– Бог мой, как ты прекрасна, – услышала девушка жаркий шепот Доминика.
В следующую секунду его губы снова прильнули к ее нежным, чуть влажным губам. У нее сразу перехватило дыхание. Ее колени подогнулись, и она поняла, что погибает… непременно погибнет, если только он отпустит ее… Даст ей уйти.
Нет, она не должна позволять, чтобы все это произошло! Она не должна допускать, чтобы эти жаркие поцелуи заставляли ее таять, словно свечу в пламени. Она должна постараться заставить мужчину уйти, однако, еще не успев подумать об этом, Лаура точно знала, что это не в ее силах. Под толстой материей его одежды она чувствовала железную мощь его мускулов, и у нее не было сил отвергнуть их властную притягательность.
Девушка почувствовала, что мужские руки скользят по ее спине. У нее появилось ощущение, будто он прикасается к ее обнаженному телу, и внезапно в ее голове молнией мелькнула, но тут же погасла, мысль о том, что сейчас, в этом платье, без корсета, ей не удастся ничего скрыть от мужских ищущих рук. В следующее мгновение Лаура вздрогнула, почувствовав, как его теплые пальцы коснулись обнаженной кожи на ее ноге и скользнули к подвязкам, державшим чулки у нее на бедрах.
– Лаура, бог мой, я схожу с ума!
– Возможно, тебе не нужно больше меня целовать.
– Ха! Лучше уж я тогда распрощаюсь со своим рассудком, – его пальцы скользнули к ней в чулок, но затем, словно испугавшись чего-то резко остановились. Доминик обнял девушку за талию одной рукой, прижимая к себе, другую поднял к волосам Лауры и вытащил из ее прически гребень. Густая волна волос водопадом рухнула ей на плечи. Однако, уже в следующее мгновение Доминик внезапно отшатнулся, его лицо исказила болезненная гримаса, и он схватился за виски.
Лаура испугалась, усадила его в кресло и во второй раз за этот вечер, начала расстегивать ему рубашку.
– Я поищу Ренато. Мы должны отвезти тебя назад к доктору!
– Нет, это пройдет. – Доминик открыл глаза, – Ренато спрятал экипаж. Если его привести сюда это привлечет внимание твоих соседей.
– Мне плевать.
Лаура собралась уже идти звать Ренато, но Доминик поймал ее руку и произнес:
– Я запрещаю. Как только смогу, я сам постараюсь отсюда тихонько уйти.
– Доминик, прекрати, ты можешь умереть.
– Из-за маленькой капельки яда? – Он попытался издать легкий смешок, но вновь поморщился от боли, резанувшей глаза. – Да нет, девочка, от этого я не умру. Мне часто доводилось проглатывать и большие дозы. И если уж это меня не убило, так и ничто теперь не убьет.
– Пошел ты к черту, – вскрикнула Лаура. – Да ведь ты же не бессмертный!
Доминик откинулся на спинку кресла и попытался изобразить удивление на своем лице.
– Нет? А мне кажется, священники говорят об этом как-то иначе.
Лаура покраснела и почувствовала, что начинает раздражаться.
– Я поняла, что нет смысла спорить с таким упрямым французом. Пошли, я отведу тебя наверх в постель.
– Не очень-то много пользы принесу я там в моем теперешнем положении, мадемуазель.
Эти слова повисли между ними, однако уже в следующее мгновение, когда до Лауры дошел смысл сказанного, она резко вспыхнула и, постаравшись придать голосу как можно больше холодности, ответила:
– Я не собираюсь вовсе использовать вас месье, но если уж вы отказываетесь от помощи доктора Керра, что ж, вам просто придется принять мою.
Доминик встал, оперся на прилавок.
– В конце концов, я мог бы воспользоваться помощью Ренато Белуши.
– Мужчины! Да любой из вас охотнее будет страдать от ран, чем согласится принять ложечку лекарства.
– Но все-таки согласитесь, что первый путь к смерти более предпочтительнее для мужчины, – беззаботно произнес Доминик. Однако, в следующее мгновение перед глазами у него опять все поплыло, он покрылся холодным потом.
– Смерть есть смерть, – пробормотала Лаура, помогая мужчине медленно подняться по лестнице. Наверху девушка указала ему на стул в гостиной, и сказала: – Подожди здесь, пока я зажгу лампу.
Доминик сел. Сквозь завешенные сеткой от москитов окна, в комнату проникал лунный свет, придавая лицу Лауры какую-то призрачную серо-зеленую окраску. Она подняла абажур лампы, зажгла свет, поставила абажур назад на место, и ее кожа вновь приобрела свой естественный розовый цвет.
