Понимаешь, сразу чуть ли не все средневесы желают сразиться с тобой! Я приду к вечеру. Ужинать будем вместе.
Норисон ушел.
Сидней улегся на диван. Закрыл глаза. Сложные чувства тревожили его. С одной стороны – радость. Наконец-то он добился своего! С другой стороны – какая-то пустота, неудовлетворенность.
Джэксон встал, подошел к письменному столу. Развернул газеты. Крикливые заголовки, крупные фотографии. Все о нем, о новом чемпионе Соединенных Штатов. Сидней листал страницы. В каждой газете на первой полосе помещен его портрет.
Только одна, рабочая, газета поместила отчет о боксерском поединке на второй странице. На первой полосе эта газета опубликовала фотографию повешенного негра.
Джэксон прочел заголовок: «Ку-клукс-клан снова поднимает голову». Под фотографией сообщалось, что на второй день Национального праздника в штате Нью-Джерси расисты в белых балахонах линчевали молодого негра Роба Гриберста. Его вина заключалась лишь в том, что он вошел в дом к белым и разговаривал с белой девушкой.
Сидней долго смотрел на фотографию. Имя негра показалось ему знакомым. Боксер напрягал память. Когда они встречались? Где?
Но так и не вспомнил.
2
Норисон спешил – пришло время сбора урожая! Он заключал один контракт за другим, и через несколько дней после матча Сидней Джэксон имел уже твердое расписание боев почти на год вперед. Сэмюэль Эсбери лез вон из кожи, чтобы принудить Норисона подписать договор на матч-реванш, но у него ничего не получалось. Норисон не отказывал, однако и не давал согласия.
– Ваш чернокожий – неплохой боец, но для Джэксона он слабоват, – отвечал Норисон, – пусть он потренируется, поднаберет силенок. Да к тому же у нас все время уже распланировано. К разговору о реванше мы сможем приступить не раньше чем через полтора года. Желаю вам удачи, мистер Эсбери!
Сэмюэль злился, но внешне сохранял спокойствие. Он еще надеялся перехитрить Норисона и отплатить ему сполна.
Через неделю Сидней уже уехал в Канаду, имея в кармане заграничный паспорт. На просьбы дать ему возможность подлечить палец Норисон только улыбался и покровительственно хлопал по плечу:
– Время – деньги, пора понять это, мальчик!
В крупнейшем городе Монреале, который в два раза больше столицы Канады, состоялся матч с мексиканским боксером Дильгадо.
«Дильгадо» по-испански означает худой. Но мексиканец оказался довольно плотным, даже квадратным парнем с щуплым лицом и маленькими плутоватыми глазками.
В первых же раундах он оказал яростное сопротивление и, завоевав, таким образом, симпатии зрителей, напоролся на встречный удар Джэксона. Удар, как считал сам Сидней, был средним, не нокаутирующим. Однако мексиканец так и не поднялся до окончания счета.
У Джэксона закралось подозрение. Не симулирует ли Хуан Дильгадо? Когда Сидней спросил об этом у Норисона, тот не стал играть в прятки.
– Я не намерен рисковать безупречной славой американских чемпионов.
– Выходит, я победил… – Джэксон глотнул воздух и, заливаясь краской стыда, закончил шопотом: – Победил нечестно?!
– Твои победы не вызывают ни у кого сомнения, особенно после Чикаго и поединка с Харлеем. Ты в десятки раз сильнее этого паршивого краснокожего! Но у тебя болит палец, и я не могу рисковать. Ведь у нас впереди ещё столько поединков!
– Значит, он вел бой нечестно!?
– Он честно получил свои доллары. А доллары на дорогах не валяются.
– Значит, он получил не за честный труд боксера?
– В наш век, мальчик, труд стал слишком малодоходным источником существования.
Джэксон вспылил. Слова Норисона звучали как пощечина. Хватит! Он зло посмотрел на шефа.
– В таком случае я… я больше не позволю себя дурачить!
Норисон усмехнулся.
– А что станешь делать?
Решение возникло моментально:
– Прекращу турне.
– Нет, ты будешь боксировать, – твердо сказал шеф.
– В таком случае это был мой последний поединок!
Норисон даже бровью не повел. Щеки его лоснились, как хорошо навощенный паркетный пол.
– Прелестно! – воскликнул он. – Тебе осталось уплатить остатки долга и внести на мой счет по договору всю неустойку за отмененные матчи и за преждевременное аннулирование контракта. В таких случаях дядя Сэм говорит, что договоренность лучше, чем самый верный судебный процесс. Правильно, мальчик?
