Иногда он слышал ее смех, иногда она принимала гостя, иногда уезжала куда-то сама, несмотря на поздний час.
Крис приехала снова лишь после Пасхи. Она взволнованно сообщила ему, что провела Вальпургиеву ночь на Тингштетте. Он годами даже не вспоминал про это странное место.
— Это безумно интересно, там собираются самые разные люди — совершенно нормальные, но также колдуны и друиды. Это силовая точка… — с восторгом сообщила она. В ее голове был мусор, перегнивший навоз, точней, сборная солянка, которая образуется, когда люди просто накапливают знания без разбора, не сознавая, что к чему и что вообще отличает знание от веры, веру от молвы и восприятие от понимания. Так что он угадывал за ее словами почти все, что презирал, и с восторгом воспользовался этим мутным источником.
Она рассказывала про фараонов, тайные общества, заряженные энергией камни, мир по теории «Гея», про физическое намагничивание при тантрическом экстазе. Говорила про третий глаз на лбу каждого человека, который требуется только раскрыть…
Он и прежде подозревал, что она скрывала в себе нечто подобное, позволявшее ей переносить все превратности судьбы. У кого этого не было? У него, к примеру. Теперь все вышло наружу. Материал сырой, но он создаст из него что-нибудь стоящее. Она еще поблагодарит его.
Между тем прошел год, как он познакомился с Крис.
Было уже поздно, он плеснул себе красного вина, дешевого, которое он перелил в графин. Вот только не забыть французское название, которое он с таким трудом придумал.
Они сидели над картой Тингштетте. Идея возникла у него неожиданно. Он давно подыскивал подходящее место, чтобы порекомендовать ей. Название пришло в голову внезапно, при смене катетера. Так бывает с идеями. Ей удалось очертить сносный круг лишь с третьей попытки.
— Наружный круг вокруг треугольника получается, если провести его из точки пересечения медиатрис, — терпеливо повторил он.
— Ой, — пробормотала она, сдувая прядь со лба, — это уже трудно.
В его голосе звучало бесконечное терпение:
— Конечно, трудно. Если твоя потрясающая способность к восприятию не заострится, соприкоснувшись со сложностью методов, присущих тайным учениям, она останется тупой…
Крис кивнула, доверчиво и с какой-то детской радостью. Он снова подумал, что она должна быть благодарной ему. Вероятно, она уже давно это понимала.
— Итак, если мы проведем круг вокруг силового центра, то он окажется наружным кругом равностороннего треугольника. Потом мы разделим окружность на три части… — Она не понимала его, но это ничего не меняло, напротив. Его указания она выполнила, только это было важно. — Равносторонний треугольник связывает силу, — продолжал он со всей серьезностью. — Вспомни про пирамиды.
В первый раз он едва не вышел из роли. Его сотрясал сдавленный хохот, так как он вспомнил о квадратном основании египетских пирамид. Он не должен преувеличивать. Но ведь сейчас речь идет лишь о трех козлищах. Он почти пожалел об этом.
II. Невидимка
13
Лето 2001 года. Она взялась за самообразование. Жадно читала всевозможную эзотерическую дребедень, донимала его вопросами о гнозисе, астрологии, индийском оргазме, в котором участвует все тело, — то есть о вещах, о которых он не имел, да и не желал иметь, ни малейшего представления. Тем не менее ему удавалось сохранять над ней власть, и если даже он временами что-то путал, она этого не замечала — пока еще не замечала. Он должен был продвигаться вперед, чтобы она его не обогнала.
— Я не вижу в этом поступке вообще никакого смысла, — как можно спокойнее сказал Тойер. — Что же ему надо?
— Господин Голлер хочет получить свободный выезд за границу. — Лейдигу вполне удавалось владеть своим голосом.
— Что? Разрешение? Так вот, его у нас нет, его вообще нет. Лейдиг, сейчас мы станем разговаривать на двух уровнях, понятно тебе? Его заявления ты будешь передавать нам, и старайся ему не перечить. Если ты захочешь мне что-то сообщить, кашляни и составляй фразы, в которых смысл имеет каждое третье слово. Итак, третье слово, потом шестое и так далее, о'кей? У тебя получится, ты ведь у нас самый хитрый. Не удивляйся, если я стану повторять твои фразы, остальные ведь тоже должны быть в курсе.
Штерн кивнул. Хафнер отчаянно шарил по карманам, что-то отыскивая.
— Пушку забыл?
— Нет, — прохрипел тот. — Мобилу.
— У меня тоже ее нет, — со стоном сообщил Штерн. — Вот дела.
