Есть такой вызов! Адрес записывать будете?
Дежурная медсестра сделала попытку загородить вход в палату, но охранник, приобняв за талию, мягко, но настойчиво увлек ее в сторону.
Сидевший на койке Воскресенский, непривычно небритый и похожий в больничном белье на пленного красноармейца, услышав скрип двери, поднял глаза виновато-обеспокоенные и какие-то затравленные. Но взгляда от вошедших Буржуя и Толстого не отвел.
Говорить Алексей начал сразу же - гости еще не успели усесться, но рассказ его поначалу был сбивчивым и сумбурным. Осознав это, Воскресенский оборвал сам себя и только после долгой паузы заговорил снова:
- Я знаю, это звучит нелепо. Вы мне не поверите, но это и не главное. Вас хотят уничтожить, теперь я почти не сомневаюсь в этом...
- Подождите, Алексей Степанович, - остановил его Буржуй, - я немного запутался. Вы что же, братья с Куликом?
- У нас были разные отцы. Впрочем, это неважно, совсем неважно. Мы были больше чем братья. Олег... он ведь был совсем ненамного старше, но всегда, сколько я помню, относился ко мне как к маленькому. Знаете, как это важно, когда в детстве к тебе относятся как к маленькому... А ведь он был низенький, слабый. Очень переживал из-за этого. Никогда не прощу себе, что я уехал и оставил его... Да. Даже когда мы выросли, я слушался его, как отца. Смешно, правда? Я был крупный, спортом занимался. Смотрел на него сверху вниз, а все равно слушался. Никогда не забуду тот вечер, когда он сказал мне - наедине, мама ничего не знала: - "Ты уезжаешь в Англию. Учиться бизнесу."
Воскресенский снова замолчал, и это продолжалось довольно долго, но ни Буржуй, ни Толстый не решились нарушить это молчание, чувствуя, что нельзя, не дай Бог, сбить его, открытого истинного... Но тут в палату влетела разъяренная медсестра.
- Послушайте, я же вам говорю: нельзя здесь... - с порога начала кричать она, но появившийся вслед за ней охранник снова молча подхватил ее на руки и унес в коридор.
Эта сценка словно вернула Воскресенского к действительности, и он снова заговорил:
- Олег иногда звонил, но чаще... Чаще мы переписывались по Интернету. Знаете, это особое состояние - такие долгие ночные разговоры. Он писал, что работает, что маме лучше. Он и здесь оставался старшим: ничего не говорил о трудностях, не жаловался. А я, дурак, ничего не почувствовал!.. Я должен был приехать, быть рядом. А после колледжа вышло наоборот: получил предложение поработать. Позвонил Олегу, рассказал ему, радовался, как щенок. Он сказал: молодец, я горжусь тобой. А голос у самого был какой-то странный, неживой. Но я даже тогда не почувствовал, что беда близко...
Буржуй, бросив взгляд на часы, попробовал направить разговор в нужное ему русло:
- Извините, Алексей Степанович, вы что-то говорили насчет опасности...
Воскресенский поднял на него печальные глаза, понимающе улыбнулся и попросил:
- Пожалуйста, не перебивайте меня. Пожалуйста... Я так долго молчал... Олега и мамы не стало почти одновременно, вы знаете. Когда я все-таки вернулся, не мог поверить, что Олег это действительно сделал. Ну, вы понимаете... Я же почти ничего не знал о том, как он жил все это время. А когда узнал, сразу же решил, что должен во что бы то ни стало работать у вас...
- Почему? - оторопел Буржуй.
- Потому что должен отомстить, - глаза Алексея на миг блеснули. Уничтожить вас! Неужели непонятно? Да, не смотрите так. Когда мы встретились в первый раз - помните, Анатолий Анатольевич? - я очень боялся, что вы увидите в моих глазах что-нибудь... Ну ненависть, желание убить, не знаю... У меня и цели-то другой не было...
- Нормально! - Толстый развел руками. - Прав ты, Буржуй: ничему меня жизнь не учит... - Воскресенский словно не слышал его:
- Я был уверен, что вы затравили его, смяли, уничтожили. А меня рядом не было...
- И что же вы сделали? - совершенно спокойно спросил Буржуй.
- На расстоянии все видится по-другому. А кроме того, я себя накрутил... В общем, постепенно все стало на свои места. Я нашел кое-какие записи Олежки. И потом... Вы думаете, в офисах не сплетничают? Еще как! В общем, я понял, что собрался мстить людям, рядом с которыми хочется жить и работать. Конечно, это все случилось не сразу. А когда случилось, Алла, секретарь, стала подозревать меня черт знает в чем... - Алексей криво усмехнулся. - Глупо, да? Начать подозревать человека, именно тогда, когда он отказывается от мести. Почему-то в жизни нередко случаются такие странности. Но я очень переживал. Если честно, даже звонил одному своему знакомому, специалисту по психоанализу, просил помочь мне успокоить Аллу. Он, кстати, сказал, что у нее явный синдром повышенной бдительности...
