Девушка понимала, что не смеет замедлять скорость даже ни на секунду, и поэтому она просвистела первые ноты «Лиллибулеро». Император копал, он выпрямился и начал радостно махать Бетси, ожидая, что она заедет к ним. Но Бетси заметила Скримпсона и, покачав головой, отправилась к своему дому. 3 Вечером Бетси рассказала отцу о том, что случилось. Ему было неприятны эти новости.— Не думай, что я боюсь его мести. Он ждет возможности избавиться от нас, и тебе это известно. Конечно, мы не умрем с голода, если он так сделает и, возможно, будет даже лучше, если мы покинем этот ужасный остров. Прошу тебя, девочка моя, не делай ничего больше, что может привести его в ярость. Мы не должны давать ему в руки козыри.— Я действительно, сказала что-то непоправимое?— С ним вообще не следовало разговаривать… и отправляться в этот дом не надо было. Он нас терпеть не может, потому что мы симпатизируем Наполеону, и император к нам хорошо относится. Не стоит его провоцировать.Позже, когда отец пил портвейн, он начал спрашивать дочь о внутренней планировке и отделке Нового Лонгвуда. Ему не удалось все повидать самому. Бетси ему подробно рассказала, и отец мрачно усмехнулся.— Кажется, это весьма приличное место. Очень жаль.— Папа, что вы имеете в виду?— Я хочу сказать, жаль, что Наполеон никогда не будет там жить.Бетси ничего не поняла.— Вы хотите сказать, что он умрет еще до переезда?— Нет, нет. В последнее время он выглядит намного здоровее. Он стал следить за своим видом, и это принесло ему пользу — он похудел, у него появился здоровый цвет лица. Нет, дитя мое, здесь другая причина. Как ты думаешь, почему правительство тратит столько денег на строительство Нового Лонгвуда?— Наверно, им стало понятно, что они несправедливо относятся к Наполеону.Бэлкум покачал головой.— Все дело в политике. Кабинет понял, что по всей стране распространяется волна сочувствия по отношению к императору. Наружу всплыла правда о Лонгвуде, несмотря на отчаянные попытки нашего отвратительного губернатора замолчать ее. Много статей печатается в либеральных газетах. Поэтому… пришлось предпринять кое-какие действия. И ответом стала новая резиденция. Теперь представь себе, что император узнал об этом и раздумывал, как обратить себе на пользу эти настроения? Я никогда не слышал, чтобы он высказывался по этому поводу, и никто в Лонгвуде мне ничего не говорил. Но мне понятно, что он надеется, что возмущение в Англии станет настолько грозным, что правительству придется перевести его куда-нибудь в другое место со Святой Елены. Этого не случится, если он станет жить в новом дворце, где будет чисто и удобно. Только ужасные условия, в которых он живет, вызывают к нему сочувствие. Поэтому он никогда по собственной воле туда не переедет. Это абсолютно точно.— И, конечно, этот бедняга Лоув опять попадет в ловушку. Он дает Наполеону возможность отказаться от переезда, потому что приказал поставить дом на самом неудачном месте. Наполеон желал, чтобы дом построили поближе к «Брайарсу».Бетси не смогла удержаться от довольной улыбки.— Но Лоув не собирался этого делать и принял окончательное решение строить в другом месте.— Поэтому дом стоит на вершине плато, где нет даже чахлого кустика, могущего дать тень. Летом там будет настолько жарко, что жить будет невозможно! Зимой злые ветра будут задувать во все уголки дома. Дом расположен на двести ярдов ближе к военному лагерю, чем прежний Лонгвуд, и каждый раз, когда он появится у окна, на него будут пялиться все солдаты и офицеры.Бэлкум остановился и удивленно покачал головой.— Почему Лоув принял подобное решение? Зачем ему давать повод Наполеону, чтобы тот мог отказаться от переезда? Он просто мог взять деньги правительства и выкинуть их в залив.— Как вы думаете, они не смогут заставить его переехать? — взволнованно поинтересовалась Бетси.— Сомневаюсь, понадобятся четверо сильных солдат, чтобы перенести его на руках. Это был бы не самый интересный спектакль. Я прав?— Почему когда вы говорите о губернаторе, у вас в голосе проскальзывают нотки сочувствия? — спросила отца Бетси.— Бетси, на это имеется несколько причин. Я приведу вам только одну. Подумайте о том, что станут говорить о нем позже!Бетси засмеялась.— И что я напишу о нем в моей книге!До сих пор миссис Бэлкум спокойно сидела за вязаньем, но в этот момент она заволновалась.