Лагранж за ноги оттянул трупы в кусты, а потом долго оттирал ладони листвой и чертыхался:
— И надо же было так извозиться! Где они шатались? Надо было их валить сразу.
— Так чего же ты ждал? — спросил Хезелтайн, закурив.
— Боялся, что их много. А они ждали, когда мы проедем, чтобы стрелять в спину. Мексиканцы, они и есть мексиканцы. Думаете, они дали бы нам отъехать? Дали бы — ровно на пять шагов. А потом бы сняли, как голубей с ветки. И сели б на наших лошадок. Ну, всё, дальше поедем спокойно. Я чуял, что придется пострелять.
— Как почувствуешь снова, дай знать, — сказал Хезелтайн.

33
Мараньон

— Добро пожаловать в Мараньон, — сказал майор Кардосо, остановившись перед шестом, на который была насажена отрезанная голова.
Илья подъехал ближе, рассматривая фуражку, чудом державшуюся на запыленных свалявшихся волосах.
— Черная кокарда. Это что-то означает?
— Офицер правительственных войск.
— Дня три торчит, не больше, — авторитетно заявил Рико. — За неделю обклюют все до кости.
— Ну, и что дальше? — спросил Остерман. — Нас не встретят залпом?
Дорога поднималась вдоль обрыва на холм и упиралась в частокол. Над заостренными жердями иногда показывались широкополые шляпы. Илья понимал, что за ним сейчас наблюдают — возможно, через прицел — и старался показать, что преисполнен мирных намерений.
Там, за забором, находились земли, которые принадлежали крестьянам из деревни Мараньон. Мирные пеоны должны были переселиться отсюда еще тридцать лет назад. Но до сих пор полагали, что земельная реформа не про них писана. Чиновники, присылаемые из города, не возвращались обратно. Карательный отряд, посланный два года назад, даже не дошел до деревни — его всего за три ночи полностью истребили по дороге. Весной этого года сюда направили полк. Но он столкнулся с таким ожесточенным сопротивлением, что вскоре был переформирован в батальон, и теперь делал вид, что держит деревню в жесточайшей блокаде.
— Я бы послал парламентера, — с сомнением протянул Кардосо. — Да только захотят ли они разговаривать с чужаками?
— Пускай Хуан идет, — сказал Рико. — Этот жук любого разговорит. Без мыла в задницу залезет.
Они вернулись к каравану, который вытянулся ниже по дороге. Илья решил идти вместе с Хуаном. Мараньонцы — народ гордый, и если уж они согласятся на переговоры, то только на самом высоком уровне. А Хуан, как ни ряди, тянул только на адъютанта.
Остерман снял оружейный пояс и отдал его Инес. Хуан тоже разоружился, с видимой неохотой.
— Может, возьмете белый флаг? — спросил Мануэль. — Я слышал, это принято на войне.
— Нет, — отказался Илья. — Мы не противники. Да и у кого ты найдешь чистый носовой платок?
Идти без оружия было удивительно легко, но весьма неприятно. Особенно когда в бойницах частокола показались стволы винтовок.
— Стоять на месте! — крикнул невидимый мараньонец. — Кто такие? Откуда идете?
— Я Хуан из Лас-Галинас! Со мной еще беженцы из Паломитаса, шесть семей, женщины да детишки! А идем мы в Сан-Педро, что в долине Горячих Камней! Переселяемся! Деревни наши сожгли, землю отняли, вот мы и…
— Землю можно отнять только у мертвеца! — презрительно перебил его мараньонец. — А кто это с тобой?
— Это? — Хуан почтительно повернулся к Илье. — Это наш командир.
— Я буду говорить со старшим, — сказал Остерман веско.
— О чем?
— Он тебе потом расскажет, если сочтет нужным.
— Ну, иди поближе, если ты такой важный.
Приближаясь к частоколу, Илья вовремя заметил в сухой траве низко натянутые ряды колючей проволоки. Очень трудно сохранять достойный и независимый вид, когда приходится задирать ноги, словно журавль. Но ему это удалось.
Над забором показалась усатая заросшая физиономия под солдатской фуражкой — точно такой, как на отрезанной голове, только с самодельной жестяной кокардой белого цвета. Мараньонец небрежно облокотился на колья и улыбнулся:
— Зря ты так долго возился, амуницию снимал. Мы тут никого не боимся.
— Да надоело таскать такую тяжесть, — улыбнулся в ответ Илья. — Уже вторую неделю сплю в обнимку с винтовкой.
