В этот момент Клэй подбросил бутылку. Судя по взметнувшимся клубам черного дыма, она упала куда надо. Теперь настал момент выскочить наружу и схватить ведро. Клэй принялся поливать бензином чужую палубу.
– Жми на всю катушку! – закричал он, и Бернадетт опрометью кинулась к рычагам управления. Яхта рванулась. Когда она поравнялась с прорехой в ограждении корабля, Клэй швырнул две гранаты и открыл по пиратам огонь с бедра, а затем ринулся к капитанской рубке. Казалось, на корабельной палубе позади разверзся ад. Главарь пиратов, увидев, какой ущерб нанесен его судну, бросился в погоню. Клэй, зажав в руке гранату с вытащенной чекой, пребывал в спокойном ожидании на корме. Бернадетт на полной скорости вела яхту зигзагами, но черный корабль догонял, едва не задевая их бушпритом. Клэй бросил канистру с бензином в воду, послав ей вслед гранату. В мгновение ока над морем взметнулось пламя. Едкий дым, поднявшись от просмоленного дерева, начал застилать глаза, а затем раздался взрыв. Оттолкнув руку Бернадетт от рычага, Клэй сбавил скорость. Они видели, как преследовавшее их судно остановилось.
Пираты медленно погибали, передвигаясь будто в изумлении. У них была всего одна спасательная шлюпка, прикрепленная к палубе. Пожираемые адским жаром, они пытались сдвинуть ее с места. Старое судно содрогнулось от второго взрыва, и часть палубы провалилась. Пиратов уже не было видно. Позади, как одинокое укрепление на окутанном дымом поле, была видна только рубка. На секунду все замерло, а затем яростное пламя вырвалось на свободу – загорелись ящики с боеприпасами и топливо. Взвился черный дым, и прогремел еще один взрыв. Спасательная шлюпка подпрыгнула и упала на воду, поплыв среди обломков. На борту никого не было.
– Как ты думаешь, кто-нибудь остался в живых? – спросила Бернадетт.
– Если и остался, то ему придется попытать счастья в открытом море.
Наступила мертвая тишина. Казалось, что обожженный остов корабля преследует их подобно морскому призраку. Море было пустынно и спокойно, но легкая рябь на воде говорила Клэю, что поднимается ветер. Он поднял грот, потом кливер. Бернадетт наблюдала, как крепчает ветер. Поначалу неуверенный, он постепенно начал наполнять паруса, и Клэй отключил двигатель. Он установил курс, включил автопилот и присел рядом.
Долгое время они молчали. Позже уложили мертвого Говарда на скамью, и Клэй обшарил его карманы. Там оказались маленькая Библия в кожаном переплете и деревянный крестик. Говард наверняка захотел бы, чтобы эти вещи остались при нем, подумал Клэй. Он завернул труп в разорванный парус, который отыскал в рубке, поднял мертвеца и понес к борту. Не было никого, кому можно было бы написать или рассказать о кончине Говарда Джеллинека – человека без прошлого. Графа «при несчастном случае» в его паспорте оказалась незаполненной. Говард безмолвно вручил им свою яхту и свое будущее. С его документами Клэй теперь мог запросто прибыть в колонию британской короны, а «Триэнгл трейдинг компани» достаточно быстро выправила бы бумаги для Бернадетт. Как же мало мы знали о Говарде, размышлял Клэй. Мы использовали его в собственных целях и про себя высмеивали его истовую веру в Бога и человечество.
Они опустили тело Говарда на воду. Сейчас, когда бедняга поплыл по Южно-Китайскому морю на встречу с Создателем, Клэя охватила грусть. Смешной, наивный человечек со странным голосом и чужеземным акцентом теперь становился ему ближе, хотя море забирало его. Клэй был человеком без Бога, без семьи. Был ли он в равной мере человеком без сердца? Был ли правдой пьяный упрек его матери?
Он мечтал о побеге, чтобы оказаться на улицах какого-нибудь азиатского города, но теперь был не одинок. Клэйтон Уэйн-Тернер больше ни в чем не был уверен на сто процентов. Его удаль утонула вместе с телом попутчика. Что ему делать с этой женщиной, когда они доберутся до Гонконга? Его собственные поиски только тогда и начнутся, а ей во всем этом просто не будет места – ни ей, ни кому-либо другому. Теперь ему была необходима ясность мысли. Ему нужны сила и убежденность. Любви и Богу не место на поле боя. Да и кто такой Бог, где он?