- Вы успокойтесь, Алексей Степанович, - Буржую очень не терпелось добраться до сути. - В чем опасность, я так и не пойму?
- Да... - поддакнул вообще ничего не понимающий Толстый.
- Они начали звонить около месяца назад. Сначала я клал трубку, потом стал отвечать. Довольно грубо отвечал, но они все равно звонили снова и снова...
- Погодите, - напрягся Буржуй. - Кто - они?
- Если бы я знал! Просто они... Но им было известно все. Вообще все. И обо мне, и об Олеге. И о вас...
- Они хотели, чтобы вы что-то для них сделали? - спросил Буржуй. Что-нибудь конкретное?
- Они хотели, чтобы я отомстил. Как собирался.
- Ты даешь, Степаныч! - скорее сочувственно, чем с осуждением проговорил Толстый. - Не мог сразу сказать? - Воскресенский с теплотой взглянул на него и виновато пожал плечами.
- Не смог. Нет, я хотел, правда! Но не смог. Вы - замечательный человек, Анатолий Анатольевич, в этом, наверное, все дело. Именно вам было бы труднее всего признаться.
- Но сейчас же вы признались, - возразил Буржуй.
- Да, сейчас - да. Видите ли, по-моему, меня пытались убить. Вернее - точно пытались. А значит, они решили действовать сами. И я почему-то этого очень боюсь...
- Так, это что у нас за новости?! - вдруг донеслось от двери.
Все трое повернулись на голос. В палату вошла врач, и, судя по непреклонно сжатому рту, действовать с ней, как с медсестрой, можно было и не пытаться.
- Мы это... посетители, - пробубнил Толстый. - У изголовья, так сказать...
- Это острая палата, молодые люди, - сама врач явно была моложе тех, к кому обращалась. - Посетителям здесь делать нечего!
- Такая красивая женщина, - дружески подмигнул Толстый, - а сердитесь...
Врачу эта фривольность очень не понравилась, и она еще сильнее поджала губы. Потом проговорила:
- Я сержусь, когда кто-то считает, что общие правила на него не распространяются.
Толстый встал, вслед за ним поднялся и Буржуй.
- Ну, Степаныч, выздоравливай, - Толстый дружески похлопал Воскресенского по плечу. - А мы пошли. Сам видишь: нас здесь не любят.
- До свидания, - кивнул Алексею Буржуй.
- Ребята, - уже в спину обоим проговорил Воскресенский. Толстый и Буржуй остановились в дверях. - Пожалуйста, будьте осторожны. По-моему, я разбираюсь в людях. Эти - звери...
Борихин сидел в сквере у здания морга и пытался закурить. Дрожащими руками он доставал сигарету из пачки, долго ее разминал. Если она не ломалась сразу, вставлял ее в губы и подносил огонек зажигалки. Почти пустая бумажная гильза сразу же вспыхивала и мгновенно истлевала до фильтра. Борихин недоуменно смотрел на то, что оставалось от сигареты у него в руках, отбрасывал в сторону и тут же принимался за следующую. В ногах у него уже валялось с полпачки изломанных и раскрошенных сигарет.
Прямо перед Борихиным, в каком-то метре от него, остановилась еще не старая женщина. Ее лицо можно было бы назвать красивым, если бы не потухшие глаза и не опущенные уголки рта. Остановясь, она почему-то долго стояла перед Борихиным и молча наблюдала за тем, как он терзает сигареты. Женщина, очевидно, не осмеливалась заговорить первой и надеялась, что сидящий на скамейке человек в конце концов обратит на нее внимание. Но тот, хоть и уперся взглядом прямо ей в живот, однако совершенно ее не замечал.
Женщина наконец решилась и присела рядом. Кашлянула. Но Борихин не только не видел, но и не слышал ничего. Тогда она заговорила:
- Здравствуйте. Вы Игорь Борисович, да?
- А? Что? - Борихин вздрогнул и поднял равнодушно-пустые глаза.
- Я - Жанна Ивановна, Васина мама.
Сыщик оторвался от своего занятия и повернулся к говорящей лицом. Но все равно он явно не понимал, чего от него хотят, и взгляд его оставался пустым.
- Извините... Вы мне? - запнувшись, проговорил он.
- Игорь Борисович, я - Жанна Ивановна, Васина мама! - Борихин провел ладонью по лицу и уже по-другому посмотрел на женщину, но тут же отвернулся и прохрипел:
- Я хочу немного побыть один... Если можно...