— Что ты сказала, детка?— Я сказала «в моей книге».— Твоей книге! Что ты хочешь сказать, Бетси Бэлкум?— Я собираюсь написать книгу. Почему бы и нет? Все, кто его хорошо знают, так и делают. Мы вполне сможем сделать это. Разве он не приехал сюда, — она помялась, чтобы найти правильные слова, — разочарованным и побежденным человеком? Мы к нему были добры, ему было приятно в нашем доме, и он не хотел отсюда уезжать. Ему хотелось бы жить от нас неподалеку. Разве это не причина, чтобы написать о нем?Миссис Бэлкум уронила спицы на колени и в ужасе уставилась на свою дочь.— Бетси, должна признаться, что никогда тебя не понимала. Писать книгу! Такой молодой девушке? Разве это прилично? Мне так не кажется.— Мама! Что тут дурного?— И что же ты собираешься писать в своей книге? — спросил отец.В его глазах плясали озорные огоньки.— Папа, должна признаться, что я уже начала делать наброски. Мне долгое время не было чем особым заняться, поэтому я начала работать. Я написала не так много. Действительно, это пока только наброски, и, возможно, они не очень важны и я не смогу стать хорошим писателем.— Зачем тогда пробовать? — спросила мать.— Бетси, что ты собираешься сказать в этой книге о сэре Хадсоне Лоуве? — спросил ее отец.— Если я вообще стану о нем писать, то всем станет ясно, что он у меня не вызывает симпатий. Папа, я постараюсь быть благоразумной и оставлю в стороне политику. Глава вторая 1 Прошло несколько недель, во время которых суровый губернатор не сводил осуждающего взгляда с семейства, проживающего в «Брайарс». По прошествии некоторого времени Бертраны опять пригласили Бэлкумов на ужин. Им объяснили, что Наполеон не будет присутствовать. Джейн отправилась на очередной прием, и Бетси уговорила мать позволить ей надеть самый красивый костюм, который ей изготовила миссис Кристи Димкуззен. В костюме хорошо обыгрывались военные мотивы. Он был сшит из материала черного цвета, и пуговицы кончались высоко на шее, а на плечах прикрепили забавную имитацию военных эполет. Юбка по контрасту была удивительно женственной и пышной, как у танцовщицы.— Мадемуазель, — сказал Бертран, целуя Бетси руку как взрослой. — Будем надеяться, что после ужина нас посетит император. Ему очень понравится военный мотив вашего наряда.— Он придет, господин граф, — шепнула ему Бетси. — Когда мы ехали в этой ужасной повозке, я заметила солнечный зайчик, и мне кажется, что он следил за нами через подзорную трубу.— У нас будет ранний ужин, — объявила мадам Бертран, беря под руку миссис Бэлкум.За ужином хозяин извинился за поданное красное вино с резким вкусом.— Его обожает император, и сегодня он пополнил запасы.— Я обратил на это внимание, — сказал господин Бэлкум, — оно из Кадиса, не так ли?Бертран кивнул головой.— Он просто обожает это вино и приказывает сразу подавать на стол и отсылает несколько бутылок нам. Вам оно нравится?Гость сделал глоток.— Вообще-то я привык к портвейну…— Правильно, — захохотал Бертран. Он говорил медленно, не совсем хорошо объясняясь по-английски. — Не стоит больше ничего говорить. После десерта мы выпьем портвейн.Портвейн прибыл, и господин Бэлкум расслабился, но вдруг до них донесся шум из комнаты, где находились дамы. Младшие девочки Бертранов что-то воскликнули, потом — голос Бетси.Ночь пришла нежданно, как это бывает только в тропиках, и звезды не могли осветить пространство между домом Бертранов и Лонгвудом. Из дома Лонгвуда вышла небольшая группа людей. Впереди — трое слуг с горящими факелами. За ними — Наполеон, а за ним Перрон со свертком, завернутым в бархат под рукой. Совсем недавно умер Киприани, и Перрон занял его место, прислуживая императору.На Наполеоне был надет сюртук, который он только что получил от портного. В нем он казался выше, что, конечно, было результатом пылкого желания похудеть. Он выглядел весьма подтянутым. При свете факелов его лоб казался выше и белее. Походка была быстрой, и в ней не осталось тяжести и неторопливости, когда он с ленцой прохаживался по территории Лонгвуда.Бетси почувствовала, как у нее сжалось сердце. Никогда прежде он не выглядел таким внушительным и… романтичным. В первый раз она поняла, почему женщины не могли противостоять ему и почему он очаровывал людей даже в покоренных странах. Она решила, что таким был Наполеон, когда мимо него проходила гвардия и солдаты восклицали. «Идущие на смерть, приветствуют тебя!»