Сунул руку в карман за шиллингом, чтобы дать бедняжке, перед тем как выставить.
– Мне очень жаль, девочка, но ты не…
Девушка встала и, покачнувшись, шагнула к нему. Квин замер в изумлении: на него смотрели яркие изумрудные глаза – глаза его покойного друга.
– Мисс Мерфи? Что случилось?..
– Ох, мистер Квин, я попала в беду, – проговорила Сабрина с дрожью в голосе.
В следующее мгновение она в изнеможении упала в, его объятия.
Глава 3
«Как чудесно пахнет…»
Веки Сабрины затрепетали, и девушка открыла глаза. Окинув взглядом гостиную, она заметила на столе тарелку с копченой селедкой, блюдо с золотистыми тостами и дымящуюся чашку с густым шоколадом. «Если это сон, то надеюсь, что проснусь только после завтрака…»
– Проснулась, детка?
Чуть повернув голову, она увидела мистера Квина, подмигнувшего ей с дальнего конца стола. Он что-то тихонько напевал, намазывая на булочку толстый слой джема. Сабрина поднесла ладонь ко лбу, пытаясь собраться с мыслями. Она вспомнила сердитого усатого хозяина гостиницы, вспомнила, как пробиралась переулками на Грейгэллоуз-лейн, вспомнила падение в сугроб в темном переулке, захламленный чулан под лестницей, полицейского…
Рина ахнула и с опаской взглянула на мистера Квина, уплетавшего булку с джемом. Интересно, что он скажет, когда узнает, что приютил убийцу.
– Мистер Квин, не стану вас обманывать. Я пришла сюда потому, что…
– Поешь селедки, – пробормотал Квин, жуя свою булку.
Рина покачала головой:
– Благодарю вас за доброту, но я но могу воспользоваться вашим гостеприимством, пока не расскажу, почему мне пришлось покинуть…
– Потом расскажешь, детка, сначала поешь, – улыбнулся Квин. – Вот тосты и очень неплохой джем. Как насчет чашечки чудесного горячего шоколада?
Рина могла устоять против булочек и джема, но отказаться от горячего шоколада? Никогда. Она взяла чашку и сделала глоток, наслаждаясь сладким напитком и теплом, разливавшимся по всему телу. Можно было ожидать, что после тревожных событий прошедшей ночи у нее совершенно пропадет аппетит. Но как ни странно, Рина набросилась на еду так, словно месяц голодала.
«Похоже, риск мне на пользу», – подумала она с улыбкой, щедро намазывая маслом золотистый тост. Рина проглотила два куска копченой селедки и выпила несколько чашек горячего шоколада. Но, утолив голод, она вдруг поняла, что ее вновь терзает чувство вины. Отодвинув тарелку с недоеденным тостом, девушка проговорила:
– Мистер Квин, вы сама доброта, но я должна вам сказать, что…
– …что ударила своего сводного братца подсвечником по черепушке, – с невозмутимым видом закончил мистер Квин, выбирая себе очередной тост.
– Но как вы… Как вы узнали?
– Не надо так волноваться, – улыбнулся Квин и похлопал Сабрину по руке. – Когда ты появилась здесь в таком состоянии, я попросил хозяина гостиницы послать мальчишку, чтобы он осторожно навел справки. Этот парень мастер наводить справки. Отчасти из-за этого я и предпочитаю останавливаться в «Зеленом драконе». Во всяком случае, он примчался обратно с целым ворохом ужасных историй.
Рина потупилась и пробормотала:
– А что с Альбертом?
Квин нахмурился:
– Не стану тебя обманывать, детка, Насколько понял этот мальчик, плохи дела твоего братца.
– Мне не следовало сюда приходить, – сказала Сабрина, вскакивая со стула. – Ведь я подвергаю вас опасности. Делаю своим сообщником…
– Мисс, вы никуда не пойдете, пока к вам не вернутся силы, – заявил Квин. – А что до сообщника… Закон и так не слишком ко мне благоволит.
– Но я же убийца! – воскликнула девушка.
Ласково улыбнувшись, Квин коснулся ладонью ее щеки.
– Ах, детка, я слишком долго прожил на белом свете, чтобы не знать, кто преступник, а кто нет. Полицейские могут поклясться на Библии, что ты прикончила шестьдесят человек вчера после ужина, но я им не поверю. Ты – дочка Дэна, в твоих жилах течет кровь Дэна. И если ты убийца, то я – папа римский, вот так-то, черт возьми!
