Убедившись, что все идет, как ему казалось, благополучно, Попов не спеша дошел до Пресненской заставы и оттуда пешком к Зоопарку. На Ленинградский вокзал он и тут не поехал. Проплутав то пешком, то на метро, то в автобусе часа два по городу, Попов очутился на Курском вокзале. Получив в камере хранения небольшой фибровый чемодан, сданный еще сутки назад, капитан Попов прошел на перрон и принялся не спеша расхаживать вдоль платформы. Подали состав Москва – Горький.
Дождавшись начала посадки, капитан Попов вынул из кармана билет, проверил номер вагона и все так же неторопливо двинулся к головным вагонам. На его пути внезапно вырос офицерский патруль во главе со строгим, подтянутым майором.
– Товарищ капитан, – окликнул Попова майор, – прошу предъявить документы.
– Документы? – изумился Попов. – А в чем дело? Что еще случилось?
– Офицерский патруль, – сухо сказал майор. – Разве вы не видите? Проверка документов. Попрошу ваши документы.
– Ах, патруль, патруль, – оживился Попов. Он мучительно думал: «Действительно патруль или… Впрочем, что за чепуха! Конечно, патруль. Обыкновенный патруль». Он подчеркнуто спокойно поставил чемодан на перрон, достал из нагрудного кармана воинское удостоверение и протянул майору: – Извольте, товарищ майор. Командировочное предписание потребуется?
– Командировочное предписание? Пока нет. – Майор внимательно изучил удостоверение и опустил его себе в карман. – Придется попросить вас пройти к дежурному.
– К дежурному? – удивился Попов. – Но, бога ради, по какой причине?
– Прошу не пререкаться, – возразил майор. – Пройдемте.
– Я не пререкаюсь, но поймите же, я опаздываю на поезд.
– Не волнуйтесь, успеете, – флегматично ответил майор.
– Как так успею? Поезд вот-вот отойдет, – волновался Попов. – И потом, зачем мне идти к дежурному, с какой стати?
– А вы не понимаете? Нехорошо, товарищ капитан, вы же не по форме одеты. Стыдно!
– Как – не по форме? – возмутился Попов. – Вы придираетесь, товарищ майор.
– Товарищ капитан, попрошу выбирать выражения, – отрезал майор. – Я нахожусь при исполнении служебных обязанностей. А вы – капитан интендантской службы, как сказано в вашем удостоверении, погоны же у вас полевые, строевого комсостава. На каком основании?
– Но ведь все такие носят. Война. Может, завтра на фронт. Давайте, майор, замнем это дело, чепуха же… А погоны я сменю, слово офицера – сменю. Вот сяду в вагон и сменю…
Майор, однако, был неумолим:
– Не могу, товарищ капитан. Никак не могу. Пройдемте, не будем терять времени. А то, чего доброго, и действительно опоздаете к своему поезду.
Попов подчинился и в сопровождении патруля направился к помещению дежурного по вокзалу.
В кабинете дежурного навстречу Попову поднялся из-за стола… майор Скворецкий.
– Ба, – воскликнул Кирилл Петрович, сияя улыбкой, – капитан Попов?! Вот нежданная встреча. Здесь? На Курском вокзале? Какими судьбами?
– Как вы его назвали? – спросил начальник патруля. – Капитан Попов?
– Ну конечно же, – еще шире улыбнулся Скворецкий. – Капитан Попов. Начальник продовольственного склада на Ленинградском вокзале. Как-никак старый знакомый.
– Вы ошибаетесь, – педантично сказал майор, приведший «Зеро». – Фамилия задержанного не Попов. Это – Гераськин. Капитан Гераськин, Тихон Матвеевич. И не начальник продовольственного склада, а сотрудник интендантского управления в Горьком. Вот его документы. – Он протянул Скворецкому удостоверение, отобранное у Попова.
В то же мгновение «Зеро» обрушил страшный удар на стоявшего возле офицера, сшиб его с ног и одним прыжком очутился возле двери, вырывая из кобуры пистолет. Но как ни стремительно он действовал, еще стремительнее были чекисты, выступавшие в роли офицерского патруля. Второй патрульный и майор мгновенно кинулись на «Зеро», выхватили у него пистолет и скрутили руки за спиной. Как ни силился «Зеро» вывернуться – напрасно. Руки его были словно в стальных тисках.
– Нервы, Попов, нервы, – сочувственно сказал Кирилл Петрович. – Ох уж эти нервы! Кстати, вы, оказывается, не Попов, а Гераськин? Что за перевоплощение?.. Ах, не хотите отвечать? Не надо. Успеется. Как, – внезапно посуровел Скворецкий, – будете валять дурака? Стоит ли?
Задержанный сник.
– Хорошо, – сказал он. – Ваша взяла.
