– Подожди минутку, Роза, – попросила она, грозя Риду пальцем. Рид захохотал и скатился с кровати.Они одевались в спешке, помогая друг другу, и Рид неустанно сетовал на то, что придется вновь натягивать грязную одежду.– Отошли ее в китайскую прачечную, а сам прогуляйся по городу в одном полотенце, – предложила Тресси, покуда он помогал ей надеть платье, простенькое муслиновое, а не тот роскошный наряд, который привезла Роза.– Только если ты составишь мне компанию, – поддразнил Рид.– Вот еще! Порядочным женщинам не пристало бегать по улицам в одном полотенце.– Порядочным мужчинам, кстати, тоже. И потом – зачем тебе одеваться, чтобы дойти до гостиницы? В номере я тебя все равно опять раздену.Он взял Тресси за плечи и привлек к себе. Влажные локоны, прихотливо завиваясь, волной ложились на ее плечи.– Боже мой, – негромко сказал Рид, целуя кончик ее носа, – и как только я мог уйти от тебя?Тресси вывернулась из его объятий.– Надевай сапоги, и пойдем, – велела она. – Негоже заставлять хозяйку ждать.Она собрала измятые мокрые полотенца, расправила покрывало на постели и повесила синее платье в Розин платяной шкаф – пускай хранится там до лучших времен.Пока Рид натягивал высокие, заляпанные грязью сапоги, Тресси наспех заколола волосы шпильками. Пара непослушных локонов все же выбилась из прически, и Тресси недовольно поморщилась.– А по мне, и так неплохо, – со смешком заметил Рид.– Вот и видно какой ты легкомысленный!Он коротко глянул на Тресси, мгновенно помрачнев.– Да… что верно, то верно.– Господи, Рид, да ведь я же пошутила!Это Рид понимал, но думал он сейчас о том, чего Тресси совсем не знала – о кровавой бойне на почтовой станции.– Да, я знаю, – сказал он вслух. – Тресси, я умираю с голоду. Как ты думаешь, хватит твоего золота, чтобы купить еды?– А оленье жаркое тебя устроит? Нам все равно придется возвращаться на прииск, а на плите с обеда осталось немного жаркого.– Отличная мысль!Той же ночью, уже в гостинице, Тресси рассказала Риду о том, как умер Калеб. Умолчала она лишь об одном – как сама едва не умерла от горя.– Как же тебе удалось сохранить работу?– Джарред Линкольншир был очень добр ко мне. С другими он обходится совсем иначе. С Розой он поступает просто бесчестно, а она ему все прощает. Порой мне кажется, что нас, женщин, губит именно слепая любовь.– Не только женщин, сердце мое, – сказал Рид. – Быть может, этот Линкольншир тоже ослеплен чем-то и потому дурно обходится с твоей подружкой.– Да как ты можешь заступаться за человека, которого и в глаза не видел?!– Я и не заступаюсь. Просто всякое поведение, всякий поступок неизменно найдется чем оправдать, если только знать его причины.– Да ведь он попросту обманывает Розу! Пользуется ее любовью, а сам женат и расставаться с женой не собирается. Если уж его так разбирает похоть – искал бы себе всякий раз новую шлюху!– Все верно, он обманывает Розу, но, может быть, она и сама рада обманываться – лишь бы получать то, что хочет.Тресси отвернулась и минуту лежала молча, упорно глядя в темноту.– Давай больше не будем говорить о Розе и Джарреде, – тихо попросила она.– Хорошо, родная. Но вот меня никто не вынуждал покинуть тебя. Я бежал лишь потому, что испугался себя самого, своей любви к тебе.– А я не должна была тебя отпускать, Рид, но ведь это совсем другое! Ты нужен был мне, чтобы спастись от… от…Рид осыпал ее поцелуями и этим вынудил замолчать. В номере было так темно, что они не могли разглядеть лица друг друга – Тресси различала лишь, как влажно поблескивают его глаза.Она лежала недвижно, размышляя о том, что Рид, наверное, прав – у каждого поступка есть свои причины и свои оправдания.– А если я не стану больше разыскивать отца? Что тогда?Рид затаил дыхание.– Ты не шутишь? – хрипло спросил он.– Во всяком случае, постараюсь.– Тресси, ненависть съедает человека живьем. Поверь мне – уж я-то знаю. Если ты и дальше будешь искать отца, всматриваясь во все встречные лица и мечтая отомстить ему за содеянное, – ты никогда не будешь счастлива. Мы никогда не будем счастливы. Я почти всю жизнь провел в бегах; не знаю даже, сумею ли дать тебе то, чего ты хочешь. Одно я могу сказать наверняка – надо забыть о ненависти, Тресси. Забудь о своем отце и подумай о том, чего еще ты хочешь от жизни.