Невольно у молодого комиссара появляется мысль: "А как, собственно, обстоит дело с умственно неполноценным, который, конечно же, не имеет никакого шанса на успех у женщин, но тем не менее остается мужчиной? Не естественно ли, что такой человек пытается взять женщин силой?" Франц открывает записи о судимостях по краже лесных материалов в Кепеникском городском лесу.
Если Людке крал там дрова, он должен хорошо знать местность и бывать там достаточно часто. А что, если он был в лесу и в тот день, когда там подбирала хворост фрау Реснер? На участке 56?
И комиссар Франц начинает верить в знак судьбы. В волнении вызывает он обер-секретаря Хейнцмюллера и объясняет ему, что хотел бы попристальней взглянуть на этого Бруно Людке.
- На придурка Бруно? Да это напрасный труд! - скептически говорит Хейнцмюллер и качает головой, видя, как комиссар достает из ящика стола пистолет и наручники.
На это замечание Франц лишь безразлично пожимает плечами. Им уже полностью овладела идея, что слабоумный Бруно - разыскиваемый в течение шестнадцати месяцев преступник, совершивший несколько убийств.
Последовавшее вслед за этим задержание Бруно Людке в кепеникской прачечной, где он работал рассыльным, представлено в упомянутых ранее "документальной" повести и фильме чрезвычайно драматично. В их изложении завязалась дикая драка, когда до Бруно Людке дошло, что два сотрудника уголовной полиции хотят забрать его с собой. Здоровый как бык Бруно кидается на Франца с такой яростью, как будто собирается его убить. Лишь применив искусный прием джиу-джитсу, комиссару удается освободиться от его смертельной хватки. С помощью этого приема он, можно сказать, молниеносно завоевывает безмерное признание и доверие убийцы, который уважает только того, кто сильнее его. Драматургический трюк, предназначенный для того, чтобы подготовить читателя к последовавшему вскоре потоку признаний.
Правда, в деле запись комиссара Франца о задержании Бруно Людке изображает эту процедуру значительно безобиднее. Там говорится лишь: "У меня создалось впечатление, что Людке должен был обязательно знать о деле Реснер. Поэтому он был подвергнут предварительному аресту и доставлен в управление полиции".
Два часа комиссар Франц в присутствии обер-секретаря Хейнцмюллера и стенографистки допрашивает Бруно Людке. Без малейшего результата! Бруно оказывается упрямым, несговорчивым и решительно отвергает предположение, что это он совершил убийство на участке 56. Оба сотрудника уголовной полиции добиваются лишь признания Бруно в том, что он слышал об известном всем убийстве фрау Реснер и что ему действительно хорошо знаком городской лес, потому что он там часто собирал дрова.
С явным удовольствием Людке рассказывает о том, что ему нравятся хорошо сложенные женщины. "Такие, у которых все на месте..." - стоит дословно в протоколе. Больше говорить он отказывается. Когда расспросы ему надоедают и он чувствует голод, то говорит, не долго думая: "Если мне не дадут поесть, я вообще больше не скажу ни слова!"
Комиссар прерывает допрос и отсылает обер-секретаря Хейнцмюллера и стенографистку домой. Следующей записью в деле он объясняет эту меру: "У меня создалось впечатление, что присутствие нескольких человек сковывает Людке. Мне показалось также, что обычная форма ведения допроса неприемлема для него. Сперва нужно было попытаться установить с ним определенный личный контакт; следовало создать некую атмосферу доверительности, чтобы иметь возможность обсудить с ним щекотливые вопросы дела".
После этого он допрашивает Бруно Людке до половины второго ночи. О чем они говорили в эти ночные часы, осталось неизвестным. Свидетелей не было, протокол не велся, и обоих участников этой чреватой последствиями беседы сегодня уже нет в живых. О ночном разговоре вообще стало известно лишь потому, что имеется запись в журнале караульной службы полицейской тюрьмы, согласно которой дежурный вахмистр в 1 час 30 минут ночи отконвоировал Людке из кабинета комиссара Франца в камеру.
На следующее утро обер-секретаря Хейнцмюллера, стенографистку, а позже и других сотрудников комиссии по расследованию убийств ожидает ряд сюрпризов.
