– Для нас имеет значение все, что могло повлиять на его поведение. На необдуманный шаг его мог толкнуть, к примеру, стресс или то, о чем ты говорила.
– Ты случайно не смешиваешь работу с собственным любопытством?
– Отнюдь.
– ВВС могут гордиться твоей дотошностью.
– ВВС приказано найти Клэя, и они выполнят этот приказ. Я только надеюсь, что это удастся сделать без шума.
– ЦРУ имеет к этому отношение?
– Я полагаю, да.
– Ты полагаешь… Значит, не знаешь наверняка? А ты разве за это не отвечаешь?
– Отвечаю, и поверь, что его найдут, где бы он ни был.
Лицо Майка было по-детски самодовольным, он пытался казаться эдаким мачо. Обернувшись, он взглянул на Мардж и вдруг почувствовал, как далека она от него. Почему ему обязательно нужно ввязаться в драку? Он был недостоин даже находиться рядом с такими людьми, как она. Мардж – необычная женщина, она умеет контролировать себя. Майк вспомнил, что она рассказывала ему о своей жизни, он знал, что за последнее время внутри нее многое переменилось – она больше не страдала от замкнутости и стрессов, она обрела свободу и принадлежала теперь самой себе. Может быть, именно ему она обязана этим.
На секунду Майк испытал гордость за себя, но тут же испугался ее.
– И вот еще что, Мардж, – сказал он вызывающе. – Пока я не разрешу тебе говорить об этом, твой муж – мертв. Это – приказ.
– Ты это о чем?
– Все, что я тебе сказал, является совершенно секретной информацией. Для всего мира Клэй остается мертвым. Для всех без исключения!
16
Кто-то пытался взобраться на борт. Говард Джелинек услышал, как что-то скребется сбоку, а затем раздался всплеск. Добро пожаловать, кто бы это ни был, подумал Говард, который в этот момент мыл грязные тарелки на камбузе. Скоро затейливая церемония завтрака будет закончена. Тарелки, чашечки для яиц и другая посуда займут свои места – вымытые и сияющие чистотой. На полу не останется ни единого пятнышка, а металлические и деревянные части он отполирует позже. По случаю такого великого события судно должно блестеть.
Он не слышал ни петушиных криков, ни лая собак – деревня была очень тихой. В течение всего времени, пока Говард завтракал и наводил чистоту, эта тишина не прерывалась ничем.
Но вдруг ее разорвало урчание дизельных двигателей. Говард выглянул в иллюминатор, ожидая увидеть, как возвращаются четыре лодки. Он взбежал на палубу и тут увидел людей – они стояли на деревянном пирсе. Очевидно, тут собралась вся деревня. Люди чего-то ждали, и, как только он появился на палубе, они закричали, приветствуя его, замахали руками и захлопали. Говард заметил цветы, брошенные кем-то в воду.
К этому берегу и раньше подходили суда, но они никогда не останавливались здесь. А эта лощеная яхта с такой высокой мачтой, какой им ни разу не приходилось видеть, не только зашла в их бухту, но даже бросила здесь якорь. И этой же ночью по домам пробежал слух: под покровом темноты – пешком! – пришел какой-то американец, а вместе с ним – женщина. Хозяин гостиницы, единственный, кто не спал в тот час, пустил их к себе.
Это был тихий прибрежный поселок. Дома тут были в основном построены на сваях. Поселку везло: войны с французами и все остальные схватки, оставшиеся лишь в памяти стариков, никак не отразились на жизни здешних жителей. Поселок был слишком незначителен, чтобы кому-то понадобиться. Большинство чужаков даже не знало о его существовании с тех пор, как указатель, поставленный когда-то французами, был украден, – а случилось это уже много лет назад. Поселок даже не был обозначен ни на одной карте, вот их и оставили в покое.
Хозяин гостиницы был здесь главным. Это, собственно, даже нельзя было назвать гостиницей, поскольку помещение состояло всего из двух смежных комнат и четырех кроватей, которые случайно достались отставному моряку. Иногда, когда посетители задерживались дольше, чем на день, он предлагал им помимо кроватей еще и еду. Теперь он был уже стариком. Он обладал добрым сердцем, витиеватой манерой изъясняться и единственным в округе, хотя и давно переполненным, отхожим местом. Старик вдоволь попутешествовал: в дни своей юности, еще до войны, он начинал палубным матросом на грузовом судне и успел повидать Иокогаму, Гонконг и Манилу.