Много лет мачеха твердила, что Рина – злая и строптивая девчонка; она так часто повторяла эти слова, что Рина уже начала ей верить. Более того, она привыкла и к тому, что все люди верили мачехе. Но Квин считал ее невиновной, он поверил ей, и Рина почувствовала: его доверие значит для нее так много, что не выразить словами. Повинуясь внезапному порыву, она крепко обняла его.
– Ну-ну, вот этого не надо, – проворчал Квин, заливаясь краской. Вырвавшись из объятий девушки, он откашлялся и одернул свой жилет, пытаясь придать себе суровый и чопорный вид. – У нас нет времени на подобные глупости. Ситуация с твоей мачехой весьма щекотливая, будь уверена. В «Зеленом драконе» нам пока опасность не грозит, но это только пока… Тебе нельзя оставаться в Лондоне. Куда ты собираешься?
Сабрина не имела об этом ни малейшего представления. Работа в хэмптонской школе была потеряна для нее навсегда, как и любое другое приличное место. У нее не было ни планов на будущее, ни денег, ни друзей – никого, кроме Квина.
– Я… не знаю. По правде говоря, мне некуда идти.
– Это не совсем так, – медленно проговорил Квин. – У тебя на руках флеш-рояль, нужно лишь им воспользоваться. Мы с тобой об этом говорили на прошлой неделе. У могилы твоего отца… Помнишь?
Помнит ли она? Да она только об этом и думала, постоянно вспоминала тот снежный лень и разговор у могилы. Но Рина помнила и другое… Квин ясно дал понять: при выполнении его плана придется нарушить закон. А она, видит Бог, и так нажила достаточно неприятностей…
– Я помню, но не думаю…
– Выслушай меня, больше я ни о чем не прошу. – Квин сунул руку в кармашек жилета и достал медальон. Внутри находилась выцветшая миниатюра – изображение маленькой девочки с решительным выражением лица и такими же рыжими, как у Рины, волосами.
– Эту девочку звали Пруденс Уинтроп. Когда рисовали этот портрет, ей шел седьмой год. А вскоре вся их семья погибла при пожаре. Дом сгорел дотла, и тел не нашли. Это было тринадцать лет назад.
Рина взяла в руки медальон. Глядя на миниатюру, она думала о печальной судьбе маленькой рыжеволосой девочки.
– Как ужасно, мистер Квин… Но я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
– Эта девочка родилась в богатой и могущественной корнуолльской семье, она из рода Тревелинов.
– Но я же не… – Рина осеклась и снова посмотрела на портрет. Рыжие волосы. Погибла во время пожара тринадцать лет назад. Тел не нашли… – Мистер Квин, вы ведь не предлагаете мне… притвориться этой девочкой?
– Ты соображаешь так же быстро, как твой папаша! – воскликнул Квин. – Верно, у тебя рыжие волосы и подходящий возраст. А матушка прекрасно воспитала тебя. Если кое-кому заплатить столько, сколько надо, то можно раздобыть замечательные документы, – сам Господь Бог поверит, что ты и есть Пруденс Уинтроп. Я уже много лет ищу девушку, которая сыграла бы эту роль. Как увидел тебя, так сразу понял, что мои поиски увенчались успехом. Моя Червонная Королева. Моя Бубновая Королева. Королева бриллиантов…
– Перестаньте! – Рина подошла к камину. – Даже если вы сумеете раздобыть документы, я не смогу участвовать в подобном заговоре. Это чудовищно, нечестно. Я никогда бы не смогла вести такую игру. Родственники этой девочки меня бы разоблачили.
– Они ее почти не знали, – возразил Квин, подходя к Рине. – Пруденс гостила у них недолго, когда ей было шесть лет, но в основном жила со своими родителями на континенте. Ее отец любил вино и итальянок, а мать…
Квин потупился; на его лицо легла тень. У Сабрины вдруг возникло желание обнять его, но она не успела – он вновь оживился.
– Я все рассчитал, уж поверь мне. А они поверят, что ты действительно Пруденс. Но тебе не придется долго вести эту игру, ведь мы охотимся не за наследством, детка, а за «Ожерельем голландца». – Квин понизил голос. – Это бриллиантовое ожерелье из камней, добытых в африканской шахте. Они величиной с голубиное яйцо, а сверкают так, что могут затмить даже звезды. Мы с тобой станем богачами и сможем жить так, как нам захочется, и там, где захочется. Укради это ожерелье, моя милая, и тебе больше не придется ни о чем беспокоиться.