Тойер слушал и кивал.
— Голлер не дурак, — сообщил он. — Требует, чтобы я оставался на связи, иначе он не гарантирует безопасность Лейдига. А что у нас может оказаться несколько телефонов, об этом он не подумал. Все же глупо. Внимание, Лейдиг кашлянул: «Я полагаю, он способен думать, считает, что тут его никто не преследует или преследуют только при невезении один час»… Ах ты боже мой…
— «Он — считает — его — преследует — только — один», — отчеканил Хафнер. — Классно получается.
Тойер продолжал повторять вслух сообщения Лейдига. Обе машины мчались на огромной скорости в сторону Карлсруэ. Голлер требовал от Лейдига, чтобы преследующая машина постепенно его нагоняла. Тойер все время слышал в трубке приказы, звучавшие с русским акцентом:
— Спроси его, не хочет ли он поговорить со мной. Ладно, не хочет — не надо. Лейдиг, какая вообще у вас машина? Черный «мерседес-190», HD-Z3173?
В ответ Тойер столь же браво сообщил, что они едут на серебристой «шкоде».
— «Ост-Авто», — презрительно добавил с заднего сиденья Хафнер. — По-моему, они скомпрометировали все восточное направление компаса.
Лейдиг сумел ответить еще на несколько вопросов. Тойер передавал информацию коллегам. Запнулся только однажды.
— Что случилось? — спросил Хафнер. Старший гаупткомиссар только вздохнул:
— Плохие дела. Он накинул Лейдигу на шею струну от рояля, примотал к спинке сиденья да еще подсунул кусок деревяшки. Если он повернет деревяшку пару раз, петля затянется и удавит парня. Когда-то так казнили людей гарротой.
— Паршиво. — Штерн даже охрип от волнения.
— Только этот русский хрен тоже долго не проживет, если удавит своего шофера на скорости сто шестьдесят. Либо будет иметь дело со мной… — От злости Хафнер даже протрезвел.
— По-моему, это его не волнует, — предположил Тойер. — Да и вообще, кто сказал, что он сделает это на ста шестидесяти? Возможно, потом он захочет поменять тачку. Скажем, заставит меня ехать за ним, выйти без оружия из машины и лечь на землю. После чего врежет мне по башке и придушит Лейдига. В его распоряжении окажется тачка, пока что не объявленная в розыск. Коли уж этот козел такой умный. Что же передавали по ящику, когда был убит Брехт? Ах, какая разница… Он сам придумал себе такое алиби. Убивать сейчас стало модным.
— Все из-за того, что мы в восьмидесятых пустили в страну всякую шваль, — буркнул Хафнер. — Теперь цыгане осушают на востоке болота. Пожалуйста, приезжайте к нам, все приезжайте, кому не лень!
— Постепенно светает, — прервал Штерн шовинистические излияния коллеги. — По-моему, они недалеко от нас, вон там, впереди. Я быстро заеду на парковку. Шеф, пересядьте назад, к Хафнеру. Оба пригнитесь.
Тойер передал это Лейдигу. Но на парковке между Брухзалем и Карлсруэ — симпатичной площадке с романтичным названием «Серебряный колодец» — он передумал.
— За руль сяду я! — рявкнул он. Из кабины фуры выглянула заспанная физиономия водителя. — Мобила у меня, и вообще шеф тут я!
Усталый дальнобойщик хотел крикнуть им, чтобы не шумели, но Хафнер так грозно зыркнул на него из заднего окошка, что тот предпочел снова заснуть.
Старший гаупткомиссар гнал машину так, как не делал этого уже бог знает сколько лет; причем ему приходилось держать руль одной рукой — другая прижимала к уху мобильный телефон. В зеркале заднего вида торчали макушки его пригнувшихся сотрудников.
— Теперь Голлер требует, чтобы мы их догоняли, — передал он слова Лейдига. — Возможно, в Карлсруэ он хочет свалить с магистрали, а в Дёрфле напасть на меня.
Однако Голлер велел Лейдигу ехать дальше. Было без двадцати пять, почти рассвело, скоро дороги наполнятся транспортом. Что он замышляет?
— Лейдиг кашлянул! — рявкнул Тойер. — Внимание! — Медленно, словно первоклассник, он передал зашифрованную фразу: «Мой единственный друг, мама, недавно в Пфорцгейме заболела. Она рассчитывает на меня. Какую поддержку я теперь ей окажу?»
