не мог найти
Ты счастие, взамен ты мудрость обрети".
Не знаю, внял ли он совету.
Удачу приписать готовы мы всегда
Заслугам собственным, а приключись беда,
Судьбу клянем за неудачу эту.
Все доброе - от нас, но к людям Рок жесток,
Мы правы, и всегда не прав бывает Рок.
О. Чюмина.
Из сборника Абстемия (прим. к б. 24).
139. Гадальщицы.
(Les Devineresses).
Случайностью бывает рождено
Общественное мнение; оно
Рождает то, чему названье - мода.
На людях званий всех пример такого рода
Я подтвердить легко бы мог.
Предубеждение, несправедливость, ковы
Таков стремительно несущийся поток;
Явления подобные не новы,
И неизбежны все они
В грядущие, как и в былые дни.
Среди Парижа женщина простая
Слыла за Пифию. Случись беда какая:
Вещица в доме пропадет,
Любовника красотка заведет,
Иль старый муж живет упорно;
Жена, ревнующая вздорно,
И мать, несносная в семье
Бежали все к ворожее,
Чтоб слышать то, чего они желали.
Ее приемы состояли
В известном знании уловок ремесла
(Искусны в них подобные особы),
В громадной смелости, - и с этим без числа
Творились чудеса. Невежда высшей пробы,
Она оракулом слыла.
Имел на чердаке оракул помещенье,
И, незнакомая с иным трудом,
Она приобрела для мужа положенье,
А, денег накопив, себе купила дом.
Явилась новая жилица
На чердаке, и что ж? По-прежнему туда
Узнать судьбу свою съезжаются: девица,
И дама знатная, лакеи, господа;
Весь город к ней спешит с несокрушимой
верой
Чердак считается Сивиллиной пещерой.
Напрасно женщина твердила господам:
"Смеяться вам угодно, что ли?
Я кое-как обучена складам,
Где ж мне предсказывать?" Пришлось ей против воли
Гадать, предсказывать являвшимся гостям,
И зарабатывать количество дукатов,
Превосходящее доход двух адвокатов.
Ей обстановка помогла:
Указывали стул трехногий и метла
На шабаш ведьм и превращенья;
Предсказывая истину, никак
Нельзя доверья ждать в приличном помещенье:
В гадалке - мода на чердак,
Гадалку первую постигло огорченье.
Все дело в вывеске везде.
Однажды стряпчего увидел я в суде,
Одетого небрежно, и гурьбою
Доходные клиенты шли к нему,
За то, что он напоминал собою
Лицо известное. Спросите - почему?
О. Чюмина.
Поводом к сочинению этой басни послужили Лафонтену два современных громких процесса, в которых публику особенно интересовали фигурировавшие в нем гадалки и отравительницы.
140. Кот, Ласочка и Кролик.
(Le Chat, la Belette et le petit Lapin).
Случилось Кролику от дома отлучиться,
Иль лучше: он пошел Авроре поклониться
На тмине, вспрыснутом росой.
Здоров, спокоен и на воле,
Попрыгав, пощипав муравки свежей в поле,
Приходит Кроличек домой.
И что же? чуть его не подкосились ноги!
Он видит: Ласочка расставливает там
Своих пенатов по углам!
"Во сне ли я иль нет? странноприимны боги!"
Изгнанник возопил
Из отческого дома.
"Что надобно?" - вопрос хозяйки новой был.
"Чтоб ты, сударыня, без грома
Скорей отсюда вон! - ей Кролик отвечал.
Пока я всех мышей на помощь не призвал".
"Мне выйти вон?-она вскричала.-Вот прекрасно!
Да что за право самовластно?
Кто дал тебе его? и стоит ли войны
Нора, в которую и сам ползком ты входишь?
Но пусть и царство будь: не все ль мы здесь равны?
И где, скажи мне, ты находишь,
Что Бог, создавши свет, его размежевал?
Бог создал Ласочку, тебя и Дромадера;
А землемера
Отнюдь не создавал.
Кто ж боле права дал на эту десятину
Петрушке Кролику, племяннику иль сыну
Филата, Фефела, чем Карпу или мне?
Пустое, брат! земля всем служит наравне:
Ты первый захватил-тебе принадлежала;
Ты вышел, я пришла-моею норка стала".
Кот, Ласочка и Кролик
Петр Кролик приводил в довод
Обычай, давность - их законом;
Он утверждал: "Введен в владение наш род
Бесспорно этим домом,
Который Кроликом Софроном
Отказан, справлен был за сына своего
Ивана Кролика; по смерти же его
Достался, в силу права,
Тож сыну, именно мне, Кролику Петру;
Но если думаешь, что вру,
То отдадим себя на суд мы Крысодава".
А этот Крысодав, сказать без многих слов,
Был постный, жирный кот, муж свят из всех
котов,
Пустынник набожный средь света,
И в казусных делах оракул для совета.