Сабрина задумалась. Она представляла, как сменит имя и уедет в другую страну, как будет путешествовать по всему свету и осуществит все свои мечты… Конечно, это рискованное дело, но если она сыграет роль правильно, то сможет…
И тут Рина вдруг сообразила, о чем она думает, что собирается сделать. Она провела пальцем по миниатюре и почувствовала какую-то необъяснимую симпатию к давно умершей Пруденс. Украсть ожерелье – одно дело, но присвоить себе имя другого человека…
– Нет, это нехорошо. Семья этой бедняжки, может быть, почти не знала ее, но я уверена: смерть Пруденс стала для них таким же ударом, как для меня – моих родителей… Я не могу столь подло их обмануть.
Квин запрокинул голову и расхохотался:
– Стала таким же ударом, да? Позволь рассказать тебе кое-что. Тревелины никогда ничего не любили, кроме денег. Они сколотили себе состояние на олове, на каторжном труде шахтеров. А вдовствующая графиня – настоящая мегера. Впрочем, ее внучка ничуть не лучше. Совсем молоденькая девушка проводит большую часть времени перед зеркалом, доводя бедных служанок до слез из-за своих бантиков, мушек и тому подобной чуши. Что же касается графа…
Глаза Квина потемнели и стали мрачными, как штормовое море.
– Тревелины никогда не отличались ангельским характером, но нынешний лорд – худший из всех. Шахтеры прозвали его Черным Графом, хотя можно лишь гадать, что они имеют в виду – его волосы или душу. Если существует дьявол в человеческом обличье, то это граф Тревелин. – Квин энергично помотал головой, словно желая избавиться от преследовавшего его ужасного образа. – Граф, конечно, ужасный человек, это бесспорно. Но у него есть одно полезное для нас качество. Он мало бывает в своем корнуолльском поместье, в Рейвенсхолде. Любит большие города, яркие огни Лондона или Парижа. Говорят, что его не смогли отвлечь от э… приятного времяпрепровождения даже известием о болезни и смерти жены, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Рина прекрасно поняла, что имел в виду Квин. В детстве она слишком часто встречала кареты самовлюбленных, пресыщенных удовольствиями аристократов, которые проводили дни в своих красивых домах, а ночи посвящали всем видам разврата и кутежам. Рина видела, как такие люди ставят на кон целые состояния, играя в карты, а потом избивают до бесчувствия уличного попрошайку за то, что тот осмелился попросить у них пенни. Она видела молодых женщин, их бывших любовниц, которых они выбрасывали на улицу, точно измятый галстук или грязный носовой платок.
Нет, Рина не жаловала аристократов, более того, она даже признавала, что испытывает сильное искушение воспользоваться случаем и отомстить одному из подобных негодяев за все зло, которое он причинил слабым и обездоленным. Но такая авантюра – не в ее характере. Рина отрицательно покачала головой и закрыла медальон.
– Я хотела бы помочь вам, мистер Квин, поверьте, но… Мне это просто не по силам. Возможно, вам удастся найти другую рыжую девушку.
– Да, возможно, – кивнул Квин, но в его голосе не было уверенности. – Возможно. Но скажу тебе правду, детка. Червонная королева попадается редко. Ты была моей самой большой надеждой. И думаю, последней. – Он подошел к вешалке. Пошарив в карманах своего пальто, выудил небольшой кошелек. – Играешь ты со мной или нет, но ты – дочка Дэна, и я позабочусь, чтобы с тобой ничего не случилось. На эти деньги ты доберешься до Дублина, там найдешь одного моего друга. Он тебя примет, не задавая вопросов. И под новым именем пристроит шляпницей или портнихой. А потом тебе, возможно, удастся наладить отношения с дедом.
«Пусть меня лучше повесят!» – мысленно воскликнула Рина. Дед отвернулся от ее матери, обрекая на смерть также верно, как если бы сам вколачивал гвозди в ее гроб.
Вспомнив об Альберте, она крепко сжала медальон. Это несправедливо… Хотя на нее напали, ей все же придется расплачиваться за содеянное всю оставшуюся жизнь. По-видимому, богатые и сильные всегда в конце концов побеждают. Как мачеха. Как ее дед.
Как Тревелин.
Девушку охватил гнев. Конечно же, она прекрасно понимала, что допустит непростительную ошибку, если отправится к графу, понимала, что ей следует принять предложение Квина и укрыться у его друга в Дублине.
Если бы ее мать поступала разумно, она никогда бы не сбежала с Дэниелом Мерфи. А если бы он, ее отец, избегал опасностей, то не сделал бы предложение Кейти Пул и ему не пришлось бы бежать из страны ради женщины, которую он любил. Правда, однако, заключалась в том, что в жилах Рины текла кровь игроков, кровь, унаследованная от родителей. И Рина вдруг поняла: мысль о том, что она могла бы перехитрить бессердечного графа и его эгоистичное семейство, могла бы победить их, кажется ей заманчивой.
