Как мог старый профессор попрекать ее тем, что Мортимер так и не женился, потому что она не отпустила его на свободу? Откуда такая суровость? Нет, все дело в том, что сам Мортимер не смирился с расставанием. Три месяца назад, двадцать шестого февраля, он опять, как делал это каждый год, послал ей букетик незабудок, и, как всегда, она ему позвонила, чтобы поблагодарить и сказать, что никогда его не забудет. Но это и без слов было ясно. Такое сильное чувство остается в сердце навсегда.
Пенелопа поднялась по винтовой лестнице в башенку. С севера небо затягивалось серыми тучами. Похоже, собирается дождь. Порыв холодного ветра, ворвавшись в окна, заставил ее поежиться. Она села на плетеную скамейку, вытянула ноги, прислонилась затылком к стене и задремала. Когда она очнулась, солнце уже садилось. Из сада поднимался аромат земли и листвы, умытой дождем. Услыхав доносившиеся с улицы детские голоса, Пенелопа вспомнила последнее прикосновение губ сына перед разлукой и поднесла руку к щеке, словно стараясь удержать тот последний поцелуй – не настоящий поцелуй, а щекочущее движение губ, которое умел делать только он один. Ее сердце переполнилось нежностью. Она встала и спустилась вниз.
Пенелопа вышла из дома и увидела свет в саду профессора. Старик ждал ее к ужину. Но ей не хотелось есть, а главное, хотелось побыть одной. Она присела на ступеньку и уставилась на ворота. Уцепившись за эти железные прутья, Андреа когда-то сделал ей предложение руки и сердца. Как давно это было! Она тогда жила надеждами и любопытством. Ей так хотелось поскорее узнать, что же это такое – взрослая жизнь. Будущее представлялось ей неведомой, обетованной землей.
Переулок за садовой оградой осветился фарами автомобиля. Пенелопа вскинула руку, заслоняясь от слепящего света. Машина затормозила у калитки, распахнулась дверца с водительской стороны, и вышедшая женщина бросилась прямо к ней. Это была Доната, ее закадычная подруга. Изумленная, Пенелопа не сумела скрыть свою досаду.
– Откуда ты взялась? – довольно нелюбезно спросила она.
– Я проделала триста километров, чтобы сюда добраться. Ты могла бы хоть спросить, как я себя чувствую, – обиделась Доната.
– Как ты себя чувствуешь? – неохотно спросила Пенелопа, не поднимаясь со ступеньки.
– Как будто меня поезд переехал, – мрачно ответила Доната.
– Тогда ты ошиблась адресом. Здесь тебе не пункт «Скорой помощи».
– Ты моя лучшая подруга. К кому же мне обратиться в такую минуту, если не к тебе?
– Слушай, я прекрасно справляюсь одна. Я для того и приехала сюда, чтобы побыть одной. Мне не нужны советы ни от тебя, ни от Софии, ни от самого господа бога. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Разве я просила тебя о помощи? – набросилась на нее Пенелопа, поднимаясь со ступеньки и двинувшись навстречу Донате. – Как видишь, в доме ремонт, мне негде тебя приютить. Я сама ночую в гостинице. А сейчас сосед ждет меня на ужин.
И тут Пенелопа увидела, что Доната плачет.
– Что с тобой? – устыдившись, с тревогой, спросила Пенелопа.
– Мой брак рухнул. Джованни меня предал, – разрыдалась Доната, бросившись ей на шею.
Пенелопа подумала о Джованни Солчи, идеальном муже, за которого мечтала бы выйти любая женщина: он был хорош собой, положителен, надежен. Ей вспомнилось, как Доната всегда гордилась им и их образцовыми девочками-близнецами. Как часто она сама завидовала Донате! Еще бы! Джованни такой замечательный муж и отец, а Лавиния и Джульетта – прелестные тринадцатилетние девочки: уравновешенные, спокойные, прилежные в учебе, словом, безупречные. И значительная доля заслуги во всем этом принадлежала Джованни. Ей так хотелось, чтобы Андреа был хоть чуточку похож на Джованни.
– Мужчинам доверять нельзя. Все они одинаковы, – с горечью сказала Пенелопа, ласково похлопывая подругу по спине.
– Мой не такой, как все, – всхлипнула Доната. – Ты же знаешь!
– Конечно, знаю. Ты в нем никогда не сомневалась. Твой Джованни – идеальный муж. Все мы так думали. Но в конечном счете выходит, что все мужчины бессовестные эгоисты. Ты сама это поняла. Придется тебе смириться. Я же годами терплю измены Андреа, – сказала Пенелопа с тяжелым вздохом.