Обернувшись, он увидел, что по лицу Бернадетт текут слезы. Может быть, им выпала такая судьба – подвергаться опасности до конца своих дней? Он подошел к ней и прижал ее к себе.
– Молись, Бернадетт, – произнес Клэй, смягчив голос. – Уходит настоящий герой.
23
Спустились сумерки, и водная гладь озарилась огоньками, которые подступали почти вплотную к яхте. Сходство Гонконга с рождественской елкой выглядело неправдоподобным после долгих недель плавания, когда вокруг были лишь море и небо. Залив, раскинувшийся между осыпанными огнями скалами, напоминал добродушного дракона. Высокие, ярко освещенные здания сияли тысячами окон. До этого Клэю никогда не доводилось добираться сюда морем, и теперь они стояли у фока, любуясь приближавшимся городом.
– Как красиво, – вздохнула Бернадетт. – Как будто Париж поставили на бок.
Дул тихий попутный ветер, поэтому Клэй решил опустить грот. Он чувствовал усталость. У ВВС длинные руки, и его положение было далеко не безопасным. Возбужденное состояние Бернадетт он приписывал тому, что сама она наконец оказалась в безопасности. Когда они плыли, любуясь восходами и закатами, лунным отражением в воде, Бернадетт казалась уверенной в себе. После стычки с пиратами обстановка была даже слишком мирной, но то, как они распрощались с Говардом, угнетало ее больше, чем кровопролитие. Она часто начинала рыдать в самое неподходящее время, повторяя, что они лгали Говарду и поэтому повинны в его смерти.
Они не видели ни кораблей, ни земли до тех пор, пока не оказались в сотне миль от Гонконга. Бернадетт пыталась угодить Клэю. Она внимательно выслушивала его рассуждения о ветре, зыби и форме различных парусов. Она позволяла ему учить себя управляться со штурвалом и притворялась, что тоже искренне веселится, когда яхта порхала над морскими волнами. Ее замечания всегда были кстати. Взаимоотношения учителя и ученицы казались Клэю вполне естественными, и он хорошо чувствовал себя в ее компании.
Долгими днями, когда их яхта огибала южное побережье Китая, они занимались любовью и рассматривали тела друг друга. Это началось однажды ночью почти случайно. Она не сопротивлялась, поскольку была уверена, что он спит и не ведает, что творит. Потом все повторилось, но они не говорили об этом. Позже ее чувственность начала требовать своего, в то время как он, томясь желанием, забывал о том, что жизнь его под угрозой. Их сексуальная близость заставляла ее забыться, и она прощала это себе, потому что в такие минуты была почти счастлива. Черные мысли ни разу не посетили ее, когда они вместе сгорали на костре страсти. Если он хотел любить ее именно так, она была согласна, а других вопросов у нее не возникало.
Бернадетт не чувствовала за собой вины. Она вообще ни о чем не думала в моменты близости. Девушка начала получать от него наслаждение и, зная себе цену, управляла партнером. Не произнося ни слова, она заставляла его стремиться доставить ей удовольствие, и он этому хорошо научился. Клэй привык проводить по нескольку суетливых минут с женщинами, которым платил, и вовсе не стремился дать им иную радость, кроме денег. Поначалу оргазмы, которых она достигала, будили в нем болезненные мысли о том, какой могла быть жизнь у них с Мардж. Подчас это приводило его в смятение, но позже он начал воспринимать как должное то, что творилось с ней в момент, когда она кончала. И он упивался, а в конце концов начал гордиться собой. Бернадетт никогда не пыталась скрыть влечения к нему. Ее тело давало знать, что он удовлетворяет ее. И все же в нем иногда чувствовались остатки скованности, источником которой она считала недоверие. Она никогда не спрашивала его о причинах, а просто уходила в себя, забиваясь в уголок, где можно было побыть одной. Бернадетт с ужасом думала о предстоящем завершении путешествия, полагая, что вскоре надоест ему, как и другие женщины.