- Зачем? Я не хочу, чтобы вы старались запомнить Васеньку таким, как только что увидели. Он бы тоже этого не хотел, я уверена. Знаете, Вася считал вас лучшим человеком на свете...
- Что? - оторопело переспросил сыщик.
- Он ведь рос без отца, - продолжала Жанна Ивановна. - Тот умер, когда Василий был еще малышом. А замуж я больше так и не вышла, не сложилось. Вы, вообще, первый мужчина, о котором Васенька говорил... нет, даже не с уважением... особенно как-то говорил, с восхищением, пожалуй... Да, именно так!
Борихин долго молчал, явно стараясь осознать услышанное. Потом взял Жанну Ивановну за руку и, видимо, сдуру слишком крепко сжал ее, потому что женщина слегка поморщилась, но руку не отняла.
- Знаете, Жанна Ивановна, - начал он очень медленно, с трудом подбирая слова, - я не могу дать вам слово, что отомщу за Василия. Просто права не имею. Потому что один раз уже поклялся на могиле одного очень молодого человека, а клятвы до сих пор не сдержал. У меня нет семьи. Никогда не было и теперь уже, наверное, не будет. Да что наверное - не будет точно! В общем, Василий... - он судорожно сглотнул, но сдержался и продолжил: - Извините, я вообще говорить не очень умею, а сейчас и вовсе... - Борихин покривил лицо в мучительной гримасе, встал со скамейки и быстро договорил: - Я найду вас. Обязательно найду, когда мне будет что сказать. Хотя что тут скажешь!.. - Он неловко махнул рукой, поспешно отвернулся и, не оглядываясь, зашагал к выходу из сквера. Жанна Ивановна долго смотрела ему вслед, потом проговорила - словно сама себе:
- Вася бы, наверное, сейчас как-нибудь пошутил. Как-нибудь очень-очень смешно, как он умел... - и, не имея больше сил сдерживаться, она заплакала и уже сквозь слезы выговорила безысходно: - Но я не смогу...
Горлышко бутылки стучало о зубы. Сидевший на гимнастической скамейке Гиви, запрокинув голову, вливал в себя коньяк и плакал. На расстеленной рядом газете лежали вперемешку толсто нарезанные ломти хлеба и колбасы, к которым Гиви так и не прикоснулся.
- Бон суар! - донеслось от двери. - О, кель сюрприз! Тренер сборной в запое. А свинюшник-то, свинюшник. Как в лучшие времена. Шарман...
- У, гнида! - взревел грузин и запустил в Артура подвернувшейся под руку гантелей.
Тот едва успел уклониться - чугунный снаряд пролетел в считанных сантиметрах от его головы и тяжело, как ядро, покатился по полу. Жеманность Артура моментально улетучилась.
- Ты что, сдурел?! - завопил он. - Бычара стадионная! Ты ж меня чуть не убил!!!
- Иди сюда, - вдруг совершенно спокойно потребовал Гиви.
- Мерси боку, - Артур на всякий случай отступил на шаг. - Тебя такого мне и на расстоянии много.
- Сюда иди, я сказал! - повысил голос грузин. - Садись, выпей...
- В таких условиях? - поморщился модельер. - Жамэ...
- Тогда пшел вон! Пока я тебе башку не отбил, - Гиви ухватил себя за остатки волос, сильно дернул их и простонал: - Борис...
- Что - Борис? - мгновенно заинтересовался Артур.
В пьяной истерике Гиви стал колотить кулаком по скамейке так, что с нее посыпались куски колбасы.
- Убили его! - захлебывался он в рыданиях. - Убили - ты это себе можешь представить!! Козлы, падлы, всех ненавижу!
У Артура загорелись глаза - от обычной смеси любопытства и злорадства, и он подошел поближе.
- Извини, Гиви. Ну правда, я же не знал. А... как его убили, интересно?
- Интересно?! - зашелся в крике грузин. - Интересно тебе, сука?!
- Ну чего ты! - Артур отскочил. - Я просто так спросил, извини.
- Сядь, выпей, - снова проговорил Гиви. - За Бориса выпей, за ЧЕЛОВЕКА! Мы все шнурка от его ботинок не стоим, понял, ты?! А вот живем... Мы живем, а его...
Артур выпил рюмку коньяка, посидел немного молча и как бы невзначай поинтересовался:
- А что - Анатолий Анатольевич сегодня тренироваться не будет?
Гиви, который раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками, только тихо простонал:
- Ox, не знаю я... Ничего не знаю...
- Бьен, - Артур встал. - Сэ ле там а парти. Ты, Гиви, не обижайся. Я, наверное, пойду. А то, сам видишь, ты сегодня непредсказуемый. Гирями бросаешься. - Он осторожно попятился к дверям и на ходу повторил: - Не обижайся, ладно?