…Она вспомнила, как они вчетвером поехали в Лондон, а оттуда на поезде отправились в Рэмзгейт, решив соединить приятное с полезным: весело провести каникулы, а заодно подлечить свой хромающий английский. Они заказали номера в отеле «Прайори», очаровательной деревянно-кирпичной гостинице с викторианской мебелью и хозяйкой, любезной миссис Брюер, как будто сошедшей со страниц романа Диккенса.
– Вы, должно быть, устали с дороги, – сказала она при встрече, качая круглой, как яблоко, головой и встряхивая светлыми кудряшками. – Позвольте мне предложить вам шерри.
С этими словами она усадила приехавших молодых итальянцев в маленькой уютной гостиной. Пенелопа и Андреа незадолго до этого поженились, Доната и Джованни были помолвлены.
– Видели вы когда-нибудь такой сервис в одной из наших гостиниц? – спросил Андреа.
– У англичан есть дар гостеприимства, но такое бывает только в провинции. В Лондоне все совсем не так, – с видом знатока уточнил Джованни, проведший в Англии свои студенческие годы.
Вдруг у них за спиной послышался женский голос.
– Андреа! Любовь моя! Как я рада вновь тебя увидеть!
Хорошенькая разбитная брюнетка, выросшая как из-под земли, приблизилась к Андреа, обняла его и поцеловала в губы. Пенелопа, Доната и Джованни так и застыли с раскрытыми ртами. Андреа, ничуть не смутившись, представил их друг другу. Оказалось, что бойкую девицу зовут Эмануэлой.
– Моя коллега, – нагло улыбаясь, пояснил Андреа. Его молодую жену Эмануэла едва удостоила взглядом.
Однако она поспешила сообщить Андреа, что остановилась здесь всего на один вечер, так как ей предстоит делать фоторепортаж о доме Чарлза Диккенса в Бродстере.
– Все твои коллеги так с тобой здороваются? – накинулась на мужа Пенелопа.
– Да брось, что ты заводишься с пол-оборота? Я же не виноват, что нравлюсь женщинам, – отшутился Андреа.
Доната и Джованни предусмотрительно промолчали.
Пенелопа остыла, войдя в свой номер, оказавшийся просто чудесным. Вся обстановка была выдержана в бело-голубых тонах. Латунная кровать с балдахином из белоснежных кружев и такие же занавески на окне с эркером. На покрытом голубой эмалью комоде стояли электрический чайник и серебряный поднос с фарфоровыми чашками и вкусно пахнущими бисквитами, а на ночном столике – вазочка с анемонами. Захваченная этими открытиями, Пенелопа забыла о досадной встрече мужа с чересчур резвой коллегой. Она отодвинула занавеску и залюбовалась белыми домиками на другой стороне улицы. Двери и оконные наличники каждого дома были выкрашены в свой неповторимый цвет. Из окна ванной было видно море и порт с пришвартованными судами.
На ужин обе пары спустились одновременно. Миссис Брюер порекомендовала им пивную «У Гарви», стилизованную под пиратский притон. Они ели креветок и омаров, намазывали сливочным маслом толстые ломти чудесного деревенского хлеба, пили пиво и черный кофе, беззаботно смеялись, как и положено молодым людям, а в отель вернулись, распевая песенку Мэрилин Монро из фильма «Некоторые любят погорячей». Затем они разошлись по своим комнатам. Джованни и Доната сняли отдельные номера, решив по обоюдному согласию, что будут делить ложе только после венчания. Андреа приготовил две чашки шоколада и принес Пенелопе ее чашку прямо в постель.
– Я на минутку загляну к Джованни, – предупредил он.
Она прождала его несколько часов и уже глубокой ночью постучала в комнату Джованни. Тот крепко спал в полном одиночестве. Тогда Пенелопа бросилась к Донате.
– Он решил переспать с этой потаскухой, я точно знаю, – рыдала она.
Подруга, как могла, утешила и ободрила ее, уверяя, что ни один мужчина, даже последний мерзавец, родившийся под знаком Близнецов, не посмеет так поступить с женой через несколько месяцев после свадьбы.
– Сейчас пойду стучать во все двери. Я эту скотину выведу на чистую воду! – рыдала Пенелопа.
– Да она же уехала! Я сама видела: она садилась в такси, когда мы возвращались с ужина, – соврала Доната.