Лаура порылась в ящике своего стола, достала маленький бутылек и зубами вытащила пробку.
– Раствор древесного угля. Выпей его, пожалуйста, все до дна.
Доминик посмотрел на нее словно капризный ребенок, затем неохотно взял бутылек, поморщившись, с отвращением, быстро его осушил и выдохнул.
– Ах-ха!
– Не так уж это и плохо. – Лаура подала ему чашку воды и полотенце и строго приказала: – Закрой свой рот и иди ложись.
Затем она прошла в свою спальню, откинула полог на кровати и постелила белоснежные простыни.
Доминик остановился у двери и медленно обвел взглядом девичью комнату. Его глаза задержались на кровати, а затем остановились на женской фигуре, склонившейся над ней.
– Лаура, может быть, ты еще передумаешь?
– Ерунда. Тебе необходимо отдохнуть. Я обещала… ухаживать за тобой сегодня, – Лаура покраснела, вспомнив его бурные ласки внизу, в помещении магазина. Она зажгла лампу на камине, забыв прикрутить фитиль и высокое пламя сразу лизнуло стеклянный шар. Тогда Доминик подошел к камину, убавил пламя, и в этот момент его взгляд упал на письмо, лежавшее на каминной полке. Бумага была мятой и порванной. Чернила на ней выцвели и расплылись. Он взял письмо, и в ту же секунду услышал сердитый голос девушки. – Не трогай его.
Доминик положил письмо обратно и взглянул на Лауру. Он удивился выражению ее глаз и тому, что они оказались полны слез.
– Лаура, это то письмо, которое я испортил? – Девушка кивнула и попыталась расправить бумагу.
– Если бы я мог вернуть тот день и исправить то, что тогда натворил, поверь мне, дорогая, я сделал бы это.
Девушка вздохнула и тихо сказала:
– Я верю тебе, а теперь в кровать!
– Да, черт побери, Лаура, неужели же ты совсем не можешь хоть на минуту позволить мне стать к тебе поближе, не можешь хоть чуть-чуть быть со мной поприветливей.
– Да неужели вы сами еще не стали ко мне поближе, месье? – девушка вскочила и внезапно заплакала. – Вы что же не соображаете, что вы со мной делаете? С тех пор, как моя мать бросила нас, я даже не смотрела ни на одного мужчину, и вот появляешься ты, вторгаешься в мою жизнь, и я влюбляюсь в тебя, а ты теперь говоришь со мной как будто бы я какая-то холодная, бессердечная шлюха.
Прежде чем Лаура смогла выбежать, Доминик схватил ее за руки, обнял и прижал к себе. Девушка вырывалась из его объятий, рыдая и стараясь оттолкнуть его, но Доминик, нежно преодолевая ее сопротивление, гладил ее волосы и держал, пока ее обида не стала утихать.
Впервые в своей жизни Доминик Юкс испытывал такое странное смешанное чувство боли и наслаждения, одиночества и обладания. Он полюбил Лауру сильно, всем сердцем, безудержно и безгранично. Внезапно он со всей ответственностью понял, что никогда не сможет, просто не сумеет, разлюбить ее.
Не обращая внимания на свою головную боль, Доминик подхватил девушку на руки и понес к постели, затем, резко отбросив в сторону противомоскитную сетку, уложил Лауру на толстую пуховую перину, сам лег рядом. Сетка упала, и они оказались отгороженными от остального мира ее тонкой прозрачной кисеей. Он положил руку себе под голову и стал молча смотреть на девушку. Лаура повернулась к мужчине, чувствуя страшное волнение. Она не могла оторвать взгляд от его загорелой груди и волевого мужественного лица. Ее охватило жгучее желание прикоснуться к нему или хотя бы ощутить на себе прикосновение его сильных рук. Задрожав всем телом, девушка закрыла глаза. От этого стало еще хуже, потому что хотя он так и не прикоснулся к ней, его возбужденное дыхание воспламеняло ее, словно жаркий, знойный ветерок, и опаляло тело, тихонько шевеля ее волосы. Не только его дыхание, сама его близость возбуждали в ней удивительное чувство ощущения властности мужской силы. Ресницы Лауры затрепетали.
Соборный колокол отбил два удара и когда стих его отдаленный гул, Доминик произнес:
– Мне очень жаль твою мать.
Лаура напряглась и, все так же, не открывая глаз, спросила:
– Что ты знаешь о ней?
– Только то, что ты сказала. Иногда люди совершают поступки, которых мы не понимаем, и значит, не можем осуждать.
– О, нет. Я понимаю ее, – горько произнесла Лаура, наконец, открыв глаза, – для того, чтобы объяснить, почему она со мной так поступила, не нужно слишком много понимания.