"С охотой!" - Ласочка сказала. И потом
Пошли они к Коту. Приходят, бьют челом,
И оба говорят: "Помилуй! Рассудите!.."
"Поближе, детушки, - их перервал судья,
Не слышу я,
От старости стал глух; поближе подойдите!"
Они подвинулись, и вновь ему поклон;
А он
Вдруг обе лапы врознь, царап того, другова,
И вмиг их примирил,
Не вымолвя ни слова:
Задавил.
Не то же ль иногда бывает с корольками,
Когда они в своих делишках по землям
Не могут примириться сами,
А прибегают к королям?
Дмитриев.
Из сборника сказаний и басен Бидпая и Локмана. Бидпай (Бильпай, Пильпай)-апокрифическое имя индийского мудреца; ему приписывается собрание басен и рассказов, которые более 1500 лет распространены среди всех народов Востока и Запада в переводах и переделках. Известны два сборника: "Книга света, или поведение царей, индийского мудреца Бидпая" и "Индийские сказания и индийские басни, Бидпая и Локмана". О Локмане см. прим. к б. 19.
141. Голова и Хвост Змеи.
(La Tete et la Queue du Serpent).
Две половины у Змеи:
Они Хвостом и Головою
У нас зовутся, и молвою
За злодеяния свои
У лютых Парк прославилися обе.
Друг другу равные по злобе,
За первенство в былые дни
Упорно спорили они.
До той поры Хвост за собою
Вела повсюду Голова,
Но тут пред небом он с мольбою
Вступился за свои права,
При этом гнев являя непритворный:
"Я много миль в угоду сделал ей;
С меня довольно! Нет, слуга покорный!
Я, слава Богу, не лакей,
Но брат родной сестры моей.
Мы - одного происхожденья;
Я вправе ждать такого ж обхожденья:
В себе ношу я столь же сильный яд,
Вот в чем, о небо, состоят
Мои усердные моленья:
Сестре моей дай повеленье
За мною следовать в пути,
И в свой черед ее вести
Я обязуюсь так прекрасно,
Что сетовать ей было бы напрасно".
И вняли просьбе той
Немедля небеса с жестокой добротой.
Их снисходительность кончается плохими
Последствиями иногда;
Им подобает быть глухими
К слепым желаньям. Но тогда
Так не случилось, и вожатый,
Который, вечной тьмой объятый,
Но доверяющий себе,
Днем видел так же, как в трубе,
Вперед помчался, и упрямо
То стукаясь о корни головой,
То о людей, о мрамор вековой,
И наконец сестру привел он прямо
К пучине Стикса роковой.
Беда стране и населенью,
Подпавшими такому ж заблужденью.
О. Чюмина.
Заимствована у Эзопа и Плутарха.
142. Зверь на Луне.
(Un Animal dans la Lune).
Философ говорит, что чувствами своими
Всегда обманут человек;
Другой клянется, что вовек
Тот не бывал обманут ими.
И что ж? Правдивы каждого слова,
И философия права:
Коль скоро мы судить на основаньи
Лишь чувств намерены одних,
Становимся мы все игрушкой их;
Когда же, с помощью среды и расстоянья,
Орудий, органов своих,
Проверить образ данного предмета
Мы захотим, никто, ручаюсь вам за это,
В обман не будет чувствами введен:
Таков природы-матери закон;
Примеры приведу со временем подробно.
Светило дня - чему оно подобно?
Каким перед собой его я вижу тут?
Оно окружностью не более трех фут,
А если б я за ним подняться мог высоко
В его сияющий приют,
Каким нашел бы я тогда Природы око?
И о его величине
По расстоянию судить возможно мне,
А расстояние углом и сторонами
Определяю я. Невежды между нами
Считают плоскою светила круглоту,
Но исправляю я в уме ошибку ту;
Недвижным солнце полагая,
Земле даю движенья быстроту,
Свидетельство очей во всем опровергая.
В иллюзиях не вижу я вреда:
В обманчивом найду я истину всегда,
Мне недоверие мои внушают взоры,
Которые, быть может, слишком скоры,
И слух мой, медленно передающий звук.
Когда волна тростник сгибает вдруг,
Его в уме своем я выпрямляю разом.
Решает все верховный разум,
И с помощью его не буду никогда
Обманут я моим, порою лгущим, глазом.
Поверь ему, так иногда
Мы женского лица изображенье
Находим на Луне. Но там такой предмет
Не может быть. Причиною явленья
Неровности луны и возвышенья;
И могут, чередой сменяясь, тень и свет
На ней воспроизвесть животного портрет
Иль смертного подобие. Недавно
Ошиблись в Англии забавно.