Она проводила подругу в ее комнату, и они вместе полюбовались корабельными огоньками в гавани из окна ванной. Андреа вернулся на рассвете, когда Пенелопа, глухая к любым доводам разума, уже начала паковать свой чемодан. Он встал перед ней на колени, умолял о прощении, подарил букет «золотого дождя».
– Я сам собрал эти цветы для тебя на утесах, – сказал он и предложил совершенно фантастическую историю в подтверждение того, что провел прошедшую ночь самым невинным образом.
Пенелопа поверила, потому что хотела верить, как чуть раньше хотела верить успокоительным словам Донаты.
И вот теперь, рыдая в ее объятиях, Доната вспомнила тот давний эпизод.
– Да, я прекрасно знаю, что Андреа всегда тебе изменял. Но ты ошибаешься, если думаешь, что все мужчины одинаковы. Некоторые намного хуже, – Доната явно имела в виду своего мужа.
– Ты не хочешь простить ему эту слабость? – спросила Пенелопа.
– Этой «слабости», как ты ее называешь, он предавался в нашей супружеской постели с Мариано Дзеньи, своим тренером по теннису, – прошипела Доната в лицо ошеломленной Пенелопе.
2
Подруги перебрались в «Гранд-отель». Доната получила номер рядом с Пенелопой. Пока она распаковывала чемодан, Пенелопа вышла на балкон. О чем бы она ни пыталась думать, ее мысли неизменно возвращались к Мортимеру. Она хорошо изучила его привычки и маленькие чудачества. В любой час дня она могла точно сказать, где он находится и чем занимается. Просыпаясь по утрам, она думала: «Он уже в больнице, делает обход», а засыпая вечером, говорила себе: «Он уже спит» – и видела его лежащим в постели, которую столько раз делила с ним, занимаясь любовью. Он спал, повернувшись на бок, положив правую руку – сильную, красивую руку хирурга с точеными пальцами – на подушку. Длинные ресницы были опущены. Ей даже казалось, что она слышит его размеренное дыхание.
Профессор был прав: она не дала ему уйти. Из соседней комнаты до нее доносился голос Донаты, говорившей по телефону со своей матерью.
– Успокойся. Я в Чезенатико вместе с Пепе. Побуду здесь пару дней, потом вернусь. Позаботься пока о девочках. Нет, они не знают и не должны ничего знать. Нет, он не посмеет позвонить. Ну конечно, мама: нет худа без добра. Жизнь полосатая, бывает черное, бывает и белое. Позови Лавинию.
Пенелопа слышала, как несчастная Доната изобретает отговорки, чтобы скрыть от дочерей правду. Горничная тем временем подала на балкон липовый отвар.
Разлив его по чашкам, Пенелопа позвала подругу:
– Иди сюда. Сядь, выпей и постарайся немного успокоиться.
– Хотела бы я посмотреть, что бы ты делала на моем месте, – нервно проговорила Доната.
– Мое положение не лучше твоего.
– Ой, ради бога! Ты хотя бы не делила постель с извращенцем. А я с ним спала! И ничего не знала! – истерически выкрикнула Доната.
– Как ни смотри, измена есть измена, – лепетала Пенелопа, впрочем, не меньше подруги обескураженная.
На самом деле она была потрясена рассказом Донаты, но изо всех сил старалась придумать что-нибудь ей в утешение. Но Доната ее не слышала, захваченная своими переживаниями.
– Он обманывал меня, наших дочерей, родственников, друзей. Образцовый муж, которым я так гордилась, а вы все мне завидовали, оказался гомосексуалистом. Ты хоть представляешь, каково это – узнать, что твои дети родились от дегенерата?
– При чем тут дегенерат? – изумилась Пенелопа. – Какой же Джованни дегенерат?!
– А кто же он?! Он извращенец, ублюдок!
– Прекрати, а не то я пропишу тебе чудодейственные «капли Баха». Ты раздаешь их своим клиентам, а сама не хочешь попробовать? – Пенелопа попыталась обратить разговор в шутку.
– Вот уж от юмора ты могла бы меня сейчас избавить, – обиделась любительница астрологии. – Мне сейчас не до шуток, Пепе! Неужели ты сама не понимаешь?!
– Прости меня, Диди, – Пенелопа назвала подругу старым прозвищем, бывшим у них в ходу еще в детстве. – Я только хотела снять напряжение. Но я хорошо понимаю твое отчаяние. Мне все еще не верится, что Джованни действительно гомосексуалист. Мне казалось, что он не того типа.