Они прижала к груди медальон. «Прости меня, Пруденс. Я ненадолго позаимствую твое имя, обещаю».
– Ну если мне все равно придется изменить имя, то я могу с таким же успехом назваться Уинтроп.
Глава 4
– Морской ветер! – воскликнул мистер Бенджамин Черри, высовываясь из окна кареты и вдыхая полной грудью свежий напоенный йодом воздух.
Внизу, у северо-западного побережья Корнуолла, сверкал алмазными брызгами океан, кипел белой пеной у подножия серых утесов. Над берегом с жалобными криками носились чайки, ожидавшие возвращения рыбацких лодок с ежедневным уловом. Мистер Черри удовлетворенно вздохнул и откинулся на подушки. Щеки мистера Черри – в полном соответствии с именем – были круглыми и красными.
– Как замечательно, верно?! – воскликнул он, обращаясь к двум своим спутницам. – Клянусь, если бы я не решил в юности заняться юриспруденцией, то с радостью провел бы несколько лет на королевском фрегате, был бы гардемарином. Верно, матушка? – Он повернулся к сидевшей рядом даме.
Мать мистера Черри с ног до головы закуталась в одеяла и шали, так что видны были лишь маленькие глазки да высохшие тонкие губы.
– Хм… – фыркнула она. – Ты бы там умер от холода и сырости. Или утонул, это уж точно.
Жизнерадостная улыбка мистера Черри мгновенно померкла. Но он тотчас же снова ослепительно улыбнулся, обращаясь к молодой женщине, сидевшей напротив:
– А вы?.. Вы любите море, мисс Уинтроп? Мисс Уинтроп…
Сабрина вздрогнула, сообразив наконец, что обращаются к ней. Она еще не привыкла к своему новому имени даже после долгих репетиций с Квином.
– Простите, сэр. Кажется, я немного задумалась.
– Прекрасно вас понимаю, – кивнул поверенный. – Вы, конечно же, думали о предстоящей встрече с бабушкой и кузиной. Ведь вам столько пришлось пережить! Клянусь, я бы на вашем месте просто забыл собственное имя.
– Вы знаете обо мне далеко не все, – потупившись, пробормотала Рина.
Она в растерянности теребила один из многочисленных атласных бантиков, украшавших ее юбку. Квин купил ей несколько новых платьев и настоял, чтобы все они были украшены «эдакими бантиками, бисером и оборочками, чтобы показать, что ты можешь позволить себе сорить деньгами». Самой Рине не нравились эти шелковые и атласные дополнения к нарядам, но она не возражала.
Не прошло и месяца с тех пор, как Квин тайком вывез Рину из Лондона и поселил в маленьком домике в безлюдной местности на границе с Уэльсом. Несколько недель он подробно рассказывал ей о жизни «воскресшей» Пруденс – это были рассказы о ее чудесном спасении ирландскими миссионерами, направлявшимися в Африку, рассказы о смерти ее приемного отца, о возвращении с приемной матерью в Дублин, где женщина на смертном одре призналась, что она вовсе не мать Пруденс. Умирающая просила девушку, чтобы та отыскала своих родственников.
По мнению Рины, история Квина была самой нелепой из всех, когда-либо ею слышанных. Она так прямо и сказала: мол, ни один человек, обладающий хоть каплей здравого смысла, ей не поверит. Но Квин с хитроватой улыбкой возразил:
– Тебе надо сыграть на их чувствах. Это затуманит им мозги. Когда они узнают, что ты сирота, да к тому же еще воспитывалась в семье миссионеров, они примут тебя с распростертыми объятиями, будь уверена.
И оказалось, Квин не ошибся – он был прекрасным знатоком человеческой природы. Когда «Пруденс» явилась в контору мистера Черри с письмами своей покойной «матери», с различными свидетельствами и документами, адвокат Тревелинов поверил ей без колебаний – ему потребовалась всего неделя, чтобы подтвердить: девушка действительно является родственницей его клиентов. Вскоре ее пригласили в Рейвенсхолд. Это одновременно изумило и встревожило Сабрину, а легкость обмана заставила еще острее почувствовать свою вину.
