Бастер получил два года тюрьмы, и несколько дней его имя повторялось в заголовках всех газет. Один из них мне запомнился: ПОЛНОЧЬ БАСТЕРА МИДНАЙТА. Вскоре о нем все забыли.
Когда Бастер отбывал срок, я каждую неделю писала ему в тюрьму, и хотя он никогда не отвечал мне, я знала, что мои письма до него доходят, потому что Тони, который регулярно писал Виппи Берд из армии, сообщал, что мои письма очень поддерживают Бастера. Мэй-Анна, конечно, тоже ему писала, обещала, что будет ждать его, предлагала за свои деньги нанять ему адвоката и подать прошение о помиловании, но он отказался, резко и решительно, и попросил ее больше не писать ему. Еще он сказал, что после того, как он выйдет на свободу, они не должны больше встречаться и должны будут вообще забыть друг о друге, что их общение может пагубно сказаться как на его, так и на ее профессиональной карьере. «Если только у него еще будет какая-нибудь карьера», – заметила Виппи Берд.
После этого процесса у Мэй-Анны начался тот период, который получил название зрелого периода ее творчества. В это время на экран вышли фильмы, поставившие ее в десятку лучших актрис кино всех времен. Рецензии не упускали возможности упомянуть, что с этой поры ее словно окутал ореол трагедии, «след крещения огнем», как написал один журналист. Все знают, что за «Прегрешение Рэйчел Бэбкок» ей присудили премию Американской академии, а позднее ее номинировали на соискание этой премии еще два раза. С тех пор она больше не играла бандитских марух и брала только те роли, которые хотела взять сама. И вообще отныне она только сама, до своего последнего часа, решала, что ей делать и как жить.
Наша с Виппи Берд жизнь после этого суда тоже изменилась – война закончилась, и Тони вернулся домой с медалью Пурпурное Сердце и без одной ноги. Через три дня они с Виппи Берд поженились.
15
Бастер отсидел два года и вышел на свободу вскоре после женитьбы Тони на Виппи Берд. Он больше не был Бастером Миднайтом. Для того, чтобы отстаивать его и свой чемпионский титул, он слишком постарел и потерял форму. Я-то думаю, что дело было прежде всего в отсутствии желания, и ему на смену пришли новые чемпионы. Для Бастера начался период скитаний, но мы время от времени получали от него весточки. Однажды Тони пришла открытка из Австралии, где Бастер писал, что бьется там на ринге под чужим именем. В другой раз мы прочли в газете, что один из участников нью-йоркского телешоу с участием борцов и культуристов на самом деле бывший чемпион США по боксу Бастер Миднайт. В этой газете не было фотографии, а в Бьютте еще не было телевидения, так что мы не могли проверить, правда это или нет, но вскоре Тони получил от Бастера открытку из Флориды, где тот писал, что во главе бригады мексиканцев собирает там апельсины, и нам все стало ясно. Несколько дней спустя я получила по почте ящик с апельсинами, и хотя в нем и не было открытки, я прекрасно поняла, от кого это. Половину этих апельсинов я отдала Виппи Берд и Муну, который тоже регулярно заходил ко мне, хотя учился уже в пятом классе и у него были теперь свои собственные друзья.
Через пару месяцев я получила из Флориды бандероль, в которой была чайная ложка из чистого серебра с изображением апельсинов на ручке, и я снова догадалась, что это сувенир от Бастера.
Когда Тони с Виппи Берд поженились, я, конечно, освободила им дом, хотя Тони и настаивал, что подарил его нам обеим и что поэтому он хочет выкупить мою половину. Я объяснила ему, что этот подарок был сделан нам для того, чтобы мы могли пережить войну, не беспокоясь о собственном углу, и что я признательна ему за это, но для меня это всегда был дом Виппи Берд, а не мой. Кроме того, сам Тони сейчас был без гроша, и откуда ему было взять столько денег, чтобы выкупить мою половину? Поэтому моя половина дома стала моим свадебным подарком им с Виппи Берд, и они жили в этом доме, пока Тони не купил новый в районе Саут-Мэн – там, где теперь оптовый рынок.