— Друг в Пфорцгейме, рассчитывает на поддержку, — снова Хафнер отобрал нужные слова с потрясающей точностью. — Все-таки Голлер рано или поздно должен заметить, что Лейдиг несет чепуху.
Тем временем они одолели первый крутой подъем автомагистрали, идущей на Пфорцгейм и Штутгарт. Тойер уверенно вел «шкоду», но куда — сам не знал.
— Не переживай, Штерн, верну я тебе тачку в целости и сохранности.
— В данный момент я больше переживаю за ее хозяина, — донеслось сзади. — Каково ему сидеть, зажав голову между коленей.
— А ты представь себе, хотя бы ради опыта, что бывает в настоящем регби, когда начинается свалка. Эх ты, неженка, — рявкнул Хафнер. — Только вот хреново, что во время погони невозможно курить. Никто не может. Даже я.
— Да, это действительно главная наша проблема, — фыркнул Тойер, но тут же замолк, так как Голлер вырвал у Лейдига трубку:
— Эй, легавый, не шути со мной! Иначе твой напарник коньки отбросит!
— Разумеется, господин Голлер! — четко, чтобы слышали ребята, воскликнул Тойер. — Назовите ваши требования! Я готов с вами сотрудничать.
— Хорошо, раз ты понимаешь, каково человеку дважды все потерять — у русских и теперь из-за этого говнюка Брехта. У меня кузен в Пфорцгейме. Потом я в Америку…
— Да! — воскликнул Тойер. — Вы хотите забрать кузена в Пфорцгейме и с ним в Америку!
— Ну, тупой! — тихо пробормотал Хафнер.
— Что ты все повторяешь? Зачем?
— Я повторяю, чтобы быть уверенным, что я вас правильно понял, господин Голлер. Но на машине вы в Америку не уедете…
— Поговори мне еще…
Не доезжая до центра Пфорцгейма, они свернули с автобана.
Несмотря на нервное напряжение, Тойер с удивлением разглядывал город. Он впервые попал в столицу часов и ювелирных украшений. После Второй мировой Пфорцгейм считался одним из наиболее пострадавших населенных пунктов Германии, но что это означало на деле и, самое главное, к чему привело его быстрое восстановление, Тойер, обитатель уцелевшего Гейдельберга, осознал только теперь. Он удрученно следовал за Лейдигом через пробуждавшиеся кварталы. Справа и слева тянулись в небо здания, частью такие же серые, как в ГДР, частью удручавшие нелепыми мансардами, картонными эркерами и попугайскими красками. Над одной из скучных широких улиц повис бесполезный пешеходный мостик малинового цвета, похожий на окаменевший садовый шланг. Очень мило, но почему он построен здесь, между этими домами, а не между квартирой Хафнера и ближайшим кабаком?
Они пересекли реку, потом другую. Слева Тойер увидел огромный собор, чем-то напомнивший ему знаменитый венецианский: так пиктограмма походит на то, что обозначает.
— Господин Голлер… — Он придал своему голосу проникновенность. — Не надо. Не убивайте молодого полицейского, да еще так зверски. Ведь это совсем другая статья. Это совсем не то, что вы натворили с Брехтом, который профукал все, что вы с таким трудом скопили…
— Жена теперь смотреть на меня не хочет. Все время твердит: ты виноват, ты дурак. Я не возьму ее в Америку…
Они свернули влево и поехали по четырехрядной дороге. Ну и город! Сплошные скоростные шоссе! Кто заправляет у них в ратуше? Может, немецкий автомобильный клуб АДАК?
Тут гаупткомиссару внезапно стало ясно, что впереди в машине сидит его комиссар Лейдиг, охваченный смертельным ужасом. На его шею накинул петлю мужик — скромный и вместе с тем решившийся на крайность, к тому же, вероятно, наделенный медвежьей силой. Они свернули вправо. Дорога пошла вверх, мимо стены дома, во всю высоту которой была намалевана пивная кружка.
— Эта часть Пфорцгейма называется Хайдах. Жена не захотела тут жить, а я бы не прочь. Тут хорошо, красиво.
Как посмотреть. Городские постройки поредели. Замелькали виллы, и только после этого обозначилась цель всей гонки. Справа путников приветствовал лес. Слева тоже уютно зеленели деревья. Все было бы замечательно, если бы идиллию не нарушали беспорядочно разбросанные кубы, прямоугольники и высотки.
— Тут живет много переселенцев из России, Киргизии, Казахстана, все здесь. — Казалось, Голлер обращается к самому себе. Тойер предположил, что похититель Лейдига действовал словно во сне. Но если он проснется, будет по-настоящему опасно.