С каким наслаждением Сидней обработал бы эту лоснящуюся физиономию! Кулаки сжались сами собой. Долг – это цепи, которыми опутали его. Только сейчас Джэксон отчетливо ощутил, как они тяжелы.
В ту ночь Сидней спал плохо. Он всегда старался беречь свою честь, не кривил душою, поступал по совести. А здесь? Кто виноват? Он дрался честно и ничего не подозревал. Кривил душою тот, другой. Как поступить в таком случае?
3
Матчи следовали один за другим. Перед Джэксоном прошла целая вереница именитых боксеров. Канадца сменил чемпион Бразилии, потом призер итальянского турнира, юркий венесуэлец, смуглый чилиец, напористый испанец, защищавший честь Аргентины, и флегматичный португалец, выступавший под флагом Испании, желтолицый японец и немец из Австралии. Все они были разные, непохожие, и в то же время казались Сиднею на одно лицо.
Он видел перед собой боксеров, различных по физическим данным, по технической подготовке, по уровню мастерства. Но их всех объединяла и делала похожими друг на друга, стандартными, как фордовские автомобили, вера в одного бога, имя которого Доллар. «Что делать, – говорили они, – власть золотого тельца всемогуща!» И соглашались без зазрения совести на любые комбинации. Нередко бывало, что за свое поражение они получали значительно больше, чем за победу.
Джэксон знал, что каждый противник, прежде чем перелезть через канаты ринга и боксировать с ним, встречался с Норисоном и получал чек на определенную сумму. Что ему, Сиднею, оставалось делать? Только одно – побеждать их в первых раундах. Другого выхода не было. Джэксон твердо знал, что перед ним уже не полноценный боец, не честный противник, а спортивный артист. При первом же удобном случае он упадет, симулируя нокаут. Джэксон не знал лишь деталей – в каком именно раунде должна разыграться комедия.
Сидней отводил душу тем, что валил их в первых же раундах, не давая возможности симулировать. По крайней мере, размышлял он, люди видят настоящий нокаут.
Но и тут не обошлось без недоразумений. Напористый испанец, защищавший честь Аргентины, пришел после боя в номер гостиницы и стал бушевать. Он ругался на всех языках мира, называя Джэксона кровожадным янки, и требовал дополнительно сто долларов.
– Мы же договорились, что я лягу в восьмом раунде! Зачем меня свалили в шестом, да так, что до сих пор голова трещит? У меня через неделю матч с польским чемпионом, а я по вашей прихоти должен отдыхать и поправлять здоровье! Это нечестно! У меня жена и трое ребят сидят с открытыми ртами…
Испанец ушел лишь после того, как вспыливший Джэксон пообещал еще раз нокаутировать его здесь же, в номере гостиницы. Вторично встречаться с кулаками Сиднея тот не захотел.
Мир профессиональных боксеров, загадочный мир чемпионов оказался совсем не таким, каким представлял его Сидней Джэксон. Громкая слава оказывалась красивым мыльным пузырем, победы – заранее предопределенными, блеск почетных титулов – фальшивым.
Бокс потерял всю прелесть в глазах Джэксона и превратился в обыкновенную работу, скучную и однообразную. Ринг стал только источником дохода. Сидней копил доллары. Экономил на всем и копил. Ему нужны были доллары. Много долларов. Для того чтобы рассчитаться с Норисоном, для того, чтобы обеспечить свое будущее.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
1
Кочевая жизнь быстро опостылела. Гостиницы и отели, толпы богатых бездельников, рассматривавших его так же, как смотрят на медведя в зверинце, и бесконечные, похожие друг на друга поединки. Слава ему надоела. Он перестал читать газеты и пристрастился к чтению художественной литературы, время между боями проводил за томами Шекспира или книжками Джека Лондона. Герои Джека Лондона были близки и понятны Сиду.
Новый, 1914 год Джэксон встретил далеко от дома, в шумном Лос-Анжелосе. Они с Норисоном были почетными гостями на балу. Сидней пил фруктовые соки и танцевал с элегантными дамами, которые по очереди приглашали его. Ему даже показалось, что те заранее устанавливали очередность. Сытые и самодовольные, они хотели танцевать со спортивной знаменитостью.
На второй день новогоднего праздника рано утром из Нью-Йорка пришла депеша: «Дорогой сынок. С Иллаем несчастье. Приезжай скорее. Мама».