Мистер Черри оказался приятным и доброжелательным человеком, и Рине ужасно не хотелось его обманывать, но она понимала: теперь ей придется привыкать ко лжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Мне очень жаль, девочка, но ты не…
Девушка встала и, покачнувшись, шагнула к нему. Квин замер в изумлении: на него смотрели яркие изумрудные глаза – глаза его покойного друга.
– Мисс Мерфи? Что случилось?..
– Ох, мистер Квин, я попала в беду, – проговорила Сабрина с дрожью в голосе.
В следующее мгновение она в изнеможении упала в, его объятия.
Глава 3
«Как чудесно пахнет…»
Веки Сабрины затрепетали, и девушка открыла глаза. Окинув взглядом гостиную, она заметила на столе тарелку с копченой селедкой, блюдо с золотистыми тостами и дымящуюся чашку с густым шоколадом. «Если это сон, то надеюсь, что проснусь только после завтрака…»
– Проснулась, детка?
Чуть повернув голову, она увидела мистера Квина, подмигнувшего ей с дальнего конца стола. Он что-то тихонько напевал, намазывая на булочку толстый слой джема. Сабрина поднесла ладонь ко лбу, пытаясь собраться с мыслями. Она вспомнила сердитого усатого хозяина гостиницы, вспомнила, как пробиралась переулками на Грейгэллоуз-лейн, вспомнила падение в сугроб в темном переулке, захламленный чулан под лестницей, полицейского…
Рина ахнула и с опаской взглянула на мистера Квина, уплетавшего булку с джемом. Интересно, что он скажет, когда узнает, что приютил убийцу.
– Мистер Квин, не стану вас обманывать. Я пришла сюда потому, что…
– Поешь селедки, – пробормотал Квин, жуя свою булку.
Рина покачала головой:
– Благодарю вас за доброту, но я но могу воспользоваться вашим гостеприимством, пока не расскажу, почему мне пришлось покинуть…
– Потом расскажешь, детка, сначала поешь, – улыбнулся Квин. – Вот тосты и очень неплохой джем. Как насчет чашечки чудесного горячего шоколада?
Рина могла устоять против булочек и джема, но отказаться от горячего шоколада? Никогда. Она взяла чашку и сделала глоток, наслаждаясь сладким напитком и теплом, разливавшимся по всему телу. Можно было ожидать, что после тревожных событий прошедшей ночи у нее совершенно пропадет аппетит. Но как ни странно, Рина набросилась на еду так, словно месяц голодала.
«Похоже, риск мне на пользу», – подумала она с улыбкой, щедро намазывая маслом золотистый тост. Рина проглотила два куска копченой селедки и выпила несколько чашек горячего шоколада. Но, утолив голод, она вдруг поняла, что ее вновь терзает чувство вины. Отодвинув тарелку с недоеденным тостом, девушка проговорила:
– Мистер Квин, вы сама доброта, но я должна вам сказать, что…
– …что ударила своего сводного братца подсвечником по черепушке, – с невозмутимым видом закончил мистер Квин, выбирая себе очередной тост.
– Но как вы… Как вы узнали?
– Не надо так волноваться, – улыбнулся Квин и похлопал Сабрину по руке. – Когда ты появилась здесь в таком состоянии, я попросил хозяина гостиницы послать мальчишку, чтобы он осторожно навел справки. Этот парень мастер наводить справки. Отчасти из-за этого я и предпочитаю останавливаться в «Зеленом драконе». Во всяком случае, он примчался обратно с целым ворохом ужасных историй.
Рина потупилась и пробормотала:
– А что с Альбертом?
Квин нахмурился:
– Не стану тебя обманывать, детка, Насколько понял этот мальчик, плохи дела твоего братца.
– Мне не следовало сюда приходить, – сказала Сабрина, вскакивая со стула. – Ведь я подвергаю вас опасности. Делаю своим сообщником…
– Мисс, вы никуда не пойдете, пока к вам не вернутся силы, – заявил Квин. – А что до сообщника… Закон и так не слишком ко мне благоволит.
– Но я же убийца! – воскликнула девушка.
Ласково улыбнувшись, Квин коснулся ладонью ее щеки.
– Ах, детка, я слишком долго прожил на белом свете, чтобы не знать, кто преступник, а кто нет. Полицейские могут поклясться на Библии, что ты прикончила шестьдесят человек вчера после ужина, но я им не поверю. Ты – дочка Дэна, в твоих жилах течет кровь Дэна. И если ты убийца, то я – папа римский, вот так-то, черт возьми!