— И как зовут винтовку-то? Я про ту красотку в штанах.
— Я вас, может быть, познакомлю. А может быть, и нет.
— Сначала сам назовись.
«Это не так просто», — подумал Илья Остерман. В разных местах его называли по-разному. В Нью-Йорке он перевел свое имя на английский, и стал Билли Истменом, А здесь…
— Зови меня Гильермо, — сказал он. — Гильермо Ориентес.
— Ну, а я Панчо Лопес. Начальник заставы,
— Ты, наверно, слышал, что сказал Хуан? Мы направляемся в Сан-Педро. И очень торопимся. Потому что за нами следом двигаются ужасно неприятные типы.
— Много их?
— Теперь уже меньше, чем было до Паломитаса.
— Так это вы там нашумели?
— Было дело.
— Подожди минутку, амиго.
Минут через пять Лопес показался снова. Он перекинул через забор жердь с поперечинами и спустился по ней.
— Отойдем, Гильермо, — сказал он, понизив голос. — Не говори при друзьях то, чего не должен знать враг.
Начальник заставы был худым, даже истощенным. Залатанный офицерский китель болтался на нем, как на вешалке. Но ступал Панчо легко и быстро, как бы не замечая тяжести двух патронташей, кольта на поясе и винтовки на плече. Сначала Илье показалось, что Панчо намного старше его. Но когда Лопес улыбался, становилось ясно, что они ровесники. Его старили ввалившиеся щеки, седая щетина на скулах и скорбные морщины, но белозубая улыбка возвращала ему молодость.
— Не хочу тебя огорчать, Гильермо, но вам придется свернуть в сторону. За Мараньоном на всех дорогах стоят войска. Таких, как вы, они хватают и под конвоем гонят на станцию. Три дня пути. Кто дойдет, тех грузят в вагоны и увозят на юг. А вы, как я вижу, собрались совсем в другую сторону. — Панчо поглядел на дорогу, где вокруг остановившихся фургонов бегали ребятишки. — Так что бросайте свои телеги, перегружайте все на мулов и лошадей да топайте в горы.
— В горах мы уже были. Только что спустились. Еле-еле прорвались. Четверых похоронили.
Панчо в задумчивости водил пальцем по патронташу, щелкая ногтем по гильзам.
— Я бы мог вас впустить, но вам же лучше будет, если вы свернете.
— Почему?
— Да потому что за наших я не ручаюсь. Народ малость озверел. Обчистят вас до нитки. Голодаем мы, Гильермо. Собак съели. Рис по зернышку считаем.
— Мы можем поделиться, — сказал Илья.
— А что толку? Сдохнем на неделю позже, — невесело усмехнулся Панчо. — Смертники мы, понял? Смертники. Ждем, поскорее бы начался штурм. А солдаты трусят, не атакуют. Там, в Паломитасе, солдаты были?
— Нет. Какие-то бандиты. Из Аризоны.
— Наши ждут, что сюда придет подкрепление. Говорят, Маноло-Мясник к нам пробивается. И другие тоже. Ничего не слыхал по дороге?
— Маноло?
«Уж не про нас ли он говорит? — подумал Илья. -Растяпа Мануэль превратился в Маноло-Мясника?»
— Он наделал шуму в Аризоне, — продолжал Панчо. — Гринго силком увезли его сестер в притон. Так он их догнал. Разгромил ранчо, перебил десяток рейнджеров, захватил оружие, патроны. Наши ждут его со дня на день. Когда придет, будем прорываться. А если он не успеет, тогда… — Панчо засмеялся: -Тогда тоже будем прорываться. Хочешь, отправь баб в горы, а сам оставайся. Тут весело будет.
Илья размышлял ровно две секунды. Путь в горы для них был отрезан. А прорываться лучше в хорошей компании.
— Бот что, Панчо. Ты пока не говори своим друзьям. Чтобы враги ничего не узнали раньше срока. Но Маноло-Мясник уже здесь.

Слава о подвигах Маноло-Мясника докатилась до Мараньона с неслыханной скоростью. Миновав заставу, караван через полчаса въехал в поселок, и местные жители уже сбежались, чтобы встретить его.
— Вива Маноло! Вива Гильермо! — кричали мальчишки на крышах.
«Наверно, бдительный Панчо все-таки не выдержал, проболтался», — подумал Илья.
— Какие худенькие все, — проговорила Инес. -А кто такой Гильермо?