На подходе к Гонконгу Клэй строил планы на следующие несколько дней. Он хорошо отрепетировал свою новую роль – Говарда Джеллинека. Клэй отрастил бороду и, надевая темные очки Говарда, добивался сходства с фотографией в паспорте уже мертвого хозяина яхты. Он тренировался, подделывая нелепую подпись канадца, чтобы позже обналичить кучу дорожных чеков «Америкэн экспресс», которые оказались в ящике стола. Он намеревался истратить часть этих денег на дорогу в Швейцарию. Этот тихий уголок в Альпах с его банками и чистыми улицами уже не казался столь далеким, как в тот день, когда был сбит самолет Клэя. Номер секретного банковского счета вместе с накопленными бриллиантами был похоронен на топком рисовом поле во Вьетнаме. Ему лично придется отправиться в Люцерну и удостоверить собственную личность в качестве Клэя Уэйна-Тернера. Поскольку его паспорт остался на базе, надо будет подумать о том, как доказать, что это его подлинное имя.
Клэй завел двигатель и опустил паруса. Когда они складывали огромный парус, он сказал Бернадетт, что ей следует спрятаться в тайнике, который Говард приготовил для них обоих.
– Это не займет много времени, – успокоил он Бернадетт, заметив в ее глазах отсвет былого страха. – Как только таможенники уйдут с яхты, ты сможешь выйти. Я оставил там запас воды на случай, если они задержатся. Вот увидишь, до чего будет здорово выйти в город после всего этого. Сегодня вечером приглашаю тебя поужинать.
По радио Клэй представился портовым службам. Яхта находилась как раз в центре залива, проходя мимо пришвартованных гигантских сухогрузов, прогулочных судов, трудяг-паромов и древних джонок, изящно скользивших по фарватеру. Когда они достигли середины залива, огни Гонконга и Коулуня слились в многоцветной симфонии. Клэй, обняв одной рукой Бернадетт, стоял у штурвала. Они следовали курсом, который указывал им голос англичанина, находившегося где-то вдалеке.
Была почти полночь, когда Клэй пришвартовался к отведенной ему стоянке. Он заранее выбросил за борт все оружие и свою военную форму. Поскольку ничего недозволенного на яхте не оказалось, измотанный таможенник быстро завершил осмотр. Молодой сотрудник иммиграционной службы – китаец, на котором ловко сидела черная английская форма, – не моргнув глазом шлепнул штамп в паспорте Говарда. Таким образом было получено разрешение на двухмесячное пребывание в британской колонии.
Соседнюю стоянку занимало немецкое двухмачтовое судно. Поскольку его хозяева прогуливались в это время по городу, на ближайших подступах все было спокойно. Едва они остались наедине, Клэй, открыв люк, шепнул Бернадетт, что все прошло как по маслу. Отныне, заверил он, не будет никаких проверок, никаких игр в прятки. Ничего, кроме приятных вещей, добавил он, когда она уже вылезала из своего убежища.
Они приняли душ, и Клэй нарядился в слаксы и тенниску, которые нашел в гардеробе Говарда. Запах мыла подарил ему ощущение чистоты и наполнил энергией каждую клетку его тела.
– Этот город никогда не спит, – сказал он Бернадетт. – Сейчас мы отправимся купить тебе что-нибудь из одежды поприличнее.
– А может, завтра? – жалобно спросила она. – Так хочется выспаться. Уж очень тяжелый был день.
Клэю не терпелось ступить на мостовые города, но в то же время хотелось сделать ей приятное. Он пожал плечами.
– Иди сам, – предложила она.
– Одну я тебя не брошу. Неужели тебе не хочется есть?
– Не очень. Я могу что-нибудь тебе приготовить. – Что ж, остаюсь, – согласился он и увидел, как тень тревоги исчезает с ее лица.
Какое-то время они сидели на палубе, прислушиваясь к городскому шуму. Потом на него навалилась усталость, и они отправились в рубку спать на неподвижной теперь постели, глухие к звукам порта и города, где люди шумно встречали рассвет.
24
Когда Клэй проснулся, было уже позднее утро. Он посмотрелся в зеркало, заварил чай и поднес чашку Бернадетт. Он был галантен, но выражение его глаз оставалось серьезным. В это время года в городе бывало полно военных летчиков-отпускников, так что он решил не сбривать бороду. Снаружи к ним пробивался густой шум толпы, рычание машин и гул самолетов, взлетающих и заходящих на посадку в аэропорту Кайтак – от корабельной стоянки его отделяла лишь узкая полоска воды. Затем Бернадетт встала, надев рубаху и штаны Говарда. Ее золотистая от загара кожа и пухлые губы не требовали косметики. Она не стала спрашивать Клэя, куда они отправляются, – его лицо было серьезным, и девушка поняла, что не стоит испытывать настроение своего спутника.