Их свадьба была веселой, но все-таки не такой, как свадьба Виппи Берд с Чиком. Они оба постарели, а Тони к тому же был инвалидом войны, и поэтому все веселье свелось к домашнему празднику с шампанским и пирогом, который приготовила я, а о ночных гулянках с «Шоном О» и прочим баловством теперь не могло быть и речи. Уже после первого письма с войны, которое Тони адресовал Виппи Берд, а не нам обеим, мне стало ясно, что если он уцелеет, то вернется именно к ней. Я вспомнила, что он и раньше всегда был внимателен к ней, хотя она не особенно это ценила, потому что была гораздо моложе его и потому что тогда ей нравился Чик. Но его письма с войны позволили ей увидеть Тони в ином свете, и впоследствии она говорила, что Чик навсегда останется в ее сердце, как Пинк в моем, но нельзя же вечно жить воспоминаниями, да и Муну нужен отец. На мой взгляд, тут она была абсолютно права.
Мы с Виппи Берд уже успели приучить Муна к мысли, что он главный мужчина в семье, и поэтому она боялась, что Мун не примет Тони, если тот станет обращаться с ним, как с маленьким ребенком. Виппи Берд любила Тони, но ведь и Мун был ее сыном. Все вышло, однако, как нельзя лучше, поскольку и Мун, и Тони оба любили ее и поэтому прекрасно поладили. Сразу после их свадьбы Тони протянул Муну руку и сказал: «Привет, солдат!»
«Привет, папа!» – ответил Мун и пожал протянутую руку Тони, и с тех пор и до его последних дней их дружба ничем не омрачалась, и они никогда не ссорились из-за Виппи Берд.
Когда Мун вырос, я спросила его, как он воспринял то, что Тони занял место Чика. «Нормально, – ответил он, – ведь они с Бастером всегда были моими героями. А я, если помнишь, когда Бастер готовился к чемпионскому матчу, был их талисманом. И потом, Тони занял не место моего отца, а твое, и это меня, конечно, сильно огорчало, но ты все равно была со мной рядом, так что я в конце концов привык. В общем, в итоге я получил и отца, и сразу двух матерей»
Виппи Берд очень беспокоилась за меня.
– Знаешь, Эффа Коммандер, – сказала она мне, – муж ведь не заменит мне тебя, и еще мне теперь придется самой научиться готовить, потому что Тони привык к хорошим ресторанам, а ты теперь, как настоящая леди, будешь только отдыхать и заботиться о самой себе.
Иными словами, она беспокоилась, что мне грозит одиночество.
– Не беспокойся обо мне, Виппи Берд, – ответила я. – Теперь я смогу спать до полудня, питаться шоколадными конфетами, не опасаясь, что это заметит Мун, и ложиться спать как угодно, если мне будет лень стелить постель.
– Ты всегда желанный гость в нашем доме, Эффа Коммандер, всегда, – сказала она.
– Я знаю, – ответила я, – но наша жизнь переменилась. До сегодняшнего дня мы с тобой как бы болтались без привязи, словно две вывихнутые шестерни, но вот пришло время наконец за что-то зацепиться и встать на место, и у тебя это вышло, а теперь очередь за мной.
Когда я это выговорила, то поняла, что до сих пор Виппи Берд и Мун были для меня лишь предлогом для того, чтобы не устраивать свою собственную жизнь. Понятно, что теперь, когда Тони с Виппи Берд поженились, им совсем не с руки, чтобы я путалась у них под ногами. Ей предстояло теперь хорошенько засучить рукава, ведь Тони привык жить на широкую ногу, но был он теперь всего лишь одноногим инвалидом, да и по-настоящему работать ему никогда в жизни не приходилось, если только не считать его недавней службы на флоте.
Итак, я выехала из нашего – теперь уже их – дома и поселилась в квартале Вест-Кварц, где сняла себе комнату. Но мы с Виппи Берд по-прежнему обедали вместе, а Мун всегда, если я не работала, заходил ко мне после школы. Раз в неделю я приходила в Кентервилль, и мы с Виппи Берд шли куда-нибудь ужинать, и иногда Тони приходил с ней вместе, и из ресторана мы отправлялись еще в какое-нибудь увеселительное заведение. Так впервые в жизни я была предоставлена самой себе.
И знаете что? Мне это понравилось! Когда я сказала Виппи Берд, что буду спать до полудня, это была шутка. Я никогда в жизни так не поступала, хотя изредка и залеживалась в постели с номером «Ридерс дайджест» или разбрасывала по всей комнате листы воскресной газеты, и они так и валялись несколько дней, пока мне это наконец не надоедало, и я тогда собирала их и выбрасывала.
