Вскоре Клинг свернул направо, на узкую, едва различимую тропку, которая поднималась все выше и выше в горы. Впереди синеву неба прорезали снежные пики гор. Скоро в этих краях начнутся дожди и грозы, а потом и до снега недалеко. Тресси втайне боялась, что не доживет до первых снегопадов. Но, может быть, Рид отыщет их. Он хороший следопыт. Да и Клинг, непонятно почему, нисколько не старается замести следы.На ночлег они остановились в небольшой ложбинке, заросшей белыми маргаритками. Посреди нее мерцало зеркальной гладью округлое озерцо. На опушке леса шелестели под ветром золотистые осины, и ветер этот, холодивший кожу Тресси, пахнул сыростью и снежным туманом.Клинг отвязал девушку и грубо столкнул ее с седла. Закричав от боли, она рухнула наземь и долго лежала в жесткой траве, растирая ноющие, занемевшие ноги. Потом попыталась встать и еле удержалась на ногах. Клинг погонял вороного почти весь день, без перерыва, хотя дважды давал пленнице воды.– Мне нужно отойти, – сипло проговорила она.– Никуда ты не пойдешь.– Да я не о том. Мне надо… ну, помочиться. Доул Клинг окинул ее пристальным взглядом, сощурив светлые глаза.– Валяй. Только так, чтобы я тебя видел.– Ни за что! – ужаснулась Тресси.– Так дуй прямо в штаны, – буркнул он, но в конце концов все же не выдержал и, когда Тресси, расстегнув брюки, ожгла его негодующим взглядом, нехотя отвернулся.Спутав коней, Клинг развел огонь и вскипятил кофе. Тресси достались твердый, словно камень, ломоть черствого хлеба и кружка черного невкусного кофе, но она с радостью приняла эту подачку. Ей нужно выжить любой ценой – ведь Доул Клинг настолько беспечен, что Рид по следам отыщет их без труда.Тресси пыталась вообразить, как Рид вернулся в лагерь и в какое смятение пришел, обнаружив, что она исчезла. Бросился ли он в погоню немедленно или решил выждать до утра? Долгой безрадостной ночью, кутаясь в одеяло на жесткой земле, Тресси вновь и вновь мысленно представляла себе, как Рид Бэннон спешит к ней на помощь. Чего бы это ни стоило, она должна уцелеть, дожить до той минуты, когда он нагонит похитителя. * * * В бакалейной лавке Лаймы, куда дилижансы доставляли почту, Рид вручил хозяину составленный Тресси список. Лавочник – черноволосый, юркий, очкастый – был дружелюбен и крайне любопытен. Рид уже давно заметил, что в этих краях два этих качества частенько соединяются в одном человеке.– Так вы, стало быть, живете поблизости? – спросил он, выставляя на прилавок первый предмет из списка Тресси – пару банок с консервированными персиками. Рид расплылся в улыбке. Сам он списка не читал, и ему было приятно, что Тресси вспомнила, как восторженно отзывался он об этих сладких сочных плодах.– Да, – ответил он, – чуток южнее. Застолбили участок.Лавочник округлил карие добродушные глаза.– Участок? Золото, что ли? Погоди-погоди, уж не ты ли тот самый парень, что вмешался в казнь? С тобой еще был мальчишка, который потом оказался девчонкой, да еще и устроил там сущий балаган.Рид опасливо огляделся, но в лавке было почти безлюдно – лишь на стуле клевал носом какой-то старикашка да юнец примерно тех же лет, что и Тресси, рылся в ворохах одежды.– Ну да, – признал он без особой охоты, – это мы и были – я и моя… то есть мой партнер.– У тебя в партнерах ходит девица, а тебе еще и золото понадобилось? – Лавочник фыркнул, ясно давая понять, какого он мнения о подобных глупостях, и ткнул костлявым пальцем в список: – Бекон, что ли? Так бекона у меня нету.Рид перегнулся через прилавок и с немалым трудом прочел каракули Тресси.– Вроде как написано «бекон», но если его нет, сойдет и сало.Лавочник кивнул:– Ну, этого добра у меня в достатке.Он отошел к высокой бочке и, порывшись в ней, извлек изрядный ломоть свиного сала.– А кстати – как вас обоих звать-то?– Что-что? – переспросил Рид, тупо глядя в окно. Всадник, ехавший шагом по улице, что-то уж чересчур прямо держался в седле, явно кавалерийская привычка. Риду стало не по себе.– Как вас обоих звать? – терпеливо повторил неугомонный лавочник.– А-а… – Рид хотел было вначале назвать вымышленное имя, да только в голову ничего не шло. Да и, кроме того, разве он сам не говорил Тресси, что здесь нет ни солдат, ни служителей закона. – Мое имя Рид Бэннон, а…– Бэннон! Ну надо же, какое совпадение!