Дружелюбный сторож пропустил их через ворота, и, едва покинув территорию порта, они оказались в море автомобилей. Возле них затормозило такси, и водитель распахнул дверь, приглашая внутрь. Его рот был набит рисом, он продолжал жевать, даже когда они садились.
– Надеюсь, ты берешь и такие, – сказал Клэй, помахав десятидолларовой бумажкой перед носом шофера.
– Американская доллара? О'кей, о'кей, – закивал тот, затем бросил в рот еще горсть риса и захлопнул дверь. – Ехать где?
– Моди-роуд.
Петляя между автобусами, грузовичками зеленщиков и рикшами, искусно уворачиваясь от велосипедистов, водитель крутил рулевое колесо так, будто его такси было гоночной машиной. Люди были везде: в машинах, на верандах и тротуарах по обе стороны широкой дороги. На вывесках и витринах красовались китайские иероглифы, создавая в городе праздничную обстановку вечного карнавала. Нескончаемая процессия наполняла тротуары Натан-роуд.
Клэю захотелось пройтись, и он тронул водителя за плечо.
– Моди-роуд скоро-скоро, – отозвался тот.
– Мы хотим прогуляться, – сказал Клэй. – Сами найдем.
Шофер ткнул пальцем прямо и направо:
– Моди-роуд – туда.
– Останови здесь, – приказал Клэй. – Мы пойдем пешком.
Удивленный водитель нажал на тормоз, и Клэй протянул ему десять долларов. Они вышли. Остановившись у пункта обмена валют, Клэй решил поменять часть дорожных чеков Говарда на сумму, равную тысяче долларов. Меняла даже не взглянул на него, заставив лишь расписаться в положенном месте и указать номер паспорта. Получив мягкую пачку местных цветастых купюр, они, держась за руки, пошли по Натан-роуд. Клэю не давала покоя мысль о том, что Бернадетт нужно немедленно купить хорошую одежду, и он повел ее в «Лейн Кроуфорд». Там он доверил ее заботам молодого продавца, а сам остался ждать у входа. Это был излюбленный магазин Мардж, и он знал, что та бы здесь непременно что-нибудь присмотрела.
Когда Бернадетт спустилась по эскалатору, это была уже совершенно другая женщина. В светло-сером платье с кроваво-красной сумочкой и туфлях под цвет наряда, она вполне сошла бы за богатую даму из Латинской Америки. Можно было не сомневаться, что в магазине она поймала на себе не один завистливый взгляд других женщин. «Вылитая кинозвезда», – про себя оценил ее Клэй.
Дом номер 343 на Моди-роуд представлял собой новенькое здание из стекла и мрамора. Сверкающий сталью лифт, в который они вошли, взмыл на второй этаж. За секретарским столом сидела миловидная молодая индианка, холл был устлан мягким ковром, с потолка бесшумно лился прохладный кондиционированный воздух.
– Могу я видеть господина Пателя?
– А могу ли я узнать, кто его спрашивает, сэр?
– Полковник военно-воздушных сил США Уэйн-Тернер.
– Кого именно из господ Пателей вам угодно видеть?
– Я не знал, что их несколько.
Девушка улыбнулась:
– Здесь находится господин Джагдиш Патель. Сейчас узнаю, не занят ли он.
Они сели и, чтобы чем-то занять время, принялись рассматривать развешанные на стенах старинные гравюры с изображениями клипперов. Картины, вставленные в золотые рамки, казались оригиналами. Бернадетт заинтересовали глубокие кожаные диваны и мраморные столы. Приученная к скромности и умеренности в годы, когда воспитывалась в женском монастыре, она воспринимала показную роскошь как нечто противоестественное.
– Кому могло прийти в голову потратить такую уйму денег на обстановку приемной? – спросила она.
– Наверное, он хочет произвести впечатление на посетителей.
Вскоре ореховые двери открылись, и к ним вышел высокий, хорошо одетый индиец. Он кивком приветствовал Бернадетт и с улыбкой обратился к Клэю:
– Прошу в кабинет, полковник. Позвольте представиться: Джагдиш Патель.
Он распахнул двери, приглашая Клэя внутрь. Там Патель уселся за массивный стол, закурил толстую сигару и снял очки.
– Не желаете ли чего-нибудь выпить, полковник?
– Если можно, шотландское виски со льдом.
– Для ВВС в Гонконге есть все.