Моя комната выходила на маленький задний двор, где было несколько деревьев и достаточно места, чтобы натянуть бельевую веревку, и я умудрилась устроить там грядки с луком и шпинатом, а потом посадила свеклу, бобы и огурцы. Весной я посадила под забором клематис, который так разросся, что покрыл весь забор и перевешивался наружу, и все лето мой маленький сад благоухал. Мун говорил, что ему так нравилось навещать меня именно потому, что мой дом так хорошо пах – цветами и чем-то вкусным из плиты.
– Ну-ну, – ответила я. – Иными словами, ты хочешь спросить, испекла ли я сегодня булочки?
Через два месяца после переселения в новый дом я сменила и место работы. Джо Боннет предложил мне место управляющей в кафе «Вест-Парк», словно кто-то свыше, может быть Пинк, руководил судьбой новой Эффы Коммандер. Я имела опыт работы официанткой, поварихой и распорядительницей зала, но управляющей никогда еще не была и сказала Виппи Берд, что боюсь.
– На свете нет такой работы, с которой ты не смогла бы справиться, Эффа Коммандер, – сказала Виппи Берд, глядя мне прямо в глаза.
Пусть это была только лесть, но я приняла предложение Джо Боннета и вполне справилась с этой работой, конечно, с помощью Виппи Берд, которая помогала мне советами.
А советчик из нее вышел неплохой.
– Во-первых, ваше заведение должно быть дешевым, – начала она, и я постаралась, как могла, чтобы наше заведение стало как можно дешевле. Чашка кофе стоила у нас десять центов, гамбургер – пятнадцать, пирожки со сложной начинкой – двадцать, а порция жареной ветчины – четверть доллара.
Во-вторых, клиента надо обслуживать быстро, сказала она, потому что если у человека обеденный перерыв только тридцать минут, как у секретарши в компании «Анаконда», у него просто нет возможности ждать, и тогда я изобрела несколько блюд для меню «мгновенного ленча», которые мы обязывались подать в течение пяти минут с момента заказа, а если опаздывали, то они шли уже за счет заведения. Это оказалось весьма удачной выдумкой, людям нравилось быстрое обслуживание, но еще больше их привлекала возможность бесплатного угощения, и если мы опаздывали, это нравилось им еще больше.
Примерно раз в неделю Виппи Берд приходила обедать попозже, когда наплыв посетителей спадал, и мы могли более или менее спокойно поговорить. Виппи Берд всю жизнь работала, но не столько из нужды, сколько потому, что не привыкла сидеть без дела, и, собственно, поэтому-то она до сих пор время от времени и помогает в «Джиме Хилле». Но тогда, в первое время после свадьбы, она не бросала работу в компании «Анаконда» еще и потому, что ей было необходимо разгрузить Тони, дать ему возможность спокойно сориентироваться и подобрать себе работу по силам и по душе. А ему трудно было это сделать, и главная трудность состояла в том, что он сам не знал, чего хочет. Он умел только тайно провозить спиртное через границу и тренировать Бастера, но все это было уже в прошлом, и, будучи инвалидом, он не мог работать даже на шахте.
Виппи Берд устроила ему интервью в своей компании по поводу работы, и после этого интервью ему предложили работу в их рекламном отделе, но Тони отверг их предложение, сказав, что совесть не позволяет ему быть выразителем официального мнения компании «Анаконда», если для этого ему придется на переговорах выступать против профсоюзов. Еще он сказал, что компания «Анаконда» решила нанять его только потому, что он брат некогда знаменитого Бастера Миднайта.
В конце концов он взял в аренду заправочную станцию в нижней части города, которую назвал «Тони Макнайт Тексако» – эту заправку снесли несколько лет тому назад и на ее месте построили супермаркет. На своей заправке Тони трудился с утра до вечера, и дела у него шли хорошо: война кончилась, нормирование бензина отменили, и люди в своих «Крайслерах» и «Студебеккерах», которые выглядят так странно, что не поймешь, где у них зад и где перед, стали как угорелые носиться вдоль и поперек по стране. Появилось множество желающих посмотреть наши горы и попытаться прочитать наскальные надписи в урочище Бурма-Шейв, и эти люди не жалели бензина ради удовлетворения своего любопытства. Время от времени на его заправку заезжали целые караваны джипов, увешанных бурдюками с водой и с салонами, оборудованными кондиционерами, и по номерам этих машин можно было понять, что они приехали к нам откуда-то из Луизианы или Западной Виргинии.