В кабинете Толстого шло совещание. Помимо самого хозяина и, конечно, Буржуя на нем присутствовал Пожарский, который, полночи пролежав в бессознательном состоянии на квартире у Лизы, заявился на рассвете и порадовал своих друзей новым поворотом событий. Был здесь хмурый и несчастный Борихин, который временами словно каменел и сидел, уставясь в одну точку, не видя и не слыша ничего. В дальнем углу примостился на краешке стула Семен Аркадьевич. Он горевал о Василии, быть может, не меньше Борихина, но стариковское горе сдержанней в проявлениях, и выражало оно себя в непривычной рассеянности эксперта и в том, что пару раз он украдкой бросал под язык таблетку.
- Что-то у меня все это в систему никак не складывается, - сказал Буржуй, итожа часовой разговор. - Эта самая Лиза, покушение на Воскресенского, убийство Васи...
- Я, конечно, сейчас плохо соображаю, вы уж извините, - угрюмо проговорил Борихин. - Но система есть. Причем ясная. Они подбирались со всех сторон, чтобы как минимум один из вариантов сработал.
- Подбирались? - потребовал ясности Буржуй. - К чему подбирались, Игорь Борисович?
- Ясное дело к чему. К деньгам вашим, гори они огнем, - Борихин сердито сжал челюсти.
- Не пойму, зачем тогда все так запутывать, - засомневался Пожарский.
- Я вот тоже что-то не врубаюсь, - поддержал его Толстый.
- Да специально для того, чтобы мы с вами вот так сидели - и ребусы разгадывали. А все просто. Просто и жестоко. Василий мне прокричал, перед тем как... Ну, в общем, во время последнего разговора: "Мы идиоты! Все элементарно!"
- Не обижайтесь, Игорь Борисович, - Буржуй с сочувствием посмотрел на сыщика, - но он же мог и ошибаться...
- Да нет! - Борихин упрямо мотнул головой. - То есть, вообще мог, конечно, но он это так сказал... Он что-то явно увидел или услышал... Что-то, после чего все становилось ясным. А следил он именно за Кудлой.
- Вы меня, конечно, простите, молодые люди, - в первый раз за все время подал голос и старый эксперт. - Вы не станете возражать, если я выскажу кое-какие соображения?
- Конечно, Семен Аркадьевич, что вы спрашиваете! - пожал плечами Буржуй.
- Благодарю вас, - чуть поклонился старик. - Я просто подумал: а что было бы, если бы преступнику удалось все, что он задумал?
- В каком смысле? - уточнил Толстый.
- В самом прямом. Многое у него сорвалось. А если бы случилось иначе?
- То есть вы хотите сказать - Воскресенский умирает скомпрометированным, Олежка отдает им дискеты и исчезает, Игорь Борисыч разбивается на машине, меня режут в камере... - понял Буржуй.
- Идея золотая, - ожил Борихин. - Давайте прикинем... - Он потянулся за листом бумаги и попытался начертить схему, но ручка не желала подчиняться дрожащей руке, и, в сердцах отбросив ее в сторону, сыщик беспомощно пробормотал: - Нет, у меня что-то...
- Давайте я, - Пожарский придвинул лист к себе. Дверь кабинета неожиданно распахнулась, и в комнату вбежала раскрасневшаяся от волнения и спешки Вера. За ней протиснулся запыхавшийся Костя. Толстый встревоженно вскочил.
- Верунь, ты чего?
- Что случилось, доктор? - голос Буржуя был спокоен, но в нем прозвучала особая, волчья настороженность.
...Через полчаса у одного из домов окраинного массива остановилось несколько машин. Первыми из них выбрались охранники и, осмотрев подходы, направились к подъезду. Один из телохранителей умело и незаметно оттеснил Буржуя, который попытался первым вбежать в парадное. И только после осмотра лестницы и лифта охрана разрешила войти всем остальным.
У нужной двери Буржуй все равно оказался первым и решительно придавил кнопку звонка.
- Кто там? - в женском голосе, отозвавшемся за дверью, как-то странно слились испуг и надежда.
- Извините. Проверка паспортного режима, - ровно ответил охранник.
Дверь открылась. На пороге стояла милая женщина лет двадцати восьми в домашнем халатике. Буржуй, не раздумывая, протянул ей последнюю фотографию сына и жадно уставился в лицо, ожидая реакции. На секунду женщина словно окаменела, затем, с неожиданной силой оттолкнув охранника, набросилась на Буржуя с криком:
- Что вы с ним сделали?! Отвечайте! Что вы с ним сделали?!