Принесли виски. На лице Пателя застыла улыбка. Клэй давно не пробовал спиртного, и золотистая жидкость быстро проникла в кровь. В отчете, который ему довелось читать, Патель характеризовался как большой хитрец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Жми на всю катушку! – закричал он, и Бернадетт опрометью кинулась к рычагам управления. Яхта рванулась. Когда она поравнялась с прорехой в ограждении корабля, Клэй швырнул две гранаты и открыл по пиратам огонь с бедра, а затем ринулся к капитанской рубке. Казалось, на корабельной палубе позади разверзся ад. Главарь пиратов, увидев, какой ущерб нанесен его судну, бросился в погоню. Клэй, зажав в руке гранату с вытащенной чекой, пребывал в спокойном ожидании на корме. Бернадетт на полной скорости вела яхту зигзагами, но черный корабль догонял, едва не задевая их бушпритом. Клэй бросил канистру с бензином в воду, послав ей вслед гранату. В мгновение ока над морем взметнулось пламя. Едкий дым, поднявшись от просмоленного дерева, начал застилать глаза, а затем раздался взрыв. Оттолкнув руку Бернадетт от рычага, Клэй сбавил скорость. Они видели, как преследовавшее их судно остановилось.
Пираты медленно погибали, передвигаясь будто в изумлении. У них была всего одна спасательная шлюпка, прикрепленная к палубе. Пожираемые адским жаром, они пытались сдвинуть ее с места. Старое судно содрогнулось от второго взрыва, и часть палубы провалилась. Пиратов уже не было видно. Позади, как одинокое укрепление на окутанном дымом поле, была видна только рубка. На секунду все замерло, а затем яростное пламя вырвалось на свободу – загорелись ящики с боеприпасами и топливо. Взвился черный дым, и прогремел еще один взрыв. Спасательная шлюпка подпрыгнула и упала на воду, поплыв среди обломков. На борту никого не было.
– Как ты думаешь, кто-нибудь остался в живых? – спросила Бернадетт.
– Если и остался, то ему придется попытать счастья в открытом море.
Наступила мертвая тишина. Казалось, что обожженный остов корабля преследует их подобно морскому призраку. Море было пустынно и спокойно, но легкая рябь на воде говорила Клэю, что поднимается ветер. Он поднял грот, потом кливер. Бернадетт наблюдала, как крепчает ветер. Поначалу неуверенный, он постепенно начал наполнять паруса, и Клэй отключил двигатель. Он установил курс, включил автопилот и присел рядом.
Долгое время они молчали. Позже уложили мертвого Говарда на скамью, и Клэй обшарил его карманы. Там оказались маленькая Библия в кожаном переплете и деревянный крестик. Говард наверняка захотел бы, чтобы эти вещи остались при нем, подумал Клэй. Он завернул труп в разорванный парус, который отыскал в рубке, поднял мертвеца и понес к борту. Не было никого, кому можно было бы написать или рассказать о кончине Говарда Джеллинека – человека без прошлого. Графа «при несчастном случае» в его паспорте оказалась незаполненной. Говард безмолвно вручил им свою яхту и свое будущее. С его документами Клэй теперь мог запросто прибыть в колонию британской короны, а «Триэнгл трейдинг компани» достаточно быстро выправила бы бумаги для Бернадетт. Как же мало мы знали о Говарде, размышлял Клэй. Мы использовали его в собственных целях и про себя высмеивали его истовую веру в Бога и человечество.
Они опустили тело Говарда на воду. Сейчас, когда бедняга поплыл по Южно-Китайскому морю на встречу с Создателем, Клэя охватила грусть. Смешной, наивный человечек со странным голосом и чужеземным акцентом теперь становился ему ближе, хотя море забирало его. Клэй был человеком без Бога, без семьи. Был ли он в равной мере человеком без сердца? Был ли правдой пьяный упрек его матери?
Он мечтал о побеге, чтобы оказаться на улицах какого-нибудь азиатского города, но теперь был не одинок. Клэйтон Уэйн-Тернер больше ни в чем не был уверен на сто процентов. Его удаль утонула вместе с телом попутчика. Что ему делать с этой женщиной, когда они доберутся до Гонконга? Его собственные поиски только тогда и начнутся, а ей во всем этом просто не будет места – ни ей, ни кому-либо другому. Теперь ему была необходима ясность мысли. Ему нужны сила и убежденность. Любви и Богу не место на поле боя. Да и кто такой Бог, где он?