Много лет мачеха твердила, что Рина – злая и строптивая девчонка; она так часто повторяла эти слова, что Рина уже начала ей верить. Более того, она привыкла и к тому, что все люди верили мачехе. Но Квин считал ее невиновной, он поверил ей, и Рина почувствовала: его доверие значит для нее так много, что не выразить словами. Повинуясь внезапному порыву, она крепко обняла его.
– Ну-ну, вот этого не надо, – проворчал Квин, заливаясь краской. Вырвавшись из объятий девушки, он откашлялся и одернул свой жилет, пытаясь придать себе суровый и чопорный вид. – У нас нет времени на подобные глупости. Ситуация с твоей мачехой весьма щекотливая, будь уверена. В «Зеленом драконе» нам пока опасность не грозит, но это только пока… Тебе нельзя оставаться в Лондоне. Куда ты собираешься?
Сабрина не имела об этом ни малейшего представления. Работа в хэмптонской школе была потеряна для нее навсегда, как и любое другое приличное место. У нее не было ни планов на будущее, ни денег, ни друзей – никого, кроме Квина.
– Я… не знаю. По правде говоря, мне некуда идти.
– Это не совсем так, – медленно проговорил Квин. – У тебя на руках флеш-рояль, нужно лишь им воспользоваться. Мы с тобой об этом говорили на прошлой неделе. У могилы твоего отца… Помнишь?
Помнит ли она? Да она только об этом и думала, постоянно вспоминала тот снежный лень и разговор у могилы. Но Рина помнила и другое… Квин ясно дал понять: при выполнении его плана придется нарушить закон. А она, видит Бог, и так нажила достаточно неприятностей…
– Я помню, но не думаю…
– Выслушай меня, больше я ни о чем не прошу. – Квин сунул руку в кармашек жилета и достал медальон. Внутри находилась выцветшая миниатюра – изображение маленькой девочки с решительным выражением лица и такими же рыжими, как у Рины, волосами.
– Эту девочку звали Пруденс Уинтроп. Когда рисовали этот портрет, ей шел седьмой год. А вскоре вся их семья погибла при пожаре. Дом сгорел дотла, и тел не нашли. Это было тринадцать лет назад.
Рина взяла в руки медальон. Глядя на миниатюру, она думала о печальной судьбе маленькой рыжеволосой девочки.
– Как ужасно, мистер Квин… Но я не понимаю, какое это имеет отношение ко мне.
– Эта девочка родилась в богатой и могущественной корнуолльской семье, она из рода Тревелинов.
– Но я же не… – Рина осеклась и снова посмотрела на портрет. Рыжие волосы. Погибла во время пожара тринадцать лет назад. Тел не нашли… – Мистер Квин, вы ведь не предлагаете мне… притвориться этой девочкой?
– Ты соображаешь так же быстро, как твой папаша! – воскликнул Квин. – Верно, у тебя рыжие волосы и подходящий возраст. А матушка прекрасно воспитала тебя. Если кое-кому заплатить столько, сколько надо, то можно раздобыть замечательные документы, – сам Господь Бог поверит, что ты и есть Пруденс Уинтроп. Я уже много лет ищу девушку, которая сыграла бы эту роль. Как увидел тебя, так сразу понял, что мои поиски увенчались успехом. Моя Червонная Королева. Моя Бубновая Королева. Королева бриллиантов…
– Перестаньте! – Рина подошла к камину. – Даже если вы сумеете раздобыть документы, я не смогу участвовать в подобном заговоре. Это чудовищно, нечестно. Я никогда бы не смогла вести такую игру. Родственники этой девочки меня бы разоблачили.
– Они ее почти не знали, – возразил Квин, подходя к Рине. – Пруденс гостила у них недолго, когда ей было шесть лет, но в основном жила со своими родителями на континенте. Ее отец любил вино и итальянок, а мать…
Квин потупился; на его лицо легла тень. У Сабрины вдруг возникло желание обнять его, но она не успела – он вновь оживился.
– Я все рассчитал, уж поверь мне. А они поверят, что ты действительно Пруденс. Но тебе не придется долго вести эту игру, ведь мы охотимся не за наследством, детка, а за «Ожерельем голландца». – Квин понизил голос. – Это бриллиантовое ожерелье из камней, добытых в африканской шахте. Они величиной с голубиное яйцо, а сверкают так, что могут затмить даже звезды. Мы с тобой станем богачами и сможем жить так, как нам захочется, и там, где захочется. Укради это ожерелье, моя милая, и тебе больше не придется ни о чем беспокоиться.