...Оля - так звали хозяйку квартиры - немного успокоилась и сидела в кресле, вытирая тыльной стороной ладони заплаканные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Дежурная медсестра сделала попытку загородить вход в палату, но охранник, приобняв за талию, мягко, но настойчиво увлек ее в сторону.
Сидевший на койке Воскресенский, непривычно небритый и похожий в больничном белье на пленного красноармейца, услышав скрип двери, поднял глаза виновато-обеспокоенные и какие-то затравленные. Но взгляда от вошедших Буржуя и Толстого не отвел.
Говорить Алексей начал сразу же - гости еще не успели усесться, но рассказ его поначалу был сбивчивым и сумбурным. Осознав это, Воскресенский оборвал сам себя и только после долгой паузы заговорил снова:
- Я знаю, это звучит нелепо. Вы мне не поверите, но это и не главное. Вас хотят уничтожить, теперь я почти не сомневаюсь в этом...
- Подождите, Алексей Степанович, - остановил его Буржуй, - я немного запутался. Вы что же, братья с Куликом?
- У нас были разные отцы. Впрочем, это неважно, совсем неважно. Мы были больше чем братья. Олег... он ведь был совсем ненамного старше, но всегда, сколько я помню, относился ко мне как к маленькому. Знаете, как это важно, когда в детстве к тебе относятся как к маленькому... А ведь он был низенький, слабый. Очень переживал из-за этого. Никогда не прощу себе, что я уехал и оставил его... Да. Даже когда мы выросли, я слушался его, как отца. Смешно, правда? Я был крупный, спортом занимался. Смотрел на него сверху вниз, а все равно слушался. Никогда не забуду тот вечер, когда он сказал мне - наедине, мама ничего не знала: - "Ты уезжаешь в Англию. Учиться бизнесу."
Воскресенский снова замолчал, и это продолжалось довольно долго, но ни Буржуй, ни Толстый не решились нарушить это молчание, чувствуя, что нельзя, не дай Бог, сбить его, открытого истинного... Но тут в палату влетела разъяренная медсестра.
- Послушайте, я же вам говорю: нельзя здесь... - с порога начала кричать она, но появившийся вслед за ней охранник снова молча подхватил ее на руки и унес в коридор.
Эта сценка словно вернула Воскресенского к действительности, и он снова заговорил:
- Олег иногда звонил, но чаще... Чаще мы переписывались по Интернету. Знаете, это особое состояние - такие долгие ночные разговоры. Он писал, что работает, что маме лучше. Он и здесь оставался старшим: ничего не говорил о трудностях, не жаловался. А я, дурак, ничего не почувствовал!.. Я должен был приехать, быть рядом. А после колледжа вышло наоборот: получил предложение поработать. Позвонил Олегу, рассказал ему, радовался, как щенок. Он сказал: молодец, я горжусь тобой. А голос у самого был какой-то странный, неживой. Но я даже тогда не почувствовал, что беда близко...
Буржуй, бросив взгляд на часы, попробовал направить разговор в нужное ему русло:
- Извините, Алексей Степанович, вы что-то говорили насчет опасности...
Воскресенский поднял на него печальные глаза, понимающе улыбнулся и попросил:
- Пожалуйста, не перебивайте меня. Пожалуйста... Я так долго молчал... Олега и мамы не стало почти одновременно, вы знаете. Когда я все-таки вернулся, не мог поверить, что Олег это действительно сделал. Ну, вы понимаете... Я же почти ничего не знал о том, как он жил все это время. А когда узнал, сразу же решил, что должен во что бы то ни стало работать у вас...
- Почему? - оторопел Буржуй.
- Потому что должен отомстить, - глаза Алексея на миг блеснули. Уничтожить вас! Неужели непонятно? Да, не смотрите так. Когда мы встретились в первый раз - помните, Анатолий Анатольевич? - я очень боялся, что вы увидите в моих глазах что-нибудь... Ну ненависть, желание убить, не знаю... У меня и цели-то другой не было...
- Нормально! - Толстый развел руками. - Прав ты, Буржуй: ничему меня жизнь не учит... - Воскресенский словно не слышал его:
- Я был уверен, что вы затравили его, смяли, уничтожили. А меня рядом не было...
- И что же вы сделали? - совершенно спокойно спросил Буржуй.
- На расстоянии все видится по-другому. А кроме того, я себя накрутил... В общем, постепенно все стало на свои места. Я нашел кое-какие записи Олежки. И потом... Вы думаете, в офисах не сплетничают? Еще как! В общем, я понял, что собрался мстить людям, рядом с которыми хочется жить и работать. Конечно, это все случилось не сразу. А когда случилось, Алла, секретарь, стала подозревать меня черт знает в чем... - Алексей криво усмехнулся. - Глупо, да? Начать подозревать человека, именно тогда, когда он отказывается от мести. Почему-то в жизни нередко случаются такие странности. Но я очень переживал. Если честно, даже звонил одному своему знакомому, специалисту по психоанализу, просил помочь мне успокоить Аллу. Он, кстати, сказал, что у нее явный синдром повышенной бдительности...