В это утро у него выдалось немного свободного времени, и он решил спуститься к берегу, чтобы первым взглянуть на пришедшее ночью судно. Он надеялся увидеть и его владельца, и, кто знает, может быть, тот решит остановится в его гостинице? Этот человек наверняка провел много дней в океане и сможет оценить прелесть горячей освежающей ванны.
Вот почему, сжигаемый любопытством, старик с ногами взобрался на древний стул, стоявший на пирсе впереди всех остальных зрителей, чтобы первым увидеть, как Говард появится на палубе. Далеко впереди, над горизонтом, появилась тонкая золотая полоска, которая расширялась по мере того, как над морем вставало солнце. Они ждали, а пришельца все не было. Несколько мальчишек подплыли к судну, но ни у одного не хватило смелости взобраться на него. Под ободряющие возгласы остальных старик уселся в собственную лодочку и сам подплыл к длинной яхте. Опершись о ее белый борт, он встал во весь рост и взялся за поручни, поэтому, когда Говард вышел из рубки, первое, что он увидел, было сморщенное улыбающееся лицо старика.
– Можно войти? – спросил тот, шамкая беззубым ртом. – Я привяжу мою лодку к тебе, о'кей?
– Добро пожаловать, мой друг, – произнес Говард. Он наклонился к своему гостю, думая, что тот протянет ему руку, однако ветхий старик, видимо, не нуждался в помощи. Через секунду он уже вскарабкался на борт.
– Могу я вам что-нибудь предложить? – осведомился Говард.
– Я – мистер Ип, хозяин гостиницы. У вас есть шотландское виски? – Нет, я не держу алкоголя на борту. Если хотите, можете выпить чаю, кофе или фруктового сока.
– Нет джина, может быть?
– Нет, джина нет. И водки тоже.
– Извините, водка не любить.
– Чем же вас угостить? Может быть, бисквитом или чашечкой кофе?
Старик вытащил из кармана мокрый клочок бумаги.
– Я моряк тоже, раньше много лет. Сейчас – хозяин гостиницы. Вы иди, смотри. Горячая вода и большая чистая кровать. Вам нравится горячая ванна, сэр? – Эта мысль показалась Говарду привлекательной. Господь хотел, чтобы он ближе сошелся с народом. – Вы идти в моя лодка. Много места для двоих. Ванна сейчас или завтра, сэр?
Говард потер подбородок – ему не мешало бы побриться. Нет, не раньше, чем он увидит знамение, но от фруктов и поджаренного хлеба он бы не отказался.
– Вы продаете фрукты?
– Я нет. Вы купить фрукты на рынке. Если ванна вам не надо сегодня, приходите завтра. Есть еще один американец и женщина в гостинице. Вы приходите завтра, да?
– Нет-нет, подождите, пожалуйста. Я сейчас же пойду с вами, только соберу кое-какие вещи.
– О'кей. Я вас жду здесь.
Старик был горд самим собой. Какими чувствительными были эти иностранцы, они хотели, чтобы все на свете их любили. Ему захотелось заглянуть в рубку, чтобы было о чем рассказать соседям, но от радости, что его гостиница впервые будет заполнена до отказа, забыл это сделать. Он взглянул на мачту, и его поразило то, какой она была высокой и сколько парусов на ней умещалось. На палубе не было ни единого пятнышка. Странный человек – не уронит ни крошки, даже мухам поесть нечего. Он, должно быть, требовательный и, судя по лодке, наверняка очень богатый.
Люди на пирсе стояли молча. Теперь уже вся деревня собралась, чтобы посмотреть, как иностранец будет высаживаться на берег. Они могли и не ждать: лодка дядюшки Ипа стояла возле яхты, а уж он-то, конечно, расскажет им до мельчайших подробностей обо всем, что увидел и услышал на корабле. И как всегда, рассказ его будет красочным – слушатели не пожалеют.
Конечно, люди вполне могли расходиться по домам, но, тем не менее, они продолжали стоять – из вежливости по отношению к хозяину гостиницы и его новому гостю. Они увидели, как иностранец запер каюту и вышел. На плече он нес большую сумку, набитую одеждой.
– Я готов, мистер Ип, – сказал Говард. – Нет ничего лучше горячей ванны в начале нового дня.
– Я уже сказал, здесь еще один американец и женщина. Они пришли поздно прошлой ночью. Я знаю: они убегают или прячутся. Почему богатый американец идет не на машине ночью, если он не прячется и не убегает? Это вещи для бедных людей? – Хозяин гостиницы потянул сумку Говарда.
– Ну… Некоторые – да. Или, может быть, вам что-то понадобится. Но сначала их следует постирать.
– Могу сделать это просто.