Джэксон разбудил Норисона. Тот лениво пробежал глазами текст телеграммы и зевнул.
– Мне нужно выехать. – Сидней умоляюще смотрел на антрепренера. – Немедленно!
– Только после матча.
– Вы же знаете Иллая. Ему надо помочь!
– Все билеты проданы, и поединок должен состояться. – Норисон подумал, что-то прикинул в уме и добавил: – Ты ему едва ли сможешь помочь. Выедем вместе, сразу после матча.
Джэксон и за это был благодарен. Действительно, если с Иллаем несчастье, то настоящую поддержку сможет оказать лишь Норисон. У антрепренера крепкие связи с полицией. В том, что Иллай попался и находится в руках блюстителей порядка, Сидней не сомневался. Иначе какое еще «несчастье» может с ним приключиться?
Днем он заказал телефонный разговор с Нью-Йорком. На переговорный пункт пришла Рита. Слышимость была отвратительной, все время перебивали. Из всего сказанного сестрой он понял, что Иллаю плохо и мама дежурит в больнице.
Телефонный разговор не успокоил, а еще больше растревожил Джэксона. Что могло случиться с Иллаем? Чем он заболел? Мелькнула мысль: а не отравился ли он каким-нибудь газом, как отец? Но эту страшную мысль Сидней отогнал. Нет, такого не должно случиться. Иллай осторожный и предусмотрительный.
Два дня до матча тянулись томительно медленно. Узнав, что Иллай в больнице, а не в полиции, Норисон сказал:
– Поезжай один. Потребуются деньги, телеграфируй.
Антрепренер скрыл от Сиднея содержание ответной депеши, которую он получил на свой запрос. В ней сообщалось, что с Иллаем Джэксоном произошел «несчастный» случай: его, активного красного, избили свободные граждане и патриоты Америки. Он в очень тяжелом состоянии доставлен в больницу.
Поезд отходил в десять сорок пять вечера, и для того, чтобы успеть на него, Сидней должен был кончить бой в первых раундах. Юркий венесуэлец, горбоносый и длиннорукий, честно выполняя договоренность с Норисоном лечь в девятом раунде, в первом боксировал, атаковал, ловко защищался, маневрировал и сковывал действия Джэксона, не давая ему развернуться. Сидней злился. Раунд кончился, а он так и не победил.
Каждая минута была дорога. Ведь следующий поезд пойдет лишь на рассвете! Едва ударил гонг, Джэксон, вскочив со своей табуретки, прыжками пересек весь ринг, обрушился на венесуэльца. Сидней понимал, что поступает нехорошо, нетактично, но судьба брата, чья жизнь находилась в опасности, была дороже всего.
Джэксон заставил противника принять ближний бой и так обработал ему корпус, что венесуэлец обмяк и потерял всякую охоту наступать. После третьего удара он по-настоящему свалился на брезент.
Едва судья кончил считать и поднял руку победителя, Джэксон устремился в раздевалку. Вырвавшись из цепких рук поклонников, он вскочил в автомобиль. А через полчаса уже находился в пульмановском вагоне и, покачиваясь в такт движению поезда, удалялся все дальше и дальше от Тихоокеанского побережья.
2
Он приехал в Нью-Йорк поздно почью и сразу, схватив первое попавшееся такси, поспешил в больницу. К Иллаю его не пустили. Из палаты на цыпочках вышла мать. Сидней не узнал ее. За несколько дней миссис Джэксон превратилась в старуху. Сидней обнял ее и сердцем слушал беззвучные рыдания.
– Бедный Иллай! – повторяла она. – Бедный Иллай…
Он утешал мать как мог. Потом разговаривал с хирургом. Розовощекий и жизнерадостный, тот казался моложе своих лет. Сидней смотрел на руки врача, обнаженные, как у мясника, до локтей, на поросшие рыжеватой шерстью толстые пальцы и думал о том, что в этих руках сейчас находится жизнь его брата. Хирург говорил о каких-то дорогостоящих препаратах и сложных операциях, но Сидней прервал его:
– Сколько будет стоить все?
Врач назвал огромную сумму: пятьсот долларов.
– Делайте все, что сочтете необходимым, – и Сидней тут же выписал чек на пятьсот долларов.
Врач удивился.
– Я не знал, что профсоюзы столь богаты!
