– Только не начинай все сначала, Оливия, пожалуйста! Я по горло сыта твоими стенаниями по поводу коварства Эвелин и святости Штефана. Если ты предполагаешь простить его, то сделай это прямо сейчас. Тем самым ты сэкономишь и себе, и мне, и всем окружающим массу нервов.
Я удивленно уставилась на нее. Вот это было решение! С какой стати мне и дальше терзать себя, воображая, как Штефан и Эвелин устраивают свои отношения? Можно же просто предположить, что все это рано или поздно произойдет, и заранее простить его. Это было бы верхом человеческого великодушия.
Вот только Штефан не очень стремился оценить мое великодушие. Он еще больше дистанцировался от меня. А что касается Эвелин – она едва ли стала мне милее, но по отношению к ней говорить о великодушии с моей стороны вовсе не хотелось. Ведь она своим поступком не только крала у меня (предположительно) мужа, но и обманывала моего лучшего друга, любимого, доброго старину Блуменколя! Такое не прощается.
Эвелин больше не подходила ко мне со своей идеей по поводу собственной клумбы. Я великодушно выделила ей одну в оранжерее номер пять и уведомила ее об этом. На следующий день я увидела эту клумбу, великолепно обработанную, удобренную и подготовленную к посадке. При этом маникюр на пальцах Эвелин был столь свеж и безупречен, что не следовало даже сомневаться – эти руки не касались земли. Было ясно, что всю работу за Эвелин выполнил бедняга Кабульке.
– Теперь я жду цветы, – удовлетворенно произнесла она.
Скорее всего она выискала что-то в Интернете. Оставалось надеяться, что ничего экзотического она не заказала, иначе разочарованию ее не было бы предела, если бы получилось совсем не то, что она себе представляла. Типичная ошибка начинающего.
Май закончился, и мы мало-помалу свыклись с рутиной нашей новой жизни. Мы даже привыкли к постоянному присмотру за нами со стороны доктора Бернера, директора банка в отставке Шерера и ушастого Хуберта, возникавших всегда с приближением стрелки часов к восьми. Я вот только никак не могла понять, хотят ли они уличить нас в несоблюдении условий пари или, наоборот, стараются предотвратить это с нашей стороны. Штефан рассказал даже, что он видел одного из дедков, стоящего во дворе нашего дома в полночный час и курящего трубку. Штефан имел неосторожность выглянуть в окно ванной комнаты.
– Во всем этом есть кое-что хорошее, – сказал Ште-фан. – Пока дедушки несут свою нелегкую вахту, ни один воришка не решится забраться в наш дом.
Воскресные завтраки по-прежнему проходили в зимнем саду на вилле Фрица, с той разницей, что Штефан приезжал с Эвелин, а я с Оливером. Штефан и Эвелин прибывали, как правило, на «Z4», а мы с Оливером тарахтели на «ситроене». Эвелин вообще полагала, что в рабочее время «Z4» обязательно должен стоять рядом с нашим хозяйством, тем самым как бы повышая статус его владельцев. Да и Штефан все чаще отправлялся теперь в свои поездки по делам в кабриолете. Я не могла не признать, что сидеть за рулем этой машины очень ему подходило. В остальном же все было как прежде.
Гертнеры – семейство ломает привычный уклад. Включайте телевизор и удивляйтесь, почему до сих пор еще никто не покончил с собой.
Впрочем, это как раз оказалось делом времени: Эберхард продолжал доставать нас вопросами а-ля «Кто хочет стать миллионером?», а также своими глубокомысленными замечаниями по поводу и без, а степень моей агрессивности возрастала день ото дня. И моей непреходящей мечтой стал тот день, когда я однажды, не сдерживая себя, смогу двинуть кулаком по его жирному пузу…
Катинка даже не подозревала, как близка она была к возможности в одночасье оказаться вдовой. Каждое воскресенье она меняла наряды в пастельных тонах, и они вместе с Фрицем увлеченно обсуждали, какую мебель ему следует взять с собой при переезде в их с Эберхардом квартиру. Фриц не находил в происходящем ничего сентиментального, Катинка же, напротив, каждое воскресенье продолжала лить крокодиловы слезы по поводу и без. Должно быть, это было следствием гормонального состояния во время беременности. Отвратительно в любом случае. Мне казалось, что теперь я понимаю, почему не хочу иметь детей.