— Это они меня так окрестили, — признался Илья.
— Вива Гильермо! — насмешливо повторила девушка. — Смотри не загордись. Как они на нас смотрят!
— Они смотрят на мешки с мукой за нашими седлами.
— Я готова им все отдать! Смотри, у них же одни глаза остались. А ручонки, как прутики…
Они остановились возле церкви. Здесь, на площади, их ждали, Священник в линялой сутане, опоясанный патронташем, поднял руку с крестом, приветствуя Илью.
Инес зашептала:
— Подойди к нему, поклонись, поцелуй руку…
— Это обязательно? — не шевеля губами, спросил Остерман, которому всегда были противны всякие церковные штучки.
На счастье, его опередил майор Кардосо. Он первым соскочил с коня, опустился на колено перед священником и коснулся губами протянутой руки. А затем встал рядом с ним и обратился к толпе:
— Доблестные мараньонцы! Слава о ваших победах гремит по всей Соноре!
Это было явное преувеличение, потому что о мятежной деревне майору только вчера рассказал кум Хуана. Но Кардосо добился, чего хотел. Лица слушателей посветлели, мужчины распрямились, и даже орущий младенец вдруг замолчал.
— Мы шли к вам по опустевшей земле, где остались только солдаты, которые трясутся от страха! Они справились с беззащитными женщинами и стариками, но им никогда не справиться с теми, кто с оружием в руках защищает свою землю! — Майор потряс кулаком над головой. — Вива Мараньон!
— Вива Мараньон! — нестройным эхом откликнулась толпа.
— Мы тут кое-чем разжились по дороге, — уже безо всякого пафоса сказал Кардосо. — Святой отец, не возражаете, если разгрузим припасы в храме? А потом все поделим…
Будь у мараньонцев побольше запасов еды и патронов, они могли бы держать оборону не только от полка, но и от целой армии. К поселку вели две дороги — одна по самому краю обрыва, а другая лежала в узком ущелье — и обе они были перекрыты хорошо укрепленными заставами. Сам же Мараньон располагался между гор. С двух сторон на крутых склонах были поля и огороды, а с третьей стороны — пропасть, в которую низвергался водопад.
Правительственные войска занимали позиции внизу, за хребтом. Конечно, они могли бы подняться в горы, чтобы атаковать поселок с флангов, но это потребовало бы слишком больших усилий. Гораздо легче перерезать дороги, сжечь поля и уморить мятежников голодом. Нищие крестьяне были недостойны того, чтобы затевать против них полноценную войсковую операцию.
Возможно, армейские стратеги думали бы иначе, если бы знали, что в Мараньоне нашел убежище сам генерал Борхес, уже много лет боровшийся против диктатуры Порфирио Диаса.
Он принял гостей в своем штабе, расположенном в здании церковной школы.
В просторной комнате вдоль стен выстроились несколько вооруженных крестьян. Они, видимо, считались командирами, судя по тому, что патронташи были крест-накрест надеты поверх трофейных офицерских кителей.
Генерал полулежал на лавке, укрытый полосатым пончо. Его ветхий мундир выгорел добела и был искусно залатан в нескольких местах, но бронзовые пуговицы сияли даже в полумраке.
Майор Кардосо, представившись, щелкнул каблуками. Илья вежливо приподнял шляпу, а Кирилл только коснулся полей кончиками пальцев.
На изможденном лице генерала мелькнуло подобие улыбки:
— Ранение не позволяет мне приветствовать вас по всей форме. Но кто из вас троих Маноло-Мясник?
— Он сейчас занят раздачей продуктов, — сказал Илья. — В нашем маленьком войске Мануэль занимается хозяйством…
— А вы?
— А мы и есть войско, — усмехнулся Остерман.
— Что ж, три свежих бойца — отличное пополнение к моим сорока пяти воинам.
— Сорока пяти? Мне показалось, в поселке их не меньше трех сотен, — осторожно заметил Кирилл.
Генерал только рукой махнул:
— Это крестьяне. Конечно, они понемногу занимают место в строю, когда мы несем потери. Но это — не воины. Каждый должен заниматься своим делом.
— Генерал, разрешите доложить! — Кардосо расправил плечи. — Кроме нас троих в отряде еще пятеро вооруженных мужчин, а также пять девушек, обученных обращению с винтовками системы «маузер». Имеется также некоторое количество винтовок, револьверов и патронов. Принимая решение идти на прорыв, вы можете распоряжаться нами, как отдельным подразделением.