Будучи в прекрасном расположении духа, комиссар Франц объявляет им, что убийство Реснер раскрыто.
- Каким образом? Разве Людке успел уже сделать признание? - изумленно спрашивает Хейнцмюллер.
Франц таинственно улыбается.
- Еще нет, но сегодня он признается, я в этом совершенно уверен.
Хейнцмюллер и стенографистка не успевают даже снять пальто. Комиссар Франц назначил на утро выезд следственной группы на место совершения преступления, на участок 56 Кепеникского городского леса.
По пути туда их ожидает новый сюрприз! Бруно Людке словно преобразился. За ночь его строптивое, подчеркнуто враждебное поведение исчезло, и теперь он относится к Францу как к старому доброму приятелю. Он даже обращается к нему на ты, на что обер-секретарь лишь удивленно качает головой. Еще прежде, чем они доехали до Кепеника, Людке делает в машине предсказанное Францем признание. Улыбаясь, Бруно сознается в том, что убил фрау Реснер!
Дословно его признание не известно - в протоколах оно не сохранилось. Запись в деле сообщает об этой поездке лишь следующее: "В присутствии обер-секретаря уголовной полиции Хейнцмюллера Людке признался в совершении преступления, однако заявил, что не может вспомнить точных подробностей, но будет в состоянии сделать это на месте".
На месте преступления Бруно делает признание, которое во всех деталях совпадает с делом, заведенным комиссаром Францем при обнаружении убитой. Где и как лежал труп, в каком состоянии была одежда убитой, где в кустах были спрятаны ее туфли - все это Франц и его сотрудники описали в протоколе осмотра места преступления 31 января 1943 года, что было зафиксировано в фотографиях и зарисовках. Эти детали и фигурируют в признании Бруно Людке, которое он делает в присутствии обер-секретаря Хейнцмюллера и стенографистки. Правда, не в форме связного рассказа, а в виде своеобразной игры в вопросы и ответы с комиссаром Францем.
Позже он сознается в содеянном перед остальными сотрудниками комиссии по расследованию убийств, перед советником Тоготце, перед господами из Главного имперского управления безопасности и вообще перед всяким, к кому бы Франц его ни приводил. Только об одном не говорит Бруно Людке: куда девалась сумочка фрау Реснер. Сначала он утверждает, что выбросил ее в определенном месте городского леса. Обозначенный участок обыскивают со всей тщательностью, но ничего не обнаруживают. После этого Бруно признается, что спрятал сумочку в конюшне, расположенной на земельном участке его родителей. Там производится обыск. В фильме об убийце-маньяке Людке сумочку находят в конюшне в ящике с сечкой. В действительности же уголовная полиция напрасно переворачивает вверх дном конюшню, дом и весь участок. Сумочки там нет. Когда затем комиссар Франц, усовещивая Людке, настоятельно призывает его сказать наконец, где же он оставил сумочку, Бруно начинает сердиться и бросает раздраженно:
"Да не знаю я, куда она девалась!"
Среди массы материалов по делу эпизод с сумочкой просто теряется. Ни у кого не возникает мысли о том, что Бруно Людке потому ничего не может сказать о ее местонахождении, что об этом ничего не знает и комиссар Франц. Все подробности убийства изложены в деле, только о том, где оставил сумочку убийца фрау Реснер, не говорится ни в одном протоколе. Но если Бруно Людке действительно убийца, то должен знать и это, поскольку он якобы помнил куда более сложные детали преступления. В последующие месяцы Людке демонстрирует такие феноменальные способности своей памяти, что любой мастер мнемотехники позеленел бы от зависти. Вот только куда девалась сумочка фрау Реснер - никак не может вспомнить. Это одна из важнейших косвенных улик, доказывающих, что Людке никоим образом не мог быть убийцей Реснер!
Однако такие выводы в апреле 1943 года еще никто не делает. В комиссии по расследованию убийств ни у кого нет времени для подобных критических умозаключений, поскольку Бруно Людке загружает ее сотрудников все новыми признаниями в убийствах. В течение нескольких дней он признается еще в семи убийствах, не называя, впрочем, подробностей. То, как он это делает, характеризует ценность этих признаний, и прежде всего методику, с помощью которой Бруно "подготавливается" к признаниям.