– При чем тут профсоюзы! Я его брат, Сидней Джэксон, чемпион Соединенных Штатов по боксу в среднем весе, – с достоинством произнес Сидней. – Все расходы буду оплачивать я.
– Отлично! – воскликнул хирург и, извинившись, стал вызывать своих ассистентов и отдавать им распоряжения.
Джэксон, скрипнув зубами, удалился. Все делается только за доллары.
3
В тот же день он узнал от Мориса Рэнди печальную историю. Рабочие химических заводов миллионера Дюпона решили объявить всеобщую забастовку с требованием повысить заработную плату на полдоллара в день. Иллай вошел в объединенный забастовочный комитет. За ним следили. Дюпон создал на своих заводах внутреннюю полицию, нанял банду отчаянных головорезов и погромщиков из так называемого «Черного легиона». Те пронюхали о готовящейся забастовке и взяли на учет руководителей. Иллая они ненавидели больше других за смелость его речей и огромный авторитет среди рабочих.
На рождество состоялось под видом встречи Нового года заседание объединенного забастовочного комитета. Иллая подстерегли, когда он на рассвете возвращался домой. Он оказал сопротивление и этим еще больше озлобил нападавших. Его свалили, скрутили руки и потом били чем попало, топтали ногами…
В ту же ночь начались аресты и облавы. Схватили чуть не всех членов объединенного забастовочного комитета и вожаков заводских профсоюзных отделений. Среди арестованных находится и сын Рэнди, Жак. Забастовка сорвалась…
Сидней дал ему десять долларов и попросил организовать большую передачу для Жака.
– Тут не только сыну, а и на всех хватит, – сказал Рэнди. – Вот обрадуются парни, когда узнают, что это от тебя! Ты же не представляешь, Сид, как они тебя любят!
Джэксону захотелось сделать что-нибудь приятное и для Мориса Рэнди, старого товарища отца. Тут он вспомнил обещание владельца пивного бара.
– Помнишь, Рэнди, что говорил пивной туз тогда на вечере? – спросил Сидней.
– Еще бы не помнить! Божился, что ежедневно для нашего чемпиона будет наливать кружку лучшего пива!
– Я еще ни разу не был там и, видимо, не зайду. Сходи в бар и передай от моего имени, что я распорядился отдавать мою ежедневную кружку тебе.
– Что ты? Пивной туз взвоет!
– Ничего! Пусть выполняет обещание. Так и скажи: «Джэксон велел наливать кружку мне до тех пор, пока не сойдет с ринга и станет любить пиво». Ясно?
Рэнди задвигал белесыми бровями, и его морщинистое лицо расползлось в улыбке.
– Ну спасибо, Сидней! Уважил старика.
4
Иллаю делали одну операцию за другой, вливали кровь и вводили в организм различные препараты. Лучшие медицинские силы Бронкса начали отчаянную борьбу за его спасение, осторожно и умело раздувая еще тлевшие в нем искорки жизни, заставляя их разгораться, становиться ярче и увереннее, чтобы снова вспыхнуть сильным пламенем.
Через несколько дней, проведенных на грани жизни и смерти, он, наконец, пришел в себя. Положение больного по-прежнему оставалось критическим, однако возвращение сознания свидетельствовало, как уверяли медицинские светила, «о потенциальных возможностях человеческого организма, способного творить чудеса».
Миссис Джэксон, которая не отходила от постели сына и буквально не смыкала глаз, удалось уговорить прилечь отдохнуть. Она так изнемогла, что едва ее уложили, как она моментально уснула.
У постели Иллая остались Рита и Сидней. Рита хотя и была потрясена несчастьем брата, но не настолько, чтобы забыть о своих делах. Она шепотом сообщала Сиднею последние новости, восхищалась успехами Блайда, который блестяще окончил университет и поступил в специальное военное заведение, где готовят каких-то крупных специалистов по Индии и Средней Азии.
Сидней грустно смотрел на брата и думал о его судьбе. Иллай оказался не одинок. У него нашлись тысячи друзей. Рядом с его койкой в палате поставили стол, на нем грудой лежали письма, телеграммы и денежные переводы, посылки с фруктами, сыром, ветчиной. Рабочие химических заводов не только дюпоновской империи, а и других синдикатов и корпораций, от Нью-Йорка до Сан-Франциско, слали свои возмущения и соболезнования, требовали предать суду наемных бандитов. Рабочая Америка поднимала свой голос, выступала в защиту товарища. Волна митингов и летучих забастовок прокатилась по химическим предприятиям страны.