По спине Рида прополз мертвящий холодок страха. Так его все-таки нашли! Неужели сейчас этот добродушный болтунишка вынет из-под прилавка пистолет и будет держать его на мушке до прибытия шерифа?Лавочник и впрямь нырнул под прилавок, но достал оттуда всего лишь стопку конвертов.– Как раз на прошлой неделе нам доставили письмо для Рида Бэннона. Вот и написано: «Лайма, территория Монтана». А ведь совсем еще недавно мы жили в Айдахо! Просто диву даешься, как наше правительство обожает менять названия. Живешь себе в Орегоне, неделя прошла – и ты уже в Айдахо, а через месяц, глядишь, и в Вайоминге.Рид бурно расхохотался этой немудреной шутке, скорее от облегчения, что его казнь не послужит новым развлечением почтенным обитателям Лаймы и окрестностей. Он протянул руку за письмом. От кого бы оно могло быть? Куда они направляются, знал только один человек – белокурая красавица из Вирджинии, подружка Тресси. Стало быть, письмо, которое Тресси отправила с почтовым дилижансом перед тем, как они повернули на юг, все же добралось до салуна «Золотое Солнце».Риду не терпелось прочесть, что же пишет Роза Ланг, но все же он сунул письмо поглубже в карман рубашки. На самом-то деле это письмо, хотя и адресовано ему, предназначается Тресси. Пускай она и прочтет его вслух, когда он вернется в лагерь.А теперь нужно поспешить в заявочную контору.– Послушай, друг, – обратился Рид к лавочнику, – собери-ка все, что есть еще в этом списке, а я покуда загляну кое-куда. Идет?Ему пришлось выслушать еще несколько баек о прерванной казни некоего Меджера, но к середине дня Рид закончил все свои дела в Лайме. Он скакал в лагерь, и загадочное письмо в кармане рубашки жгло его, словно раскаленный уголек. Рид расседлал чалого, оттащил два мешка с припасами в лагерь… и вдруг заметил, что кобылка Тресси куда-то исчезла. Тогда-то он и увидел, какой кавардак царит у костра, а секунду спустя обнаружил нацарапанное на земле послание. 20 Вначале Рид никак не мог разобрать, что же накорябано на земле. Он видел перевернутый котелок, рассыпанные бобы, и даже тогда в глубине души еще смутно надеялся, что Тресси попросту ушла куда-то по своим делам. Когда эта нелепая надежда рассыпалась в прах, Ридом овладел слепой, нерассуждающий ужас. Долгое время он просто стоял недвижно, пялясь себе под ноги и сознавая лишь одно: он потерял Тресси. Бросил ее одну, без защиты, – и потерял. Очнувшись, Рид швырнул прочь мешки с припасами и, упав на колени, дрожащими пальцами ощупал бороздки букв, коряво вычерченных в пыли: «РЕЙС». Какой еще рейс?И лишь когда Рид увидел валявшийся рядом кисет из оленьей кожи, имя ненавистного отца хлестнуло его наотмашь, словно бичом. Рейс Бреннигэн! Как же он надеялся, что больше не услышит это проклятое имя! Рид схватил кисет, торопливо его осмотрел – так и есть, в нижнем углу вышиты бисером знакомые до боли буквы. Именно этот кисет когда-то отдала ему бабушка, именно его украл Доул Клинг, когда сбежал, подло бросив своего новорожденного сына. Но все равно ничего не понятно. Как связаны с исчезновением Тресси Доул Клинг и давно сгинувший отец Рида? Да Рейс Бреннигэн не узнал бы собственного сына, даже если б они столкнулись лицом к лицу. Сам Рид тоже никогда в жизни его не видел. И все же неведомо зачем, но Доул Клинг явно побывал здесь и оставил это загадочное послание, непостижимым образом связанное с прошлым Рида. С его отцом и матерью.Первым его порывом было немедля броситься в погоню, изловить мерзавца и вспороть ему брюхо, но Рид очень быстро одумался. Прежде всего он должен спасти Тресси. Для этого нужно внимать голосу разума, а не сердца. Если Клинг оставил в лагере кисет и эту надпись на земле, значит, он хотел, чтобы Рид пошел по его следу. Стало быть, траппер не будет особо таиться – зато наверняка удвоит бдительность. И ему, Риду, придется быть очень, очень осторожным.Он оценивающе глянул на небо – до темноты еще часа четыре, не меньше. Если не мешкать, за это время он успеет покрыть изрядное расстояние. Рид собрал в дорогу немного еды, чтобы не отягощать себя лишним весом. Черт, и почему только он не купил сегодня в лавке патроны? У него осталось… два, три… ага, двадцать пять штук. Должно хватить. Вряд ли он решится устроить перестрелку с Клингом – ведь у того в руках Тресси. Все, что нужно Риду сейчас, – вода, одеяло и теплый плащ. Приторочив к седлу эти вещи, он вскочил на чалого и тронулся в путь.