«Как он чудесно выглядит, — подумала девушка. — Он мне совсем не кажется старым!»В этот момент она вспомнила, о чем ей говорила Леди в Вуали:«Вы по уши влюблены в Героя».Сейчас она понимала, что ее чувства по отношению к императору были несколько иными. Возможно, она им увлеклась. Об этом ее тоже предупреждала Леди в Вуали.«Я не должна этого делать, — решила девушка. — Я должна быть разумной, и мои чувства не могут взять верх надо мною».Когда группа повернула к воротам, Наполеон взял у слуги один из факелов и описал над головой красивую широкую огненную арку. Он даже изобразил балетное па. Но в этот раз движение было легким и изящным.«Что случилось? — подумала девушка, приближаясь к окну. — У него чудесное настроение. Я никогда не видела его таким».Такое настроение было также и у маршала. Если бы кто-то попытался за ним понаблюдать, то заметил, как на лице Бертрана отражались чувства императора. Но никому это и в голову не пришло сделать. Дамы столпились у окна, а Вильям Бэлкум отнес бокал в столовую и поставил его на стол.«Ни на кого не может так хорошо повлиять это ужасное испанское вино», — подумал он про себя.Войдя в небольшую гостиную, Наполеон поцеловал руку хозяйке дома.— Дорогая, вы очень добры и тактичны и позвали к себе только приятных мне людей.Он задержал руку на плече Бертрана. Бетси внимательно наблюдала за ними, и ей стало ясно, что у них была какая-то общая приятная тайна. Глаза у них блестели. Она сама начала волноваться, не понимая, в чем тут дело. Почему вдруг разгорелись пухлые щечки Бертрана?Наполеон позвал Перрона и взял из его рук сверток. Это оказался футляр из розового дерева. В нем находилась шестиструнная гитара. Наполеон вынул инструмент и показал его всем присутствующим.— Эта гитара принадлежала моей сестре, и она прислала ее мне до того… как я покинул Париж. Господи, как же хорошо она играла! Она была в этот момент прелестна. Моя прекрасная Полина не была хорошей музыкантшей. Тоже самое относилось к императрице. Жозефина играла на арфе лишь одну мелодию, да и ту — весьма плохо.Надеюсь, что сегодня вечером, все будет наоборот, — продолжал император, — Бетси-и, я слышал, как вы играли у себя дома, и мне кажется, что у вас это неплохо получалось. Вы сможете что-либо исполнить на этом инструменте?Бетси взяла в руки гитару, коснулась струн и провела рукой по гладкой поверхности. Она прикасалась к инструменту бережно и ласково.— Какая чудесная гитара. Боюсь, что она слишком хороша для моих весьма средних способностей. Джейн играет лучше меня.— Джейн здесь нет, — император повернулся к мадам Бертран. — Я слышал, что вы собирались играть в вист. Вас как раз четверо, и вы все играете лучше меня. Мне хочется послушать, как Бетси-и попробует сыграть на гитаре.Все действительно собирались играть в вист, а Бетси с императором отправились в полумрак маленького садика. Ее твердой рукой направлял туда император. Они уселись под деревом. Юбка девушки раскинулась у ее ног широким веером и скрыла кресло полностью. В полумраке казалось, что Бетси парит в воздухе.— Я волнуюсь, сир. Я действительно не очень хорошо играю на гитаре, а это — чудесный инструмент.Наполеон не сводил взгляда с лунного лучика, волшебно расцвечивающего ее волосы, скрепленные узкой темной бархатной ленточкой.— Этому инструменту повезло. Его всегда ласкают руки прекрасных женщин. Бетси-и, вам не стоит быть слишком скромной. Я хочу вас послушать.Бетси начала перебирать струны и заиграла знакомую мелодию.— Это французская песня, — заявил Наполеон.— Песня Дюнуа, вам она должна быть хорошо знакома. По-моему, ваша племянница королева Гортензия Голландская помогала написать эту вещь.Наполеон попытался вспомнить, а потом кивнул головой.— Да, вы правы. Гортензия придумала мелодию. Она была более музыкальной, чем ее мать. Но почему-то эту мелодию начали использовать роялисты, и мне было неприятно ее слушать. Но мелодия вполне хороша. Спойте для меня.— Мне известен отрывок песни. Я сыграю всю мелодию и спою ее самый конец.Она начала уверенно играть, а потом запела по-английски:
«Бессмертная королева Небес,Исполни солдатскую молитву.Пусть стану я рыцарем смелым.И сердце красавице отдам,Пусть буду я рыцарем смелымИ сердце красавице отдам».