Сабрина задумалась. Она представляла, как сменит имя и уедет в другую страну, как будет путешествовать по всему свету и осуществит все свои мечты… Конечно, это рискованное дело, но если она сыграет роль правильно, то сможет…
И тут Рина вдруг сообразила, о чем она думает, что собирается сделать. Она провела пальцем по миниатюре и почувствовала какую-то необъяснимую симпатию к давно умершей Пруденс. Украсть ожерелье – одно дело, но присвоить себе имя другого человека…
– Нет, это нехорошо. Семья этой бедняжки, может быть, почти не знала ее, но я уверена: смерть Пруденс стала для них таким же ударом, как для меня – моих родителей… Я не могу столь подло их обмануть.
Квин запрокинул голову и расхохотался:
– Стала таким же ударом, да? Позволь рассказать тебе кое-что. Тревелины никогда ничего не любили, кроме денег. Они сколотили себе состояние на олове, на каторжном труде шахтеров. А вдовствующая графиня – настоящая мегера. Впрочем, ее внучка ничуть не лучше. Совсем молоденькая девушка проводит большую часть времени перед зеркалом, доводя бедных служанок до слез из-за своих бантиков, мушек и тому подобной чуши. Что же касается графа…
Глаза Квина потемнели и стали мрачными, как штормовое море.
– Тревелины никогда не отличались ангельским характером, но нынешний лорд – худший из всех. Шахтеры прозвали его Черным Графом, хотя можно лишь гадать, что они имеют в виду – его волосы или душу. Если существует дьявол в человеческом обличье, то это граф Тревелин. – Квин энергично помотал головой, словно желая избавиться от преследовавшего его ужасного образа. – Граф, конечно, ужасный человек, это бесспорно. Но у него есть одно полезное для нас качество. Он мало бывает в своем корнуолльском поместье, в Рейвенсхолде. Любит большие города, яркие огни Лондона или Парижа. Говорят, что его не смогли отвлечь от э… приятного времяпрепровождения даже известием о болезни и смерти жены, если ты понимаешь, что я имею в виду.
Рина прекрасно поняла, что имел в виду Квин. В детстве она слишком часто встречала кареты самовлюбленных, пресыщенных удовольствиями аристократов, которые проводили дни в своих красивых домах, а ночи посвящали всем видам разврата и кутежам. Рина видела, как такие люди ставят на кон целые состояния, играя в карты, а потом избивают до бесчувствия уличного попрошайку за то, что тот осмелился попросить у них пенни. Она видела молодых женщин, их бывших любовниц, которых они выбрасывали на улицу, точно измятый галстук или грязный носовой платок.
Нет, Рина не жаловала аристократов, более того, она даже признавала, что испытывает сильное искушение воспользоваться случаем и отомстить одному из подобных негодяев за все зло, которое он причинил слабым и обездоленным. Но такая авантюра – не в ее характере. Рина отрицательно покачала головой и закрыла медальон.
– Я хотела бы помочь вам, мистер Квин, поверьте, но… Мне это просто не по силам. Возможно, вам удастся найти другую рыжую девушку.
– Да, возможно, – кивнул Квин, но в его голосе не было уверенности. – Возможно. Но скажу тебе правду, детка. Червонная королева попадается редко. Ты была моей самой большой надеждой. И думаю, последней. – Он подошел к вешалке. Пошарив в карманах своего пальто, выудил небольшой кошелек. – Играешь ты со мной или нет, но ты – дочка Дэна, и я позабочусь, чтобы с тобой ничего не случилось. На эти деньги ты доберешься до Дублина, там найдешь одного моего друга. Он тебя примет, не задавая вопросов. И под новым именем пристроит шляпницей или портнихой. А потом тебе, возможно, удастся наладить отношения с дедом.
«Пусть меня лучше повесят!» – мысленно воскликнула Рина. Дед отвернулся от ее матери, обрекая на смерть также верно, как если бы сам вколачивал гвозди в ее гроб.
Вспомнив об Альберте, она крепко сжала медальон. Это несправедливо… Хотя на нее напали, ей все же придется расплачиваться за содеянное всю оставшуюся жизнь. По-видимому, богатые и сильные всегда в конце концов побеждают. Как мачеха. Как ее дед.
Как Тревелин.
Девушку охватил гнев. Конечно же, она прекрасно понимала, что допустит непростительную ошибку, если отправится к графу, понимала, что ей следует принять предложение Квина и укрыться у его друга в Дублине.
Если бы ее мать поступала разумно, она никогда бы не сбежала с Дэниелом Мерфи. А если бы он, ее отец, избегал опасностей, то не сделал бы предложение Кейти Пул и ему не пришлось бы бежать из страны ради женщины, которую он любил. Правда, однако, заключалась в том, что в жилах Рины текла кровь игроков, кровь, унаследованная от родителей. И Рина вдруг поняла: мысль о том, что она могла бы перехитрить бессердечного графа и его эгоистичное семейство, могла бы победить их, кажется ей заманчивой.