Полчаса спустя капитан Попов, он же Гераськин, он же «Зеро», был водворен в тюремную камеру.
…Между тем Малявкин, так и не встретив Геворкяна, пропутешествовал в лес, отстучал продиктованную ему «Зеро» радиограмму, схоронил рацию и отправился в город, в Лефортово. Отыскав нужный ему адрес – это оказался небольшой двухэтажный домишко, – Борис постучал в дверь. Открыл ему седенький, благообразный старичок. Борис спросил имя, отчество и фамилию, указанные ему «Зеро».
– Это буду я, – сказал старичок и выжидающе улыбнулся. – Я самый и есть.
Малявкин назвал пароль.
– Проходите, – засуетился старичок. – Милости прошу. Вот сюда, сюда, пожалуйте…
Он провел Бориса в просторную, хорошо обставленную комнату, усадил в кресло, уселся сам.
– Чем могу служить? – Старичок доброжелательно улыбнулся и, переплетя пальцы, положил ладошки на свой круглый животик. – Чем могу?
– Видите ли, – замялся Малявкин, – мне сказали… Мне говорили… ну, одним словом, что я могу у вас пожить. Недолго. Какое-то время… Я вас не очень обременю?
– Голубчик, – вскинулся старичок, – хороший вы мой! Пожалуйста, с удовольствием! Есть комнатка, есть, как не быть! Уютненькая, хорошая. Живите себе на здоровье, живите сколько угодно. Желанным гостем будете. И мне, старику, будет с кем время коротать, а то живу бобыль бобылем.
Сколь ни приветливым, ни приторно-ласковым казался старик, Борис разглядел за его ласковостью злую настороженность, звериную хитрость. Что-то хищное было в мягких повадках старика, в его острых взглядах, которые он нет-нет да бросал на собеседника, в его чересчур округлых жестах. Нравился, однако, Малявкину хозяин или нет, выбора у него не было. Вот уж воистину: назвался груздем, полезай в кузов.
«Ничего, – решил Борис. – Пока поживу. До поры до времени…»
Глава 32
– Кирилл Петрович, ну теперь-то вы откроете свой секрет? – взмолился Горюнов, когда, успешно закончив ту и другую операции, проведя арест Менатяна и «Зеро», они встретились в кабинете Скворецкого.
– Какой еще секрет? – прикинулся удивленным майор.
– Как – какой? – Виктор даже обиделся. – Как вам удалось разгадать, что «Зеро» – не кто иной, как капитан Попов. Ведь этот двуликий Янус так ловко себя вел, помогал нам, и вдруг… Нет, как вы могли додуматься?
– Помог трезвый, кропотливый анализ. Научный, если хочешь. – Скворецкий подошел к сейфу, открыл его, достал с верхней полки начерченную когда-то схему, в центре которой значилось «Зеро», а снизу, под этим словом, было написано: «Попов», и протянул Горюнову. – Ясно?
– Ловко! – присвистнул Виктор. – Действительно, главные связи идут к «Зеро» и перекрещиваются на Попове. Ловко, товарищ майор. Ничего не скажешь! Только вот «Сутулый»…
– А что «Сутулый»? Если хочешь, он и послужил последним звеном. Радиограмму, в которой шла речь, что «Сутулый» имел какие-то контакты с «Зеро», помнишь? Ну, а все контакты Шкурина нам были известны. То-то!
– Верно, – подавил вздох Виктор. – И до чего же просто. Яснее ясного!
– Ладно, – улыбнулся Скворецкий, – хватит лясы точить. Пора приступать к допросам. Я думаю, начнем с Менатяна.
Майор вызвал арестованного, убрал в сейф схему и извлек объемистую папку, в которой находился ряд документов, в том числе личное дело бывшего старшего лейтенанта Военно-Воздушных Сил СССР Менатяна. Дело Кирилл Петрович положил сверху, на виду.
– Как, Аракел Геворкович, приступим? – миролюбиво начал Скворецкий, когда ввели арестованного. – Давайте для порядка заполним анкету. Итак: ваша фамилия Менатян? Имя, отчество? Год рождения?
– К чему эта комедия? – невесело усмехнулся Менатян. – Вам же все и без меня известно. Пишите.
– Нет, Менатян. Допрос – не комедия. Писать, в том числе и анкетные данные, я буду только с ваших слов. И в этом есть глубокий смысл. Со временем, если в том будет нужда, я вам это разъясню. А пока…
Кирилл Петрович обмакнул ручку в чернила и пристально, в упор посмотрел на Менатяна.
– Извольте, – пожал плечами Менатян и четко ответил на все вопросы анкеты.
– Ваша профессия? – спросил майор, заполнив все графы. – Род занятий?