Обернувшись, он увидел, что по лицу Бернадетт текут слезы. Может быть, им выпала такая судьба – подвергаться опасности до конца своих дней? Он подошел к ней и прижал ее к себе.
– Молись, Бернадетт, – произнес Клэй, смягчив голос. – Уходит настоящий герой.
23
Спустились сумерки, и водная гладь озарилась огоньками, которые подступали почти вплотную к яхте. Сходство Гонконга с рождественской елкой выглядело неправдоподобным после долгих недель плавания, когда вокруг были лишь море и небо. Залив, раскинувшийся между осыпанными огнями скалами, напоминал добродушного дракона. Высокие, ярко освещенные здания сияли тысячами окон. До этого Клэю никогда не доводилось добираться сюда морем, и теперь они стояли у фока, любуясь приближавшимся городом.
– Как красиво, – вздохнула Бернадетт. – Как будто Париж поставили на бок.
Дул тихий попутный ветер, поэтому Клэй решил опустить грот. Он чувствовал усталость. У ВВС длинные руки, и его положение было далеко не безопасным. Возбужденное состояние Бернадетт он приписывал тому, что сама она наконец оказалась в безопасности. Когда они плыли, любуясь восходами и закатами, лунным отражением в воде, Бернадетт казалась уверенной в себе. После стычки с пиратами обстановка была даже слишком мирной, но то, как они распрощались с Говардом, угнетало ее больше, чем кровопролитие. Она часто начинала рыдать в самое неподходящее время, повторяя, что они лгали Говарду и поэтому повинны в его смерти.
Они не видели ни кораблей, ни земли до тех пор, пока не оказались в сотне миль от Гонконга. Бернадетт пыталась угодить Клэю. Она внимательно выслушивала его рассуждения о ветре, зыби и форме различных парусов. Она позволяла ему учить себя управляться со штурвалом и притворялась, что тоже искренне веселится, когда яхта порхала над морскими волнами. Ее замечания всегда были кстати. Взаимоотношения учителя и ученицы казались Клэю вполне естественными, и он хорошо чувствовал себя в ее компании.
Долгими днями, когда их яхта огибала южное побережье Китая, они занимались любовью и рассматривали тела друг друга. Это началось однажды ночью почти случайно. Она не сопротивлялась, поскольку была уверена, что он спит и не ведает, что творит. Потом все повторилось, но они не говорили об этом. Позже ее чувственность начала требовать своего, в то время как он, томясь желанием, забывал о том, что жизнь его под угрозой. Их сексуальная близость заставляла ее забыться, и она прощала это себе, потому что в такие минуты была почти счастлива. Черные мысли ни разу не посетили ее, когда они вместе сгорали на костре страсти. Если он хотел любить ее именно так, она была согласна, а других вопросов у нее не возникало.
Бернадетт не чувствовала за собой вины. Она вообще ни о чем не думала в моменты близости. Девушка начала получать от него наслаждение и, зная себе цену, управляла партнером. Не произнося ни слова, она заставляла его стремиться доставить ей удовольствие, и он этому хорошо научился. Клэй привык проводить по нескольку суетливых минут с женщинами, которым платил, и вовсе не стремился дать им иную радость, кроме денег. Поначалу оргазмы, которых она достигала, будили в нем болезненные мысли о том, какой могла быть жизнь у них с Мардж. Подчас это приводило его в смятение, но позже он начал воспринимать как должное то, что творилось с ней в момент, когда она кончала. И он упивался, а в конце концов начал гордиться собой. Бернадетт никогда не пыталась скрыть влечения к нему. Ее тело давало знать, что он удовлетворяет ее. И все же в нем иногда чувствовались остатки скованности, источником которой она считала недоверие. Она никогда не спрашивала его о причинах, а просто уходила в себя, забиваясь в уголок, где можно было побыть одной. Бернадетт с ужасом думала о предстоящем завершении путешествия, полагая, что вскоре надоест ему, как и другие женщины.
На подходе к Гонконгу Клэй строил планы на следующие несколько дней. Он хорошо отрепетировал свою новую роль – Говарда Джеллинека. Клэй отрастил бороду и, надевая темные очки Говарда, добивался сходства с фотографией в паспорте уже мертвого хозяина яхты. Он тренировался, подделывая нелепую подпись канадца, чтобы позже обналичить кучу дорожных чеков «Америкэн экспресс», которые оказались в ящике стола. Он намеревался истратить часть этих денег на дорогу в Швейцарию. Этот тихий уголок в Альпах с его банками и чистыми улицами уже не казался столь далеким, как в тот день, когда был сбит самолет Клэя. Номер секретного банковского счета вместе с накопленными бриллиантами был похоронен на топком рисовом поле во Вьетнаме. Ему лично придется отправиться в Люцерну и удостоверить собственную личность в качестве Клэя Уэйна-Тернера. Поскольку его паспорт остался на базе, надо будет подумать о том, как доказать, что это его подлинное имя.
