Я позволил себе заглянуть в чемоданчики и узрел портативную аппаратуру. Вирджиния, говоря о чудной природе и погоде, жестами показала, чтобы я сохранял спокойствие — ничего страшного не происходит. Ничего себе не происходит? Кажется, я окончательно и невозвратно вляпался в дерьмецо нашей действительности. Подозреваю, что наша с Вирджинией случайная встреча под осыпающейся сухой елочкой была далеко не случайная.
— Так есть в этом доме текила, мать её так? — решила отвлечь меня от печальных размышлений неуемная бестия. — Или Алоиз, паразит, всю выдул?
— Пойду, поищу, — обреченно сказал я, притомившись от абсурдисткой постановки, — на кухне.
— I love you, baby! — послала воздушный поцелуй.
— Ага, — зачесал затылок, будто там копошился взвод вошек.
Что происходит, Чеченец, задал справедливый вопрос своему отражению, скачущему по кухонной утвари и стеклам, как шкет по лужам. И не получил ответа, ища в холодильнике и шкафах проклятую текилу. Ее не было; верно, Вирджиния была права в своем предположении насчет алоизных проделок.
Вирджиния-Вирджиния; если с меня снимут обет молчания, я скажу все, что думаю. А что я, кстати, думаю? Ничего, кроме одного — меня уносит в открытое бушующее море; и неизвестно куда прибьет — к песчаному бережку, по которому легкомысленно тетешкается веселый дедок в домотканой рубахе, напевающей песенку, или ещё куда?
Вернувшись с бутылкой клопиного коньяка и апельсинами, я обнаружил в гостиной кардинальные изменения мизансцены: два работника умственного труда занимались тем, что гуляли по комнате и запускали руки во всевозможные потайные местечка — под стол, стулья, в горшки с цветами, за картины, под ковры.
Бутылка выпала из моих рук, но удачно — на ногу Варвары Павловны. Она громко выматерилась, вспомнив мою маму, разрезающую, быть может, очередную человеческую тушку на операционном столе, и я понял, что можно говорить, как и прежде.
— Что за……., вашу мать?! — заорал я не своим голосом. — Можно объяснить все человеческим языком.
— А вот что! — и брызнула на стол маленькие штучки, похожие на миниатюрные наушники.
— Что это? — изумился.
— Жучки, родной, то есть подслушивающие устройства.
Я сел — стоять было выше моих сил. Более того, полностью лишился дара речи, чувствуя себя павианом на амазонской лиане.
Вирджиния заметила мое состояние, улыбнулась, плеснула коньячной бурды в хрустальные фужеры:
— Будем здоровы!
— А?..
— Алеша, для душевной анестезии!
И я заглотил жидкость без вкуса и запаха, точно артезианскую водицу. Мир не изменился и по-прежнему был напичкан загадками и таинством? Опять же „жучки“ на столе — знак нашего криминального бытия.
С брезгливостью цапнул одного из них, будто живую гниду. Вирджиния засмеялась — не бойся, он уже не кусается, и спросила разрешения погулять её боевым товарищам по дому.
Я, находившийся в легкой прострации, лишь развел руками — все к вашим услугам, господа. Потом я и Варвара Павловна начали беседовать на отвлеченные темы, но про нашу жизнь. С коньячком, чтобы прояснить общую картину мироздания. То есть со стороны весь наш разговор был похож на бред умалишенных.
— Ты кто?
— Вирджиния.
— А я кто?
— А ты Алеша Иванов по прозвищу Чеченец.
— А у тебя какое прозвище?
— В смысле?
— Как тебя зовут… твои же б-б-боевые товарищи?
— Майор ФСБ…
— Где?
— Кто?
— Майор ФСБ?
— Он перед тобой.
— Врешь, — твердо сказал я. — Я вижу только тебя.
— Я и есть майор. Только не надо задавать вопросы?
— Какие?
— Может ли быть, женщина под полковником?
— Не понял, — признался я. — Давай лучше выпьем на троих.
— На троих?
— Ну, я, ты, майор, и твой полковник, под которым ты… Где он, кстати?..
— Алешка, ты разморился, — засмеялась, накрыла пледом. — Подрыхни пока, поговорим после…
— Все это мне снится?
— Спи, дурачок…
И я провалился в лунку небытия; так, наверно, грешники ухают в тартарары, к сатане на закуску.
Ууух! Не знаю, сколько по времени продолжался мой полет во мраке прямой кишки мироздания, да все имеет свой конец, в смысле окончание впереди забрезжил блеклый светильник: у врат рая или у заслонки геенны огненной?