Тресси долго молчала, прежде чем ответить, и, когда наконец заговорила, в голосе ее звучали слезы:– Чего я хочу? Стать женой любимого человека. Родить ему много-много детей. Но прежде… прежде я должна отыскать отца и сделать так, чтобы он за все заплатил сполна. Он же все равно что убил маму, а меня просто бросил на произвол судьбы. Ты хоть понимаешь, каково это – знать, что человек, которого ты любишь, бросил тебя, точно старую ненужную ветошь?! Потом появился ты – и ушел, а Калеб, мальчик мой, умер. Господи, Рид, я сама не знаю, что говорю. Ради всего святого, постарайся меня понять. Если мы действительно любим друг друга – наша любовь выдержит все, но если ты не хочешь помочь мне в поисках отца, значит, ты меня не так уж сильно любишь, вот и все. А я не хочу убедиться в этом после того, как мы поженимся и народим детишек. Рид, я должна его найти. Должна, чтоб он сгорел в аду!– Тресси, сладкая моя, не надо так говорить. Даже думать так не стоит. Ты должна простить его.Рид осознал вдруг, как это важно – исцелить Тресси от ненависти к отцу. Эта ненависть штормовой тучей нависала над их любовью, изрыгая молнии злобы и грозя вот-вот обрушиться смертоносным ливнем на их хрупкое счастье. Что бы ни решила Тресси, он, Рид, последует за ней, но в душе будет молиться, чтобы она нашла в себе силы простить отца.Как иначе она сумеет когда-нибудь простить и забыть прегрешения самого Рида?Он прижал к себе девушку и в темноте почувствовал, что она плачет. Тогда Рид и сам едва не разрыдался.Наконец он провалился в глубокое, неспокойное забытье. Во сне он снова шел знакомой снежной тропой к дверям лесной хижины. Демоны вернулись, и снова пахло кровью и смертью, и страшно кричала женщина – так страшно, что у него разрывалось сердце.Рид проснулся от собственного крика и вскочил, задыхаясь и обливаясь холодным потом.Тресси в темноте крепко обняла его, притянула к себе, согревая сонным теплом своего тела.– Боже, помоги мне! – простонал Рид, уткнувшись лицом в ее плечо.– Тс-с, тише, тише, – шептала она, – все хорошо, родной, это просто сон. Я здесь, ты со мной, успокойся же, успокойся.Тресси баюкала его, как ребенка, покуда он не перестал дрожать.Они должны выдержать и это испытание – любой ценой. Она больше ни за что не покинет Рида, но и от мести своей ни за что не откажется. Должен же быть какой-то выход из этой западни. Они его найдут, обязательно найдут. 15 Джарред Линкольншир смотрел на Тресси с нескрываемым сожалением.– Нам будет недоставать тебя, детка. Ты уверена, что так уж хочешь уехать?Он жестко, неприязненно глянул на Рида Бэннона – тот стоял чуть поодаль, держа в руках шляпу. Без бороды лицо его выглядело куда моложе, четко очерченный рот был упрямо сжат. Тресси рада была, что он побрился.Рид ответил Линкольнширу таким же неприязненным взглядом. Эти двое невзлюбили друг друга с первой же минуты. Тресси втайне даже позлорадствовала по этому поводу. Поделом Риду – нечего было оправдывать неприглядные поступки человека, которого в жизни не видел! И все же, хоть англичанин и был виноват перед Розой, сама Тресси не испытывала к нему ничего, кроме глубокой благодарности.– Чем вы собираетесь заняться? – спросил Линкольншир.– Отправимся в Баннак, – не слишком любезным тоном вмешался Рид. – Может быть, примкнем к старателям.– И ты хочешь тащить ее с собой? – возмутился англичанин. – Старательские лагеря – самое неподходящее место для женщины! Непосильная работа, грязь, грубые нравы. Пусть Тресси останется в Вирджинии, подождет, пока ты вдоволь не натешишься старательством. – И, не дожидаясь ответа, повернулся к Тресси: – Дитя мое, будь же наконец рассудительна! Не позволяй своим чувствам возобладать над разумом. Подумай – он ведь загоняет тебя до смерти!Тресси поразила такая горячность. Она, конечно, знала, что Линкольншир неплохо к ней относится, но сейчас он вел себя совершенно необъяснимо – словно приходился ей отцом, а не нанимателем и отчасти другом.Тресси тронула его за руку, умоляюще заглянула в глаза:– Пойми, Джарред, именно это мне и нужно – уехать подальше отсюда. Ничего плохого с нами не случится. Рид будет заботиться обо мне, честное слово!