В сообщении о допросе 22 марта 1943 года говорится: "Людке напомнили о том, что он и раньше приставал к различным женщинам с безнравственными домогательствами. Его внимание было обращено на возможность того, что и в этих случаях, как и в деле Реснер, он применял силу, чтобы заставить женщин уступить его домогательствам. Людке ответил на это, что, возможно, он задушил еще нескольких женщин. Чтобы вспомнить подробности, ему необходимо, по его словам, поразмыслить в спокойной обстановке. Он пообещал сказать завтра больше".
Между этой записью в деле и следующим официальным протоколом допроса Людке о других убийствах снова проходит лишь одна ночь. Ночь, в течение которой Бруно приводят из его камеры в рабочий кабинет комиссара Франца и лишь после полуночи возвращают обратно. Никто не присутствует при этой беседе, никто не ведет протокол. Лишь записи в журнале караульной службы дежурного вахмистра в полицейской тюрьме дали возможность установить позже, что в ночь с 22 на 23 апреля 1943 года между 20 часами 30 минутами и 2 часами 10 минутами Бруно Людке был на допросе у комиссара уголовной полиции Франца.
На следующее утро Бруно Людке признается в убийстве еще двух женщин. Он не может сказать точно, где и когда, но готов показать на местах преступлений более подробно, как все произошло. На следующий день Франц вместе с сотрудниками своей комиссии везет Людке в эти места, расположенные вблизи Кенигс-Вустерхаузена и Вернсдорфа. Слово в слово, как в деле, основательно проштудированном тем временем комиссаром Францем, Бруно рассказывает здесь, что 2 апреля 1941 года в лесу под Кенигс-Вустерхаузеном он задушил шнуром двадцатичетырехлетнюю Кэт Мундт, а затем мертвую изнасиловал. После этого он приводит комиссию в окрестности Вернсдорфа, чтобы признаться в том, что он здесь семь с половиной лет назад заколол ножом и изнасиловал шестидесятилетнюю торговку Берту Шульц. Он описывает убийство с таким количеством ужасных подробностей, показывает место преступления с таким знанием дела, что сотрудникам комиссии стоило бы, пожалуй, задуматься о том, как это возможно, чтобы слабоумный Бруно Людке, который еще вчера не был даже в состоянии назвать, где были совершены убийства, сегодня без запинки говорит о вещах, которые произошли более семи лет назад. Он так бегло отвечает на вопросы комиссара, что остальные криминалисты просто поражены феноменальной памятью умственно отсталого преступника. Они забывают даже о том, что в своем признании накануне Бруно употребил слово "задавил", то есть задушил обеих женщин, и ни слова не говорил о ноже.
В правдивости его признаний сотрудники уголовной полиции так убеждены потому, что - как отмечено и отмечается далее в делах - Людке привел комиссию точно к месту совершения преступления и его описание самого преступления полностью совпадает с данными, содержащимися в деле. Как и в случае с делом Реснер, опять никто не обращает внимания на то, что комиссар Франц уже несколько дней, а то и недель досконально знаком с этими делами, в которых содержатся карты местности и фотографии.
На обратном пути в Берлин Бруно Людке признается еще в одном "небольшом" двойном убийстве. Он утверждает, что б мая 1941 года заколол и ограбил супружескую чету Пауля и Гертруду Уманн, владельцев расположенной на станции Грюнау "Лесной харчевни". О том, что всего за два дня до того убил топором торговку табачными изделиями Минну Гутерман, признается несколько позже, а в тот момент не вспоминает, потому что дело Гутерман лежит в самом низу в стопке на письменном столе комиссара Франца. Тем не менее о деталях двойного убийства Людке рассказывает со всеми подробностями, - правда, после следующей ночной беседы с комиссаром Францем.
В фильме и повести "Ночью, когда пришел дьявол" дело Уманнов занимает значительное место. Согласно фантазии автора, Бруно Людке убил эту супружескую пару сугубо по злобе, потому что хозяин якобы выкинул его из трактира во время одного из посещении "Лесной харчевни" из-за его непристойного поведения по отношению к дамам. После подробного показа хода убийства супругов-хозяев Бруно из чистой зловредности пальцем проталкивает внутрь пробки у стоящих на стойке еще не откупоренных бутылок с водкой с такой силой, что брызги взлетают высоко вверх. Не захватив сколько-нибудь существенной добычи, получивший удовлетворение от сатанинского погрома и надругательства над убитой женщиной, чудовище Людке покидает место ужасного преступления.
