Поверь, я его не выбирала.
Он прикоснулся к ее руке.
– Ты неподражаема, – сказал он тихим голосом. – И еще раз прости, если я чем-то тебя обидел.
Фрэнсин демонстративно отвернулась к окну. Такси медленно пробивалось сквозь плотную массу машин к тому бунгало, которое они всегда снимали, когда приезжали сюда по делам. Это было тихое, спокойное место, расположенное на берегу реки, главной транспортной артерии в этом захолустье, что позволяло им без труда пробираться в самые потаенные уголки джунглей. Правда, с каждой такой поездкой Фрэнсин все больше убеждалась, что на самом деле они занимаются самоуничтожением.
С 1945 года, когда война закончилась, и в этом регионе установился относительный порядок, она много раз возвращалась в Саравак, проводила здесь недели напролет и все время безуспешно пыталась отыскать хоть какие-нибудь следы пропавшей дочери. Она осмотрела все деревни, все дома, все закоулки в этих необъятных джунглях и везде встречала один и тот же ответ: все люди рода Нендака погибли, включая даже маленьких детей. Ей самым подробным образом объяснили, что японцы пришли в деревню рано утром, согнали всех жителей, расстреляли их, а потом методично добивали уцелевших штыками. В живых осталось лишь несколько человек, которые находились в тот момент за пределами деревни. Она переговорила со всеми из них, но ничего путного так и не услышала. Более того, они подтвердили, что дети стали самой легкой добычей японцев, так как были еще глупы, доверчивы и запуганы до такой степени, что им даже в голову не пришло убежать в джунгли. Какое-то время они еще ползали среди трупов своих родителей, но потом японцы и их тоже добили штыками. Теперь Фрэнсин оставалось надеяться только на то, что Рут умерла от дизентерии, не дождавшись того страшного момента, когда в деревне появились японцы.
В первые послевоенные годы Клайв ничем не мог помочь Фрэнсин, и ей пришлось исследовать джунгли в одиночку. Разумеется, она часто нанимала специальных агентов, которые рыскали по всем окрестностям и выуживали все сведения, которые могли бы иметь хоть малейшее отношение к судьбе рода Нендака. Но и самой ей пришлось немало побродить по непроходимым джунглям в поисках ребенка. Причем она порой забиралась даже в те места, которые контролировали коммунисты. А в 1948 году в стране было введено чрезвычайное положение и свободно передвигаться по территории стало практически невозможно. Оставалось надеяться лишь на помощь Международного Красного Креста да еще на ряд организаций, занимавшихся поисками и регистрацией беженцев. Но вплоть до 1954 года никаких более или менее обнадеживающих сведений о Рут к ней не поступало.
«Я никогда больше не увижу Рут, – подумала она. – Я не найду ее, и пора примириться с этим, иначе я просто сойду с ума». Вероятно, последние слова она произнесла вслух, так как Клайв быстро повернулся к ней и прикоснулся к руке.
– Фрэнсин, с тобой все в порядке? Почему ты плачешь? – Он обнял ее и прижал к себе. – Успокойся, все будет хорошо. Во всем виноват этот ужасный рейс из Сингапура.
– Я больше не могу выносить этого, – прошептала она, вытирая слёзы. – Клайв, ведь прошло уже больше десяти лет!
– Ничего, будем надеяться, что на этот раз нам повезет, – пытался успокоить ее Клайв. – Не может быть, чтобы никто ничего не знал о судьбе девочки.
Она решительно отодвинулась от него.
– Клайв, не надо меня успокаивать. Нам уже говорили, что все жители деревни погибли, включая даже самых маленьких детей. Почему мы продолжаем как безумные рыскать по джунглям и допрашивать людей, которые ничем не могут нам помочь? Ради чего все это?
– Я никогда не оставлял надежды ее найти. – Он пристально посмотрел на нее. – Ты же знаешь, надежда умирает последней.
– Ты все еще надеешься увидеть ее живой?! – истерично выкрикнула она, сжав кулаки. – Надеешься, что она сбежала в джунгли, где ее вскормила какая-нибудь волчица? Думаешь, что в один прекрасный день она выйдет из леса с цветами в волосах и протянутыми к тебе руками?
– Не надо, Фрэнсин, – поморщился Клайв. – Ты убиваешь в себе последнюю надежду, а тем самым убиваешь и себя.