Братья встретились взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Норисон ушел.
Сидней улегся на диван. Закрыл глаза. Сложные чувства тревожили его. С одной стороны – радость. Наконец-то он добился своего! С другой стороны – какая-то пустота, неудовлетворенность.
Джэксон встал, подошел к письменному столу. Развернул газеты. Крикливые заголовки, крупные фотографии. Все о нем, о новом чемпионе Соединенных Штатов. Сидней листал страницы. В каждой газете на первой полосе помещен его портрет.
Только одна, рабочая, газета поместила отчет о боксерском поединке на второй странице. На первой полосе эта газета опубликовала фотографию повешенного негра.
Джэксон прочел заголовок: «Ку-клукс-клан снова поднимает голову». Под фотографией сообщалось, что на второй день Национального праздника в штате Нью-Джерси расисты в белых балахонах линчевали молодого негра Роба Гриберста. Его вина заключалась лишь в том, что он вошел в дом к белым и разговаривал с белой девушкой.
Сидней долго смотрел на фотографию. Имя негра показалось ему знакомым. Боксер напрягал память. Когда они встречались? Где?
Но так и не вспомнил.
2
Норисон спешил – пришло время сбора урожая! Он заключал один контракт за другим, и через несколько дней после матча Сидней Джэксон имел уже твердое расписание боев почти на год вперед. Сэмюэль Эсбери лез вон из кожи, чтобы принудить Норисона подписать договор на матч-реванш, но у него ничего не получалось. Норисон не отказывал, однако и не давал согласия.
– Ваш чернокожий – неплохой боец, но для Джэксона он слабоват, – отвечал Норисон, – пусть он потренируется, поднаберет силенок. Да к тому же у нас все время уже распланировано. К разговору о реванше мы сможем приступить не раньше чем через полтора года. Желаю вам удачи, мистер Эсбери!
Сэмюэль злился, но внешне сохранял спокойствие. Он еще надеялся перехитрить Норисона и отплатить ему сполна.
Через неделю Сидней уже уехал в Канаду, имея в кармане заграничный паспорт. На просьбы дать ему возможность подлечить палец Норисон только улыбался и покровительственно хлопал по плечу:
– Время – деньги, пора понять это, мальчик!
В крупнейшем городе Монреале, который в два раза больше столицы Канады, состоялся матч с мексиканским боксером Дильгадо.
«Дильгадо» по-испански означает худой. Но мексиканец оказался довольно плотным, даже квадратным парнем с щуплым лицом и маленькими плутоватыми глазками.
В первых же раундах он оказал яростное сопротивление и, завоевав, таким образом, симпатии зрителей, напоролся на встречный удар Джэксона. Удар, как считал сам Сидней, был средним, не нокаутирующим. Однако мексиканец так и не поднялся до окончания счета.
У Джэксона закралось подозрение. Не симулирует ли Хуан Дильгадо? Когда Сидней спросил об этом у Норисона, тот не стал играть в прятки.
– Я не намерен рисковать безупречной славой американских чемпионов.
– Выходит, я победил… – Джэксон глотнул воздух и, заливаясь краской стыда, закончил шопотом: – Победил нечестно?!
– Твои победы не вызывают ни у кого сомнения, особенно после Чикаго и поединка с Харлеем. Ты в десятки раз сильнее этого паршивого краснокожего! Но у тебя болит палец, и я не могу рисковать. Ведь у нас впереди ещё столько поединков!
– Значит, он вел бой нечестно!?
– Он честно получил свои доллары. А доллары на дорогах не валяются.
– Значит, он получил не за честный труд боксера?
– В наш век, мальчик, труд стал слишком малодоходным источником существования.
Джэксон вспылил. Слова Норисона звучали как пощечина. Хватит! Он зло посмотрел на шефа.
– В таком случае я… я больше не позволю себя дурачить!
Норисон усмехнулся.
– А что станешь делать?
Решение возникло моментально:
– Прекращу турне.
– Нет, ты будешь боксировать, – твердо сказал шеф.
– В таком случае это был мой последний поединок!
Норисон даже бровью не повел. Щеки его лоснились, как хорошо навощенный паркетный пол.
– Прелестно! – воскликнул он. – Тебе осталось уплатить остатки долга и внести на мой счет по договору всю неустойку за отмененные матчи и за преждевременное аннулирование контракта. В таких случаях дядя Сэм говорит, что договоренность лучше, чем самый верный судебный процесс. Правильно, мальчик?