– Тем не менее это так. Мне бы догадаться двадцать лет назад! Как он настаивал на «целомудренной помолвке», как ложился ко мне в постель по расписанию, будто это у него, а не у меня «критические дни»! Какую брехню нес, чтобы не оставаться со мной! И вот теперь я спрашиваю себя: зачем? Зачем он на мне женился, зачем притворялся образцовым мужем, зачем так долго и трусливо лгал? Вот что приводит меня в отчаяние!
Она начала в подробностях рассказывать Пенелопе о том, как случайно накрыла мужа, вернувшись домой с астрологического конгресса на день раньше, чтобы сделать ему сюрприз. Девочек дома не было: выходные они всегда проводили у дедушки с бабушкой. Доната уже предвкушала, как они с Джованни проведут вместе феерическую ночь. Она точно знала, что найдет его дома, так как по дороге позвонила ему по сотовому.
– Я работаю над проектом рекламного плаката для «Буитони», – сказал он. – Ты же знаешь, когда дома никого нет, мне тут работается лучше, чем в агентстве.
Она вошла в квартиру на цыпочках, убежденная, что найдет мужа в кабинете, с головой погруженного в работу. Оказалось, что повсюду темно, только из-под двери спальни пробивалась слабая полоска света. Доната распахнула эту дверь, и ей показалось, что она видит кошмарный сон. Ее муж Джованни и Мариано Дзеньи, молодой Аполлон из теннисного клуба, были поглощены выполнением гимнастического упражнения – настолько замысловатого, что у древних греков вряд ли хватило бы фантазии запечатлеть его на какой-нибудь амфоре. И все это происходило на священном супружеском ложе. Они были так увлечены своим занятием, что даже не заметили ее появления.
Доната отчаянно закричала. Застигнутые врасплох любовники, так и не успев расцепиться, смотрели на нее как на привидение. Схватив первое, что попалось под руку, – брошенные на стуле плечики для одежды, – Доната принялась наносить удары. Она кричала, не умолкая, выплескивая в надсадном вопле все свое отвращение, боль, словно стремилась ударами и криком изгнать из памяти мерзкую сцену, разрушившую ее жизнь. Двум мужчинам едва хватило сил остановить бьющуюся в истерике женщину. В конце концов тренер по теннису потихоньку улизнул, а Джованни, увидев, что его жена обессилела, признался, что обманывал ее с самого первого дня: связи с мужчинами начались у него еще до знакомства с ней.
– Но это не значит, что я не люблю тебя и наших дочерей, – сказал он. – Вы моя семья, и я вас обожаю.
– Но почему? Ради чего ты разрушил мою жизнь? – Доната, не переставая, задавала ему один и тот же вопрос, на который у Джованни не было ответа.
– Я всегда стыдился своих наклонностей, но несмотря на это не упускал ни единого шанса встречаться с мужчинами – всегда, где бы я ни был, при любых обстоятельствах. Ну вот, теперь ты наконец знаешь всю правду.
Доната выволокла из гардеробной большой сундук и начала складывать в него вещи для себя и дочерей, пока Джованни обрушивал на нее свои ужасающие признания.
– На нем были мои розовые подвязки и шелковые чулки телесного цвета, – рыдая, говорила Доната Пенелопе. – Только тебе я могу рассказать об этой катастрофе. День за днем я строила свою жизнь с терпением и любовью. Мне хотелось достичь совершенства, и я радовалась, когда удавалось к нему приблизиться. Все рухнуло в одночасье. Прости меня, Пепе. Столько раз я критиковала, осуждала, жалела тебя. Это меня надо было жалеть! Никто не должен знать… хотя, конечно, все уже знают. Соседи по дому наверняка слышали мои вопли, и они не преминут рассказать другим. Но все будут делать вид, что не знают. Прошу тебя, никому ни слова, даже Софии.
– Бедная София! – воскликнула Пенелопа. – Ей тоже не повезло. Она не в лучшем положении, чем мы с тобой!
– Нет, мне хуже, чем вам. Ты понимаешь?
– А о дочерях ты подумала? Что с ними будет?
– Я им сказала, что отныне наша команда будет играть в другом составе. Мы будем жить у дедушки с бабушкой, потому что их отец оказался негодяем. Я не могу их травмировать, не могу рассказать им правду. Зато я все выложила своему адвокату. Пока я укладывала чемоданы, несмотря на отчаяние, мне пришла в голову гениальная мысль: я прихватила с собой все бумаги, которые Джованни приносит домой из конторы. Я обдеру его, как липку. Он будет платить мне щедрые алименты до конца своих дней, – Доната буквально тряслась от ярости.