Клэй завел двигатель и опустил паруса. Когда они складывали огромный парус, он сказал Бернадетт, что ей следует спрятаться в тайнике, который Говард приготовил для них обоих.
– Это не займет много времени, – успокоил он Бернадетт, заметив в ее глазах отсвет былого страха. – Как только таможенники уйдут с яхты, ты сможешь выйти. Я оставил там запас воды на случай, если они задержатся. Вот увидишь, до чего будет здорово выйти в город после всего этого. Сегодня вечером приглашаю тебя поужинать.
По радио Клэй представился портовым службам. Яхта находилась как раз в центре залива, проходя мимо пришвартованных гигантских сухогрузов, прогулочных судов, трудяг-паромов и древних джонок, изящно скользивших по фарватеру. Когда они достигли середины залива, огни Гонконга и Коулуня слились в многоцветной симфонии. Клэй, обняв одной рукой Бернадетт, стоял у штурвала. Они следовали курсом, который указывал им голос англичанина, находившегося где-то вдалеке.
Была почти полночь, когда Клэй пришвартовался к отведенной ему стоянке. Он заранее выбросил за борт все оружие и свою военную форму. Поскольку ничего недозволенного на яхте не оказалось, измотанный таможенник быстро завершил осмотр. Молодой сотрудник иммиграционной службы – китаец, на котором ловко сидела черная английская форма, – не моргнув глазом шлепнул штамп в паспорте Говарда. Таким образом было получено разрешение на двухмесячное пребывание в британской колонии.
Соседнюю стоянку занимало немецкое двухмачтовое судно. Поскольку его хозяева прогуливались в это время по городу, на ближайших подступах все было спокойно. Едва они остались наедине, Клэй, открыв люк, шепнул Бернадетт, что все прошло как по маслу. Отныне, заверил он, не будет никаких проверок, никаких игр в прятки. Ничего, кроме приятных вещей, добавил он, когда она уже вылезала из своего убежища.
Они приняли душ, и Клэй нарядился в слаксы и тенниску, которые нашел в гардеробе Говарда. Запах мыла подарил ему ощущение чистоты и наполнил энергией каждую клетку его тела.
– Этот город никогда не спит, – сказал он Бернадетт. – Сейчас мы отправимся купить тебе что-нибудь из одежды поприличнее.
– А может, завтра? – жалобно спросила она. – Так хочется выспаться. Уж очень тяжелый был день.
Клэю не терпелось ступить на мостовые города, но в то же время хотелось сделать ей приятное. Он пожал плечами.
– Иди сам, – предложила она.
– Одну я тебя не брошу. Неужели тебе не хочется есть?
– Не очень. Я могу что-нибудь тебе приготовить. – Что ж, остаюсь, – согласился он и увидел, как тень тревоги исчезает с ее лица.
Какое-то время они сидели на палубе, прислушиваясь к городскому шуму. Потом на него навалилась усталость, и они отправились в рубку спать на неподвижной теперь постели, глухие к звукам порта и города, где люди шумно встречали рассвет.
24
Когда Клэй проснулся, было уже позднее утро. Он посмотрелся в зеркало, заварил чай и поднес чашку Бернадетт. Он был галантен, но выражение его глаз оставалось серьезным. В это время года в городе бывало полно военных летчиков-отпускников, так что он решил не сбривать бороду. Снаружи к ним пробивался густой шум толпы, рычание машин и гул самолетов, взлетающих и заходящих на посадку в аэропорту Кайтак – от корабельной стоянки его отделяла лишь узкая полоска воды. Затем Бернадетт встала, надев рубаху и штаны Говарда. Ее золотистая от загара кожа и пухлые губы не требовали косметики. Она не стала спрашивать Клэя, куда они отправляются, – его лицо было серьезным, и девушка поняла, что не стоит испытывать настроение своего спутника.
Дружелюбный сторож пропустил их через ворота, и, едва покинув территорию порта, они оказались в море автомобилей. Возле них затормозило такси, и водитель распахнул дверь, приглашая внутрь. Его рот был набит рисом, он продолжал жевать, даже когда они садились.