С каким наслаждением Сидней обработал бы эту лоснящуюся физиономию! Кулаки сжались сами собой. Долг – это цепи, которыми опутали его. Только сейчас Джэксон отчетливо ощутил, как они тяжелы.
В ту ночь Сидней спал плохо. Он всегда старался беречь свою честь, не кривил душою, поступал по совести. А здесь? Кто виноват? Он дрался честно и ничего не подозревал. Кривил душою тот, другой. Как поступить в таком случае?
3
Матчи следовали один за другим. Перед Джэксоном прошла целая вереница именитых боксеров. Канадца сменил чемпион Бразилии, потом призер итальянского турнира, юркий венесуэлец, смуглый чилиец, напористый испанец, защищавший честь Аргентины, и флегматичный португалец, выступавший под флагом Испании, желтолицый японец и немец из Австралии. Все они были разные, непохожие, и в то же время казались Сиднею на одно лицо.
Он видел перед собой боксеров, различных по физическим данным, по технической подготовке, по уровню мастерства. Но их всех объединяла и делала похожими друг на друга, стандартными, как фордовские автомобили, вера в одного бога, имя которого Доллар. «Что делать, – говорили они, – власть золотого тельца всемогуща!» И соглашались без зазрения совести на любые комбинации. Нередко бывало, что за свое поражение они получали значительно больше, чем за победу.
Джэксон знал, что каждый противник, прежде чем перелезть через канаты ринга и боксировать с ним, встречался с Норисоном и получал чек на определенную сумму. Что ему, Сиднею, оставалось делать? Только одно – побеждать их в первых раундах. Другого выхода не было. Джэксон твердо знал, что перед ним уже не полноценный боец, не честный противник, а спортивный артист. При первом же удобном случае он упадет, симулируя нокаут. Джэксон не знал лишь деталей – в каком именно раунде должна разыграться комедия.
Сидней отводил душу тем, что валил их в первых же раундах, не давая возможности симулировать. По крайней мере, размышлял он, люди видят настоящий нокаут.
Но и тут не обошлось без недоразумений. Напористый испанец, защищавший честь Аргентины, пришел после боя в номер гостиницы и стал бушевать. Он ругался на всех языках мира, называя Джэксона кровожадным янки, и требовал дополнительно сто долларов.
– Мы же договорились, что я лягу в восьмом раунде! Зачем меня свалили в шестом, да так, что до сих пор голова трещит? У меня через неделю матч с польским чемпионом, а я по вашей прихоти должен отдыхать и поправлять здоровье! Это нечестно! У меня жена и трое ребят сидят с открытыми ртами…
Испанец ушел лишь после того, как вспыливший Джэксон пообещал еще раз нокаутировать его здесь же, в номере гостиницы. Вторично встречаться с кулаками Сиднея тот не захотел.
Мир профессиональных боксеров, загадочный мир чемпионов оказался совсем не таким, каким представлял его Сидней Джэксон. Громкая слава оказывалась красивым мыльным пузырем, победы – заранее предопределенными, блеск почетных титулов – фальшивым.
Бокс потерял всю прелесть в глазах Джэксона и превратился в обыкновенную работу, скучную и однообразную. Ринг стал только источником дохода. Сидней копил доллары. Экономил на всем и копил. Ему нужны были доллары. Много долларов. Для того чтобы рассчитаться с Норисоном, для того, чтобы обеспечить свое будущее.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
1
Кочевая жизнь быстро опостылела. Гостиницы и отели, толпы богатых бездельников, рассматривавших его так же, как смотрят на медведя в зверинце, и бесконечные, похожие друг на друга поединки. Слава ему надоела. Он перестал читать газеты и пристрастился к чтению художественной литературы, время между боями проводил за томами Шекспира или книжками Джека Лондона. Герои Джека Лондона были близки и понятны Сиду.
Новый, 1914 год Джэксон встретил далеко от дома, в шумном Лос-Анжелосе. Они с Норисоном были почетными гостями на балу. Сидней пил фруктовые соки и танцевал с элегантными дамами, которые по очереди приглашали его. Ему даже показалось, что те заранее устанавливали очередность. Сытые и самодовольные, они хотели танцевать со спортивной знаменитостью.
На второй день новогоднего праздника рано утром из Нью-Йорка пришла депеша: «Дорогой сынок. С Иллаем несчастье. Приезжай скорее. Мама».