– Будь я на твоем месте, я не взяла бы у него ни гроша, – покачала головой Пенелопа.
– Ну, ясное дело, ты же дура.
– Большое спасибо.
– Извини. Я не то хотела сказать.
– Именно это ты и хотела сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Пенелопа поднялась по винтовой лестнице в башенку. С севера небо затягивалось серыми тучами. Похоже, собирается дождь. Порыв холодного ветра, ворвавшись в окна, заставил ее поежиться. Она села на плетеную скамейку, вытянула ноги, прислонилась затылком к стене и задремала. Когда она очнулась, солнце уже садилось. Из сада поднимался аромат земли и листвы, умытой дождем. Услыхав доносившиеся с улицы детские голоса, Пенелопа вспомнила последнее прикосновение губ сына перед разлукой и поднесла руку к щеке, словно стараясь удержать тот последний поцелуй – не настоящий поцелуй, а щекочущее движение губ, которое умел делать только он один. Ее сердце переполнилось нежностью. Она встала и спустилась вниз.
Пенелопа вышла из дома и увидела свет в саду профессора. Старик ждал ее к ужину. Но ей не хотелось есть, а главное, хотелось побыть одной. Она присела на ступеньку и уставилась на ворота. Уцепившись за эти железные прутья, Андреа когда-то сделал ей предложение руки и сердца. Как давно это было! Она тогда жила надеждами и любопытством. Ей так хотелось поскорее узнать, что же это такое – взрослая жизнь. Будущее представлялось ей неведомой, обетованной землей.
Переулок за садовой оградой осветился фарами автомобиля. Пенелопа вскинула руку, заслоняясь от слепящего света. Машина затормозила у калитки, распахнулась дверца с водительской стороны, и вышедшая женщина бросилась прямо к ней. Это была Доната, ее закадычная подруга. Изумленная, Пенелопа не сумела скрыть свою досаду.
– Откуда ты взялась? – довольно нелюбезно спросила она.
– Я проделала триста километров, чтобы сюда добраться. Ты могла бы хоть спросить, как я себя чувствую, – обиделась Доната.
– Как ты себя чувствуешь? – неохотно спросила Пенелопа, не поднимаясь со ступеньки.
– Как будто меня поезд переехал, – мрачно ответила Доната.
– Тогда ты ошиблась адресом. Здесь тебе не пункт «Скорой помощи».
– Ты моя лучшая подруга. К кому же мне обратиться в такую минуту, если не к тебе?
– Слушай, я прекрасно справляюсь одна. Я для того и приехала сюда, чтобы побыть одной. Мне не нужны советы ни от тебя, ни от Софии, ни от самого господа бога. Хочу, чтобы меня оставили в покое. Разве я просила тебя о помощи? – набросилась на нее Пенелопа, поднимаясь со ступеньки и двинувшись навстречу Донате. – Как видишь, в доме ремонт, мне негде тебя приютить. Я сама ночую в гостинице. А сейчас сосед ждет меня на ужин.
И тут Пенелопа увидела, что Доната плачет.
– Что с тобой? – устыдившись, с тревогой, спросила Пенелопа.
– Мой брак рухнул. Джованни меня предал, – разрыдалась Доната, бросившись ей на шею.
Пенелопа подумала о Джованни Солчи, идеальном муже, за которого мечтала бы выйти любая женщина: он был хорош собой, положителен, надежен. Ей вспомнилось, как Доната всегда гордилась им и их образцовыми девочками-близнецами. Как часто она сама завидовала Донате! Еще бы! Джованни такой замечательный муж и отец, а Лавиния и Джульетта – прелестные тринадцатилетние девочки: уравновешенные, спокойные, прилежные в учебе, словом, безупречные. И значительная доля заслуги во всем этом принадлежала Джованни. Ей так хотелось, чтобы Андреа был хоть чуточку похож на Джованни.
– Мужчинам доверять нельзя. Все они одинаковы, – с горечью сказала Пенелопа, ласково похлопывая подругу по спине.
– Мой не такой, как все, – всхлипнула Доната. – Ты же знаешь!
– Конечно, знаю. Ты в нем никогда не сомневалась. Твой Джованни – идеальный муж. Все мы так думали. Но в конечном счете выходит, что все мужчины бессовестные эгоисты. Ты сама это поняла. Придется тебе смириться. Я же годами терплю измены Андреа, – сказала Пенелопа с тяжелым вздохом.
