— Шпиц — это Шпиц, а Шмель — Шмель…
— «Ку-ку, ку-ку-ку…» — «Свидетель, свидетель Рампе ведь видел…»
Тойер отключился.
Постепенно его сознание прояснилось, настолько прояснилось, что стало нормальным. Он лежал в мозговой клинике. На нем был больничный балахон с разрезом на спине, и из-за этого он чувствовал себя невероятно униженным. Помимо этого, он слишком ясно понимал, что проявил слабость и она свела его выкладки к нулю. Теперь следствие будет координировать один из этих крепких парней, нормальный отец семейства со стандартным домом, сыном в стиле хип-хоп, глупой женой и глупой собакой, как это было всегда до создания группы. Уверенный, что меланхолия — сорт шоколада.
На соседней койке спал старик. К нему, словно нити к кукле-марионетке, тянулись трубки, много трубок.
Тойер задремал и увидел во сне, что он сам марионетка. Когда все нити порвались, он проснулся, услышал тревожный стук своего сердца и снова провалился в дремоту.
Отворилась дверь. Вошел младший ординатор, молодой парень. Тойер вспомнил, что уже видел его прежде — когда было это прежде? — когда еще пребывал в изрядном тумане.
— Господин Тойер? Как вы себя чувствуете? — с подчеркнутым вниманием спросил мальчишка и присел на край постели.
— Хорошо, вполне нормально. Вероятно, это моя обычная мигрень, но прихватило на этот раз крепко, такого еще не бывало.
— Вы не приходили в сознание несколько часов. Мы протестировали вашу мозговую деятельность, и, к счастью, наши тесты не выявили никаких заметных отклонений от нормы.
— Ну вот и хорошо, — простонал комиссар, — тогда отдайте, пожалуйста, мои штаны. Любые штаны. Я согласен даже на ваши.
— Ха-ха-ха, — засмеялся ординатор, — нет-нет-нет. Так быстро не получится. Мы должны выяснить, что с вами было! — И он грубовато постучал по лбу сыщика.
— Так ведь ничего серьезного не было, — смиренно возразил пациент. — Вы же сами сказали, что все тесты в порядке.
— Да, правильно… — Врач взглянул на часы. — Но мы все-таки хотим получить гарантию, что вы больше не упадете в обморок. Хоть у вас и не выявлено типичных для эпилепсии судорог, но ведь каждый человек уникален, не похож на остальных… Представьте себе, вы регулируете движение транспорта на перекрестке, и вдруг…
Тойер разозлился:
— Я старший гаупткомиссар криминальной полиции, убойный отдел. Я не регулирую уличное движение. Если рядом со мной провалится в яму автобус, я даже не взгляну в его сторону, так мало меня это касается. И вы, медики, все для меня одинаковы, при всех ваших различиях. Ведь люди все похожи.
Он упал на подушки.
— Может обычный стресс вызвать такой сильный приступ мигрени, если при этом из-за душевного смятения совершенно забываешь про еду, но не про питье? И еще спать, спать и спать — тоже мое хобби, хотя бывают моменты, когда не до хобби, то есть не до сна.
— Вполне может быть… Вы много пьете?
Холодная манжета замкнулась вокруг его левого запястья.
— Ну, что вы еще придумали?
— Я хочу измерить ваше давление. По-моему, вы чересчур возбуждены.
— У меня аллергия на такие манжеты, — солгал Тойер. — Кстати, я пью только колу, я ее имел в виду.
— Ой, простите… Может, вам стоит перейти на фруктовые соки, разбавленные минералкой, и на фруктовый чай. Да еще изменить питание. Перейти на бессолевые блюда. Есть группы, которые занимаются совместным приготовлением пищи. Там вы можете с кем-нибудь подружиться. — Врач отстегнул липучку, и Тойер стряхнул с себя манжету.
— Я не ищу бессолевой дружбы.
Голова врача нависла над ним.
— Вы часто что-то забываете?
— Иногда забываю, например, про приличные манеры и хорошее воспитание.
— Вы выглядите неухоженным.
— Довольно! Хватит с меня! — взревел сыщик и властно выпрямился, насколько это было возможно с голым задом.
— Вы уже несколько дней забывали бриться, — словно оправдываясь, возразил врач.
— Я уже тридцать лет забываю бриться. Вам хорошо говорить, вы, кажется, еще не бреетесь.
— И правда, — признался молодой доктор. — Иногда я думаю, что это гормональный сбой… — Он потрогал розовую щеку и внезапно стал маленьким и растерянным.