– Надежда – это нестерпимые муки ада, если хочешь знать! – Она снова отвернулась от него и погрузилась в невеселые мысли. – Ты никогда не поймешь этого, Клайв, – добавила она после продолжительной паузы. – Для тебя это просто забавное хобби, а для меня – настоящая пытка.
– Не думаю, что слово «хобби» больше всего подходит в данный момент, – упрекнул ее Клайв и обиженно поджал губы.
– С помощью этого трюка ты пытаешься поймать меня на крючок, – продолжала Фрэнсин.
– На крючок?
– Да, таким образом ты хочешь заставить меня остаться с тобой. Разве не так? – Она уставилась на него покрасневшими от слез глазами. – Ты делаешь все возможное, чтобы покрепче привязать меня к себе. При этом тебе наплевать, хочу я этого или нет. Но у тебя ничего не выйдет, Клайв, и ты это прекрасно знаешь. Прошлого не вернешь, как ни старайся.
– Значит, ты считаешь, что я выдумал эту историю и специально вытащил тебя из теплого офиса? – подозрительно тихо спросил он.
– Нет, я так не считаю, – смягчилась Фрэнсин, – но я по-прежнему думаю, что эти бесполезные и бессмысленные поиски надо прекратить. Всегда можно услышать какие-то обнадеживающие новости – слухи, сплетни, легенды, выдумки сумасшедших людей, догадки маразматических стариков, – но из этого вовсе не следует, что нужно бросать все дела и мчаться в джунгли сломя голову. Клайв, каждый год здесь появляются какие-то новые сплетни, а мы с тобой как сумасшедшие бросаемся в джунгли, хотя всем уже ясно, что ничего хорошего из этого не получится. А ты, между прочим, бессовестно пользуешься этим и всякий раз вызываешь меня, чтобы провести со мной хоть несколько дней. Я хочу раз и навсегда положить этому конец.
Его лицо перекосилось от боли.
– Фрэнсин, я никогда не думал, что в твоей голове могут появиться такие жуткие мысли.
– Неужели?
– Даю тебе честное слово, что до сих пор искренне надеюсь, что рано или поздно нам удастся выяснить всю правду о судьбе Рут. Я всегда считал, что ты думаешь точно так же.
Фрэнсин отвернулась от него, и он схватил ее за руку.
– Я люблю тебя, Фрэнсин, и всегда буду любить. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я специально вытаскиваю тебя на Борнео, чтобы навязать свое общество и возродить былые отношения. Если ты не хочешь меня больше видеть…
– Клайв, – нетерпеливо перебила она его, – неужели ты не понимаешь, что это единственное, что нас связывает? Это единственное место, где мы еще можем встретиться с тобой.
Он молчал, вспоминая свой прошлогодний визит в Гонконг, когда целых полтора часа просидел в офисе, безуспешно пытаясь попасть к ней на прием. Тогда секретарша сказала ему, что Фрэнсин очень занята и, к сожалению, не сможет принять его в ближайшее время. А когда он позвонил ей домой, ему ответили, что она куда-то уехала и приедет не скоро… На следующий день в офисе ему деликатно объяснили, что она уехала по срочным делам в Бангкок и вернется лишь через несколько дней. Сполна испив горькую чашу унижения, Клайв вернулся в Австралию и с тех пор не предпринимал никаких попыток с ней связаться.
– Ну что ж, горькая правда всегда лучше сладкой лжи, – грустно пробурчал он после продолжительной паузы. – Надо было давно сказать мне правду. Почему ты не сделала этого раньше?
– Клайв, я говорю тебе это много лет подряд, но ты не слушаешь меня.
Он тяжело вздохнул и отвернулся.
– Мне было не до этого. Ты ведь видела, в каком состоянии я пребывал все это время.
– А я? – не выдержала она, вытирая платком слезы. – Обо мне ты подумал? У меня такое чувство, что меня разорвали на две части, и я никак не могу соединить их в единое целое. И во многом это происходит из-за тебя. – Она внимательно посмотрела на него, словно желая понять, дошли до него ее слова или нет.
– Вот мы и приехали, – сказал Клайв, глядя в окно.
Дом был довольно живописным, хотя построили его еще в колониальные времена, когда здесь правили так называемые «белые раджи». Он стоял почти посреди площади и выходил окнами на небольшую пристань, возле которой на волнах колыхались грубо выделанные лодки туземцев. Внутри он выглядел неухоженным, и по всему было видно, что муссонные дожди не пощадили это строение. Облезлый потолок покрывала зеленоватая плесень, а в затхлом воздухе плавал едкий запах гниющей древесины и мокрой штукатурки.