– Летчик, – гордо выпрямился Менатян. – Военный летчик.
– Вы? Летчик? Да еще военный? Помилуйте, какой же вы летчик? Сколько у вас на счету боевых вылетов за два года войны?
– Не в этом дело, – огрызнулся Менатян. – С первых дней войны я очутился в плену…
– Знаете что, – перебил его майор, откладывая ручку в сторону, – давайте сделаем так: записывать я пока ничего не буду. И вопросов задавать не буду. Попробуйте сами толком, по порядку рассказать все, что с вами произошло, как вы дошли до жизни такой. Условились?
Менатян снова пожал плечами:
– А что рассказать? Я не знаю, чего вы хотите. Мне рассказывать нечего.
– Так уж и нечего? – вмешался Горюнов. – Ну, не хотите про плен, расскажите для начала хотя бы о том, каким образом из Менатяна вы перевоплотились в Геворкяна.
– Ах, это? Не думаю, чтобы тут для вас было что-либо интересное.
– Все-таки?
– Пожалуйста. Все проще простого. Вполне понятно, что после пребывания в плену своих документов у меня не было, и, когда я направился в Москву, меня снабдили этими документами.
– Какими? На имя Геворкяна?
– Да.
– Кто снабдил? – быстро спросил Скворецкий. – Где? Когда? Только точно.
– Как это – кто? – прикинулся изумленным Менатян. – Командование соединения, в котором я воевал последнее время.
– Какого соединения? Наименование? Его местонахождение?
– Соединение партизанское, а местонахождение… Я не вправе его сообщать. Это военная тайна.
– Послушайте, Менатян, – не выдержал Горюнов, – вы что, хотите нас уверить, что были партизаном? Бросьте паясничать, к добру это не приведет.
– Спокойно, товарищ старший лейтенант, спокойно, – одернул Горюнова Скворецкий. – А насчет партизан… Вы что, Менатян, утверждаете, что были партизаном?
– Ну конечно, был. Не пойму, почему это вас так удивляет?
– Почему? Да потому, что в партизанах вы не были. Это ложь.
– Конечно, заявлять, что я лгу, ваше право. Беда в том, что я говорю правду.
– Ах так? А что вы скажете по поводу этой справки? – Майор вынул из папки документ и протянул Менатяну.
Тот глянул на справку и улыбнулся:
– Ну конечно, как Менатян я среди партизан не значусь. В отряде я носил имя Геворкяна.
– Носили имя Геворкяна? Но вы только что, минуту назад, сказали, что документы на имя Геворкяна получили от командования соединения, перед отправкой в Москву. А теперь… Нет, Менатян, не кругло получается.
– Почему не кругло? Я просто неудачно выразился. Под именем Геворкяна я был в отряде с самого начала, а документы получил действительно перед выездом в Москву. В лесу они мне были не нужны.
– Отлично. В таком случае вот вам другая справка: и Геворкяна в рядах партизан нет и не было. Что теперь скажете? – Скворецкий пристально смотрел в бегающие зрачки Менатяна.
– А ничего не скажу! – вознегодовал Менатян. – Подумаешь, справка! Бумажки! Мы не по справкам воюем, не по бумажкам. Что, все партизаны у вас на учете? Списки есть? Каждый там значится? Нет таких списков!
– Справедливо, – спокойно сказал Кирилл Петрович. – Полных списков всех партизан, которые сражаются в тылу врага, нет и быть не может. Да, я полагаю, такой учет сейчас и не нужен. Но кое-какие сведения о партизанских соединениях, их составе, имеются, связь с ними регулярная. Сейчас, дорогой мой, не сорок первый и даже не сорок второй год. Не забывайте об этом. Так вот, ни в одном из крупных партизанских соединений ни Менатяна, ни Геворкяна нет. Где же вы воевали, в каком отряде? Кто этим отрядом командует? Потрудитесь отвечать и не прячьтесь за военную тайну.
Менатян заметно колебался.
– Ну, ну, – поторопил его Скворецкий, – выкладывайте. Местонахождение отряда? Фамилия командира? Живо!
Видя, что отступать некуда, Менатян ответил. Он назвал отряд, действовавший на западе Белоруссии, возле самой границы республики.
– Вот и просчитались, Менатян. Как раз по этому отряду сведения у нас имеются: в том отряде ни Менатяна, ни Геворкяна не было. Итак, вы намерены говорить правду?
Менатян молчал.
– Хорошо, – после минутного молчания сказал Скворецкий. – К вопросу о вашем участии в партизанском движении мы еще вернемся, хотя для нас этот вопрос и так ясен. Перейдем к другому: как и когда вы попали в плен, при каких обстоятельствах? Только поподробнее. И, советую, правду…
Менатян заметно оживился.