– Надеюсь, ты берешь и такие, – сказал Клэй, помахав десятидолларовой бумажкой перед носом шофера.
– Американская доллара? О'кей, о'кей, – закивал тот, затем бросил в рот еще горсть риса и захлопнул дверь. – Ехать где?
– Моди-роуд.
Петляя между автобусами, грузовичками зеленщиков и рикшами, искусно уворачиваясь от велосипедистов, водитель крутил рулевое колесо так, будто его такси было гоночной машиной. Люди были везде: в машинах, на верандах и тротуарах по обе стороны широкой дороги. На вывесках и витринах красовались китайские иероглифы, создавая в городе праздничную обстановку вечного карнавала. Нескончаемая процессия наполняла тротуары Натан-роуд.
Клэю захотелось пройтись, и он тронул водителя за плечо.
– Моди-роуд скоро-скоро, – отозвался тот.
– Мы хотим прогуляться, – сказал Клэй. – Сами найдем.
Шофер ткнул пальцем прямо и направо:
– Моди-роуд – туда.
– Останови здесь, – приказал Клэй. – Мы пойдем пешком.
Удивленный водитель нажал на тормоз, и Клэй протянул ему десять долларов. Они вышли. Остановившись у пункта обмена валют, Клэй решил поменять часть дорожных чеков Говарда на сумму, равную тысяче долларов. Меняла даже не взглянул на него, заставив лишь расписаться в положенном месте и указать номер паспорта. Получив мягкую пачку местных цветастых купюр, они, держась за руки, пошли по Натан-роуд. Клэю не давала покоя мысль о том, что Бернадетт нужно немедленно купить хорошую одежду, и он повел ее в «Лейн Кроуфорд». Там он доверил ее заботам молодого продавца, а сам остался ждать у входа. Это был излюбленный магазин Мардж, и он знал, что та бы здесь непременно что-нибудь присмотрела.
Когда Бернадетт спустилась по эскалатору, это была уже совершенно другая женщина. В светло-сером платье с кроваво-красной сумочкой и туфлях под цвет наряда, она вполне сошла бы за богатую даму из Латинской Америки. Можно было не сомневаться, что в магазине она поймала на себе не один завистливый взгляд других женщин. «Вылитая кинозвезда», – про себя оценил ее Клэй.
Дом номер 343 на Моди-роуд представлял собой новенькое здание из стекла и мрамора. Сверкающий сталью лифт, в который они вошли, взмыл на второй этаж. За секретарским столом сидела миловидная молодая индианка, холл был устлан мягким ковром, с потолка бесшумно лился прохладный кондиционированный воздух.
– Могу я видеть господина Пателя?
– А могу ли я узнать, кто его спрашивает, сэр?
– Полковник военно-воздушных сил США Уэйн-Тернер.
– Кого именно из господ Пателей вам угодно видеть?
– Я не знал, что их несколько.
Девушка улыбнулась:
– Здесь находится господин Джагдиш Патель. Сейчас узнаю, не занят ли он.
Они сели и, чтобы чем-то занять время, принялись рассматривать развешанные на стенах старинные гравюры с изображениями клипперов. Картины, вставленные в золотые рамки, казались оригиналами. Бернадетт заинтересовали глубокие кожаные диваны и мраморные столы. Приученная к скромности и умеренности в годы, когда воспитывалась в женском монастыре, она воспринимала показную роскошь как нечто противоестественное.
– Кому могло прийти в голову потратить такую уйму денег на обстановку приемной? – спросила она.
– Наверное, он хочет произвести впечатление на посетителей.
Вскоре ореховые двери открылись, и к ним вышел высокий, хорошо одетый индиец. Он кивком приветствовал Бернадетт и с улыбкой обратился к Клэю:
– Прошу в кабинет, полковник. Позвольте представиться: Джагдиш Патель.
Он распахнул двери, приглашая Клэя внутрь. Там Патель уселся за массивный стол, закурил толстую сигару и снял очки.
– Не желаете ли чего-нибудь выпить, полковник?
– Если можно, шотландское виски со льдом.
– Для ВВС в Гонконге есть все.
Принесли виски. На лице Пателя застыла улыбка. Клэй давно не пробовал спиртного, и золотистая жидкость быстро проникла в кровь. В отчете, который ему довелось читать, Патель характеризовался как большой хитрец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32