- Вы успокойтесь, Алексей Степанович, - Буржую очень не терпелось добраться до сути. - В чем опасность, я так и не пойму?
- Да... - поддакнул вообще ничего не понимающий Толстый.
- Они начали звонить около месяца назад. Сначала я клал трубку, потом стал отвечать. Довольно грубо отвечал, но они все равно звонили снова и снова...
- Погодите, - напрягся Буржуй. - Кто - они?
- Если бы я знал! Просто они... Но им было известно все. Вообще все. И обо мне, и об Олеге. И о вас...
- Они хотели, чтобы вы что-то для них сделали? - спросил Буржуй. Что-нибудь конкретное?
- Они хотели, чтобы я отомстил. Как собирался.
- Ты даешь, Степаныч! - скорее сочувственно, чем с осуждением проговорил Толстый. - Не мог сразу сказать? - Воскресенский с теплотой взглянул на него и виновато пожал плечами.
- Не смог. Нет, я хотел, правда! Но не смог. Вы - замечательный человек, Анатолий Анатольевич, в этом, наверное, все дело. Именно вам было бы труднее всего признаться.
- Но сейчас же вы признались, - возразил Буржуй.
- Да, сейчас - да. Видите ли, по-моему, меня пытались убить. Вернее - точно пытались. А значит, они решили действовать сами. И я почему-то этого очень боюсь...
- Так, это что у нас за новости?! - вдруг донеслось от двери.
Все трое повернулись на голос. В палату вошла врач, и, судя по непреклонно сжатому рту, действовать с ней, как с медсестрой, можно было и не пытаться.
- Мы это... посетители, - пробубнил Толстый. - У изголовья, так сказать...
- Это острая палата, молодые люди, - сама врач явно была моложе тех, к кому обращалась. - Посетителям здесь делать нечего!
- Такая красивая женщина, - дружески подмигнул Толстый, - а сердитесь...
Врачу эта фривольность очень не понравилась, и она еще сильнее поджала губы. Потом проговорила:
- Я сержусь, когда кто-то считает, что общие правила на него не распространяются.
Толстый встал, вслед за ним поднялся и Буржуй.
- Ну, Степаныч, выздоравливай, - Толстый дружески похлопал Воскресенского по плечу. - А мы пошли. Сам видишь: нас здесь не любят.
- До свидания, - кивнул Алексею Буржуй.
- Ребята, - уже в спину обоим проговорил Воскресенский. Толстый и Буржуй остановились в дверях. - Пожалуйста, будьте осторожны. По-моему, я разбираюсь в людях. Эти - звери...
Борихин сидел в сквере у здания морга и пытался закурить. Дрожащими руками он доставал сигарету из пачки, долго ее разминал. Если она не ломалась сразу, вставлял ее в губы и подносил огонек зажигалки. Почти пустая бумажная гильза сразу же вспыхивала и мгновенно истлевала до фильтра. Борихин недоуменно смотрел на то, что оставалось от сигареты у него в руках, отбрасывал в сторону и тут же принимался за следующую. В ногах у него уже валялось с полпачки изломанных и раскрошенных сигарет.
Прямо перед Борихиным, в каком-то метре от него, остановилась еще не старая женщина. Ее лицо можно было бы назвать красивым, если бы не потухшие глаза и не опущенные уголки рта. Остановясь, она почему-то долго стояла перед Борихиным и молча наблюдала за тем, как он терзает сигареты. Женщина, очевидно, не осмеливалась заговорить первой и надеялась, что сидящий на скамейке человек в конце концов обратит на нее внимание. Но тот, хоть и уперся взглядом прямо ей в живот, однако совершенно ее не замечал.
Женщина наконец решилась и присела рядом. Кашлянула. Но Борихин не только не видел, но и не слышал ничего. Тогда она заговорила:
- Здравствуйте. Вы Игорь Борисович, да?
- А? Что? - Борихин вздрогнул и поднял равнодушно-пустые глаза.
- Я - Жанна Ивановна, Васина мама.
Сыщик оторвался от своего занятия и повернулся к говорящей лицом. Но все равно он явно не понимал, чего от него хотят, и взгляд его оставался пустым.
- Извините... Вы мне? - запнувшись, проговорил он.
- Игорь Борисович, я - Жанна Ивановна, Васина мама! - Борихин провел ладонью по лицу и уже по-другому посмотрел на женщину, но тут же отвернулся и прохрипел:
- Я хочу немного побыть один... Если можно...