Наконец они остановились на улочке, название которой, Мариенбургерштрассе, Тойер уловил с той остротой восприятия, которую дает перевозбуждение. Название идиллическое, в противоположность бетонным глыбам, стоявшим по обе стороны улицы. Тойер увидел, как Голлер взялся за Лейдига. Загривок у переселенца из Казахстана был словно у быка. Очевидно, он связал комиссару руки, потом повозился со своей удавкой и наконец выволок полицейского из машины. В самом деле, руки заложника были связаны галстуком, какие в Гейдельберге носили работники транспорта.
— Теперь он нас не слышит, — сказал гаупткомиссар. — Это глупо, но у меня сейчас нет никакого плана…
Он умолк, так как Голлер властным жестом велел ему выходить.
— Ладно, действую по обстоятельствам. Что-нибудь да получится.
Тойеру было приказано ждать на расстоянии пяти метров, а мобильник бросить на газон.
— Теперь обеспечь нам вертолет, или твой напарник подохнет как кошка. Давай, живо! — Голлер привел Лейдига к первому дому по левой стороне и нажал на кнопку домофона. После недолгих переговоров на балкон первого этажа вышел заспанный мужчина в нижнем белье. Видно было, какой он везучий — дом в семь этажей, а жить пришлось в десяти сантиметрах от поверхности земли. Тойер не сомневался, что его парни внимательно следят за происходящим. Между родственниками разгорелся спор, в основном по-русски. Кажется, кузен совсем не желал скоропостижно уезжать в Америку.
До слуха сыщика доносились немецкие слова: «сумасшедший», «обещал», «шнапс». Еще он услышал, как позади него тихонько открылась дверца «шкоды». Он переборол в себе желание оглянуться, ведь Голлер мог насторожиться и наделать глупостей. Появились первые зеваки, пока единицы, ведь было еще шесть утра. Требовалось что-то срочно предпринять.
Тойер подошел к Голлеру.
— Сейчас все похоже на дурдом. Согласитесь. — Комиссар увидел, как туго затянута петля на шее Лейдига. Он еще никогда не сталкивался ни с чем подобным, но понял, что железная струна перережет парню горло, если сумасшедший преступник начнет ее затягивать. Что же делать?
— Он ведь говорил, что полетит со мной в Америку, когда я туда соберусь! — Голлер с негодованием показал на кузена. — А теперь отказывается. Говорит, что был пьяный. Сам я вообще не пью шнапс, для меня это несерьезно.
Кузен обратился к Тойеру:
— Полиция? — Тойер кивнул. — Хорошо, что вы в него не стреляете. В России его давно бы уж пристрелили. Он совсем свихнулся, это точно.
Перебранка между кузенами вспыхнула вновь. Без долгих раздумий Тойер ринулся вперед. Голлер вздрогнул, но тут на него насел тяжелый сыщик. За последние двенадцать часов это была его вторая атака, новый личный рекорд. Связанный Лейдиг, хрипя, упал вместе с террористом. Тойер неуклюже стукнул кулаком по голове Голлера, будто спорщик по столу. Но его противник почти не заметил удара. Примчался Штерн, Голлер справился и с ним, не выпуская Лейдига. Наконец Хафнер обеими ногами ударил водителя автобуса в живот. Голлер испустил вопль, скорее от удивления, чем от боли, но Лейдига отпустил. Штерн немедленно разогнул проволоку. Тем временем Голлер стряхнул с себя Хафнера, вскочил и помчался к балкону. Тойер метнулся за ним, но споткнулся о край тротуара.
Кузен молниеносно нырнул в дом и заперся. С поразительной ловкостью Голлер прыгнул на балкон, схватил ящик с пивом и хотел двинуть им по стеклянной двери.
— Прекрати, или я буду стрелять, — заревел Хафнер и взмахнул пистолетом. Голлер взглянул на полицейского, спрыгнул с балкона и бросился наутек. Хафнер побежал за ним, следом Штерн и Тойер. Лейдиг остался у машины — растирал шею. В самом конце Мариенбургерштрассе справа виднелся коричневый жилой куб, из которого в ранний утренний час доносились громовые аккорды «Бранденбургских концертов» Баха, слева — обнесенная забором футбольная площадка, на которой уже играли дети. Беглец повернул туда.
— Хочет взять ребенка в заложники! — крикнул Тойер.
— Пусть только попробует! — Хафнер направил оружие пониже к земле, прицелился и попал в правую ногу Голлера. Тот рухнул на землю как подкошенный.
Любопытные дети подбежали ближе.