Войдя в помещение, Фрэнсин прикрыла рукой нос и вдруг вспомнила те давние времена, когда она волею судьбы оказалась в этих местах. Тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные воспоминания, она попыталась найти спальню. В последние годы она всегда спала отдельно от Клайва, и тот не предпринимал никаких попыток изменить положение вещей. Так получалось, что она устраивалась в лучшей комнате с видом на джунгли или реку, а Клайву доставалась самая неудобная. Впрочем, его это нисколько не расстраивало. Ему было на все наплевать.
Распаковав вещи, она умылась, смыла косметику и надела легкое платье из тонкого хлопка. Жара была просто невообразимой, и уже через пару минут ее тело покрылось крупными каплями пота. Обед подали в большой столовой, в дальнем углу которой, несмотря на невероятную жару, в камине весело потрескивал огонь. – К счастью, ей совсем не хотелось есть, и она не стала терзать себя этой пыткой и вскоре покинула столовую. Все равно говорить с Клайвом ей было не о чем. Они ели молча, лишь изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами.
После обеда они встретились в гостиной, которая оказалась самым прохладным местом в этом огромном доме. Высокие окна из венецианского стекла надежно защищали помещение от нестерпимой жары, а украшенные старой лепниной потолки придавали интерьеру вид старинной декорации для съемок фильма в стиле ретро.
– Как ты себя чувствуешь? – наконец нарушил затянувшееся молчание Клайв.
Правда, по тону было видно, что он до сих пор не может забыть те обидные слова, которые его бывшая жена говорила ему в такси.
– Спасибо, хорошо. – Она вяло откинулась на спинку видавшего виды дивана.
Белое платье плотно облегало ее стройную фигуру, подчеркивая все прелести, до боли знакомые ему с давних лет.
Фрэнсин потерла рукой лоб, а потом медленно повернулась к нему.
– Как далеко отсюда до той деревни? – спросила она, заметив, что он пристально изучает разложенную на коленях карту.
– Если я не ошибся, – задумчиво произнес он, – то мы сможем добраться до нужного места примерно за пару дней. Нам придется подняться вверх по реке, а там рукой подать до деревни, если, конечно, повезет с погодой и со всем прочим. Эта деревушка называется Румах-Булан.
– А кто там живет?
– Небольшое племя с таким же названием. Эти люди предпочитают не вступать в контакт с другими племенами, а тем более с белыми людьми.
– А ты уверен, что мы туда доберемся? – продолжала допытываться Фрэнсин. – Ведь после таких дождей здешние реки становятся очень бурными.
– Мне говорили, что большая часть пути вполне безопасна, – постарался успокоить ее Клайв, хотя сам не был уверен в этом. – Тебе не хочется туда ехать?
– Да, не хочется, – призналась Фрэнсин и закрыла лицо руками.
– Ты просто устала, – тихо сказал он, словно это был благовидный предлог для отказа. – Фрэнсин, мне кажется, ты слишком много работаешь.
– Нет, нет, – отмахнулась она и легла на диван, уставившись в потолок.
По старой штукатурке ползали какие-то крохотные экзотические букашки. Высоко в небе прогрохотал очередной раскат грома.
– Знаешь, Фрэнсин, я был поражен сегодня, когда увидел тебя в аэропорту. Мне показалось, что я вижу совершенно незнакомую женщину. Ты очень изменилась в последнее время.
– Я просто раскисла под этим жутким дождем, – нехотя проговорила она.
– Нет, дело не в этом. Дело вовсе не в твоей мокрой одежде или усталом виде. Ты двигалась как-то не так, а на лице у тебя появилось какое-то странное выражение отчуждения, чего никогда не было раньше. Ты стала более целеустремленной, более жесткой и… более холодной. Словом, ты научилась смотреть сквозь людей и обращать внимание только на тех, кто по каким-то причинам тебе интересен. Ты стала чужой, Фрэнсин, – подытожил Клайв, искоса взглянув на нее.
– Нет, Клайв, я смотрю не сквозь людей, а в будущее. Все мои помыслы сейчас обращены в будущее, потому что прошлое доставляет мне одни страдания. В прошлом, к сожалению, нет ничего, что могло бы порадовать истерзанную душу.
– Понятно, – протянул он, не поворачивая к ней головы. – К сожалению, в твоем будущем для меня нет места, о чем ты так откровенно заявила сегодня утром.