…Она вспомнила, как они вчетвером поехали в Лондон, а оттуда на поезде отправились в Рэмзгейт, решив соединить приятное с полезным: весело провести каникулы, а заодно подлечить свой хромающий английский. Они заказали номера в отеле «Прайори», очаровательной деревянно-кирпичной гостинице с викторианской мебелью и хозяйкой, любезной миссис Брюер, как будто сошедшей со страниц романа Диккенса.
– Вы, должно быть, устали с дороги, – сказала она при встрече, качая круглой, как яблоко, головой и встряхивая светлыми кудряшками. – Позвольте мне предложить вам шерри.
С этими словами она усадила приехавших молодых итальянцев в маленькой уютной гостиной. Пенелопа и Андреа незадолго до этого поженились, Доната и Джованни были помолвлены.
– Видели вы когда-нибудь такой сервис в одной из наших гостиниц? – спросил Андреа.
– У англичан есть дар гостеприимства, но такое бывает только в провинции. В Лондоне все совсем не так, – с видом знатока уточнил Джованни, проведший в Англии свои студенческие годы.
Вдруг у них за спиной послышался женский голос.
– Андреа! Любовь моя! Как я рада вновь тебя увидеть!
Хорошенькая разбитная брюнетка, выросшая как из-под земли, приблизилась к Андреа, обняла его и поцеловала в губы. Пенелопа, Доната и Джованни так и застыли с раскрытыми ртами. Андреа, ничуть не смутившись, представил их друг другу. Оказалось, что бойкую девицу зовут Эмануэлой.
– Моя коллега, – нагло улыбаясь, пояснил Андреа. Его молодую жену Эмануэла едва удостоила взглядом.
Однако она поспешила сообщить Андреа, что остановилась здесь всего на один вечер, так как ей предстоит делать фоторепортаж о доме Чарлза Диккенса в Бродстере.
– Все твои коллеги так с тобой здороваются? – накинулась на мужа Пенелопа.
– Да брось, что ты заводишься с пол-оборота? Я же не виноват, что нравлюсь женщинам, – отшутился Андреа.
Доната и Джованни предусмотрительно промолчали.
Пенелопа остыла, войдя в свой номер, оказавшийся просто чудесным. Вся обстановка была выдержана в бело-голубых тонах. Латунная кровать с балдахином из белоснежных кружев и такие же занавески на окне с эркером. На покрытом голубой эмалью комоде стояли электрический чайник и серебряный поднос с фарфоровыми чашками и вкусно пахнущими бисквитами, а на ночном столике – вазочка с анемонами. Захваченная этими открытиями, Пенелопа забыла о досадной встрече мужа с чересчур резвой коллегой. Она отодвинула занавеску и залюбовалась белыми домиками на другой стороне улицы. Двери и оконные наличники каждого дома были выкрашены в свой неповторимый цвет. Из окна ванной было видно море и порт с пришвартованными судами.
На ужин обе пары спустились одновременно. Миссис Брюер порекомендовала им пивную «У Гарви», стилизованную под пиратский притон. Они ели креветок и омаров, намазывали сливочным маслом толстые ломти чудесного деревенского хлеба, пили пиво и черный кофе, беззаботно смеялись, как и положено молодым людям, а в отель вернулись, распевая песенку Мэрилин Монро из фильма «Некоторые любят погорячей». Затем они разошлись по своим комнатам. Джованни и Доната сняли отдельные номера, решив по обоюдному согласию, что будут делить ложе только после венчания. Андреа приготовил две чашки шоколада и принес Пенелопе ее чашку прямо в постель.
– Я на минутку загляну к Джованни, – предупредил он.
Она прождала его несколько часов и уже глубокой ночью постучала в комнату Джованни. Тот крепко спал в полном одиночестве. Тогда Пенелопа бросилась к Донате.
– Он решил переспать с этой потаскухой, я точно знаю, – рыдала она.
Подруга, как могла, утешила и ободрила ее, уверяя, что ни один мужчина, даже последний мерзавец, родившийся под знаком Близнецов, не посмеет так поступить с женой через несколько месяцев после свадьбы.
– Сейчас пойду стучать во все двери. Я эту скотину выведу на чистую воду! – рыдала Пенелопа.
– Да она же уехала! Я сама видела: она садилась в такси, когда мы возвращались с ужина, – соврала Доната.
Она проводила подругу в ее комнату, и они вместе полюбовались корабельными огоньками в гавани из окна ванной. Андреа вернулся на рассвете, когда Пенелопа, глухая к любым доводам разума, уже начала паковать свой чемодан. Он встал перед ней на колени, умолял о прощении, подарил букет «золотого дождя».