— Что вам тут надо? — заорал на них Хафнер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Крис приехала снова лишь после Пасхи. Она взволнованно сообщила ему, что провела Вальпургиеву ночь на Тингштетте. Он годами даже не вспоминал про это странное место.
— Это безумно интересно, там собираются самые разные люди — совершенно нормальные, но также колдуны и друиды. Это силовая точка… — с восторгом сообщила она. В ее голове был мусор, перегнивший навоз, точней, сборная солянка, которая образуется, когда люди просто накапливают знания без разбора, не сознавая, что к чему и что вообще отличает знание от веры, веру от молвы и восприятие от понимания. Так что он угадывал за ее словами почти все, что презирал, и с восторгом воспользовался этим мутным источником.
Она рассказывала про фараонов, тайные общества, заряженные энергией камни, мир по теории «Гея», про физическое намагничивание при тантрическом экстазе. Говорила про третий глаз на лбу каждого человека, который требуется только раскрыть…
Он и прежде подозревал, что она скрывала в себе нечто подобное, позволявшее ей переносить все превратности судьбы. У кого этого не было? У него, к примеру. Теперь все вышло наружу. Материал сырой, но он создаст из него что-нибудь стоящее. Она еще поблагодарит его.
Между тем прошел год, как он познакомился с Крис.
Было уже поздно, он плеснул себе красного вина, дешевого, которое он перелил в графин. Вот только не забыть французское название, которое он с таким трудом придумал.
Они сидели над картой Тингштетте. Идея возникла у него неожиданно. Он давно подыскивал подходящее место, чтобы порекомендовать ей. Название пришло в голову внезапно, при смене катетера. Так бывает с идеями. Ей удалось очертить сносный круг лишь с третьей попытки.
— Наружный круг вокруг треугольника получается, если провести его из точки пересечения медиатрис, — терпеливо повторил он.
— Ой, — пробормотала она, сдувая прядь со лба, — это уже трудно.
В его голосе звучало бесконечное терпение:
— Конечно, трудно. Если твоя потрясающая способность к восприятию не заострится, соприкоснувшись со сложностью методов, присущих тайным учениям, она останется тупой…
Крис кивнула, доверчиво и с какой-то детской радостью. Он снова подумал, что она должна быть благодарной ему. Вероятно, она уже давно это понимала.
— Итак, если мы проведем круг вокруг силового центра, то он окажется наружным кругом равностороннего треугольника. Потом мы разделим окружность на три части… — Она не понимала его, но это ничего не меняло, напротив. Его указания она выполнила, только это было важно. — Равносторонний треугольник связывает силу, — продолжал он со всей серьезностью. — Вспомни про пирамиды.
В первый раз он едва не вышел из роли. Его сотрясал сдавленный хохот, так как он вспомнил о квадратном основании египетских пирамид. Он не должен преувеличивать. Но ведь сейчас речь идет лишь о трех козлищах. Он почти пожалел об этом.
II. Невидимка
13
Лето 2001 года. Она взялась за самообразование. Жадно читала всевозможную эзотерическую дребедень, донимала его вопросами о гнозисе, астрологии, индийском оргазме, в котором участвует все тело, — то есть о вещах, о которых он не имел, да и не желал иметь, ни малейшего представления. Тем не менее ему удавалось сохранять над ней власть, и если даже он временами что-то путал, она этого не замечала — пока еще не замечала. Он должен был продвигаться вперед, чтобы она его не обогнала.
— Я не вижу в этом поступке вообще никакого смысла, — как можно спокойнее сказал Тойер. — Что же ему надо?
— Господин Голлер хочет получить свободный выезд за границу. — Лейдигу вполне удавалось владеть своим голосом.
— Что? Разрешение? Так вот, его у нас нет, его вообще нет. Лейдиг, сейчас мы станем разговаривать на двух уровнях, понятно тебе? Его заявления ты будешь передавать нам, и старайся ему не перечить. Если ты захочешь мне что-то сообщить, кашляни и составляй фразы, в которых смысл имеет каждое третье слово. Итак, третье слово, потом шестое и так далее, о'кей? У тебя получится, ты ведь у нас самый хитрый. Не удивляйся, если я стану повторять твои фразы, остальные ведь тоже должны быть в курсе.
Штерн кивнул. Хафнер отчаянно шарил по карманам, что-то отыскивая.
— Пушку забыл?
— Нет, — прохрипел тот. — Мобилу.
— У меня тоже ее нет, — со стоном сообщил Штерн. — Вот дела.
Тойер слушал и кивал.