– По возможности вы разберете и подвал, – сказал Фриц, и мы всей компанией вынуждены были спуститься в подземелье его виллы, чтобы оценить, какие несметные «сокровища» там хранились.
Подвал был достаточно велик. И завален барахлом, относительно ценности которого всем сразу стало ясно, где на самом деле место этим вещам.
– Можете взять себе все, что вам нужно, – заявил Фриц.
Это был невообразимо широкий жест (о деле на миллион евро здесь, конечно, речи не идет). Проблема заключалась в том, что нам не было нужно ничего из представленного в этом подвале. Ни давно перегоревших электрических лампочек образца семидесятых годов, ни полуразвалившегося набора мягкой мебели, ни сломанных стульев, ничего.
– Неблагодарный вы народ, – констатировал Фриц. – Что ж, придется отвезти это все на блошиный рынок. Эти вещи имели очень большую ценность в свое время. На многие из них у меня даже сохранились чеки.
У нас из груди вырвался дружный стон.
– Но никто больше не нуждается в этих вещах, – сказал Оливер.
– Среди нас нет фанатов семидесятых годов, – добавил Штефан.
– Лично меня заинтересовало вот это кресло, – неожиданно возразил Эберхард и плюхнулся в затертое кресло всей своей тушей.
– Тебе действительно следовало бы направиться на блошиный рынок, – ехидно промолвила Эвелин.
А Эберхард столь же ехидно ответил:
– Если это принесет какой-то доход, почему бы и нет!
Это, впрочем, все сочли совершенно нереальным. Было абсолютно исключено, чтобы блошиный рынок дал какой-то доход. Кроме того, все мы минимум через полгода видели себя миллионерами и потому могли быть великодушными.
– Кто не умеет считать мелочь, тот никогда не заработает крупных денег, – серьезно ответил Эберхард.
– Ты, как всегда, прав, милый мальчик, – вступил в разговор Фриц. – С этим принципом человек обязательно добьется в жизни цели!
– Изумительно! – сказала Эвелин. – При таком раскладе мы сможем кое-что извлечь из руин Штефана и Оливии. Там совершенно нетерпимая с точки зрения фэншуй обстановка из-за захламленности помещений старыми вещами. Вот, например, для дивана в гостевой комнате больше нет никакого применения.
Ах нет?
– Где же ты тогда спишь? – холодея, спросила я. Не в ванной же комнате!
– На старой железной кровати, которая стояла у вас под лестницей, – ответила Эвелин.
Старую железную кровать много лет назад я нашла в куче хлама, доставшейся нам вместе с домом. Это была великолепная вещица для всякого рода забав с кандалами и наручниками. А я, надо сказать, была (в мечтах, правда) поклонницей таких игр. Конечно, не в жизни. И кровать я сохранила только для того, чтобы использовать элементы ее конструкции для садоводства.
А теперь Эвелин лишила меня такой возможности.
– Но у нее же нет второй спинки, – сказала я.
– В ней нет необходимости, – ответила Эвелин. – Господин Кабульке реконструировал раму для матраца, так что теперь даже не нужна и спинка в изголовье.
– Матрац? – спросила я.
– Матрац нашелся на распродаже за семьдесят девять евро. А конструкцию рамы я нашла в Интернете. Великолепно, легко и практически даром. Штефан сказал, что не против инвестировать деньги в такое переустройство.
– Ах, это он сказал? – буркнула я и сердито посмотрела на Штефана.
Если он и дальше будет так потакать Эвелин, то наш миллион закончится еще до того, как мы его получим. Это переустройство не стоило и кончика мизинца. Да еще и было таким дорогим. Похоже, они покупали этот матрац вместе. От ревности я начала скрипеть зубами.
Но Штефан, казалось, не заметил моего взгляда. Похоже, в мыслях он был очень далеко.
– В конце концов, следовать правилам фэншуй очень важно. И согласно этим правилам дом следует изредка обновлять. Иначе скапливается много негативной энергии, – сказала Эвелин.
– Ты в самом деле веришь в фэншуй? – недоверчиво спросила Катинка.
Эвелин смахнула с лица прядь волос.
– Конечно, нет, – ответила она. – Но хлам из дома необходимо убирать.
– Но может быть, среди этого хлама есть что-то, что можно использовать? – произнесла я, глядя при этом на Штефана.
В конце концов, это был наш хлам.
– Нет, – уверенно возразила Эвелин. – Я перебрала все и предусмотрительно упаковала то, что еще может пригодиться. Остальное – прочь.