– Пойдем, Тресси, – требовательно бросил Рид. Лицо его потемнело от гнева, но до открытой вспышки дело пока не дошло. Быть может, Рида удерживало ее уважение к Линкольнширу. Этот человек немало сделал для нее и Калеба. Удивительное дело – Тресси никогда не видела, чтобы Рид приходил в ярость, и прежде ей казалось, что его ничто не в силах вывести из равновесия.Она хорошо помнила, как отец иногда впадал в гнев – лицо его багровело, кулаки сжимались, порой он мог опрокинуть стол или швырнуть чем-то в человека, вызвавшего его ярость. Как-то Тресси перепугалась до полусмерти, увидев, как отец, поспорив с мамой, в бешенстве сильно толкнул ее. О чем был спор, она уже и не помнила. Разгневанный мужчина – пугающее зрелище, тем более что гнев он слишком часто вымещает на женщине. Впрочем, Тресси любила отца, и даже такие случаи не могли тогда поколебать ее любовь. Нет, она не будет вспоминать об этом, возвращаясь мыслями в прошлое. Былая жизнь ушла бесследно – спасибо дорогому папочке! Неужели она никогда не сможет простить его?Тресси очнулась, услышав безжалостный вопрос Линкольншира:– А как же похороны?Она охнула, прижав ко рту кулачки. Эту часть своей жизни она постаралась так прочно вычеркнуть из памяти, словно Калеб никогда и не существовал. Возвращение Рида наполнило сердце Тресси блаженной радостью, и меньше всего на свете ей хотелось развеять это блаженство. Напоминание о похоронах одним толчком швырнуло ее в невеселый реальный мир.– О господи! – пробормотала она. – Я совсем забыла. Когда будут похороны?– В эту субботу. На кладбище придет весь город. Тресси коротко кивнула.– Мы останемся до похорон, – сказала она, даже не спрашивая у Рида, согласен ли он. Для нее это обсуждению не подлежало.– Конечно, останемся, – эхом подтвердил Рид. – А пока Тресси будет жить в гостинице, то есть если ты не против.– Да, но… – начала было Тресси.Не дав ей договорить, Линкольншир круто развернулся и ушел прочь. Сапоги его звучно шлепали по весенней грязи, затем и этот звук стих.– Я могла бы поработать на кухне, пока он не найдет мне замену, – вздохнула Тресси.– Вот уж незачем, – отрезал Рид. – Так будет лучше всем, понимаешь?Тресси понимала и спорить не стала.В пятницу, ближе к вечеру, когда Тресси гостила у Розы в «Золотом Солнце», подруга сообщила, что у Мэгги, оказывается, есть для нее траурное платье.Удивительно, что именно у Мэгги оказался такой благопристойный наряд, но Роза была занята делами по горло, и у нее не нашлось времени объяснять, в чем тут дело. Мэгги сегодня тоже была нарасхват, и прошло немало времени, прежде чем она поднялась наверх потолковать с Тресси.Платье действительно было черного цвета, с высоким воротом и длинными рукавами. Мэгги отдала его Тресси со слезами на глазах, и та ошибочно решила, что хорошенькая брюнетка уже пожалела о своей щедрости.– Да нет, что ты, – покачала головой Мэгги. – Просто с этим платьем связано столько печального.– Печального? – переспросила Тресси, разглядывая платье. – Знаешь, оно очень красивое, но какое-то совершенно неподходящее для тебя.– Потому что оно принадлежало моей матери. Мои родители были мормонами и отправились на запад вслед за Бригхемом Янгом. Было это в сорок седьмом году – то есть мне как раз сравнялось три годика. Отец и три его жены умерли. Детей постарше разобрали по другим семьям – всех, кроме меня. Я хворала, и все решили, что я скоро умру. Один из старейшин оставил меня на тракте с материнскими пожитками и письмом, в котором объяснялось, почему он так поступил. – Мэгги смолкла и дрожащими пальцами бережно погладила платье.– Боже милостивый, Мэгги! Какой ужас! И что же случилось потом? Я имею в виду – как ты попала сюда? – Тресси подумала, что, наверно, у каждой женщины, живущей в этих краях, есть своя невеселая история.– Маленькие девочки – ценный товар, – с горечью сказала Мэгги, кривя губы. – Особенно для некоторых мужчин и особенно в постели.– Ох, Мэгги! – только и вымолвила Тресси, крепко обнимая подругу.– Ничего, – процедила та, – с этим мерзавцем я посчиталась, едва только подросла. Как-то ночью он вдоволь натешился и уснул – тут-то я и выпалила ему в ухо из его же собственного ружья.