– В плен я попал в 1941 году, – быстро заговорил он, – при одном из первых боевых вылетов. Мы – нас было трое, три самолета – были атакованы превосходящими силами противника. Приняли бой. Мой самолет, после того как я израсходовал весь боезапас, был подбит, загорелся в воздухе. Я выбросился с парашютом и…
– Стоп! – поднял руку Скворецкий. – Уточним некоторые детали. Сколько было фашистских самолетов против ваших трех?
– Ну как я могу это сказать? – искренне удивился Менатян. – Может, десять, а может, пятнадцать. Разве тут, в обстановке воздушного боя, до точного счета?
– Есть летчики, которые утверждают, что ничто не требует такого точного счета, как воздушный бой. Вы, как следует из вашего ответа, не из их числа. Что же, оставим это на вашей совести. Итак, десять или пятнадцать?
– Да, не менее десяти.
– Так уж и не меньше? А может, восемь? Шесть? Или и того меньше – три? Два?
Менатян насупился:
– Мне не до шуток.
– А я и не шучу, – подхватил майор. – Мне тоже не до шуток, тем более что вы все лжете! Самолет ваш подбит не был, в воздухе не загорелся. Все это ложь и ложь!
Менатян прикинулся глубоко оскорбленным:
– Ложь? Может, я и с парашютом не выбрасывался? Может, и в бою не участвовал?
– Участвовать-то участвовали, но обошлись без парашюта.
– Почему вы так говорите? Вы же там не были, как можете знать, какой бой был? Нехорошо!
– Ты посмотри, он же нас и упрекает! Так вот, Менатян. Сохранились результаты расследования обстоятельств вашей гибели, проведенного в 1941 году. – Майор порылся в своей папке, лежавшей на столе, извлек какую-то бумагу и положил ее перед собой. – И если вы будете и дальше настаивать на вашей версии, мы перейдем к изобличению. Хотите этого?
Менатян, однако, продолжал лгать, увиливать от ответа на прямые вопросы. Провозившись с ним и час, и два, Скворецкий приступил к изобличению.
– Вернемся к расследованию обстоятельств вашего пленения, – жестко сказал он. – Вот заключение. Что тут сказано? Во-первых, что против трех наших машин было не десять и не пятнадцать фашистских истребителей, как вы утверждаете, а шесть. Шесть, Менатян. Наши соколы приняли бой с врагом, но – вдвоем. Третий от боя уклонился. Этим третьим, Менатян, были вы! Вы! «Израсходовал весь боезапас»! Какое к черту израсходовал! Вы, Менатян, и выстрела не сделали. Вы вышли из боя.
– Но… – подал было голос Менатян.
– Молчите. Сейчас уж помолчите, достаточно мы вас слушали. Сейчас я буду говорить. Утверждаете, будто ваш самолет подбили, он загорелся в воздухе? Опять ложь! Самолет был целехоньким, без единой пробоины. И что интересно: полетели-то вы не к себе, не на свой аэродром, а на запад. К немцам. Ну, и дальше будете запираться?
По мере того как майор говорил, краска сбегала с лица Менатяна. Но сказать он ничего не сказал.
– Молчите? – сурово спросил Скворецкий. – Теперь молчите? Тогда я продолжу. Никто ваш самолет не подбивал. Вы добровольно сдались в плен фашистам. Вы – изменник Родины, Менатян, и мы вас будем судить как изменника и предателя.
Менатян дернулся на стуле, по лицу его пробежала мгновенная судорога, но он опять промолчал.
– Разрешите, товарищ майор? – спросил Горюнов. – Я бы хотел задать еще один вопрос.
Скворецкий молча кивнул.
– Послушайте, Менатян, – повернулся Виктор к арестованному, – что вы делали на шоссе Москва – Серпухов, возле совхоза, где мы вас арестовали? Как, зачем вы там очутились?
– Я – у меня… – с трудом перевел дыхание Менатян. – Никакой конкретной цели у меня не было.
– Не было? Так как вы туда попали, за пятнадцать километров от города? Каким чудом?
– Я… Я там гулял. Просто гулял. Честное слово.
– Гуляли? А может, кого-нибудь ждали? Не нас, конечно?
– Нет, что вы. Никого не ждал. Гулял.
– Хватит! – внезапно хлопнул ладонью по столу Скворецкий. – Довольно! Он, видите ли, гулял. А фамилия «Задворный» или «Малявкин» вам ничего не говорит? Могу назвать кличку – «Быстрый». И еще одну – «Кинжал». Ну, «Кинжал»?
– Не надо! – истерически взвизгнул Менатян. – Ничего, пожалуйста, не надо! Я сам, сам все вам расскажу. Сам…
Прошло несколько минут, пока к предателю вернулся дар речи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36