— Голлер не дурак, — сообщил он. — Требует, чтобы я оставался на связи, иначе он не гарантирует безопасность Лейдига. А что у нас может оказаться несколько телефонов, об этом он не подумал. Все же глупо. Внимание, Лейдиг кашлянул: «Я полагаю, он способен думать, считает, что тут его никто не преследует или преследуют только при невезении один час»… Ах ты боже мой…
— «Он — считает — его — преследует — только — один», — отчеканил Хафнер. — Классно получается.
Тойер продолжал повторять вслух сообщения Лейдига. Обе машины мчались на огромной скорости в сторону Карлсруэ. Голлер требовал от Лейдига, чтобы преследующая машина постепенно его нагоняла. Тойер все время слышал в трубке приказы, звучавшие с русским акцентом:
— Спроси его, не хочет ли он поговорить со мной. Ладно, не хочет — не надо. Лейдиг, какая вообще у вас машина? Черный «мерседес-190», HD-Z3173?
В ответ Тойер столь же браво сообщил, что они едут на серебристой «шкоде».
— «Ост-Авто», — презрительно добавил с заднего сиденья Хафнер. — По-моему, они скомпрометировали все восточное направление компаса.
Лейдиг сумел ответить еще на несколько вопросов. Тойер передавал информацию коллегам. Запнулся только однажды.
— Что случилось? — спросил Хафнер. Старший гаупткомиссар только вздохнул:
— Плохие дела. Он накинул Лейдигу на шею струну от рояля, примотал к спинке сиденья да еще подсунул кусок деревяшки. Если он повернет деревяшку пару раз, петля затянется и удавит парня. Когда-то так казнили людей гарротой.
— Паршиво. — Штерн даже охрип от волнения.
— Только этот русский хрен тоже долго не проживет, если удавит своего шофера на скорости сто шестьдесят. Либо будет иметь дело со мной… — От злости Хафнер даже протрезвел.
— По-моему, это его не волнует, — предположил Тойер. — Да и вообще, кто сказал, что он сделает это на ста шестидесяти? Возможно, потом он захочет поменять тачку. Скажем, заставит меня ехать за ним, выйти без оружия из машины и лечь на землю. После чего врежет мне по башке и придушит Лейдига. В его распоряжении окажется тачка, пока что не объявленная в розыск. Коли уж этот козел такой умный. Что же передавали по ящику, когда был убит Брехт? Ах, какая разница… Он сам придумал себе такое алиби. Убивать сейчас стало модным.
— Все из-за того, что мы в восьмидесятых пустили в страну всякую шваль, — буркнул Хафнер. — Теперь цыгане осушают на востоке болота. Пожалуйста, приезжайте к нам, все приезжайте, кому не лень!
— Постепенно светает, — прервал Штерн шовинистические излияния коллеги. — По-моему, они недалеко от нас, вон там, впереди. Я быстро заеду на парковку. Шеф, пересядьте назад, к Хафнеру. Оба пригнитесь.
Тойер передал это Лейдигу. Но на парковке между Брухзалем и Карлсруэ — симпатичной площадке с романтичным названием «Серебряный колодец» — он передумал.
— За руль сяду я! — рявкнул он. Из кабины фуры выглянула заспанная физиономия водителя. — Мобила у меня, и вообще шеф тут я!
Усталый дальнобойщик хотел крикнуть им, чтобы не шумели, но Хафнер так грозно зыркнул на него из заднего окошка, что тот предпочел снова заснуть.
Старший гаупткомиссар гнал машину так, как не делал этого уже бог знает сколько лет; причем ему приходилось держать руль одной рукой — другая прижимала к уху мобильный телефон. В зеркале заднего вида торчали макушки его пригнувшихся сотрудников.
— Теперь Голлер требует, чтобы мы их догоняли, — передал он слова Лейдига. — Возможно, в Карлсруэ он хочет свалить с магистрали, а в Дёрфле напасть на меня.
Однако Голлер велел Лейдигу ехать дальше. Было без двадцати пять, почти рассвело, скоро дороги наполнятся транспортом. Что он замышляет?
— Лейдиг кашлянул! — рявкнул Тойер. — Внимание! — Медленно, словно первоклассник, он передал зашифрованную фразу: «Мой единственный друг, мама, недавно в Пфорцгейме заболела. Она рассчитывает на меня. Какую поддержку я теперь ей окажу?»
— Друг в Пфорцгейме, рассчитывает на поддержку, — снова Хафнер отобрал нужные слова с потрясающей точностью. — Все-таки Голлер рано или поздно должен заметить, что Лейдиг несет чепуху.