Они посидели обнявшись, но Мэгги не проронила ни слезинки, хотя ее худенькое тело напряглось, как струна. Теперь Тресси поняла, отчего Мэгги так рвалась ухаживать за Калебом, когда он заболел. Ее бросили совсем крохой, и тем глубже она, как видно, сострадала другим малышам.– Что же было дальше? – шепотом спросила она.– Мне тогда сравнялось четырнадцать. Я пристроилась к одной семье, которая направлялась в Калифорнию, но не успели мы перебраться через горы, как женщина застукала меня в кустах со своим муженьком и, само собой, прогнала прочь. Да еще обозвала шлюхой. – Мэгги отодвинулась, вздохнула и криво улыбнулась Тресси. – Вот тогда-то я и решила, что, уж коли стала шлюхой, недурно бы зарабатывать этим на хлеб. Вот так и оказалась здесь, – прибавила она, разведя руки. – А, да ну его к черту! У кого из нас в запасе нет печальной истории? Давай-ка примерим платье. Я хочу, чтоб на похоронах ты выглядела лучше всех.Сама Мэгги на похороны не пошла – она отдала Тресси единственное свое приличное платье. Весна разгулялась вовсю, и по случаю тепла город просто кишел приезжими. Они тоже пришли на похороны вместе со старожилами. Здесь люди радовались всякому сборищу. Даже такой печальный повод был для них почти что светским развлечением. Тресси стояла неподалеку от незарытой могилы Калеба. Рид крепко держал ее за руку, а с другой стороны взял под локоть Джарред Линкольншир. Рядом с ним была Роза. Все они стояли по щиколотку в размякшей грязи.Заупокойную службу проводил доктор Гидеон – он оказался не только врачом, но и проповедником. Перевернув донышком вниз широкополую шляпу и положив на нее раскрытую Библию, великан начал читать слова молитвы. Звучный голос его эхом катился над головами собравшихся, рокоча, словно горная лавина.Вслушиваясь в молитву, Тресси держалась изо всех сил. Сегодня вместе с Калебом в могилу легла частица ее сердца. Помимо воли Тресси вспомнила другую могилу, ту, что вырыла своими руками в продутой ветром степи. Она мысленно молила господа, чтобы ей не пришлось больше переживать такую тяжкую потерю. Если б Рид не держал ее за руку, она бы, верно, уже плакала навзрыд. Тресси как будто заново теряла Калеба. Его крохотный гробик наконец опустили в могилу – вслед за гробами тех, кто не пережил здешнюю суровую зиму и лишь сейчас нашел вечное успокоение на городском кладбище Вирджинии.Рид почувствовал, что Тресси пошатнулась, и крепко обнял ее за плечи. Самое страшное для женщины – потерять своего ребенка. Тресси в свои восемнадцать и так уже повидала слишком много смертей. Хотя Калеб и не был ей родным сыном, она столько заботилась о нем, что полюбила малыша, словно собственную плоть и кровь. Как же Рид сожалел, что не был с нею здесь, в тот миг, когда Тресси так нуждалась в его любви и участии!Взгляд его скользнул по проповеднику. Этот кряжистый великан живо напомнил Риду Доула Клин-га, и не только огромным ростом, но отчасти и голосом. С тех пор, как Доул удрал тогда, в горах, бросив собственного сына, Рид нечасто вспоминал о нем. У него были дела поважнее. Вот только жаль было кисета из оленьей кожи, украденного Клингом, – все же единственная память о матери. И зачем только этому мерзавцу понадобилось красть ничего не стоящую безделушку? Видно, не сразу сообразил, что в седельных сумках не было ничего ценного.Тресси уткнулась лицом в грудь Рида. Плечи ее вздрагивали. И Клинг, и Гидеон тотчас вылетели у него из головы. Черт, до чего же невыносимо видеть, как она страдает!Люди понемногу расходились, и стылый резкий ветер уносил их голоса, но Джарред Линкольншир и Роза Ланг все медлили, не спеша распрощаться с Тресси, к которой они так привязались.Словно не замечая Рида, стоявшего рядом, Линкольншир ворчливо сказал ей:– Я так боюсь за тебя, дитя мое. Кто знает, что может с тобой случиться там, в глуши, среди грубых и необузданных дикарей!– Ничего с ней не случится, – вмешался Рид прежде, чем Тресси успела возразить. – Все будет хорошо. Я о ней позабочусь. – Он сумрачно взглянул на Розу. – Честное слово, я не допущу, чтобы хоть волосок упал с ее головы. И когда-нибудь мы вас непременно навестим.Склонив голову набок, Роза пристально разглядывала смуглого и черноглазого Рида.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34