- Зачем? Я не хочу, чтобы вы старались запомнить Васеньку таким, как только что увидели. Он бы тоже этого не хотел, я уверена. Знаете, Вася считал вас лучшим человеком на свете...
- Что? - оторопело переспросил сыщик.
- Он ведь рос без отца, - продолжала Жанна Ивановна. - Тот умер, когда Василий был еще малышом. А замуж я больше так и не вышла, не сложилось. Вы, вообще, первый мужчина, о котором Васенька говорил... нет, даже не с уважением... особенно как-то говорил, с восхищением, пожалуй... Да, именно так!
Борихин долго молчал, явно стараясь осознать услышанное. Потом взял Жанну Ивановну за руку и, видимо, сдуру слишком крепко сжал ее, потому что женщина слегка поморщилась, но руку не отняла.
- Знаете, Жанна Ивановна, - начал он очень медленно, с трудом подбирая слова, - я не могу дать вам слово, что отомщу за Василия. Просто права не имею. Потому что один раз уже поклялся на могиле одного очень молодого человека, а клятвы до сих пор не сдержал. У меня нет семьи. Никогда не было и теперь уже, наверное, не будет. Да что наверное - не будет точно! В общем, Василий... - он судорожно сглотнул, но сдержался и продолжил: - Извините, я вообще говорить не очень умею, а сейчас и вовсе... - Борихин покривил лицо в мучительной гримасе, встал со скамейки и быстро договорил: - Я найду вас. Обязательно найду, когда мне будет что сказать. Хотя что тут скажешь!.. - Он неловко махнул рукой, поспешно отвернулся и, не оглядываясь, зашагал к выходу из сквера. Жанна Ивановна долго смотрела ему вслед, потом проговорила - словно сама себе:
- Вася бы, наверное, сейчас как-нибудь пошутил. Как-нибудь очень-очень смешно, как он умел... - и, не имея больше сил сдерживаться, она заплакала и уже сквозь слезы выговорила безысходно: - Но я не смогу...
Горлышко бутылки стучало о зубы. Сидевший на гимнастической скамейке Гиви, запрокинув голову, вливал в себя коньяк и плакал. На расстеленной рядом газете лежали вперемешку толсто нарезанные ломти хлеба и колбасы, к которым Гиви так и не прикоснулся.
- Бон суар! - донеслось от двери. - О, кель сюрприз! Тренер сборной в запое. А свинюшник-то, свинюшник. Как в лучшие времена. Шарман...
- У, гнида! - взревел грузин и запустил в Артура подвернувшейся под руку гантелей.
Тот едва успел уклониться - чугунный снаряд пролетел в считанных сантиметрах от его головы и тяжело, как ядро, покатился по полу. Жеманность Артура моментально улетучилась.
- Ты что, сдурел?! - завопил он. - Бычара стадионная! Ты ж меня чуть не убил!!!
- Иди сюда, - вдруг совершенно спокойно потребовал Гиви.
- Мерси боку, - Артур на всякий случай отступил на шаг. - Тебя такого мне и на расстоянии много.
- Сюда иди, я сказал! - повысил голос грузин. - Садись, выпей...
- В таких условиях? - поморщился модельер. - Жамэ...
- Тогда пшел вон! Пока я тебе башку не отбил, - Гиви ухватил себя за остатки волос, сильно дернул их и простонал: - Борис...
- Что - Борис? - мгновенно заинтересовался Артур.
В пьяной истерике Гиви стал колотить кулаком по скамейке так, что с нее посыпались куски колбасы.
- Убили его! - захлебывался он в рыданиях. - Убили - ты это себе можешь представить!! Козлы, падлы, всех ненавижу!
У Артура загорелись глаза - от обычной смеси любопытства и злорадства, и он подошел поближе.
- Извини, Гиви. Ну правда, я же не знал. А... как его убили, интересно?
- Интересно?! - зашелся в крике грузин. - Интересно тебе, сука?!
- Ну чего ты! - Артур отскочил. - Я просто так спросил, извини.
- Сядь, выпей, - снова проговорил Гиви. - За Бориса выпей, за ЧЕЛОВЕКА! Мы все шнурка от его ботинок не стоим, понял, ты?! А вот живем... Мы живем, а его...
Артур выпил рюмку коньяка, посидел немного молча и как бы невзначай поинтересовался:
- А что - Анатолий Анатольевич сегодня тренироваться не будет?
Гиви, который раскачивался из стороны в сторону, обхватив голову руками, только тихо простонал:
- Ox, не знаю я... Ничего не знаю...
- Бьен, - Артур встал. - Сэ ле там а парти. Ты, Гиви, не обижайся. Я, наверное, пойду. А то, сам видишь, ты сегодня непредсказуемый. Гирями бросаешься. - Он осторожно попятился к дверям и на ходу повторил: - Не обижайся, ладно?