— Ах, вот оно что. — Тойер спокойно встал с постели — на табурете возле двери он углядел свою одежду. — Такое бывает. Вы сводите людей к химическим процессам и тут же говорите про индивидов. Пожалуй, вы большой оригинал.
От словесной перепалки проснулся старик. Затуманенными мышиными глазками он обвел палату, ища что-то неведомое. Ничего не увидев, он ухватился за исторический якорь своего поколения.
— Хайль Гитлер! — пропищал он на всю палату. Жалкий обломок угасшего сознания.
— Вы серьезно считаете, что я тут поправлюсь? — спросил Тойер у врача.
— Нет, — последовал тихий ответ, — но если вы сейчас уйдете, я настоятельно рекомендую вам явиться в понедельник на прием к профессору Тойеру.
— Что? — воскликнул гаупткомиссар. — К кому? Как его фамилия?
— Да, он Тойер, как и вы. Не ваш родственник?
— У меня вообще нет родственников. Что, его фамилия пишется точно так же, как моя?
— Да-а, но это еще ничего не значит.
— Нет, конечно, только непривычно. Некоторых это смущает, но не меня. И вообще, зачем мне к нему идти? Вы же сказали, что тесты… или там делают другие тесты?
— Нет, но я вам настоятельно рекомендую…
Тойер уже оделся, осталась только обувь. Левый ботинок он так и не нашел. Возможно, эти придурки просто забрали его.
— Значит, мне нужно пойти к своему однофамильцу. Я уже понял. Мне намажут на башку нечто вроде желе и станут изучать кривые, которые будет выписывать мой мозг. Возможно, мне придется лечь в большую трубу, где гул такой, словно в центрифуге для отжима белья. В итоге я увижу свой мозг разрезанным на ломти. Из-за своей мигрени я уже однажды это проделывал. С тех пор не люблю цветную капусту.
— Избегайте кофе, красного вина, шоколада. Никакого жевательного мармелада. Откажитесь от горячих ванн. Движение полезно, но не переутомляйтесь… Не курите ни в коем случае…
— А я-то как раз собирался снова начать. — Тойеру наконец удалось отыскать ботинок и завязать шнурок.
— Вам в любом случае следует поговорить с профессором Тойером. Если нужно, мы вас снова положим в нашу клинику…
— Ведь вам положено так говорить, верно? Потому что вы очень мелкая сошка, да? Перестраховщик, молокосос, верно?
Ответа не последовало. Вместо этого врач закричал вдогонку, когда гаупткомиссар уже бодро шагал по коридору, что он немедленно выпишет ему больничный на неделю и направит его непосредственно работодателю.
Комиссар вышел из клиники легким, пружинистым шагом. Редко ему удавалось одержать такую победу.
Вдыхая прохладный воздух, он наслаждался дорогой домой. Через Нойенгеймское поле с его панорамой старинных университетских зданий, мимо скромных частных домов, потом мимо роскошных вилл. При этом он пересекал улицы, по которым любил прогуливаться покойный Рейстер. И вот его уже нет, как нет и Танненбаха, Брехта; исчез Плазма, Голлер за решеткой, Ратцер там же. Где Хорнунг? Что за новый Тойер? Где — о печаль и сладость моя — Ильдирим? Цикады отбивали морзянку, небо казалось черным и далеким. Если бы ребята подсобили, он бы еще постоял за свое видение проблемы. Совсем немного. А пока что он сделает небольшой крюк, совсем небольшой.
Он отыскал табличку с фамилией. Д-р Гизберт Рампе. Сильно надавил на звонок, один раз, два, три, пять. Наконец в домофоне раздался властный голос:
— В чем дело? Уже без четверти десять!
Тойер выбрал классическую формулу:
— Полиция! Откройте!
Старый солдат подчинился.
Квартира выглядела довольно запущенной.
— С тех пор как умерла моя жена, мне приходится все делать самому. По мере сил и возможностей… Что, ко мне есть новые вопросы?
— У вас ведь такой бравый адвокат. — Тойер поискал глазами, где бы ему присесть, чтобы не испачкаться в пыли. — Он мог бы иногда и пыль вытирать.
Рампе поглядел на него так, словно всерьез взвешивал такое абсурдное предложение, но отбросил его, сочтя бессмысленным:
— Эта молодежь предпочитает жить в свинарнике, так что он мне не помощник. Ну, что вы хотите?
— Вы ведь не видели, что стрелял мужчина, — отрывисто проговорил Тойер. — Вы перешли через мост, услышали, возможно, звук выстрела, а потом вам повстречался Плазма. Именно такой, какого бы вы, старый вояка, охотней всего пустили на мыло. Возможно, тогда вы даже не поняли, что это был он, ведь у вас слабое зрение. Вероятно, об этом уже шли разговоры в кафе. Другой свидетель, назвавший его, тоже живет где-то неподалеку.