В его голосе было, нечто такое, что невольно вызвало у нее чувство жалости.
– Нет, Клайв, ты навсегда останешься частью моей жизни.
– Твоей прошлой жизни, – уточнил он.
– Да, ты прав, – согласилась она, встретившись с ним взглядом. – Частью моей прошлой жизни.
Фрэнсин вспомнились его слова о том, что она при встрече показалась ему чужим человеком, и она вдруг подумала, что сейчас он тоже кажется чужим и каким-то отстраненным, отрешенным от реальной жизни. Этот процесс отчуждения начался уже давно, продолжался все последние годы, а сегодня, похоже, подошел к логическому завершению. Он все еще считает ее неопытной, несмышленой, глупой девчонкой из городка Ипо, невежественной и необразованной, которой такое сложное дело не по зубам. Он не способен оценить те перемены, которые произошли в ней за послевоенные годы. Даже если она сейчас врежет ему кулаком по лицу, он, скорее всего, снисходительно ухмыльнется: ну что взять с азиатов!
Клайв о чем-то напряженно размышлял, задумчиво глядя в окно.
– Может быть, – наконец сказал он тихо, – я чего-то не понимаю. Но зато я совершенно точно знаю, что по-прежнему люблю тебя. Мне всегда почему-то казалось, что этого вполне достаточно для полного счастья.
– Нет, Клайв, недостаточно.
Он ничего не ответил и склонился над картой, а Фрэнсин, лежа на диване, запрокинула голову и даже не вздрогнула от очередного раската грома, поглощенная ужасным ощущением окружающей ее пустоты.
После обеда они встретились с человеком по имени Бата, который должен был сопровождать их вверх по реке на небольшом катере. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти из племени кайан, все тело которого было покрыто замысловатой татуировкой. Теперь успех их предприятия зависел только от него. Он обязался доставить их к той деревне, а по пути оберегать от всех напастей, провести сквозь водовороты и водопады, и к тому же на него возлагалась задача по обеспечению их пищей. Правда, они взяли с собой немного риса и соли, но этого было явно недостаточно, чтобы продержаться до конца пути. Разумеется, как и все туземцы, он был неисправимым оптимистом, доказывал, что ничего страшного в таком путешествии нет, что вода поднялась не настолько высоко, чтобы это было опасно для плавания, а уж еды в джунглях хватит на всех. А когда Клайв показал ему карту местности, абориген снисходительно хмыкнул, сказав, что знает эти места лучше всякого картографа.
Всю вторую половину дня дождь лил как из ведра, поэтому им пришлось коротать время в доме. После ужина они разошлись по своим комнатам, чтобы подготовиться к завтрашнему, походу. После долгих раздумий Фрэнсин решила оставить все драгоценности и городскую одежду в гостинице, совершенно не опасаясь, что ее могут украсть. Воровство среди местных племен считалось неслыханным и просто невозможным поступком. В небольшую кожаную сумку она положила три хлопчатобумажных платья, нижнее белье, аптечку и еще несколько мелочей, которые могут пригодиться в пути.
Когда сборы подходили к концу, в дверь постучали.
– Войдите! – крикнула она и не удивилась, увидев на пороге Клайва с большим пакетом в руке.
– Ты не забыла про хинин? – заботливо спросил он.
– Про хинин? Конечно же, забыла.
– Я принес его тебе. Возьми. Думаю, он не помешает.
Кивнув в знак благодарности, она пошла в ванную, достала таблетку, проглотила ее, запив холодной водой. Тропическая малярия представляла собой самую грозную опасность в местных джунглях, но Фрэнсин всегда забывала принять нужную дозу хинина.
Клайв подошел к ванной и посмотрел на нее через стеклянную дверь.
– Не стоит отчаиваться, – тихо сказал он, не отрывая от нее глаз. – Человек не должен расставаться с надеждой, даже если она причиняет невыносимые страдания, как ты говоришь. – Его голос был мягким и нежным, словно он извинялся за какие-то старые грехи.
– Это моя дочь, Клайв, – спокойно сказала она. – Ты никогда не поймешь те страдания, которые мне пришлось пережить. Впрочем, это вполне естественно. Во-первых, ты мужчина, а во-вторых, это не твоя дочь.
– Нет, Фрэнсин, я любил ее не меньше, чем ты, – грустно вздохнул Клайв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Он прикоснулся к ее руке.