Едва лишь навели подзорную трубу,
Как на Луне зверь появился новый;
И люд, в чудесное уверовать готовый,
В том увидал влиянье на судьбу
Народностей и стран: в опасности Европа,
Грозит войною зверь, ей бедствия суля...
Не исключая короля,
Все видели его! Меж стекол телескопа
Скрывалась мышь... предвестница войны.
Все смехом кончилось. Британии сыны,
Вы счастливы! Когда ж удастся и французам
Науке и служенью музам
Всецело посвятить себя, подобно вам?
Но в изобильи Марс нам посылает славу;
Не нам враги, а мы страшны врагам,
И за Людовиком, по праву,
Его возлюбленной идет Победа вслед.
Прославить в будущем французскую державу
Бессмертный лавр его побед.
Пусть мира всей душой желаем,
Но мы о мире не вздыхаем.
Им наслаждается достойно Карл Второй,
И все ж на грозную потеху боевую
Он рать свою вести сумеет, как герой,
И славу заслужить он может мировую,
Решая спор враждующих держав.
У Августа на славу столько ж прав
Как и у Цезаря. Когда ж с отрадным чувством
Мы встретим светлый мир, который, даровав
Победу, нас вернет к занятию искусством?
О. Чюмина.
Сюжет заимствован из одной современной шуточной поэмы, осмеивавшей Лондонское королевское ученое общество. В ней рассказывается, что клуб ученых открыл слона на Луне; но лакей показал сконфуженным астрономам, что все их открытие объясняется просто мышью, забравшеюся между стеклами телескопа. В конце басни Лафонтен намекает на современные политические обстоятельства. В то время (1677) все европейские государства были истощены войнами и желали мира. Англия, остававшаяся нейтральной, естественно являлась удобной посредницей между державами, которые к ней и обращались. Но Карл II находился в затруднении: секретные связи с Людовиком XIV побуждали его действовать в пользу французского короля, а между тем общественное мнение и интересы Англии склонялись больше в сторону враждебных Франции союзников.
143. Смерть и Умирающий
(La Mort et le Mourant)
Один охотник жить, не старее ста лет,
Пред Смертию дрожит и вопит,
Зачем она его торопит
Врасплох оставить свет,
Не дав ему свершить, как водится, духовной,
Не предваря его хоть за год наперед,
Что он умрет.
"Увы! - он говорит. - А я лишь в подмосковной
Палаты заложил; хотя бы их докласть;
Дай винокуренный завод мой мне поправить
И правнуков женить! а там... твоя уж власть!
Готов, перекрестясь, я белый свет оставить".
"Неблагодарный! - Смерть ответствует ему.
Пускай другие мрут в весеннем жизни цвете:
Тебе бы одному
Не умирать на свете!
Найдешь ли двух в Москве, десятка даже нет
Во всей Империи, доживших до ста лет.
Ты думаешь, что я должна бы приготовить
Заранее тебя к свиданию со мной:
Тогда бы ты успел красивый дом построить,
Духовную свершить, завод поправить свой
И правнуков женить; а разве мало было
Наветов от меня? Не ты ли поседел?
Не ты ли стал ходить, глядеть и слышать хило?
Потом пропал твой вкус, желудок ослабел,
Смерть и Умирающий
Увянул цвет ума и память притупилась;
Год от году хладела кровь,
В день ясный средь цветов душа твоя томилась,
И ты оплакивал и дружбу, и любовь.
С которых лет уже отвсюду поражает
Тебя печальна весть: тот сверстник умирает,
Тот умер, этот занемог
И на одре мученья?
Какого ж более хотел ты извещенья?
Короче: я уже ступила на порог:
Забудь и горе и веселье,
Исполни мой устав!"
Сказала, и Старик, не думав, не гадав,
И не достроя дом, попал на новоселье!!
Смерть права: во сто лет отсрочки поздно ждать;
Да как бы в старости страшиться умирать?
Дожив до поздних дней, мне кажется, из мира
Так должно выходить, как гость отходит с пира,
Отдав за хлеб и соль хозяину поклон.
Пути не миновать, к чему ж послужит стон?
Ты сетуешь, старик! Взгляни на ратно поле:
Взгляни на юношей, на этот милый цвет,
Которые летят на смерть по доброй воле,
На смерть прекрасную, сомнения в том нет,
На смерть похвальную, везде превозносиму,
Но часто тяжкую, притом неизбежиму!..
Да что! я для глухих обедню вздумал петь:
Полмертвый пуще всех боится умереть!
Дмитриев.
Заимствована из сборника Абстемия (прим. к б. 24).
144. Откупщик и Сапожник
(Le Savetier et le Financier)
Богатый Откупщик в хоромах пышных жил.
Ел сладко, вкусно пил;
По всякий день давал пиры, банкеты,
Сокровищ у него нет сметы.
В дому сластей и вин, чего ни пожелай:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27