Старик перелез через поручни и спустился в лодку, а Говард ждал, пока он подгонит ее кормой к лесенке. Внутри него росло предчувствие чего-то очень важного. Этот день должен стать знаменательным, он чувствовал это. Сегодня Господь поведает ему, ради чего было совершено все это путешествие.
Говард забрался в утлую лодчонку и сел. Солнце начертило золотые полосы на всей поверхности воды до самого пирса и ярко расцветило улыбающиеся лица ожидавших его сельчан. Он ни на секунду не сомневался в том, что именно здесь суждено произойти великим событиям.
17
Клэй открыл глаза, однако, если не считать солнечного луча, просочившегося сквозь щель в ставнях, комната оставалась во мраке. С соседней постели слышалось ровное дыхание Бернадетт. Прошлой ночью, перед тем, как они постучали в эту дверь, она сказала, что тут они смогут в безопасности переждать несколько дней. Ну давай останемся здесь, чуть ли не умоляла она его. Немного отдохнув, они придумают, как выбраться отсюда.
Клэй спал очень чутко. Поселок был небольшим, здесь даже трава умеет разговаривать, и присутствие иностранца было прекрасным поводом посудачить. Кто-то наверняка проболтается, предупредил ее Клэй, но Бернадетт лишь взглянула на него с усталой улыбкой. Как только старик показал ей постель, девушка рухнула на нее и мгновенно уснула. Клэй, правда, чувствовал себя не очень уверенно, однако ночь прошла спокойно, и кроме того, они уже были на берегу. Море всегда вселяло в него чувство безопасности и свободы, а здесь еще были лодки, на которых можно уплыть.
Это был маленький и смешной постоялый двор, хотя вывеска на английском и французском языках гордо сообщала, что это – отель. Старик предложил им тарелку холодного риса и жареных креветок, но Клэй вежливо отказался. Перед тем, как ложиться спать, он торопливо умылся в деревянном тазу.
Сейчас снаружи раздавались голоса. Клэй сел в постели.
– Вот отель, – услышал он голос Ипа, дававшего кому-то пояснения. – Скоро у вас будет ванна, да?
До слуха Клэя донеслись тяжелые шаги, прозвучавшие по деревянному полу, затем кто-то постучал в дверь.
– Разве это не ваш дом? – раздался незнакомый голос.
– Конечно, это мой отель.
– Зачем же вы стучите в собственную дверь?
– Мужчина и женщина внутри, я сказал вам. Они удивятся увидеть вас.
Клэй вскочил с постели, успев заметить улыбку на лице спавшей девушки. Он стал искать винтовку, но затем вспомнил, что накануне спрятал ее под крыльцом. Обернув бедра рубашкой, Клэй направился к двери. Стук возобновился.
– Мы сейчас входим, – проговорил Ип. – Они уже точно проснулись. Можно заходить.
Дверь отворилась, и ослепительный поток света ударил Клэю в лицо. Когда его глаза снова смогли видеть, он разглядел улыбающегося старика, а за его спиной – высокого, слегка лысоватого мужчину, недоуменно смотревшего на него.
– Я привел к вам друга, сэр, видите?
Говард улыбнулся.
– Мое имя Говард Джелинек. Извините, что вытащил вас из постели, но это была не моя идея. Я приплыл только вчера вечером, и этот добрый человек пригласил меня принять ванну в его доме. Вот уже несколько недель я не имел возможности по-человечески помыться. От самой Манилы.
– Мне это знакомо, – ответил Клэй. – Как вы сюда добрались?
– Я приплыл, господин…
– О, извините. Я – Клэй Уэйн-Тернер. Так вы говорите, приплыли? Да что же вы стоите на пороге! Входите. А экипаж?
– У меня нет экипажа, я приплыл в одиночку.
– Невероятно!
Здесь было не место и не время, чтобы в подробностях описывать путешествие. Единственное, чего хотелось Говарду, смыть соль с зудящей кожи. Клэй пристально изучал его. Где-то рядом стояло судно, вполне пригодное для плавания по морю – оно могло стать их билетом на волю. Еще не все потеряно, подумал Клэй, пропуская мужчину в комнату. Необходимо подружиться с ним, может быть, он согласится отвезти их в Таиланд, Гонконг или куда-то еще.
– Надо же, приплыть сюда в одиночку, фантастика! Я ведь тоже умею ходить под парусами. Какое у вас судно? Мне бы хотелось взглянуть на него.
– Все в руках Господа, друг мой.
– Идите, примите ванну, – позвал хозяин постоялого двора.
– Мы все сейчас кушаем. Говорим потом, о'кей?