Каждый день с утра Тони надевал свежие рубашку и штаны, украшенные изображением техасской звезды, так как, по его словам, хорошо выглядеть – это уже половина успеха. «Это он потому так говорит, что не сам стирает свои вещи», – сказала Виппи Берд. Даже на одной ноге Тони всегда сам подходил к машине клиента еще до того, как тот успевал выключить мотор, и спрашивал: «Налить до краев?» Клиент любит услужливых людей, говорил Тони, и когда посетители видели, как он старается только ради того, чтобы продать им немного бензина, им невольно приходила мысль купить у него новый аккумулятор, или ремень для вентилятора, или попросить его поменять в машине масло.
– Вечный ты пройдоха, – сказала ему Виппи Берд и была, как всегда, права.
Но мы с Виппи Берд знали, что сердце Тони вовсе не лежало к торговле бензином, и иногда, когда мы вместе с ней обедали в нашем кафе, она со вздохом жаловалась, что хотела бы придумать ему какое-нибудь другое занятие, но только не знает какое.
Хотя характер у Тони испортился, что Виппи Берд объясняла потерей известности, она была счастлива с ним не меньше, чем с Чиком, ведь Тони оказался прекрасным отцом для Муна и добытчиком для семьи, кем Чик, увы, никогда не был. Он заставил Виппи Берд обратиться к начальству с просьбой о повышении, потому что для этого у нее, учитывая ее стаж, были все основания, и посоветовал, как при этом себя держать и как разговаривать. В результате Виппи Берд получила более высокооплачиваемую должность в бухгалтерии. Он помогал ей по дому, сам готовил и даже работал в саду, так что Виппи Берд однажды от души пожелала мне, чтобы я нашла кого-нибудь не хуже.
– У меня был Пинк, – сказала я, – и мне больше никого не надо.
– О да, Эффа Коммандер, – ответила она. – С такими успехами по службе, как у тебя, тебе и правда никого не надо. Но, знаешь, я верю, что все-таки однажды ты встретишь хорошего человека.
Они с Тони даже принялись меня знакомить с разными людьми, и время от времени мы выходили в город поразвлечься вчетвером, но у меня тогда не было настроения заводить серьезную связь, и потому ни с кем из этих людей я не встречалась больше чем дважды. У меня был свой угол и моя работа, и летом я дотемна возилась на своем огороде, а зимой читала или слушала радио. Старый приемник «Эмерсон», который еще до войны купил Бастер, чтобы слушать передачи с участием Мэй-Анны, а потом подарил Пинку, теперь перешел ко мне. Большой приемник, купленный Пинком, я оставила Виппи Берд, потому что он сжился с тем домом.
Кроме того, меня очень занимала жизнь нашего города. Сразу после войны он оживился, стал бурно расти, и в четыре утра после окончания ночной смены на шахтах улицы района Вест-Парк были так же полны народа, как и в самый светлый и теплый полдень. Это движение никогда не прекращалось, и всегда находились люди, за которыми интересно было наблюдать, и места, где можно было приятно провести время. Наше кафе закрывалось в двенадцать вечера, но в квартале было много других ресторанов, которые работали всю ночь. И не думайте, что если я весь день работала в ресторане, то после работы мне хотелось только домой и больше никуда. Как ни странно, после я с удовольствием шла ужинать в другой ресторан. Иногда перед самым закрытием в кафе приходил Джо Боннет, и мы вместе шли на Медервилль в итальянский ресторан, а после еды валяли дурака – развлекались на игральных автоматах до самого утра, причем Виппи Берд утверждала, что я могу найти и компанию, и развлечение получше, а Тони говорил, что это подходящий вариант, и советовал ловить момент.
Сначала я работала в утреннюю смену. Приходила еще до открытия и после обеда уходила, но вечерняя смена мне тоже нравилась, и я стала работать неделю утром и неделю вечером. Порой после двенадцати я совсем не чувствовала себя уставшей и пешком шла домой – то, чего не стоит делать сейчас, но тогда это было так же безопасно, как и в разгар дня.
И вот однажды после работы я пошла домой мимо вокзала Милуоки. Почему именно так, я сама не знаю, ноги сами понесли меня этой дорогой. Этот путь не был самым близким, и раньше я никогда так сильно не отклонялась от прямого пути, но ночь была такая прекрасная, а ветер такой свежий, и я просто шла и шла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31