Узнать я не успел — какая-то инициативная и потусторонняя сила буквально выплюнула меня, фекашку, из заднего прохода Макрокосмы, мол, не торопись, сукин сын, к вечности, ещё помучайся на этом свете…
И я проснулся, обнаружив себя в кресле. В углу мягким болотным цветом отсвечивал торшер. За окнами угадывалась глухая ночь. Напольные часы прохрипели полночь. В пересохшем рту гнездились клопы.
Чертыхаясь, отправился на кухню, чтобы найти дифлофос для поднятия тонуса. Нет, так жить нельзя? А как надо? Кто ответит на этот детский вопрос? Но самый вопрос вопросов: где мои дорогие гости? Или все это очередной дурной сон, который надо немедля позабыть.
Оказалось, не сон: на мой шум явилась Вирджиния, Верка, Варвара Павловна. Вела себя привычно и спокойно, точно была законной, осточертевшей до печенок супругу супругой.
По её утверждению, я выдул всю бутылку коньяка, она лишь успела приласкать стопочку.
— На то были свои причины, — туманно заметил я.
Мы сели за стол. Я поставил перед собой лоханку со льдом и принялся колоть его стальным штырем. От моих яростных ударов восстали, полоумно забрехав, все окрестные собаки. Когда я малость приустал, Вирджиния спокойно поинтересовалась моим состоянием?
— А какое оно может быть, как ты сама думаешь?! — начал драть горло, глотая куски льда. — Я устал! От всех вас! И от себя тоже! Почему? Потому, что я — это не я! Ха-ха! Я — Чеченец, ты это понимаешь? Меня нет — есть только тень по имени Чеченец! Да, что я?! Ты? Моя ненаглядная! Сто лет тебя не было. И вот, пожалуйста, заявилась! Но это не ты, моя хорошая!.. А кто?.. Почему мы живем, как в театре масок? Не жизнь — а тарарамбурия с говном на лопате!..
Такая вот избитая, как котлета, некрасивая истерика. Что там говорить, устал сражаться с фантомами и решать бессмысленные ребусы, которым не было предела.
А что Вирджиния? Она вела весьма оригинально: заливалась от хохота, как дурочка с переулочка. О чем я ей и сказал, о дурочке. Мог и не говорить — не сдержался, умаявшись душевной смутой.
— Ох, Алешка-Алешка, — проговорила моя первая женщина. — Каким ты был…
— Я ещё есть, — вспыхнул последний раз.
— Все мы есть, — взяла из лоханки кусочек льда, сжала её в ладони, помедлила. — А потом нас…. нет, — рассажала ладонь: ледышка таяла, как айсберг в теплых атлантических водах. — Мокрое место…
— А вот и нет, — не согласился. — Мы все есть… мы — бессмертны… пока живы и даже потом… если кто-то будет помнить о нас…
— Эх, ты, бессмертник мой, — взбила рукой мой чубчик. — Твоими устами… Но вернемся на грешную землю…
И мы вернулись — лучше бы этого не делали. Я узнал такое, что вся моя предыдущая жизнь показалась мне же рваным газетным клочком в общественном сортире.
Мои опасения о том, что я лишь пыль, выражусь так, на сапогах истории полностью подтвердились. Правда, удивляет факт моей жизнестойкости. Здесь, как выяснилось, мне просто фатально повезло. Так сказать, счастливое стечение обстоятельств, в противном случае я, по мнению мой собеседницы, уже должен был находиться в состоянии питательного брикета и кормить подземную прожорливую фауну.
Беседовали мы долго, до мутного рассвета. Я был тупее табурета и все время задавал вопросы. Вирджиния терпеливо отвечала на них; хорошо, что у неё был практический опыт работы со школьными оболтусами. Потом она сама задавала вопросы, и я отвечал на них, как юный пионер перед лицом своих товарищей.
После того, как уяснил на каком свете проживаю и что от меня, собственно, все хотят, то почувствовал необычайное, прошу прощения, облегчение. Так ощущает себя первомайский шарик, когда вырывается из детских рук в свободную и чистую ввысь. Все выше и выше — на воле и смерть красна!..
— Ну? — спросила Вирджиния, понимая невротическое состояние человека, готового идти в бой. — Как самочувствие?
— Полет нормальный, товарищ майор, — ответил я. — Приказ родины будет выполнен.