Я все еще смотрела на Штефана и ждала, что он в конце концов вмешается. Но он лишь посмотрел на часы испросил:
– Может быть, мы на сегодня здесь закончим? Пойдем, Эвелин, нам пора домой.
У меня сжалось сердце. Ведь это все еще был наш дом. Эвелин пожала плечами:
– Что касается меня, то я – за.
– Что касается меня, то очень жаль, – хихикнул Эберхард.
Мне тоже было очень жаль. Я сломала голову, придумывая, как предотвратить аферу между Штефаном и Эвелин. Похоже, это была не самая лучшая идея, как полагала Элизабет. И определенно это было не самое лучшее для моего персонального фэншуй.
Через несколько дней я внезапно обнаружила Эвелин стоящей на коленях на ее собственной клумбе. Перед ней лежало несколько картонных коробок.
Я определила, что в них были упакованы лампы дневного света.
– Что это, черт побери?.. – спросила я.
– Не беспокойся. Я оплатила это из своих денег, – ответила Эвелин. – И ты ведь сказала, что в этой оранжерее я могу использовать столько места для своей опытной грядки, сколько захочу.
– Да, но, Эвелин, – я говорила с ней как с глупым, упрямым ребенком, – лампы дневного света тебе не понадобятся. Это деньги, выброшенные на ветер. Растения в оранжереях и без того имеют прекрасные условия для роста.
– Но для моих растений необходимо очень много света, – парировала Эвелин.
Я назидательно усмехнулась: – И что же это за растения?
– Cannabis, – ответила Эвелин и показала мне упаковку с семенами.
– Cannabis? – оторопев, повторила я. – Ты имеешь в виду – конопля?
– Именно, – сказала Эвелин. – Я заказала себе семена и рассаду. Хорошенькая, правда?
В одной из коробок находилась молоденькая травка в горшочках из газетной бумага. Я покачала головой.
– Да, твое честолюбие достойно уважения, но почему ты решила начать именно с этого? Ты хочешь заняться изготовлением пуловеров? С таким же успехом для этой цели ты могла бы выписать себе из Китая тутовое дерево!
– Оливия! Это cannabis! Я не собираюсь ткать из этого нитки – я хочу курить травку!
– Эвелин! Но ты не посмеешь выращивать здесь наркотический дурман. Это незаконно! И вообще, как ты получила материал для посадки?
– Я выписала его через Интернет, – ответила Эвелин, делая характерный жест руками. – Ты сказала, что там можно найти все, что угодно, и оказалась права. Поэтому закрой, пожалуйста, рот. Торговать семенами еще никто не запрещал.
– Но… – начала я. Я не знала наверняка, что собиралась сказать, однако начать непременно следовало со слова «но».
– Торговать рассадой – это уже криминал, – перебила меня Эвелин. – Но не меньший криминал распространять готовый продукт. Килограммами.
– Послушай, Эвелин, ты сама себя посадишь за решетку! – закричала я.
Эвелин вздохнула.
– Я не собираюсь садиться за решетку. Я лишь стану проводить новые исследования. И по возможности зарабатывать деньги.
– Ты и так скоро получишь миллион! – снова закричала я.
– Миллион, который в первую очередь пойдет на оплату наших долгов, – ответила Эвелин. – После чего останется совсем не так много, и если я действительно хочу родить ребенка, мне нужно очень много денег. Ты знаешь, сколько стоит хорошая няня? Я должна зарабатывать деньги. Так или иначе!
– Путем нелегального выращивания сырья для производства наркотиков? – возмущенно воскликнула я.
– Боже сохрани, – ответила Эвелин. – Максимум для того, чтобы делать тесты на ТНС. Или это называется HCG? Я все время путаю. Но можно получить все, что нужно, через Интернет. Там можно заказать целую лабораторию с оборудованием.
– Эвелин! За это ты можешь отправиться в тюрьму. И я вместе с тобой!
Эвелин согласно кивнула.
– Так не распространяйся об этом дальше. Кстати, ты уже заходила в дом? Господин Какабульке действительно очень прилежный. Гостевая комната уже готова. Выглядит потрясающе. Пойдем, я тебе покажу.
Это, совершенно очевидно, был отвлекающий маневр. Но я с готовностью засеменила за ней следом. Мне пришла в голову утешительная мысль: Эвелин была полным профаном, и она загубит свои посадки. Чего стоило то, что ей удалось в рекордное время извести все свои комнатные растения. Она наверняка не сможет вырастить бедные росточки конопли здесь. И дело уладится само собой.