– Я сам собрал эти цветы для тебя на утесах, – сказал он и предложил совершенно фантастическую историю в подтверждение того, что провел прошедшую ночь самым невинным образом.
Пенелопа поверила, потому что хотела верить, как чуть раньше хотела верить успокоительным словам Донаты.
И вот теперь, рыдая в ее объятиях, Доната вспомнила тот давний эпизод.
– Да, я прекрасно знаю, что Андреа всегда тебе изменял. Но ты ошибаешься, если думаешь, что все мужчины одинаковы. Некоторые намного хуже, – Доната явно имела в виду своего мужа.
– Ты не хочешь простить ему эту слабость? – спросила Пенелопа.
– Этой «слабости», как ты ее называешь, он предавался в нашей супружеской постели с Мариано Дзеньи, своим тренером по теннису, – прошипела Доната в лицо ошеломленной Пенелопе.
2
Подруги перебрались в «Гранд-отель». Доната получила номер рядом с Пенелопой. Пока она распаковывала чемодан, Пенелопа вышла на балкон. О чем бы она ни пыталась думать, ее мысли неизменно возвращались к Мортимеру. Она хорошо изучила его привычки и маленькие чудачества. В любой час дня она могла точно сказать, где он находится и чем занимается. Просыпаясь по утрам, она думала: «Он уже в больнице, делает обход», а засыпая вечером, говорила себе: «Он уже спит» – и видела его лежащим в постели, которую столько раз делила с ним, занимаясь любовью. Он спал, повернувшись на бок, положив правую руку – сильную, красивую руку хирурга с точеными пальцами – на подушку. Длинные ресницы были опущены. Ей даже казалось, что она слышит его размеренное дыхание.
Профессор был прав: она не дала ему уйти. Из соседней комнаты до нее доносился голос Донаты, говорившей по телефону со своей матерью.
– Успокойся. Я в Чезенатико вместе с Пепе. Побуду здесь пару дней, потом вернусь. Позаботься пока о девочках. Нет, они не знают и не должны ничего знать. Нет, он не посмеет позвонить. Ну конечно, мама: нет худа без добра. Жизнь полосатая, бывает черное, бывает и белое. Позови Лавинию.
Пенелопа слышала, как несчастная Доната изобретает отговорки, чтобы скрыть от дочерей правду. Горничная тем временем подала на балкон липовый отвар.
Разлив его по чашкам, Пенелопа позвала подругу:
– Иди сюда. Сядь, выпей и постарайся немного успокоиться.
– Хотела бы я посмотреть, что бы ты делала на моем месте, – нервно проговорила Доната.
– Мое положение не лучше твоего.
– Ой, ради бога! Ты хотя бы не делила постель с извращенцем. А я с ним спала! И ничего не знала! – истерически выкрикнула Доната.
– Как ни смотри, измена есть измена, – лепетала Пенелопа, впрочем, не меньше подруги обескураженная.
На самом деле она была потрясена рассказом Донаты, но изо всех сил старалась придумать что-нибудь ей в утешение. Но Доната ее не слышала, захваченная своими переживаниями.
– Он обманывал меня, наших дочерей, родственников, друзей. Образцовый муж, которым я так гордилась, а вы все мне завидовали, оказался гомосексуалистом. Ты хоть представляешь, каково это – узнать, что твои дети родились от дегенерата?
– При чем тут дегенерат? – изумилась Пенелопа. – Какой же Джованни дегенерат?!
– А кто же он?! Он извращенец, ублюдок!
– Прекрати, а не то я пропишу тебе чудодейственные «капли Баха». Ты раздаешь их своим клиентам, а сама не хочешь попробовать? – Пенелопа попыталась обратить разговор в шутку.
– Вот уж от юмора ты могла бы меня сейчас избавить, – обиделась любительница астрологии. – Мне сейчас не до шуток, Пепе! Неужели ты сама не понимаешь?!
– Прости меня, Диди, – Пенелопа назвала подругу старым прозвищем, бывшим у них в ходу еще в детстве. – Я только хотела снять напряжение. Но я хорошо понимаю твое отчаяние. Мне все еще не верится, что Джованни действительно гомосексуалист. Мне казалось, что он не того типа.
– Тем не менее это так. Мне бы догадаться двадцать лет назад! Как он настаивал на «целомудренной помолвке», как ложился ко мне в постель по расписанию, будто это у него, а не у меня «критические дни»! Какую брехню нес, чтобы не оставаться со мной! И вот теперь я спрашиваю себя: зачем? Зачем он на мне женился, зачем притворялся образцовым мужем, зачем так долго и трусливо лгал? Вот что приводит меня в отчаяние!