Розино письмо так и осталось лежать в кармане рубашки. Рид вспомнил о нем, лишь когда стемнело и он не мог больше идти по следу. К тому времени он уже давно свернул с большого тракта, а заодно убедился, что был совершенно прав насчет намерений Клинга. Старый мерзавец оставлял за собой слишком четкий след.Спешившись, Рид угрюмо глянул на запад, где в серебристо-сумеречном небе лиловели горные пики. Последняя, жарко-алая искорка заката блеснула на вечном снегу и исчезла бесследно. Рида затрясло.Где-то там, в горах, Тресси, и, если только Клинг дурно обошелся с нею, Рид убьет его. Медленно и мучительно. Такая мысль поразила его самого. До сих пор он никогда не обдумывал намеренное убийство – даже на войне, когда стрелял в невидимого врага. Палить из ружья в человека только потому, что иначе он пристрелит тебя, – одно дело. Совсем другое – замышлять убийство Доула Клинга. А, к черту все! Этот человек похитил Тресси, и одному господу известно, какие муки ей сейчас приходится сносить. Рид старался не думать об этом. Еще упорнее гнал от себя страх, что Тресси может умереть. Если поддаться этому страху – чего доброго, спятишь.Он развел костер, намеренно не таясь от глаз невидимого врага. Пускай сукин сын узнает, что Рид Бэннон уже близко! А кроме того, ему нужен свет, чтобы прочесть письмо.Роза Ланг писала о том, что лишь недавно дошло до ее слуха. Несколько месяцев назад Ивэн Мэджорс погиб под обвалом в шахте. Хозяйка «Золотого Солнца» подробно описывала, как вызнала это у нищего старателя, который пытался оставить в залог в «Толстом Муле» дагеротип Тресси и ее матери.Далее она извинялась за то, что не сразу сообщила эту весть Риду и Тресси, и выражала надежду, что дела их идут неплохо. Потом Роза прибавила пару слов о Джарреде Линкольншире, но по этим строчкам Рид лишь безразлично скользнул глазами. Тощего англичанина он невзлюбил с первого взгляда, и плевать ему, ей-богу, как там поживает этот спесивый пройдоха.В конце письма Роза приглашала их непременно заглянуть к ней в гости – если, конечно, судьба занесет их в Вирджинию. Письмо было написано седьмого августа. Стало быть, прошел целый месяц.Стискивая в пальцах невесомые листочки бумаги, Рид невидяще смотрел в огонь и не чувствовал ничего, совсем ничего. Рыжее пламя вспыхивало ярче, ветер своевольно шуршал страничками письма. Рид медленно сложил измятые листки, бережно упрятал их в конверт и засунул его поглубже в седельную сумку. Пускай письмо сохранится до встречи с Тресси.Обхватив ладонью лоб, Рид растирал пальцами ноющие виски. Слезы закипали в его глазах, бежали ручейками по лицу, и он ожесточенно смахивал их прочь. Именно сейчас, когда он и Тресси наконец освободились от теней прошлого и могли бы начать новую жизнь, – именно сейчас явился этот ублюдок Клинг! Да к тому же дело связано с Рейсом Бреннигэном, ненавистным и глубоко презираемым папашей. Ничего не скажешь, хорошенькое наследство досталось ему от отца!Прежде чем заря погасила сияние звезд, Рид Бэннон был уже на ногах и неотступно шел по следу двух лошадей, на которых – он знал это точно – ехали Клинг и Тресси. * * * Солнечный луч ожег щеку, и Тресси пробудилась от безрадостного сна. Секунду она лежала недвижно, не открывая глаз. Где Клинг, чем он занят? До слуха девушки доносилось лишь звонкое пение утренних птиц. Выпрямив затекшие ноги, она навострила уши и напряженно вслушалась в этот жизнерадостный хор. Земля еще дышала цепенящим ночным холодом. Тресси попыталась сесть – и застонала от нестерпимой боли. На ночь ублюдок связал ей руки за спиной. Ремни туго врезались в нежную кожу. Самого Клинга, однако же, не было. Быть может, он просто передумал и уехал прочь, бросив Тресси связанной, чтобы ее подобрал Рид?Извиваясь, как змея, девушка наконец кое-как ухитрилась сесть. Она оглядела лагерь: седло, груда одеял, дымящийся на углях кофейник. Стало быть, ее мучитель где-то неподалеку. Но где? И какие новые издевательства придумал? А Рид… быть может, он сейчас совсем уже близко?