— Не сомневаюсь, — хмыкнула. — Тогда вперед, товарищ гвардии рядовой.
— Есть вперед, — щелкнул пятками. — А куда именно?
— В койку!
— Это приказ?
— Это убедительная просьба, — и придушила в объятиях, чтобы я не дай Бог не вырвался в стратосферу, как дурновой, воздушный шарик.
Интересно, успел подумать я, как отнеслось бы к постельной фривольности офицерши непосредственное её руководство, узнав о связи с гвардии рядовым 104-й дивизии ВДВ? Полагаю, поощрило бы за ладную работенку с человеческим материалом. А-то что работа была проведена великолепно — нет никаких сомнений. Я чувствовал себя пластилином в умелых и энергичных руках мастера своего непростого и секретного дела.
Слюдяная картинка сложилась отменная. Камушек к камушку. Любой глаз бы порадовался красоте неземной, кроме моего. Слишком уж ярок для него свет мерцающих смертью камней.
Проще говоря, я угодил в самое пекло смертельной схватки двух могущественных кланов в стране, которые занимались бизнесом, связанным, как я сам знал, наркотиками. А это, как известно, самая прибыльная коммерция. И тот, кто контролирует поставки, скажем, героина, и есть истинный хозяин на широких российских просторах.
Мои жалкие и любительские трепыхания ими бы и остались, да где-то там, в поднебесье власти, возникли глобальные подвижки, в результате начался новый дележ сладкого пирога с наркотической начинкой.
По утверждению майора, в начале 90-х годов, когда начались истерическо-климактерические, так называемые, демократические преобразования, группа молодых кремлевских мечтателей под рев победных фанфар и шум мутных вод успели организовать на государственном уровне Дело всей своей жизни.
Цель была якобы благородная: хилые ростки демократии нуждались в серьезной финансовой подпитке, а посему, чтобы не зависеть от быстро меняющей политической конъюнктуры, молодые предприниматели, используя все свои бывшие комсомольско-организационные силы, очарование на текущих, увлеченных борьбой за трон вождей и, разумеется, деньги ВЛКСМ, вовремя переметнулись во всевозможные и бесчисленные ТОО, ООО, УКО, АЗОТ, АФО, ТТТ и так далее.
За непростое дело, вернее за структализациию и систематизацию, если можно так выразиться, опасного бизнеса взялась троица башковитых и очень инициативных комсомолят, естественно, из бывших. Один из них был из Ленинграда, второй — в очках, а третий требовал от государственных чиновников, чтобы его называли „генерал Митя“, хотя на самом деле он страдал плоскостопием, хроническим геморроем и картавил, как юный Ленин в Симбирске.
Главной цели своей жизни они добились — сумели накинуть на дикий рынок поставок и сбыта дури крепкую и надежную сеть, используя для этого, как части репрессивной государственной машины, так и молодые собственные кадры, скоро обучающиеся боевым искусствам и радикальным действиям на новой столбовой дороге капитализма.
Словом, за ударную пятилетку возникло государство в государстве. Со своими королями и королевами, кавалерами и дамами двора его Высочества, генералами и баронами, ворами в законе, челядью и лакеями, гонцами за счастьем, тетками Соньками, перевязанными поперек пуховыми оренбургскими платками, таможней, дающей добро на ввоз товара, полицией нравов и прочими службами, необходимыми для нормального функционирования сложного и скрытного от посторонних глаз организма.
Мой отчим Лаптев был винтиком в этом механизме, не самым последним, но винтиком. Установить причину его бунта не представляется возможным по известным причинам; видно, он утерял нюх, посчитав, что сумеет диктовать свои условия машине.
— А что он такое сделал? — спросил, помнится, я.
— Что-то сделал, — хмыкнула Верка. — Это мы узнаем, если первыми найдем дискету.
— Ё! — вскричал я. — Опять это проклятая дискета! Все на ней помешались. Ну, дурдом!..
Из моих возмущенных воплей товарищ майор сделала правильный вывод, что совсем недавно случились встречи, оставившие в юношеской памяти неизгладимые впечатления. Успокоив меня незлым, добрым словом, она попросила уточнить некоторые подробности. Пришлось возвращаться в прошлое, не очень-то радостное. Вирджиния внимательно выслушала и утвердилась в своем предположении, что Лаптев, хитрая лиса, очевидно, решил кормиться из двух хозяйских лоханок. Жадность сгубила и его.
Успел подстраховаться, да события так развернулись, что о его „страховочном полисе“ стало известно только после того, как пуля про била лобную кость пачечника — мошенника.