– Ты неподражаема, – сказал он тихим голосом. – И еще раз прости, если я чем-то тебя обидел.
Фрэнсин демонстративно отвернулась к окну. Такси медленно пробивалось сквозь плотную массу машин к тому бунгало, которое они всегда снимали, когда приезжали сюда по делам. Это было тихое, спокойное место, расположенное на берегу реки, главной транспортной артерии в этом захолустье, что позволяло им без труда пробираться в самые потаенные уголки джунглей. Правда, с каждой такой поездкой Фрэнсин все больше убеждалась, что на самом деле они занимаются самоуничтожением.
С 1945 года, когда война закончилась, и в этом регионе установился относительный порядок, она много раз возвращалась в Саравак, проводила здесь недели напролет и все время безуспешно пыталась отыскать хоть какие-нибудь следы пропавшей дочери. Она осмотрела все деревни, все дома, все закоулки в этих необъятных джунглях и везде встречала один и тот же ответ: все люди рода Нендака погибли, включая даже маленьких детей. Ей самым подробным образом объяснили, что японцы пришли в деревню рано утром, согнали всех жителей, расстреляли их, а потом методично добивали уцелевших штыками. В живых осталось лишь несколько человек, которые находились в тот момент за пределами деревни. Она переговорила со всеми из них, но ничего путного так и не услышала. Более того, они подтвердили, что дети стали самой легкой добычей японцев, так как были еще глупы, доверчивы и запуганы до такой степени, что им даже в голову не пришло убежать в джунгли. Какое-то время они еще ползали среди трупов своих родителей, но потом японцы и их тоже добили штыками. Теперь Фрэнсин оставалось надеяться только на то, что Рут умерла от дизентерии, не дождавшись того страшного момента, когда в деревне появились японцы.
В первые послевоенные годы Клайв ничем не мог помочь Фрэнсин, и ей пришлось исследовать джунгли в одиночку. Разумеется, она часто нанимала специальных агентов, которые рыскали по всем окрестностям и выуживали все сведения, которые могли бы иметь хоть малейшее отношение к судьбе рода Нендака. Но и самой ей пришлось немало побродить по непроходимым джунглям в поисках ребенка. Причем она порой забиралась даже в те места, которые контролировали коммунисты. А в 1948 году в стране было введено чрезвычайное положение и свободно передвигаться по территории стало практически невозможно. Оставалось надеяться лишь на помощь Международного Красного Креста да еще на ряд организаций, занимавшихся поисками и регистрацией беженцев. Но вплоть до 1954 года никаких более или менее обнадеживающих сведений о Рут к ней не поступало.
«Я никогда больше не увижу Рут, – подумала она. – Я не найду ее, и пора примириться с этим, иначе я просто сойду с ума». Вероятно, последние слова она произнесла вслух, так как Клайв быстро повернулся к ней и прикоснулся к руке.
– Фрэнсин, с тобой все в порядке? Почему ты плачешь? – Он обнял ее и прижал к себе. – Успокойся, все будет хорошо. Во всем виноват этот ужасный рейс из Сингапура.
– Я больше не могу выносить этого, – прошептала она, вытирая слёзы. – Клайв, ведь прошло уже больше десяти лет!
– Ничего, будем надеяться, что на этот раз нам повезет, – пытался успокоить ее Клайв. – Не может быть, чтобы никто ничего не знал о судьбе девочки.
Она решительно отодвинулась от него.
– Клайв, не надо меня успокаивать. Нам уже говорили, что все жители деревни погибли, включая даже самых маленьких детей. Почему мы продолжаем как безумные рыскать по джунглям и допрашивать людей, которые ничем не могут нам помочь? Ради чего все это?
– Я никогда не оставлял надежды ее найти. – Он пристально посмотрел на нее. – Ты же знаешь, надежда умирает последней.
– Ты все еще надеешься увидеть ее живой?! – истерично выкрикнула она, сжав кулаки. – Надеешься, что она сбежала в джунгли, где ее вскормила какая-нибудь волчица? Думаешь, что в один прекрасный день она выйдет из леса с цветами в волосах и протянутыми к тебе руками?
– Не надо, Фрэнсин, – поморщился Клайв. – Ты убиваешь в себе последнюю надежду, а тем самым убиваешь и себя.
– Надежда – это нестерпимые муки ада, если хочешь знать! – Она снова отвернулась от него и погрузилась в невеселые мысли. – Ты никогда не поймешь этого, Клайв, – добавила она после продолжительной паузы. – Для тебя это просто забавное хобби, а для меня – настоящая пытка.