– Но может быть лучше просто простить ее?
– Простить? Почему я должна ее прощать?
Его глаза горели пока он ждал ответ на вопрос, который она сама себе задала. Наконец, он вновь подал голос.
– Знаешь, Лаура, в жизни людей происходят такие вещи, из-за которых они начинают вести себя… ну странно, что ли.
– Странно? Ты называешь превращение в падшую женщину странным?
В тишине комнаты раздавалось громкое тиканье часов. Лаура молча смотрела сквозь сетку на камин. Там, в полумраке комнаты, ей был виден уголок безнадежно испорченного письма, лежащего на краю каминной полки. Доминик ничего не говорил и, наконец, когда молчание стало совсем невыносимым, девушка вновь спросила:
– Откуда ты узнал о моей матери? Уже люди рассказали?
– Да нет, скорее просто ответили на несколько вопросов.
– Выходит ты интересовался моей личной жизнью, так что ли?
– Уи.
– Ты невежа! – Она попыталась вскочить с кровати, но оказалось, что ее длинные волосы прижаты мужским плечом. Лаура дернула головой, пытаясь высвободиться, однако Доминик даже не пошевелился, и ей ничего не оставалось делать, как вновь упасть головой на подушки.
– Ты бы и сам был недоволен, – внезапно сказала она, – если бы твоя мать бежала в Париж, чтобы жить с каким-нибудь офицером, а отец вместо того, чтобы остаться с тобой, предпочел бы жить на отдаленной островной плантации. Им наплевать было, что будет со мной.
– Сколько тебе лет, Лаура? Двадцать два? Двадцать три?
– Если ты знаешь, зачем спрашиваешь. И вообще, почему ты играешь со мной в какие-то детские игры?
– Я не играю. Ты сама ведешь себя по-детски.
Сердито фыркнув, она вновь попыталась освободить волосы.
– Лежи спокойно, женщина с разумом ребенка! – мужская рука нежно, но властно прижала ее к подушке.
– Да как ты смеешь!
– Не вопи, у меня голова раскалывается.
– Может, стоит взять топорик и помочь ей расколоться?!
– Лаура, в своей жизни я приобрел кое-какой опыт, который возможно был бы и тебе полезен. Послушай.
– Если мне понадобится послушать проповедь, так я пойду на мессу.
– Да ведь на днях и на мессе ты не очень-то слушала проповедь.
– Что-о?! Ты был в воскресенье в церкви? Почему же я тебя не видела?
– Был не я, а один из моих друзей.
– Один из друзей? Так ты шпионил за мной!
– Не за тобой. Если бы ты знала, что происходит в Новом Орлеане! Ты и представить себе не можешь насколько близки англичане к тому, чтобы захватить город. Остается нам самим подумать о его защите, поскольку идиот-губернатор, похоже, не собирается этого делать.
– Ты ничем не поможешь нам, шпионя в церкви. – Лаура подозрительно посмотрела на дверь, едва видимую за пологом. – Не понимаю, почему ты так об этом беспокоишься. Ты ведь служил Наполеону, не так ли?
Доминик печально улыбнулся.
– Он в ссылке и бессилен… Но мы говорили о твоей матери.
– У меня нет желания говорить о ней.
Но он продолжал так, как будто не слышал ее слов.
– Тебе следует понять других людей, или хотя бы, попытаться научиться этому. У твоей матери были причины поступить так, а не иначе.
– Я не хочу о ней разговаривать, отпусти меня.
Доминик схватил девушку за руки и сжал их, держа так до тех пор, пока она не прекратила сопротивляться. На ее глаза набежали слезы, но она продолжала смотреть ему в лицо, обессиленная этой короткой борьбой, но так и не смирившаяся. Внезапно Доминик почувствовал растерянность и сказал:
– Я не хочу причинять тебе боль, Огонек.
– Тогда почему бы тебе не прекратить разговор о моей матери?
– Да потому, что у нее своя жизнь, а у тебя своя, – ответил он, отпуская ее руки. – Ее пуповина больше никогда вас не соединит в одно целое.
Его слова повергли девушку в состояние шока. А он внезапно подумал о том, как забавно все-таки устроена жизнь. И до чего наивна и невинна эта девушка, если, лежа с ним в одной постели, возмущается его словам.
– Ее трагедия не имеет ничего общего с твоими заботами, – мягко сказал он, – ей пришлось похоронить своих сыновей, но она не потеряла тебя.
Итак, выходит, он знает и о ее братьях. Насколько, оказывается, изощрены его шпионы!
– Вам не следовало бы напоминать мне о таком горе, месье!