— И эта пуля была моя, — констатировал в очередной раз. — Но не возьму в толк, зачем меня подставлять?
— Малыш, ты играешь в шахматы? — устало спросила Верка.
— Плохо.
— И они все плохо играли: делали ошибки, зевки, блефовали…
— Как в том анекдоте, — вспомнил я. — Старый мастер спрашивает у случайного противника на бульваре: батенька, вы прекрасно играете, только почему не сделали ни одного хода конем. А тот отвечает: да, меня вчерась научили игры, и я забыл как конь ходит.
— Вот именно, — подтвердила Вирджиния. — Все мы такие расп… здяи, что предугадать ходы невозможно… Но главная суть в том, что и те, и другие хотели ликвидировать Лаптева, считая его предателем.
— А я-то при чем? — все не понимал.
— А ты пешка, мечтающая стать ферзем, — надавила пальцем на мой нос. А место пешки у параши, ясно?
— Подожди, а вся эта романтическая, м-да, история с Алисой? Или она тоже майор?
— Нет, вольнонаемная.
— Как это? Я про жену этого Арсения?
— Она такая жена ему, как я — мать Тереза, — рассмеялась.
— А поездка в Стрелково?! — вскричал в ужасе. — Что там вся деревня агенты?.. А мать Вани Стрелкова? А Иван? А брюхатая невеста Зинка и её жених залипухинский?..
— Все настоящее, — успокоила меня. — Думаю, деликатно обработали одного-двух человек… и легенда готова… о тетке, например.
— Кстати, Иван звонил, поздравлял с Новым годом, — вспомнил, — когда я готовил… эээ… винтовку для акции. Кстати, он хотел приехать и не приезжает, странно?
— Может, уже в пути? — предположила. — И что еще?
— А потом… Алиса нагрянула, как снег на голову?
— Вот-вот, мальчик, запомни: ничего случайного нет.
— Она была искренняя в своих чувствах. Ко мне, — застеснялся я.
Варвара Павловна засмеялась — непритворный в своих чувствах только покойник в гробу и продолжила свой занимательный рассказ о битве двух монстров, порожденных в чаду демократического угара.
Итак, бизнес на белой смерти, выразимся красиво, процветал и давал сладкие плоды всем участникам праздничного стола: от тетки Соньки на ветровском базарчике до государственного мужа, восседающего в кожаном кремлевском кресле, и смотрящего полуслепыми, как у крота, буркалами на мир через усиленные стекла школьных окуляр.
Неожиданно механизм, доведенный почти до автоматического состояния, начал давать сбои. Поначалу решили, что это случайности — когда, например, товар в несколько десятков миллионов долларов исчезал вместе с гонцами и боевиками, их охраняющими; потом был профессиональный скок на один из банков, занимающихся „отмывом черного налика“, выражаясь интеллигентным языком урок.
И пришло понимание, что идет серьезная утечка информации. Началась кропотливая работа по розыску ширмужника.
— И Лаптев оказался им? — догадался я.
— Да, — ответила Вирджиния. — Вернее возникли такие подозрения…
— И на кого он?.. Не на общество ли спасения „Красная стрела“?
— Удивительно догадливый мальчиша.
— И что это за „отморозки“ в военной форме?
— Сам же видел?
— Видел-то видел, да не понял, — признался я.
Пришлось майору просвещать неуча дальше. Оказывается, один из высших военных чинов, охотник заливать чужие города чужой и молодой кровью, а также любитель импортных тачек цвета столового серебра, решил поправить свое пошатнувшееся материальное положение; более того, чувствуя скорый конец своей головокружительной карьеры, этот пройдоха с генеральскими лампасами решил сделать хапок века.
По роду своей службы был осведомлен о скромном бизнесе демократически настроенной молодежи, которая по каким-то своим интеллигентским и вшивым принципам недолюбливала фигуранта в золотых генеральских погонах; всячески это, кстати, подчеркивая перед заколдованным ими царем-батюшкой.
И генералишко с птичьими мозгами принял решение на базе ГРУ (главного разведывательного управления) создать самостоятельное боевое формирование, действующее полулегально, обозвав его столь романтическим названием, как „Красная стрела“.
— А почему все эти события… здесь, в Ветрово? — прервал я сказочное повествование сотрудницы спецслужб. — Если, конечно, не считать, что Лаптев из этой местности?
— Вопрос не в бровь, в глаз, — проговорила Вирджиния.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51