— Прорыв? — Генерал Борхес поглядел в узкое окно. — Все говорят мне о прорыве. Но никто не говорит, куда нам прорываться. Может быть, я услышу это от вас? Что вы видели по пути? Что вы могли увидеть, кроме брошенных деревень и вытоптанных полей? Вся приграничная зона превратилась в мертвую землю. Если прорываться, то так, чтобы дойти до Мехико и свергнуть Диаса. Но для этого у меня пока недостаточно сил. Даже с учетом вашего подразделения.
— Что же вы намерены делать? — спросил Илья.
— Ждать штурма. Он будет губительным для войск. — В голосе генерала появились металлические нотки. — Мы нанесем врагу такие потери, что уцелевшие солдаты сочтут за великое счастье перейти на нашу сторону. Так я воевал в Дуранго, так одержу победу и в Соноре.
— Мы победим! — в один голос воскликнули «офицеры».
— Да, мы победим. Или погибнем, что одно и то же, — уже без воодушевления продолжал генерал. — Куда вы направлялись?
— В долину Горячих Камней, — ответил Илья. — Оттуда были похищены несколько девушек для борделей в Тирби. Мануэль, которого тут называют Мясником, освободил их. И теперь мы хотели бы доставить их домой. Но…
Генерал Борхес поднял руку, останавливая его:
— Я знаю о вашей миссии. Если вам это удастся, вы окажете огромную услугу делу освобождения Мексики. Народ нуждается в добрых вестях. То, что мы держим здесь оборону, — это добрая весть. Но девушки, которых мексиканцы вырвали из лап гринго, — это очень, очень добрая весть. Долина Горячих Камней… Это не так и далеко. Жаль только, что она на севере, а не на юге от нас… Полковник Гарсия! Какие силы противника стоят на северной дороге?
Один из «офицеров» поднял глаза к потолку, пошевелил губами и выдал ответ:
— В прошлый раз мы насчитали там сорок человек на двух постах.
— А сколько времени понадобится каравану, чтобы попасть в долину Горячих Камней?
— Двух дней хватит. Если знать дорогу через горы.
— Хорошо. — Генерал прикрыл глаза. — А теперь идите к своим людям и оставьте меня наедине с нашими гостями.
Когда «офицеры» удалились, Борхес обратился к майору:
— Итак, что вы видели по пути сюда?
— Мы двигались в горах, а вас, видимо, интересует обстановка на направлениях возможного прорыва? Мои сведения скудны. Население бежит из деревень в горы. Это может быть признаком того, что приближается армия. Мы не обнаружили присутствия или следов воинских частей. Но в пограничной области действуют полувоенные формирования из Аризоны, общей численностью до сотни всадников. Насколько мне известно, их задача — уничтожить банду Маноло-Мясника.
— Неплохое пополнение для шакалов Диаса, — сказал генерал. — Они обложили меня со всех сторон. И теперь будут не прочь задушить Мараньон чужими руками. Может быть, вы хотя бы слышали что-нибудь о других восставших деревнях? О бунтующих шахтерах? О мятежных индейцах?
— Нет, не слышали.
— Что ж, значит, помощи ждать больше неоткуда. Нам остается только одно… — Борхес повернулся к Остерману с Кириллом: — Вы говорили о нескольких девушках. Но мне докладывают, что с вами прибыл целый караван.
— Эти крестьяне присоединились к нам по пути. Они решили переселиться в долину Горячих Камней.
— Если вы пробудете здесь еще хотя бы неделю, ваш караван увеличится. Жители Мараньона готовы уйти хоть на Луну. Вы готовы принять их в попутчики?
Илья посмотрел на Кирилла, и тот кивнул.
— Мы готовы, — сказал Остерман. — Но караван не пройдет через горы. А дороги, насколько я понял, перерезаны войсками…
Борхес поманил их к себе, положил на стол кусок оберточной бумаги и принялся что-то чертить на нем карандашом. Подойдя ближе, Илья увидел схему местности.
— Ни слова, — предупредил генерал, не прекращая быстро наносить на схему стрелки и кружки.
Одна стрелка вытянулась вдоль линии с надписью «Северная дорога». Она упиралась в треугольный флажок, под которым значилось «40». Борхес перечеркнул его и решительным штрихом провел стрелку сначала вдоль дороги, а затем в сторону, через зубья гор, к правильному овалу, в центре которого нарисовал новый флажок, на этот раз квадратный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35