Рампе промолчал.
— Что вы заказываете? Кофе «Хаг»?
— Яичный ликер, — мрачно буркнул Рампе. — И сдобный пирог.
— Знаете ли вы, что из-за ваших показаний армия полицейских была пущена по ложному следу? Понимаете ли последствия ваших слов? И ведь, похоже, ваш план сработал. Вальдемар фон Гросройте, которого все называли Плазмой, по-видимому, покончил с собой. Он мертв. После стольких лет снова уничтожить никчемную жизнь. Славно, да?
Рампе еле заметно кивнул. Тойеру хотелось схватить старикана за шиворот и хорошенько встряхнуть, но он взял себя в руки.
— Лучше всего было бы отправить вас за решетку, — сказал он вместо этого, — но вы наверняка слишком больны. Сколько я сейчас показываю пальцев? — Он растопырил три пальца.
Рампе не ответил.
— Вы отказываетесь от своих показаний?
— Сволочь, оборванец, — с ненавистью прошипел старик. — Кто еще это мог быть, как не он? Нет, я настаиваю на своих показаниях.
— Я пошлю тебя проверять зрение, ты еще увидишь, с кем имеешь дело, старая свинья! — Тойер встал. — Ладно, на сегодня достаточно.
— «Говорит автоматический терминатор Томаса Хафнера. После гудка вы заразитесь СПИДом. Пи-п».
— Очень остроумно, Хафнер. Встречаемся в одиннадцать на автостоянке у Тингштетте. Если случайно у тебя в крови алкоголя на несколько промилле больше допустимого уровня, бери такси, я оплачу. Захвати с собой карту, ту самую, с кельтским кругом…
Тойер положил трубку и сложил в пластиковый пакет самое необходимое: карманный фонарик, циркуль, карандаш, линейку, на случай, если придется делать новые выводы из области евклидовой геометрии. Не забыл он и бутылку гейдельбергского «Шпетбургундера» из магазинчика «Вайн-Алекс», что на Мерцгассе. Он выиграл ее прошлой осенью, потому что почти точно назвал количество бутылок в лавке, ошибся лишь на одну.
(В душе сыщик был убежден, что посчитал и себя вместе с бутылками.)
Со Штерном он уже созвонился раньше и попросил заехать за ним — после каждой мигрени в голове еще несколько часов стоял легкий шум, и Тойер решил подстраховаться.
Оставалось сделать последний звонок.
— Фрау Лейдиг, я хотел бы поговорить с вашим сыном. По делам службы.
— В такой поздний час? Впрочем, хорошо, что у меня появилась возможность обсудить с вами один вопрос, господин комиссар. В последнее время мой сын стал ужасно непослушным, и он…
— У меня важное дело.
— Я больна артрозом, а он переехал на пару дней в пансион. Это ведь недешево!
— Он у вас прилично зарабатывает…
— Я не могу наклоняться, вы можете себе представить, каково это, когда не можешь наклоняться?
— Да, тогда можете не наклоняться. Будьте добры, позовите к телефону вашего сына…
— А еще я сказала ему: «Симон, педикюр так подорожал, теперь он уже не оплачивается по страховке, подстриги мне ногти на ногах», ведь это такая небольшая просьба… И вы знаете, прежде он всегда говорил мне: «Я твой сын и всегда им останусь», такой был милый и послушный ребенок. Другие мальчишки уже ходили в футбольный клуб, а мы с ним еще купались вместе…
Тойер уже опасался, что у него начнется новый приступ мигрени, прежде чем смог наконец поговорить с Лейдигом.
И вот теперь они вели поиски в ночном Гейдельберге. Луна заливала неземным светом величественный каменный театр. Внезапно старшему гаупткомиссару показалось, будто он находится на другой планете. Он увидел графитовые озера, по которым можно мчаться на мягких волнах, разлетающихся на гребне каскадами черной пыли. Ему нравилось чувствовать себя пришельцем и вместе с тем в полной безопасности, несмотря на все ловушки — непременные спутники великих открытий. А вечерами он, могучий и невесомый, играл бы в бильярд в офицерской кают-компании, в безгравитационный бильярд.
Космические мечтания не мешали ему храбро шарить по кустам лучом фонарика вместе со своими верными помощниками.
— Шеф, почему нам понадобилось заниматься этим именно ночью? — ворчал Хафнер. — У вас есть на то какие-то веские причины?