Она начала в подробностях рассказывать Пенелопе о том, как случайно накрыла мужа, вернувшись домой с астрологического конгресса на день раньше, чтобы сделать ему сюрприз. Девочек дома не было: выходные они всегда проводили у дедушки с бабушкой. Доната уже предвкушала, как они с Джованни проведут вместе феерическую ночь. Она точно знала, что найдет его дома, так как по дороге позвонила ему по сотовому.
– Я работаю над проектом рекламного плаката для «Буитони», – сказал он. – Ты же знаешь, когда дома никого нет, мне тут работается лучше, чем в агентстве.
Она вошла в квартиру на цыпочках, убежденная, что найдет мужа в кабинете, с головой погруженного в работу. Оказалось, что повсюду темно, только из-под двери спальни пробивалась слабая полоска света. Доната распахнула эту дверь, и ей показалось, что она видит кошмарный сон. Ее муж Джованни и Мариано Дзеньи, молодой Аполлон из теннисного клуба, были поглощены выполнением гимнастического упражнения – настолько замысловатого, что у древних греков вряд ли хватило бы фантазии запечатлеть его на какой-нибудь амфоре. И все это происходило на священном супружеском ложе. Они были так увлечены своим занятием, что даже не заметили ее появления.
Доната отчаянно закричала. Застигнутые врасплох любовники, так и не успев расцепиться, смотрели на нее как на привидение. Схватив первое, что попалось под руку, – брошенные на стуле плечики для одежды, – Доната принялась наносить удары. Она кричала, не умолкая, выплескивая в надсадном вопле все свое отвращение, боль, словно стремилась ударами и криком изгнать из памяти мерзкую сцену, разрушившую ее жизнь. Двум мужчинам едва хватило сил остановить бьющуюся в истерике женщину. В конце концов тренер по теннису потихоньку улизнул, а Джованни, увидев, что его жена обессилела, признался, что обманывал ее с самого первого дня: связи с мужчинами начались у него еще до знакомства с ней.
– Но это не значит, что я не люблю тебя и наших дочерей, – сказал он. – Вы моя семья, и я вас обожаю.
– Но почему? Ради чего ты разрушил мою жизнь? – Доната, не переставая, задавала ему один и тот же вопрос, на который у Джованни не было ответа.
– Я всегда стыдился своих наклонностей, но несмотря на это не упускал ни единого шанса встречаться с мужчинами – всегда, где бы я ни был, при любых обстоятельствах. Ну вот, теперь ты наконец знаешь всю правду.
Доната выволокла из гардеробной большой сундук и начала складывать в него вещи для себя и дочерей, пока Джованни обрушивал на нее свои ужасающие признания.
– На нем были мои розовые подвязки и шелковые чулки телесного цвета, – рыдая, говорила Доната Пенелопе. – Только тебе я могу рассказать об этой катастрофе. День за днем я строила свою жизнь с терпением и любовью. Мне хотелось достичь совершенства, и я радовалась, когда удавалось к нему приблизиться. Все рухнуло в одночасье. Прости меня, Пепе. Столько раз я критиковала, осуждала, жалела тебя. Это меня надо было жалеть! Никто не должен знать… хотя, конечно, все уже знают. Соседи по дому наверняка слышали мои вопли, и они не преминут рассказать другим. Но все будут делать вид, что не знают. Прошу тебя, никому ни слова, даже Софии.
– Бедная София! – воскликнула Пенелопа. – Ей тоже не повезло. Она не в лучшем положении, чем мы с тобой!
– Нет, мне хуже, чем вам. Ты понимаешь?
– А о дочерях ты подумала? Что с ними будет?
– Я им сказала, что отныне наша команда будет играть в другом составе. Мы будем жить у дедушки с бабушкой, потому что их отец оказался негодяем. Я не могу их травмировать, не могу рассказать им правду. Зато я все выложила своему адвокату. Пока я укладывала чемоданы, несмотря на отчаяние, мне пришла в голову гениальная мысль: я прихватила с собой все бумаги, которые Джованни приносит домой из конторы. Я обдеру его, как липку. Он будет платить мне щедрые алименты до конца своих дней, – Доната буквально тряслась от ярости.
– Будь я на твоем месте, я не взяла бы у него ни гроша, – покачала головой Пенелопа.
– Ну, ясное дело, ты же дура.
– Большое спасибо.
– Извини. Я не то хотела сказать.
– Именно это ты и хотела сказать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39