Тем временем они одолели первый крутой подъем автомагистрали, идущей на Пфорцгейм и Штутгарт. Тойер уверенно вел «шкоду», но куда — сам не знал.
— Не переживай, Штерн, верну я тебе тачку в целости и сохранности.
— В данный момент я больше переживаю за ее хозяина, — донеслось сзади. — Каково ему сидеть, зажав голову между коленей.
— А ты представь себе, хотя бы ради опыта, что бывает в настоящем регби, когда начинается свалка. Эх ты, неженка, — рявкнул Хафнер. — Только вот хреново, что во время погони невозможно курить. Никто не может. Даже я.
— Да, это действительно главная наша проблема, — фыркнул Тойер, но тут же замолк, так как Голлер вырвал у Лейдига трубку:
— Эй, легавый, не шути со мной! Иначе твой напарник коньки отбросит!
— Разумеется, господин Голлер! — четко, чтобы слышали ребята, воскликнул Тойер. — Назовите ваши требования! Я готов с вами сотрудничать.
— Хорошо, раз ты понимаешь, каково человеку дважды все потерять — у русских и теперь из-за этого говнюка Брехта. У меня кузен в Пфорцгейме. Потом я в Америку…
— Да! — воскликнул Тойер. — Вы хотите забрать кузена в Пфорцгейме и с ним в Америку!
— Ну, тупой! — тихо пробормотал Хафнер.
— Что ты все повторяешь? Зачем?
— Я повторяю, чтобы быть уверенным, что я вас правильно понял, господин Голлер. Но на машине вы в Америку не уедете…
— Поговори мне еще…
Не доезжая до центра Пфорцгейма, они свернули с автобана.
Несмотря на нервное напряжение, Тойер с удивлением разглядывал город. Он впервые попал в столицу часов и ювелирных украшений. После Второй мировой Пфорцгейм считался одним из наиболее пострадавших населенных пунктов Германии, но что это означало на деле и, самое главное, к чему привело его быстрое восстановление, Тойер, обитатель уцелевшего Гейдельберга, осознал только теперь. Он удрученно следовал за Лейдигом через пробуждавшиеся кварталы. Справа и слева тянулись в небо здания, частью такие же серые, как в ГДР, частью удручавшие нелепыми мансардами, картонными эркерами и попугайскими красками. Над одной из скучных широких улиц повис бесполезный пешеходный мостик малинового цвета, похожий на окаменевший садовый шланг. Очень мило, но почему он построен здесь, между этими домами, а не между квартирой Хафнера и ближайшим кабаком?
Они пересекли реку, потом другую. Слева Тойер увидел огромный собор, чем-то напомнивший ему знаменитый венецианский: так пиктограмма походит на то, что обозначает.
— Господин Голлер… — Он придал своему голосу проникновенность. — Не надо. Не убивайте молодого полицейского, да еще так зверски. Ведь это совсем другая статья. Это совсем не то, что вы натворили с Брехтом, который профукал все, что вы с таким трудом скопили…
— Жена теперь смотреть на меня не хочет. Все время твердит: ты виноват, ты дурак. Я не возьму ее в Америку…
Они свернули влево и поехали по четырехрядной дороге. Ну и город! Сплошные скоростные шоссе! Кто заправляет у них в ратуше? Может, немецкий автомобильный клуб АДАК?
Тут гаупткомиссару внезапно стало ясно, что впереди в машине сидит его комиссар Лейдиг, охваченный смертельным ужасом. На его шею накинул петлю мужик — скромный и вместе с тем решившийся на крайность, к тому же, вероятно, наделенный медвежьей силой. Они свернули вправо. Дорога пошла вверх, мимо стены дома, во всю высоту которой была намалевана пивная кружка.
— Эта часть Пфорцгейма называется Хайдах. Жена не захотела тут жить, а я бы не прочь. Тут хорошо, красиво.
Как посмотреть. Городские постройки поредели. Замелькали виллы, и только после этого обозначилась цель всей гонки. Справа путников приветствовал лес. Слева тоже уютно зеленели деревья. Все было бы замечательно, если бы идиллию не нарушали беспорядочно разбросанные кубы, прямоугольники и высотки.
— Тут живет много переселенцев из России, Киргизии, Казахстана, все здесь. — Казалось, Голлер обращается к самому себе. Тойер предположил, что похититель Лейдига действовал словно во сне. Но если он проснется, будет по-настоящему опасно.