— Ни одна скотина нас не поддерживает, — ответил Тойер. — Идиот врач посадил меня на больничный. Лейдига заставляют отдыхать, хочет он того или нет. Ты тоже отстранен от службы — патрульные тебя прищучили. Штерна начальство не выпускает из кабинета. Короче, нас вроде бы и нет в наличии. Достаточно тебе аргументов? Если бы старый козел Рампе отозвал свои свидетельские показания, тогда другое дело… а так нам придется самим искать доказательства. Никуда от этого нам не деться.
— Искать надо шариковую ручку «Ламикули», я записал. — Штерн заботливо помог встать на ноги запутавшемуся в кустах Хафнеру.
— Дома я еще раз заглянул в «Лексикон», — раздался из темноты голос Лейдига. — Собственно, тут наверху главное — горячий воздух. Когда-то на этом месте проходил кельтский кольцевой вал.
— Кельтский круг, — провозгласил Хафнер.
— А нацисты построили здесь Тингштетте. У германцев тингом называлось место собраний. У нас Тингштетте скорее напоминает древнегреческий театр. Нацисты собирались устраивать здесь кровавые игры, ведь Баден граничит с Францией, и его жителям требовалась особенно интенсивная промывка мозгов… для борьбы с враждебной идеологией…
Если бы сыщики искали пивные банки и презервативы, они давно бы перевыполнили план.
— А в тридцать шестом тинг снова забросили, из-за дождливой погоды.
— Все детали вполне укладываются в версию, которая постепенно сложилась в моей голове, — сказал Тойер. — По моим предположениям, Людевиг заставил какую-то бедную шлюху убивать по его приказу. С помощью магической фигни, на которую она подсела, вероятно, с его подачи. Возможно, он и сам верит в эту дребедень. Или не верит. Короче, случай дерьмовый, концы с концами не сходятся, и это горькая правда.
— Кстати, — подключился к разговору Штерн, — когда вы… ну… короче, потеряли сознание, я наконец спросил по телефону у Людевига про его помощников…
— Не уверен, что ты поступил умно, — возразил Лейдиг.
— По-моему, я ловко это обставил… — В голосе Штерна зазвучала нервозность. — Я сказал, что мы подозреваем, что среди сотрудников социальной службы могут оказаться преступники. Я ведь, черт побери, опять остался один. Все на нас злились, так как Плазма исчез, все управление считало, что по нашей вине.
В душе Тойер признал правоту Лейдига. Но какой теперь смысл обижать бравого служаку Штерна? Неожиданно заухал филин. Гаупткомиссар вздрогнул.
— Что же Людевиг ответил? — поинтересовался он.
— Говорил со мной дружелюбно, сразу назвал мне имена. За ним ухаживают двое приятных парнишек, они не здешние, поэтому живут в городском социальном центре на Эммертсгрунд. Шестнадцатого они вместе играли в бадминтон в Нусслохе, в теннисном центре. Находились там до одиннадцати, есть свидетели. А двадцать первого вечером проходил «Циви-Фет», их корпоративный междусобойчик; там и того больше свидетелей.
— Что за загадочные числа ты называешь? — глупо спросил Хафнер.
— Осел! Первые два убийства, — вырвалось у Лейдига.
— Подождите-ка, — вдруг прошептал Штерн. — Я что-то увидел…
Это была шариковая ручка. Взволнованные, они нанесли на карту место находки. Оно находилось как раз на воображаемом круге, проведенном вокруг центра лжекультового сооружения. И на расстоянии трети длины всей окружности от первой точки, где был найден ключ.
По этому поводу откупорили бургундское.
— Тут явное подражание культу, — высказал свое предположение Тойер. — Ведь расстояние между двумя находками — ровно треть круга.
— А последнее убийство им подарил Голлер, — воскликнул Лейдиг. — Все сходится.
— Почему, собственно, у нас только одна бутылка? — весело поинтересовался Хафнер.
16
Апрель. Они все обговорили, все продумали, учли; затея была совершенно безумная, однако его успокаивало то, что это скоро произойдет… хоть что-то произойдет…
В среду, 8. 6. 2002, пространство преобразилось. Правда, не все, а лишь та его часть, которая выполняла функции гостиной Иоганнеса Тойера. Довольно неуютное жилье ленивого мужчины стало неофициальным филиалом полицейского управления «Гейдельберг-Центр». В обычное служебное время там встретились три отстраненных от работы полицейских — Лейдиг, Хафнер и сам хозяин квартиры. С одиноким Штерном, оставшимся в их кабинете на Берггеймерштрассе, они поддерживали телефонную связь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32