Джэксон разбудил Норисона. Тот лениво пробежал глазами текст телеграммы и зевнул.
– Мне нужно выехать. – Сидней умоляюще смотрел на антрепренера. – Немедленно!
– Только после матча.
– Вы же знаете Иллая. Ему надо помочь!
– Все билеты проданы, и поединок должен состояться. – Норисон подумал, что-то прикинул в уме и добавил: – Ты ему едва ли сможешь помочь. Выедем вместе, сразу после матча.
Джэксон и за это был благодарен. Действительно, если с Иллаем несчастье, то настоящую поддержку сможет оказать лишь Норисон. У антрепренера крепкие связи с полицией. В том, что Иллай попался и находится в руках блюстителей порядка, Сидней не сомневался. Иначе какое еще «несчастье» может с ним приключиться?
Днем он заказал телефонный разговор с Нью-Йорком. На переговорный пункт пришла Рита. Слышимость была отвратительной, все время перебивали. Из всего сказанного сестрой он понял, что Иллаю плохо и мама дежурит в больнице.
Телефонный разговор не успокоил, а еще больше растревожил Джэксона. Что могло случиться с Иллаем? Чем он заболел? Мелькнула мысль: а не отравился ли он каким-нибудь газом, как отец? Но эту страшную мысль Сидней отогнал. Нет, такого не должно случиться. Иллай осторожный и предусмотрительный.
Два дня до матча тянулись томительно медленно. Узнав, что Иллай в больнице, а не в полиции, Норисон сказал:
– Поезжай один. Потребуются деньги, телеграфируй.
Антрепренер скрыл от Сиднея содержание ответной депеши, которую он получил на свой запрос. В ней сообщалось, что с Иллаем Джэксоном произошел «несчастный» случай: его, активного красного, избили свободные граждане и патриоты Америки. Он в очень тяжелом состоянии доставлен в больницу.
Поезд отходил в десять сорок пять вечера, и для того, чтобы успеть на него, Сидней должен был кончить бой в первых раундах. Юркий венесуэлец, горбоносый и длиннорукий, честно выполняя договоренность с Норисоном лечь в девятом раунде, в первом боксировал, атаковал, ловко защищался, маневрировал и сковывал действия Джэксона, не давая ему развернуться. Сидней злился. Раунд кончился, а он так и не победил.
Каждая минута была дорога. Ведь следующий поезд пойдет лишь на рассвете! Едва ударил гонг, Джэксон, вскочив со своей табуретки, прыжками пересек весь ринг, обрушился на венесуэльца. Сидней понимал, что поступает нехорошо, нетактично, но судьба брата, чья жизнь находилась в опасности, была дороже всего.
Джэксон заставил противника принять ближний бой и так обработал ему корпус, что венесуэлец обмяк и потерял всякую охоту наступать. После третьего удара он по-настоящему свалился на брезент.
Едва судья кончил считать и поднял руку победителя, Джэксон устремился в раздевалку. Вырвавшись из цепких рук поклонников, он вскочил в автомобиль. А через полчаса уже находился в пульмановском вагоне и, покачиваясь в такт движению поезда, удалялся все дальше и дальше от Тихоокеанского побережья.
2
Он приехал в Нью-Йорк поздно почью и сразу, схватив первое попавшееся такси, поспешил в больницу. К Иллаю его не пустили. Из палаты на цыпочках вышла мать. Сидней не узнал ее. За несколько дней миссис Джэксон превратилась в старуху. Сидней обнял ее и сердцем слушал беззвучные рыдания.
– Бедный Иллай! – повторяла она. – Бедный Иллай…
Он утешал мать как мог. Потом разговаривал с хирургом. Розовощекий и жизнерадостный, тот казался моложе своих лет. Сидней смотрел на руки врача, обнаженные, как у мясника, до локтей, на поросшие рыжеватой шерстью толстые пальцы и думал о том, что в этих руках сейчас находится жизнь его брата. Хирург говорил о каких-то дорогостоящих препаратах и сложных операциях, но Сидней прервал его:
– Сколько будет стоить все?
Врач назвал огромную сумму: пятьсот долларов.
– Делайте все, что сочтете необходимым, – и Сидней тут же выписал чек на пятьсот долларов.
Врач удивился.
– Я не знал, что профсоюзы столь богаты!
– При чем тут профсоюзы! Я его брат, Сидней Джэксон, чемпион Соединенных Штатов по боксу в среднем весе, – с достоинством произнес Сидней. – Все расходы буду оплачивать я.