В доме меня встретил нестерпимый и до сих пор незнакомый запах.
– Проходи сюда. – Эвелин подтолкнула меня к гостевой комнате, словно я вошла в свой собственный дом в первый раз.
Но когда она открыла дверь, я сначала в самом деле подумала, что оказалась в чужом доме. От старой гостевой комнаты не осталось и следа. Я открыла от удивления рот. Старинную железную кровать тоже было не узнать. Кто-то, словно по мановению волшебной палочки, освободил помещение от нагромождения всего старого и ненужного и окрасил его в кремовый цвет. Даже приснопамятный плюшевый заяц смотрелся здесь теперь словно неотъемлемый и очень кстати подобранный аксессуар.
– Правда, старина Какабульке сделал все великолепно? – спросила Эвелин.
– Да, ничего не скажешь! – все еще не могла прийти в себя я. – Что, оказывается, можно сделать всего из двенадцати квадратных метров полезной площади! А куда же исчезла батарея отопления?
– Под облицовкой, – ответила Эвелин.
Лишь в этот момент я осознала, что все стены и откосы окна отделаны деревом. Господин Кабульке постарался создать из обычного материала подлинный шедевр. Батареи теперь вообще были не видны, под подоконником появился очень симпатичный столик, на который Эвелин уже успела водрузить высокую узкую вазу. И элегантный подсвечник, в котором я успела заметить белую свечу, почему-то уже наполовину обгоревшую. И как я ни боролась со своими мыслями, но в тот же момент представила себе Эвелин и Штефана, как они при свете этой белой свечи лежат на реконструированной кровати и покрывают друг друга поцелуями. Брэд Питт и Дженнифер Энистон, постельная сцена.
У меня сразу разболелась голова.
– Очень хорошо, – пробормотала я.
– А что скажешь насчет зеркала? – спросила Эвелин.
Зеркало красовалось в изголовье кровати. Огромный кусок стекла в широкой белой раме.
– И сколько? – только и смогла спросить я.
– Ноль центов! – засмеялась Эвелин. – Неужели ты совсем не узнаешь его? Это та самая ужасная закопченная вещь, которая висела у входа в подвал. Конечно, я могла бы отправить его на блошиный рынок Эберхарда, но это было бы верхом расточительства. Кроме того, мне пришла в голову идея обрамить его новой рамкой. А господин Кабульке придумал, как реализовать эту идею. Он подсмотрел это в одном из журналов. Этот господин, оказывается, большой фанат разделов для домашних мастеров в разного рода изданиях. Он собирает их начиная с 1970 года. Ну скажи, правда потрясающе?
– Сказать нечего! – В этот момент я видела в зеркале Эвелин и Штефана, как они лежат на кровати (два бронзовых от загара тела на белом)…
Я открыла дверь и вышла в прихожую. В старом, затхлом и обшарпанном помещении мне стало намного легче.
– Таким образом, ты видишь, что сделать ремонт можно, совершенно не вкладывая в это средств, – сказала Эвелин. – А удовольствия море.
– Да, все это верно, – ответила я.
Я злилась на саму себя, что Эвелин за столь короткое время смогла так распорядиться с тем, что долгие годы было для меня лишь хламом. Я считала себя творцом, который способен обращаться с пилой и дрелью, лопатой и граблями, как никто другой! Я, а не Эвелин. Эвелин была той, которая, бесспорно, выглядела лучше и зарабатывала намного больше! Но то, что она стала той, которая смогла сделать из старой железной кровати и помутневшего зеркала подлинно современные вещи, было попросту несправедливо. Что-то в этом мире оказалось не так.
– Да, но не вздумай теперь прийти к мысли приложить свои старания к моей квартире, слышишь! – Эвелин строго смотрела на меня. – В моем пентхаусе ты не посмеешь ничего изменить, даже переложить подушку на другое место. Я надеюсь, здесь мы с тобой понимаем друг друга!
– Ну, тааакой уж идеальной я твою квартиру не считаю, – еще более свирепея, произнесла я? – И о какой подушке ты вообще ведешь речь? Я нахожу, что там спокойно можно кое-что сделать более уютным…
– То, что это не твой стиль, не означает, что то, как устроена моя квартира, – не идеальный вариант. Это минимализм, отсутствие уюта в привычном понимании этого слова, но найти покой и набраться сил там возможно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25