В кабинете Толстого шло совещание. Помимо самого хозяина и, конечно, Буржуя на нем присутствовал Пожарский, который, полночи пролежав в бессознательном состоянии на квартире у Лизы, заявился на рассвете и порадовал своих друзей новым поворотом событий. Был здесь хмурый и несчастный Борихин, который временами словно каменел и сидел, уставясь в одну точку, не видя и не слыша ничего. В дальнем углу примостился на краешке стула Семен Аркадьевич. Он горевал о Василии, быть может, не меньше Борихина, но стариковское горе сдержанней в проявлениях, и выражало оно себя в непривычной рассеянности эксперта и в том, что пару раз он украдкой бросал под язык таблетку.
- Что-то у меня все это в систему никак не складывается, - сказал Буржуй, итожа часовой разговор. - Эта самая Лиза, покушение на Воскресенского, убийство Васи...
- Я, конечно, сейчас плохо соображаю, вы уж извините, - угрюмо проговорил Борихин. - Но система есть. Причем ясная. Они подбирались со всех сторон, чтобы как минимум один из вариантов сработал.
- Подбирались? - потребовал ясности Буржуй. - К чему подбирались, Игорь Борисович?
- Ясное дело к чему. К деньгам вашим, гори они огнем, - Борихин сердито сжал челюсти.
- Не пойму, зачем тогда все так запутывать, - засомневался Пожарский.
- Я вот тоже что-то не врубаюсь, - поддержал его Толстый.
- Да специально для того, чтобы мы с вами вот так сидели - и ребусы разгадывали. А все просто. Просто и жестоко. Василий мне прокричал, перед тем как... Ну, в общем, во время последнего разговора: "Мы идиоты! Все элементарно!"
- Не обижайтесь, Игорь Борисович, - Буржуй с сочувствием посмотрел на сыщика, - но он же мог и ошибаться...
- Да нет! - Борихин упрямо мотнул головой. - То есть, вообще мог, конечно, но он это так сказал... Он что-то явно увидел или услышал... Что-то, после чего все становилось ясным. А следил он именно за Кудлой.
- Вы меня, конечно, простите, молодые люди, - в первый раз за все время подал голос и старый эксперт. - Вы не станете возражать, если я выскажу кое-какие соображения?
- Конечно, Семен Аркадьевич, что вы спрашиваете! - пожал плечами Буржуй.
- Благодарю вас, - чуть поклонился старик. - Я просто подумал: а что было бы, если бы преступнику удалось все, что он задумал?
- В каком смысле? - уточнил Толстый.
- В самом прямом. Многое у него сорвалось. А если бы случилось иначе?
- То есть вы хотите сказать - Воскресенский умирает скомпрометированным, Олежка отдает им дискеты и исчезает, Игорь Борисыч разбивается на машине, меня режут в камере... - понял Буржуй.
- Идея золотая, - ожил Борихин. - Давайте прикинем... - Он потянулся за листом бумаги и попытался начертить схему, но ручка не желала подчиняться дрожащей руке, и, в сердцах отбросив ее в сторону, сыщик беспомощно пробормотал: - Нет, у меня что-то...
- Давайте я, - Пожарский придвинул лист к себе. Дверь кабинета неожиданно распахнулась, и в комнату вбежала раскрасневшаяся от волнения и спешки Вера. За ней протиснулся запыхавшийся Костя. Толстый встревоженно вскочил.
- Верунь, ты чего?
- Что случилось, доктор? - голос Буржуя был спокоен, но в нем прозвучала особая, волчья настороженность.
...Через полчаса у одного из домов окраинного массива остановилось несколько машин. Первыми из них выбрались охранники и, осмотрев подходы, направились к подъезду. Один из телохранителей умело и незаметно оттеснил Буржуя, который попытался первым вбежать в парадное. И только после осмотра лестницы и лифта охрана разрешила войти всем остальным.
У нужной двери Буржуй все равно оказался первым и решительно придавил кнопку звонка.
- Кто там? - в женском голосе, отозвавшемся за дверью, как-то странно слились испуг и надежда.
- Извините. Проверка паспортного режима, - ровно ответил охранник.
Дверь открылась. На пороге стояла милая женщина лет двадцати восьми в домашнем халатике. Буржуй, не раздумывая, протянул ей последнюю фотографию сына и жадно уставился в лицо, ожидая реакции. На секунду женщина словно окаменела, затем, с неожиданной силой оттолкнув охранника, набросилась на Буржуя с криком:
- Что вы с ним сделали?! Отвечайте! Что вы с ним сделали?!
...Оля - так звали хозяйку квартиры - немного успокоилась и сидела в кресле, вытирая тыльной стороной ладони заплаканные глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43