Этой сцене придается особое значение. С ее помощью пытаются убедить, что Бруно Людке действительно был исполнителем всех, как утверждается, восьмидесяти четырех убийств. Выдумывается даже единый метод умерщвления жертв - проламывание пальцем правой руки подъязычной кости. В этом нет ни слова правды! Ни у одной из жертв не была проломлена подъязычная кость. Так же, как не было в трактире и бутылок водки с проткнутыми внутрь пробками.
В деле Уманнов дословно говорится: "Злоумышленники забрали с собой два чемодана со спиртными напитками, консервами, сигаретами и сигарами, а также предметами одежды..."
Как и в случае с Реснер, Людке не может вспомнить, что сделал с украденными во время двойного убийства вещами, где оставил два чемодана со спиртным, табаком, консервами и одеждой. А не может потому, что и комиссар Франц ничего не знает о местонахождении чемоданов. Ведь об этом ничего не говорится в деле Уманнов! Зато там ясно и четко сказано: "Исполнение двойного убийства позволяет сделать однозначный вывод о том, что преступление было совершено не одним, а несколькими убийцами".
В "красном замке" на Александерплац это мало кого смущает. "Должно быть, коллеги тогда ошиблись!" Этими словами комиссар Франц стремится рассеять возникающие сомнения.
Бруно Людке продолжает признаваться в одном убийстве за другим. Признается он и в покушении на убийство тридцатичетырехлетней Терезы Поль 5 июня 1942 года вблизи железнодорожной станции Хоппегартен, которая, к счастью, осталась в живых. И ему верят. Правда, во время очной ставки, последовавшей менее чем через девять месяцев после покушения, фрау Поль не узнает Бруно Людке. И это при его весьма запоминающейся внешности и после такой памятной для нее "встречи".
Несмотря на все это, комиссар Франц через несколько недель делает своему шефу, советнику уголовной полиции Тоготце, сенсационное сообщение о том, что Бруно Людке виновен в совершении убийств, не раскрытых не только за последние два года, но на его совести и все нераскрытые убийства за период с 1924 года на территории, находящейся под юрисдикцией отдела берлинской полиции по расследованию убийств.
В своих "огульных" признаниях Людке среди прочего говорит о том, что 3 мая 1926 года в Кенигсхейде задушил и изнасиловал шестнадцатилетнюю Элизабет Дойе, а затем в том же месте закопал ее труп. Однако, несмотря на самые тщательные поиски и раскопки, проведенные в Кенигсхейде, скелет убитой обнаружен не был. Да и вообще родители девушки не верили в то, что их дочь была убита.
В рапорте секретаря уголовной полиции Манке о допросе родителей Элизабет Дойе 7 апреля 1943 года однозначно констатируется: "Следует особо подчеркнуть: родители как в то время, так и сейчас считают, что в исчезновении Элизабет каким-то образом замешан работодатель девушки или его зять. Родители не исключают возможности, что их дочь стала жертвой торговцев живым товаром..." Но штурмбаннфюрера СС это ничуть не смущает. Так же, как и другие несуразности, мало сомнений вызывает у него обстоятельство, что в ходе расследования дела об убийстве проститутки Марии Йенч, в котором тоже сознался Людке, был обнаружен след женской туфли 37-го размера.
Тоготце не находит странным и то, что слабоумный Бруно Людке, судя по всему, изощреннейший убийца всех времен. За девятнадцать лет он в одном городе убил двадцать человек, не допустив при этом ни одной ошибки: нигде не оставил ни отпечатков пальцев, ни следов ног, поскольку ничего подобного не было обнаружено. Вероятно, он действовал как невидимка, потому что комиссар Франц, несмотря на все старания, не мог найти ни одного свидетеля, который бы видел Людке вблизи хотя бы одного из многочисленных мест преступлений.
Получалось, что двадцать лет подряд человек, который едва мог писать свое имя и в сорок пять лет обладал интеллектом десятилетнего ребенка, водил за нос несколько сотен квалифицированных и знакомых со всеми тонкостями дела криминалистов!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31