– Не думаю, что слово «хобби» больше всего подходит в данный момент, – упрекнул ее Клайв и обиженно поджал губы.
– С помощью этого трюка ты пытаешься поймать меня на крючок, – продолжала Фрэнсин.
– На крючок?
– Да, таким образом ты хочешь заставить меня остаться с тобой. Разве не так? – Она уставилась на него покрасневшими от слез глазами. – Ты делаешь все возможное, чтобы покрепче привязать меня к себе. При этом тебе наплевать, хочу я этого или нет. Но у тебя ничего не выйдет, Клайв, и ты это прекрасно знаешь. Прошлого не вернешь, как ни старайся.
– Значит, ты считаешь, что я выдумал эту историю и специально вытащил тебя из теплого офиса? – подозрительно тихо спросил он.
– Нет, я так не считаю, – смягчилась Фрэнсин, – но я по-прежнему думаю, что эти бесполезные и бессмысленные поиски надо прекратить. Всегда можно услышать какие-то обнадеживающие новости – слухи, сплетни, легенды, выдумки сумасшедших людей, догадки маразматических стариков, – но из этого вовсе не следует, что нужно бросать все дела и мчаться в джунгли сломя голову. Клайв, каждый год здесь появляются какие-то новые сплетни, а мы с тобой как сумасшедшие бросаемся в джунгли, хотя всем уже ясно, что ничего хорошего из этого не получится. А ты, между прочим, бессовестно пользуешься этим и всякий раз вызываешь меня, чтобы провести со мной хоть несколько дней. Я хочу раз и навсегда положить этому конец.
Его лицо перекосилось от боли.
– Фрэнсин, я никогда не думал, что в твоей голове могут появиться такие жуткие мысли.
– Неужели?
– Даю тебе честное слово, что до сих пор искренне надеюсь, что рано или поздно нам удастся выяснить всю правду о судьбе Рут. Я всегда считал, что ты думаешь точно так же.
Фрэнсин отвернулась от него, и он схватил ее за руку.
– Я люблю тебя, Фрэнсин, и всегда буду любить. Но ты ошибаешься, если думаешь, что я специально вытаскиваю тебя на Борнео, чтобы навязать свое общество и возродить былые отношения. Если ты не хочешь меня больше видеть…
– Клайв, – нетерпеливо перебила она его, – неужели ты не понимаешь, что это единственное, что нас связывает? Это единственное место, где мы еще можем встретиться с тобой.
Он молчал, вспоминая свой прошлогодний визит в Гонконг, когда целых полтора часа просидел в офисе, безуспешно пытаясь попасть к ней на прием. Тогда секретарша сказала ему, что Фрэнсин очень занята и, к сожалению, не сможет принять его в ближайшее время. А когда он позвонил ей домой, ему ответили, что она куда-то уехала и приедет не скоро… На следующий день в офисе ему деликатно объяснили, что она уехала по срочным делам в Бангкок и вернется лишь через несколько дней. Сполна испив горькую чашу унижения, Клайв вернулся в Австралию и с тех пор не предпринимал никаких попыток с ней связаться.
– Ну что ж, горькая правда всегда лучше сладкой лжи, – грустно пробурчал он после продолжительной паузы. – Надо было давно сказать мне правду. Почему ты не сделала этого раньше?
– Клайв, я говорю тебе это много лет подряд, но ты не слушаешь меня.
Он тяжело вздохнул и отвернулся.
– Мне было не до этого. Ты ведь видела, в каком состоянии я пребывал все это время.
– А я? – не выдержала она, вытирая платком слезы. – Обо мне ты подумал? У меня такое чувство, что меня разорвали на две части, и я никак не могу соединить их в единое целое. И во многом это происходит из-за тебя. – Она внимательно посмотрела на него, словно желая понять, дошли до него ее слова или нет.
– Вот мы и приехали, – сказал Клайв, глядя в окно.
Дом был довольно живописным, хотя построили его еще в колониальные времена, когда здесь правили так называемые «белые раджи». Он стоял почти посреди площади и выходил окнами на небольшую пристань, возле которой на волнах колыхались грубо выделанные лодки туземцев. Внутри он выглядел неухоженным, и по всему было видно, что муссонные дожди не пощадили это строение. Облезлый потолок покрывала зеленоватая плесень, а в затхлом воздухе плавал едкий запах гниющей древесины и мокрой штукатурки.