– Большой беды в этом нет, Лаура, если только ты не позволишь своим воспоминаниям о прошлых невзгодах разрушить твое настоящее.
– Как это делаешь ты, – ответила девушка, бросая ему вызов.
На лице Доминика появилось выражение боли.
– Очень трудно забыть войну и… кое-что другое.
– Поэтому, ты и решил взять на себя роль развеселого шута, – в ее голосе появилось нетерпение, однако, глаза продолжали оставаться обиженными. – И ты болтаешься по Новому Орлеану, строя из себя сильно могучего героя, который спасает всех от происков англичан, а некоторых еще и от соседских сплетен.
Доминик прикоснулся пальцем к щеке Лауры и вытер с нее слезу.
– Если бы я мог защитить тебя, Лаура, я все бы сделал для этого.
– Ну, кто же ты тогда? – прошептала она, чувствуя, что попадает под влияние его колдовских глаз. – Кто ты такой, Доминик Юкс?
Низким, тихим голосом, который, однако, пронзил ее до самого сердца, мужчина ответил:
– Я человек, который тебя любит.
– Ты не должен так жестоко шутить со мной.
– Я никогда не буду шутить по такому поводу или насмехаться над тобой, Огонек.
– Я уже достаточно наслушалась этого.
– Я всю жизнь искал тебя, – добавил он низким напряженным голосом.
– Это только слова и ничего больше.
– Лаура! Я терпеть не могу всякие сентиментальности, я никогда ничего подобного не говорил, не думал и никогда прежде не чувствовал ничего такого. Когда я увидел тебя плачущей, там, на французском рынке, я уже говорил тебе, что иногда наступает такое время, когда мужчина готов отдать все, чем владеет, за одну драгоценную жемчужину. Это время пришло, Лаура. Ты пришла! Я, наконец, нашел тебя.
– Ну, и что вы теперь со мной сделаете, месье, после того, как нашли меня?
– Я на тебе женюсь…
Когда-то, много лет тому назад, Лаура стояла на пристани и на одном из пароходов, стоявших рядом с причалом, взорвался котел. Ее тогда сбило с ног волной, и она несколько дней лежала с контузией. Услышав предложение Доминика, девушка испытала чувство очень близкое к своему тогдашнему состоянию. Спустя целую вечность, ей, наконец, удалось вымолвить.
– Я еще не думала об этом.
– Значит, придется подумать.
– Я даже не знаю, что сказать…
– Тогда скажи «да».
– Невозможно.
– Но почему? Я люблю тебя и, думаю, что ты меня тоже любишь.
– Я никогда об этом не говорила.
– Твои глаза сейчас говорят об этом. – Лаура отвела взгляд, а мужчина, слегка улыбнувшись, добавил: – Ты и Денди Леггинс – два сапога пара.
– Денди Леггинс? О ком это ты говоришь?
– Да о том петухе, на которого я тебе советовал поставить.
– Ого, выходит я тебе теперь напоминаю петуха, да? Большое тебе спасибо!
– Да нет, ну что ты, ты значительно симпатичнее.
– Еще раз спасибо. – Она чуть не фыркнула, на секунду представив себя с перьями на ногах и красным гребешком на голове. – Надеюсь, у меня будет теплый курятник?
– Ну конечно нет, – улыбнулся Доминик. Он тихонько провел по ее щеке кончиком пальца, и девушка от этой нехитрой ласки вся задрожала. – Я построю тебе замок, моя сказочная мадемуазель, из жемчугов и аметиста, мрамора и алмазов. Я куплю тебе золотую карету и запрягу в нее четверку серебряных драконов, подкованных рубиновыми подковами и укутаю в китайские шелка.
– Ты сошел с ума и бредишь, – Лаура оттолкнула его руку.
– Я не сошел с ума, мой прекрасный Огонек. – Его пальцы вновь вернулись на ее лицо. В эту минуту она и правда напоминала жемчужину, таящуюся в мягком полумраке этой комнаты. – Впрочем, нет, наверное, я действительно в бреду, потому что ты, моя удивительная иллюзия, слишком прекрасна, чтобы быть реальностью.
– Я такая же реальная, как и Денди Леггинс, – сказала она, – не мог бы ты отпустить мои волосы?
Доминик приподнял плечо, освобождая ее.
– Отец Дюбуа считает, что мне надо идти в монастырь. – С этими словами Лаура села и оперлась локтями на свои колени, положив подбородок на ладони. Полог кровати коснулся ее лица, но она казалось даже не заметила этого. Весь мир снаружи, казалось, исчез, и за границами их полога не осталось ничего.
– Я право, не знаю, ничего не знаю.
Мужчина привлек ее назад.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35