Наполеон не сводил с девушки глаз. Казалось, что он упивался прелестью юной красавицы.— Малышка, у вас голос стал гораздо лучше. Но вы вообще настолько изменились, что я не могу поверить, что все случилось за такое короткое время. Как понять: у французской песни — английские слова?— Кажется, ее перевел сэр Вальтер Скотт.— Значит, так появляются песни на вашем невежественном острове?— Пожалуйста, сир! Такой прелестный вечер… Неужели вы не можете более вежливо говорить о нас?Наступило молчание, а потом Наполеон вздохнул.— Вы не должны на меня обижаться из-за того, что я говорю колкости. Мне больше ничего не осталось.— Вы хотите, чтобы я спела английскую песню? Она совсем новая и мне нравится.Император утвердительно кивнул, и из-под пальцев девушки полилась печальная мелодия.
«Арфа когда-то наполняла залы ТарыЗвуками музыки.Сейчас она молчит и висит на стенах Тары,И все кругом мертво.Так гордость прежних днейИ нашей славы закончились, умолкли насовсем.Сердца, что прежде бились сильно от похвал,Теперь молчат».
— Я слышал, как Грассини пела эту песню, — заявил император. — Только тогда она пела по-итальянски. Мелодия весьма приятная, и вы поете ее с чувством.— Грассини? Она была среди остальных?Наполеон кивнул головой.— Она оказалась такой надоедливой, потому что требовала, чтобы я признал перед всем миром, что она стала моей путеводной звездой. Я сказал «Нет!» и перестал ей снимать дом на рю де Шантерен.Бетси была в шоке.— Рю де Шантерен! Тот же самый дом?— Нет. Она сейчас в России, как мне кажется. Конечно, я ее хорошо обеспечил.Оператор поднялся на ноги, взял гитару из рук девушки и положил ее в футляр розового дерева, а потом снова занял свое место. Наступила тишина.— Бетси-и, вы мне доставили удовольствие музыкой. Но мне хотелось с вами поговорить. Это очень серьезный разговор, моя малышка. Очень серьезный. Вы превратились в прекрасную, юную женщину. Мне приходилось встречаться со многими красавицами, но вы, — он быстро улыбнулся, — но вы — самая прелестная из чудесных красавиц. Красота дает большие возможности, но налагает и огромную ответственность. Вы — умны и хорошо владеете языком, чтобы выражать то, о чем вы думаете. Вы можете подняться на большие высоты.— Сир, — возразила Бетси. — Как может женщина достичь высот в совершенно мужском созданном вами мире?Он стал очень серьезен.— Это относится ко многим женщинам. Они обычно выходят замуж и должны стать хорошими женами и растить детей. Но вы станете признанной красавицею, куда бы вы ни отправились — в Париж, Вену, Рим, Лондон и даже Нью-Йорк. Я буду разочарован, если вы не достигнете тех высот, которые я для вас рисую в уме.Не так сложно предсказать, что случится на маленьком острове, где все подходящие для брака мужчины — если только кого-то из них так можно назвать — являются английскими офицерами. Вы сразу станете победительницей, и они столпятся у вас на крыльце и станут болтать о каких-то глупостях. Но ни один из них не достоин вашего мизинца. Я понимаю, что вы должны танцевать и немного флиртовать, но я очень рассержусь — нет, я буду вне себя от ярости — если вы увлечетесь кем-нибудь из них! Вы не должны ни о ком из них думать серьезно!— Но, сир, — заявила Бетси. — Что если жизнь сложится так, что я никогда не покину этот остров? Вполне возможно, что мое семейство навсегда останется здесь.— Нет, нет! Даже и не думайте! — воскликнул Наполеон. — Вы должны верить в судьбу. Если вы будете верить, вас ждет шанс. Вспомните о дамах, игравших крупные роли в мужском мире. Чудесная леди Холланд в Англии, мадам Сталь Мадам Сталь — Анна Луиза Жермена де (1766 — 1817), французская писательница, теоретик литературы. В романе «Дельфина» (1802) и «Коринна, или Италия» (1807) — романтические героини, проповедующие свободу чувств и свободу личности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52