– Отлично! – воскликнул хирург и, извинившись, стал вызывать своих ассистентов и отдавать им распоряжения.
Джэксон, скрипнув зубами, удалился. Все делается только за доллары.
3
В тот же день он узнал от Мориса Рэнди печальную историю. Рабочие химических заводов миллионера Дюпона решили объявить всеобщую забастовку с требованием повысить заработную плату на полдоллара в день. Иллай вошел в объединенный забастовочный комитет. За ним следили. Дюпон создал на своих заводах внутреннюю полицию, нанял банду отчаянных головорезов и погромщиков из так называемого «Черного легиона». Те пронюхали о готовящейся забастовке и взяли на учет руководителей. Иллая они ненавидели больше других за смелость его речей и огромный авторитет среди рабочих.
На рождество состоялось под видом встречи Нового года заседание объединенного забастовочного комитета. Иллая подстерегли, когда он на рассвете возвращался домой. Он оказал сопротивление и этим еще больше озлобил нападавших. Его свалили, скрутили руки и потом били чем попало, топтали ногами…
В ту же ночь начались аресты и облавы. Схватили чуть не всех членов объединенного забастовочного комитета и вожаков заводских профсоюзных отделений. Среди арестованных находится и сын Рэнди, Жак. Забастовка сорвалась…
Сидней дал ему десять долларов и попросил организовать большую передачу для Жака.
– Тут не только сыну, а и на всех хватит, – сказал Рэнди. – Вот обрадуются парни, когда узнают, что это от тебя! Ты же не представляешь, Сид, как они тебя любят!
Джэксону захотелось сделать что-нибудь приятное и для Мориса Рэнди, старого товарища отца. Тут он вспомнил обещание владельца пивного бара.
– Помнишь, Рэнди, что говорил пивной туз тогда на вечере? – спросил Сидней.
– Еще бы не помнить! Божился, что ежедневно для нашего чемпиона будет наливать кружку лучшего пива!
– Я еще ни разу не был там и, видимо, не зайду. Сходи в бар и передай от моего имени, что я распорядился отдавать мою ежедневную кружку тебе.
– Что ты? Пивной туз взвоет!
– Ничего! Пусть выполняет обещание. Так и скажи: «Джэксон велел наливать кружку мне до тех пор, пока не сойдет с ринга и станет любить пиво». Ясно?
Рэнди задвигал белесыми бровями, и его морщинистое лицо расползлось в улыбке.
– Ну спасибо, Сидней! Уважил старика.
4
Иллаю делали одну операцию за другой, вливали кровь и вводили в организм различные препараты. Лучшие медицинские силы Бронкса начали отчаянную борьбу за его спасение, осторожно и умело раздувая еще тлевшие в нем искорки жизни, заставляя их разгораться, становиться ярче и увереннее, чтобы снова вспыхнуть сильным пламенем.
Через несколько дней, проведенных на грани жизни и смерти, он, наконец, пришел в себя. Положение больного по-прежнему оставалось критическим, однако возвращение сознания свидетельствовало, как уверяли медицинские светила, «о потенциальных возможностях человеческого организма, способного творить чудеса».
Миссис Джэксон, которая не отходила от постели сына и буквально не смыкала глаз, удалось уговорить прилечь отдохнуть. Она так изнемогла, что едва ее уложили, как она моментально уснула.
У постели Иллая остались Рита и Сидней. Рита хотя и была потрясена несчастьем брата, но не настолько, чтобы забыть о своих делах. Она шепотом сообщала Сиднею последние новости, восхищалась успехами Блайда, который блестяще окончил университет и поступил в специальное военное заведение, где готовят каких-то крупных специалистов по Индии и Средней Азии.
Сидней грустно смотрел на брата и думал о его судьбе. Иллай оказался не одинок. У него нашлись тысячи друзей. Рядом с его койкой в палате поставили стол, на нем грудой лежали письма, телеграммы и денежные переводы, посылки с фруктами, сыром, ветчиной. Рабочие химических заводов не только дюпоновской империи, а и других синдикатов и корпораций, от Нью-Йорка до Сан-Франциско, слали свои возмущения и соболезнования, требовали предать суду наемных бандитов. Рабочая Америка поднимала свой голос, выступала в защиту товарища. Волна митингов и летучих забастовок прокатилась по химическим предприятиям страны.
Братья встретились взглядами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32