Клэю показалось, что приезжий ведет себя как-то чересчур смиренно. Следуя за мистером Ипом, он говорил тихим голосом и непрестанно кивал головой, как бы демонстрируя свое изумление. Когда хозяин постоялого двора вывел его на террасу позади дома, глаза гостя загорелись от восхищения. Вслед за этим послышался звук льющейся в таз воды. Клэй вернулся в комнату. Открыв ставни, он подошел к Бернадетт и дотронулся до ее плеча.
– Просыпайтесь, мадемуазель, – сказал он мягко, – у нас сегодня много дел.
Длинные ресницы Бернадетт дрогнули, и она открыла заспанные глаза. Девушка не сразу сообразила, где находится, но, взглянув на Клэя, вспомнила и улыбнулась. Ее лицо осветилось, и Клэй вновь залюбовался ею. Ему снова захотелось дотронуться до девушки, но он сдержал себя. Бернадетт сладко потянулась.
– Я так хорошо спала! – сказала она. – Мне кажется, что я проспала несколько лет.
– Послушай, Бернадетт…
– Я слушаю.
– Ты хочешь остаться со мной? Хочешь, чтобы мы вместе выбрались отсюда?
– Да, – ответила она без раздумий. – Мне некуда деваться. А здесь мы не можем остаться?
– По-моему, я нашел выход. Сюда пожаловал новый гость.
– Я слышала его голос сквозь сон. Кто он?
– Понятия не имею. Знаю только, что у него – лодка, и, наверное, большая. Он только что приплыл на ней из Манилы. Я попробую уговорить его, чтобы он вывез нас отсюда.
– Ты уже говорил с ним?
– Еще нет, но скоро поговорю. Ты поедешь со мной?
– Куда?
– Куда угодно: в Гонконг, на Манилу… Не знаю пока. Так ты едешь?
– Да, да. Я хочу уехать. Я должна уехать.
– Ты уверена?
– Да.
– Что ж, тогда я с ним поговорю. Прямо сегодня.
– Но как… где… Что мне делать потом?
– Доверься мне, Бернадетт. Нам лучше оставаться вместе.
Хотел ли он дать ей понять, что она ему не безразлична? Собирался ли он защищать ее и дальше? Пытался ли он сказать, что она нужна ему? Бернадетт не могла прочесть его мысли, но на лице ее застыла решимость. Она должна бежать. После такого провала ее не пощадят. Она устала от неудач, ее преданность, испытания, которым ее подвергали, само Дело – все это теперь было ей безразлично. Она чувствовала только боль, и этот мужчина был единственным, что у нее осталось. Теперь она должна есть, разговаривать и, возможно, даже спать с ним до тех пор, пока будет ему нужна. Других вариантов не было.
– Почему ты загрустила?
– Я не грущу.
– Тогда улыбнись.
– Но и особого счастья я тоже не испытываю. Не принуждай меня улыбаться, когда мне не хочется.
– Я вообще не собираюсь принуждать тебя к чему-либо. Положись на меня.
– Я повидал войну в Европе, – рассказывал Говард Джелинек, – и это была жесточайшая из всех войн. Я не воевал, поскольку был слишком молод, но мне довелось видеть разруху, смерть, голод, уничтожение цивилизации. Вся Европа была объята огнем, а когда пришел мир и началась борьба за выживание, Господь, по-моему, был не очень доволен нами. Люди были запуганы, жадны, они стали эгоистами. Я, наверное, тоже был эгоистом, поскольку взял и уехал из своей страны. Я поехал в Канаду искать свое счастье.
– Ну и как, удалось вам его найти? – поинтересовался Клэй.
– Да. Это, правда, заняло много времени, но еще дольше мне пришлось ждать, чтобы выяснить предназначение моего успеха.
– Каково же оно?
– Деньги угодны Господу только тогда, когда они используются ради милосердия. Миллионы людей имеют право на пищу и жизнь в гораздо большей степени, чем я, и тем не менее, я преуспел, а они продолжают голодать и умирать. Человек не может сделать почти ничего, чтобы изменить законы природы. Я, например, не могу остановить поток или воспрепятствовать засухе, но войны затеваются людьми, и только люди могут прекратить их. Взять, к примеру, эту страну. Здесь хорошая и плодородная почва, народ трудолюбив, но из-за того, что идет война, все это ни к чему. Я уже видел это раньше – далеко отсюда.
– Что же вы можете сделать с этой войной, Говард? Что может сделать кто угодно?
– Без благословения Господа мы не можем ничего. Но я услышал его слова, и он велел мне ехать сюда. А сейчас я должен ждать, когда он снова заговорит со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32