Они прижала к груди медальон. «Прости меня, Пруденс. Я ненадолго позаимствую твое имя, обещаю».
– Ну если мне все равно придется изменить имя, то я могу с таким же успехом назваться Уинтроп.
Глава 4
– Морской ветер! – воскликнул мистер Бенджамин Черри, высовываясь из окна кареты и вдыхая полной грудью свежий напоенный йодом воздух.
Внизу, у северо-западного побережья Корнуолла, сверкал алмазными брызгами океан, кипел белой пеной у подножия серых утесов. Над берегом с жалобными криками носились чайки, ожидавшие возвращения рыбацких лодок с ежедневным уловом. Мистер Черри удовлетворенно вздохнул и откинулся на подушки. Щеки мистера Черри – в полном соответствии с именем – были круглыми и красными.
– Как замечательно, верно?! – воскликнул он, обращаясь к двум своим спутницам. – Клянусь, если бы я не решил в юности заняться юриспруденцией, то с радостью провел бы несколько лет на королевском фрегате, был бы гардемарином. Верно, матушка? – Он повернулся к сидевшей рядом даме.
Мать мистера Черри с ног до головы закуталась в одеяла и шали, так что видны были лишь маленькие глазки да высохшие тонкие губы.
– Хм… – фыркнула она. – Ты бы там умер от холода и сырости. Или утонул, это уж точно.
Жизнерадостная улыбка мистера Черри мгновенно померкла. Но он тотчас же снова ослепительно улыбнулся, обращаясь к молодой женщине, сидевшей напротив:
– А вы?.. Вы любите море, мисс Уинтроп? Мисс Уинтроп…
Сабрина вздрогнула, сообразив наконец, что обращаются к ней. Она еще не привыкла к своему новому имени даже после долгих репетиций с Квином.
– Простите, сэр. Кажется, я немного задумалась.
– Прекрасно вас понимаю, – кивнул поверенный. – Вы, конечно же, думали о предстоящей встрече с бабушкой и кузиной. Ведь вам столько пришлось пережить! Клянусь, я бы на вашем месте просто забыл собственное имя.
– Вы знаете обо мне далеко не все, – потупившись, пробормотала Рина.
Она в растерянности теребила один из многочисленных атласных бантиков, украшавших ее юбку. Квин купил ей несколько новых платьев и настоял, чтобы все они были украшены «эдакими бантиками, бисером и оборочками, чтобы показать, что ты можешь позволить себе сорить деньгами». Самой Рине не нравились эти шелковые и атласные дополнения к нарядам, но она не возражала.
Не прошло и месяца с тех пор, как Квин тайком вывез Рину из Лондона и поселил в маленьком домике в безлюдной местности на границе с Уэльсом. Несколько недель он подробно рассказывал ей о жизни «воскресшей» Пруденс – это были рассказы о ее чудесном спасении ирландскими миссионерами, направлявшимися в Африку, рассказы о смерти ее приемного отца, о возвращении с приемной матерью в Дублин, где женщина на смертном одре призналась, что она вовсе не мать Пруденс. Умирающая просила девушку, чтобы та отыскала своих родственников.
По мнению Рины, история Квина была самой нелепой из всех, когда-либо ею слышанных. Она так прямо и сказала: мол, ни один человек, обладающий хоть каплей здравого смысла, ей не поверит. Но Квин с хитроватой улыбкой возразил:
– Тебе надо сыграть на их чувствах. Это затуманит им мозги. Когда они узнают, что ты сирота, да к тому же еще воспитывалась в семье миссионеров, они примут тебя с распростертыми объятиями, будь уверена.
И оказалось, Квин не ошибся – он был прекрасным знатоком человеческой природы. Когда «Пруденс» явилась в контору мистера Черри с письмами своей покойной «матери», с различными свидетельствами и документами, адвокат Тревелинов поверил ей без колебаний – ему потребовалась всего неделя, чтобы подтвердить: девушка действительно является родственницей его клиентов. Вскоре ее пригласили в Рейвенсхолд. Это одновременно изумило и встревожило Сабрину, а легкость обмана заставила еще острее почувствовать свою вину.
Мистер Черри оказался приятным и доброжелательным человеком, и Рине ужасно не хотелось его обманывать, но она понимала: теперь ей придется привыкать ко лжи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29