Войдя в помещение, Фрэнсин прикрыла рукой нос и вдруг вспомнила те давние времена, когда она волею судьбы оказалась в этих местах. Тряхнув головой, чтобы отогнать непрошеные воспоминания, она попыталась найти спальню. В последние годы она всегда спала отдельно от Клайва, и тот не предпринимал никаких попыток изменить положение вещей. Так получалось, что она устраивалась в лучшей комнате с видом на джунгли или реку, а Клайву доставалась самая неудобная. Впрочем, его это нисколько не расстраивало. Ему было на все наплевать.
Распаковав вещи, она умылась, смыла косметику и надела легкое платье из тонкого хлопка. Жара была просто невообразимой, и уже через пару минут ее тело покрылось крупными каплями пота. Обед подали в большой столовой, в дальнем углу которой, несмотря на невероятную жару, в камине весело потрескивал огонь. – К счастью, ей совсем не хотелось есть, и она не стала терзать себя этой пыткой и вскоре покинула столовую. Все равно говорить с Клайвом ей было не о чем. Они ели молча, лишь изредка перебрасываясь короткими, ничего не значащими фразами.
После обеда они встретились в гостиной, которая оказалась самым прохладным местом в этом огромном доме. Высокие окна из венецианского стекла надежно защищали помещение от нестерпимой жары, а украшенные старой лепниной потолки придавали интерьеру вид старинной декорации для съемок фильма в стиле ретро.
– Как ты себя чувствуешь? – наконец нарушил затянувшееся молчание Клайв.
Правда, по тону было видно, что он до сих пор не может забыть те обидные слова, которые его бывшая жена говорила ему в такси.
– Спасибо, хорошо. – Она вяло откинулась на спинку видавшего виды дивана.
Белое платье плотно облегало ее стройную фигуру, подчеркивая все прелести, до боли знакомые ему с давних лет.
Фрэнсин потерла рукой лоб, а потом медленно повернулась к нему.
– Как далеко отсюда до той деревни? – спросила она, заметив, что он пристально изучает разложенную на коленях карту.
– Если я не ошибся, – задумчиво произнес он, – то мы сможем добраться до нужного места примерно за пару дней. Нам придется подняться вверх по реке, а там рукой подать до деревни, если, конечно, повезет с погодой и со всем прочим. Эта деревушка называется Румах-Булан.
– А кто там живет?
– Небольшое племя с таким же названием. Эти люди предпочитают не вступать в контакт с другими племенами, а тем более с белыми людьми.
– А ты уверен, что мы туда доберемся? – продолжала допытываться Фрэнсин. – Ведь после таких дождей здешние реки становятся очень бурными.
– Мне говорили, что большая часть пути вполне безопасна, – постарался успокоить ее Клайв, хотя сам не был уверен в этом. – Тебе не хочется туда ехать?
– Да, не хочется, – призналась Фрэнсин и закрыла лицо руками.
– Ты просто устала, – тихо сказал он, словно это был благовидный предлог для отказа. – Фрэнсин, мне кажется, ты слишком много работаешь.
– Нет, нет, – отмахнулась она и легла на диван, уставившись в потолок.
По старой штукатурке ползали какие-то крохотные экзотические букашки. Высоко в небе прогрохотал очередной раскат грома.
– Знаешь, Фрэнсин, я был поражен сегодня, когда увидел тебя в аэропорту. Мне показалось, что я вижу совершенно незнакомую женщину. Ты очень изменилась в последнее время.
– Я просто раскисла под этим жутким дождем, – нехотя проговорила она.
– Нет, дело не в этом. Дело вовсе не в твоей мокрой одежде или усталом виде. Ты двигалась как-то не так, а на лице у тебя появилось какое-то странное выражение отчуждения, чего никогда не было раньше. Ты стала более целеустремленной, более жесткой и… более холодной. Словом, ты научилась смотреть сквозь людей и обращать внимание только на тех, кто по каким-то причинам тебе интересен. Ты стала чужой, Фрэнсин, – подытожил Клайв, искоса взглянув на нее.
– Нет, Клайв, я смотрю не сквозь людей, а в будущее. Все мои помыслы сейчас обращены в будущее, потому что прошлое доставляет мне одни страдания. В прошлом, к сожалению, нет ничего, что могло бы порадовать истерзанную душу.
– Понятно, – протянул он, не поворачивая к ней головы. – К сожалению, в твоем будущем для меня нет места, о чем ты так откровенно заявила сегодня утром.