Горячий кофе источал нестерпимо соблазнительный аромат. Горло у Тресси пересохло так, что она едва могла глотать, пустой желудок сводило голодными спазмами. Все тело ее зудело и ныло от боли, глаза слезились, а мочевой пузырь, казалось, вот-вот лопнет.«А в общем и целом все у меня в порядке», – подумала Тресси, и с губ ее сорвался невеселый смешок. Что ж, по крайней мере, она не утратила чувства юмора.Облизав пересохшие губы, девушка оглядела лужайку. Среди белых маргариток там и сям лиловели соцветия дикого лука, покачиваясь на высоких стебельках. Тресси вообразила себе, как хрустит на зубах сочная горьковатая мякоть, и рот у нее наполнился слюной.– Ага, проснулась, – гулко пробасил Клинг, и девушка опасливо вздрогнула. Этот человек умеет ходить бесшумно не хуже Рида.– Мне нужно по нужде, – сказала она.– У тебя что, другого занятия нет, как только облегчаться?Тресси лишь пожала плечами. Тогда Клинг, развязав ей ноги, грубо поволок ее прочь от лагеря. Занемевшие лодыжки отозвались острой, ноющей болью, и девушка зашаталась, едва держась на ногах.– Со связанными руками я не справлюсь, – пробормотала она. Если Клинг хотел ее унизить – он неплохо добивался своего.Великан бесцеремонно дернул веревку, и от немыслимой боли у Тресси потемнело в глазах.– И не вздумай дать деру, – процедил он. – Я готовлю кофе, и, если ты пустишься наутек, мне придется бросить кофейник без присмотра. Меня это страх как огорчит, ясно?Клинг затопал прочь, даже не глянув на Тресси.Прежде чем добровольно вернуться в лапы своего мучителя, девушка наскоро прикинула, что будет, если она и впрямь попытается бежать. Можно спрятаться в лесу. Клинг не сумеет ее найти. Да нет, отыщет. Подлесок здесь негустой, а этот гад хитер и злобен, как дикий зверь. Кроме того, Рид их вот-вот нагонит – в этом Тресси твердо была уверена. Если она убежит в чащобу леса, они с Ридом, чего доброго, так и не сумеют найти друг друга.За завтраком Доул Клинг отчего-то разговорился и стал похваляться, как ловко все эти месяцы следил за Тресси и Ридом.– Прямехонько от самой Вирджинии, – с ухмылкой басил он. – Уж я-то повидал все, чем вы занимались. – И добавил, маслено глянув на Тресси поверх дымящейся кружки с кофе: – Может, ты и меня ублажишь не хуже?– Заткни свою грязную пасть! – огрызнулась она.– Не кобенься, цыпочка. Захочу – так возьму все, что моей душеньке угодно. Тебе это дело по вкусу, как я погляжу.Тресси захотелось провалиться сквозь землю, только бы не слышать этих пакостных речей. Наплевать, какого мнения о ней Клинг, – не в этом дело. Просто ее мутило при одной мысли, что этот боров глазел на них с Ридом.– Врешь ты все! Ничегошеньки ты не видел!– Откуда ж, по-твоему, я все это знаю? – И Клинг разразился таким гоготом, что лошади испуганно заржали, молотя копытами каменистую землю.– Зачем ты все это затеял?– А ты спроси у своего красавчика, ежели, конечно, случай выпадет.– Еще как выпадет! Рид прикончит тебя, вот увидишь.Клинг уставился на девушку таким тяжелым, злобным взглядом, что она задрожала. Затем плеснул остатки кофе в костер и поднялся, потянувшись всем своим громадным телом.– Пора ехать.Кофе Тресси так и не достался, но, перед тем как свернуть лагерь, Клинг сунул ей флягу с водой. Она пила неспешно, большими глотками, отмечая с интересом, что он не стал уничтожать следы стоянки.Мысленно Тресси молилась, чтобы похититель не связывал ее, но молитва оказалась напрасной. Потом Доул долго стоял, зачем-то вглядываясь в ту сторону, откуда они приехали, но наконец вскочил в седло и, взяв поводья чалой, направил коня через лужайку.Этим утром Клинг, к удивлению Тресси, оказался на редкость разговорчив, правда, поглощенная мыслями о Риде, она не сразу стала вслушиваться в его бормотание.– …Кабы только я еще тогда, в Вайоминге, знал, что этот полукровка и есть Бреннигэнов ублюдок. Поздно сообразил, уже когда отыскал в седельных сумках кисет. Бреннигэн вечно оставлял повсюду свое клеймо, словно ему весь мир принадлежал. Как это он не поставил клейма на моей скво. Я говорю о мамочке твоего разлюбезного, об Умной Лисе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34