Наконец они остановились на улочке, название которой, Мариенбургерштрассе, Тойер уловил с той остротой восприятия, которую дает перевозбуждение. Название идиллическое, в противоположность бетонным глыбам, стоявшим по обе стороны улицы. Тойер увидел, как Голлер взялся за Лейдига. Загривок у переселенца из Казахстана был словно у быка. Очевидно, он связал комиссару руки, потом повозился со своей удавкой и наконец выволок полицейского из машины. В самом деле, руки заложника были связаны галстуком, какие в Гейдельберге носили работники транспорта.
— Теперь он нас не слышит, — сказал гаупткомиссар. — Это глупо, но у меня сейчас нет никакого плана…
Он умолк, так как Голлер властным жестом велел ему выходить.
— Ладно, действую по обстоятельствам. Что-нибудь да получится.
Тойеру было приказано ждать на расстоянии пяти метров, а мобильник бросить на газон.
— Теперь обеспечь нам вертолет, или твой напарник подохнет как кошка. Давай, живо! — Голлер привел Лейдига к первому дому по левой стороне и нажал на кнопку домофона. После недолгих переговоров на балкон первого этажа вышел заспанный мужчина в нижнем белье. Видно было, какой он везучий — дом в семь этажей, а жить пришлось в десяти сантиметрах от поверхности земли. Тойер не сомневался, что его парни внимательно следят за происходящим. Между родственниками разгорелся спор, в основном по-русски. Кажется, кузен совсем не желал скоропостижно уезжать в Америку.
До слуха сыщика доносились немецкие слова: «сумасшедший», «обещал», «шнапс». Еще он услышал, как позади него тихонько открылась дверца «шкоды». Он переборол в себе желание оглянуться, ведь Голлер мог насторожиться и наделать глупостей. Появились первые зеваки, пока единицы, ведь было еще шесть утра. Требовалось что-то срочно предпринять.
Тойер подошел к Голлеру.
— Сейчас все похоже на дурдом. Согласитесь. — Комиссар увидел, как туго затянута петля на шее Лейдига. Он еще никогда не сталкивался ни с чем подобным, но понял, что железная струна перережет парню горло, если сумасшедший преступник начнет ее затягивать. Что же делать?
— Он ведь говорил, что полетит со мной в Америку, когда я туда соберусь! — Голлер с негодованием показал на кузена. — А теперь отказывается. Говорит, что был пьяный. Сам я вообще не пью шнапс, для меня это несерьезно.
Кузен обратился к Тойеру:
— Полиция? — Тойер кивнул. — Хорошо, что вы в него не стреляете. В России его давно бы уж пристрелили. Он совсем свихнулся, это точно.
Перебранка между кузенами вспыхнула вновь. Без долгих раздумий Тойер ринулся вперед. Голлер вздрогнул, но тут на него насел тяжелый сыщик. За последние двенадцать часов это была его вторая атака, новый личный рекорд. Связанный Лейдиг, хрипя, упал вместе с террористом. Тойер неуклюже стукнул кулаком по голове Голлера, будто спорщик по столу. Но его противник почти не заметил удара. Примчался Штерн, Голлер справился и с ним, не выпуская Лейдига. Наконец Хафнер обеими ногами ударил водителя автобуса в живот. Голлер испустил вопль, скорее от удивления, чем от боли, но Лейдига отпустил. Штерн немедленно разогнул проволоку. Тем временем Голлер стряхнул с себя Хафнера, вскочил и помчался к балкону. Тойер метнулся за ним, но споткнулся о край тротуара.
Кузен молниеносно нырнул в дом и заперся. С поразительной ловкостью Голлер прыгнул на балкон, схватил ящик с пивом и хотел двинуть им по стеклянной двери.
— Прекрати, или я буду стрелять, — заревел Хафнер и взмахнул пистолетом. Голлер взглянул на полицейского, спрыгнул с балкона и бросился наутек. Хафнер побежал за ним, следом Штерн и Тойер. Лейдиг остался у машины — растирал шею. В самом конце Мариенбургерштрассе справа виднелся коричневый жилой куб, из которого в ранний утренний час доносились громовые аккорды «Бранденбургских концертов» Баха, слева — обнесенная забором футбольная площадка, на которой уже играли дети. Беглец повернул туда.
— Хочет взять ребенка в заложники! — крикнул Тойер.
— Пусть только попробует! — Хафнер направил оружие пониже к земле, прицелился и попал в правую ногу Голлера. Тот рухнул на землю как подкошенный.
Любопытные дети подбежали ближе.
— Что вам тут надо? — заорал на них Хафнер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32