В его голосе было, нечто такое, что невольно вызвало у нее чувство жалости.
– Нет, Клайв, ты навсегда останешься частью моей жизни.
– Твоей прошлой жизни, – уточнил он.
– Да, ты прав, – согласилась она, встретившись с ним взглядом. – Частью моей прошлой жизни.
Фрэнсин вспомнились его слова о том, что она при встрече показалась ему чужим человеком, и она вдруг подумала, что сейчас он тоже кажется чужим и каким-то отстраненным, отрешенным от реальной жизни. Этот процесс отчуждения начался уже давно, продолжался все последние годы, а сегодня, похоже, подошел к логическому завершению. Он все еще считает ее неопытной, несмышленой, глупой девчонкой из городка Ипо, невежественной и необразованной, которой такое сложное дело не по зубам. Он не способен оценить те перемены, которые произошли в ней за послевоенные годы. Даже если она сейчас врежет ему кулаком по лицу, он, скорее всего, снисходительно ухмыльнется: ну что взять с азиатов!
Клайв о чем-то напряженно размышлял, задумчиво глядя в окно.
– Может быть, – наконец сказал он тихо, – я чего-то не понимаю. Но зато я совершенно точно знаю, что по-прежнему люблю тебя. Мне всегда почему-то казалось, что этого вполне достаточно для полного счастья.
– Нет, Клайв, недостаточно.
Он ничего не ответил и склонился над картой, а Фрэнсин, лежа на диване, запрокинула голову и даже не вздрогнула от очередного раската грома, поглощенная ужасным ощущением окружающей ее пустоты.
После обеда они встретились с человеком по имени Бата, который должен был сопровождать их вверх по реке на небольшом катере. Это был невысокий мужчина лет пятидесяти из племени кайан, все тело которого было покрыто замысловатой татуировкой. Теперь успех их предприятия зависел только от него. Он обязался доставить их к той деревне, а по пути оберегать от всех напастей, провести сквозь водовороты и водопады, и к тому же на него возлагалась задача по обеспечению их пищей. Правда, они взяли с собой немного риса и соли, но этого было явно недостаточно, чтобы продержаться до конца пути. Разумеется, как и все туземцы, он был неисправимым оптимистом, доказывал, что ничего страшного в таком путешествии нет, что вода поднялась не настолько высоко, чтобы это было опасно для плавания, а уж еды в джунглях хватит на всех. А когда Клайв показал ему карту местности, абориген снисходительно хмыкнул, сказав, что знает эти места лучше всякого картографа.
Всю вторую половину дня дождь лил как из ведра, поэтому им пришлось коротать время в доме. После ужина они разошлись по своим комнатам, чтобы подготовиться к завтрашнему, походу. После долгих раздумий Фрэнсин решила оставить все драгоценности и городскую одежду в гостинице, совершенно не опасаясь, что ее могут украсть. Воровство среди местных племен считалось неслыханным и просто невозможным поступком. В небольшую кожаную сумку она положила три хлопчатобумажных платья, нижнее белье, аптечку и еще несколько мелочей, которые могут пригодиться в пути.
Когда сборы подходили к концу, в дверь постучали.
– Войдите! – крикнула она и не удивилась, увидев на пороге Клайва с большим пакетом в руке.
– Ты не забыла про хинин? – заботливо спросил он.
– Про хинин? Конечно же, забыла.
– Я принес его тебе. Возьми. Думаю, он не помешает.
Кивнув в знак благодарности, она пошла в ванную, достала таблетку, проглотила ее, запив холодной водой. Тропическая малярия представляла собой самую грозную опасность в местных джунглях, но Фрэнсин всегда забывала принять нужную дозу хинина.
Клайв подошел к ванной и посмотрел на нее через стеклянную дверь.
– Не стоит отчаиваться, – тихо сказал он, не отрывая от нее глаз. – Человек не должен расставаться с надеждой, даже если она причиняет невыносимые страдания, как ты говоришь. – Его голос был мягким и нежным, словно он извинялся за какие-то старые грехи.
– Это моя дочь, Клайв, – спокойно сказала она. – Ты никогда не поймешь те страдания, которые мне пришлось пережить. Впрочем, это вполне естественно. Во-первых, ты мужчина, а во-вторых, это не твоя дочь.
– Нет, Фрэнсин, я любил ее не меньше, чем ты, – грустно вздохнул Клайв.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43