Однако она оставила свои мысли при себе. Протянув руку, Рина пригнула к себе розу, наслаждаясь ее опьяняющим ароматом.
– Эдуард тоже любит розы. О, не надо так удивляться, – добавила леди Рамли, заметив изумление на лице Сабрины. – Граф может притворяться суровым и сердитым, но в глубине души он сентиментален. И очень заботится о своих домашних. Особенно с тех пор…
«С тех пор, как его бросила жена», – мысленно закончила Рина. Выражение, появившееся в глазах леди Рамли, было красноречивее слов. Рина понимала, что это не ее дело. И все же не удержалась от вопроса:
– Какой была леди Тревелин?
С минуту царила тишина, были слышны лишь крики чаек, круживших над морем. Наконец леди Рамли поднялась. Ее рука, обтянутая элегантной перчаткой, легла на каменного льва.
– Она была сущим золотом, нежным цветком среди этих суровых скал. Эдуард был от нее без ума, и на то имелись все основания. Она сияла, словно звезда на небесах. И никто из нас не мог предположить, что эта звезда когда-нибудь упадет…
Она умолкла. Потом вновь заговорила:
– Я была ее лучшей подругой. Эми училась в школе, а Эдуард уехал по делам. Здоровье моего дорогого Сирила начало ухудшаться, и мы с Изабеллой надолго оставались одни. Мы стали близкими подругами, делились самым сокровенным… Но, как выяснилось, мне лишь так казалось. Она не предупредила меня, что собирается оставить Эдуарда. Даже после исчезновения Изабеллы я не могла поверить в ее двуличие, пока Сирил не обнаружил в лондонской «Газетт» заметку о кораблекрушении. Опубликовали и списки пассажиров. Одно из имен принадлежало старой гувернантке Изабеллы, иностранке, которая умерла много лет назад. Изабелла однажды призналась мне, что пользовалась ее именем в юности, когда нужно было ускользнуть от строгой опекунши. Но я никогда не думала, что она воспользуется этим именем… в таких целях.
Сабрина нахмурилась.
– Но возможно, это была другая женщина с таким же именем. Может, это вовсе не Изабелла.
Леди Рамли покачала головой:
– Изабелла прислала письмо. Написала мне – она даже не смогла покаяться перед Эдуардом. Письмо было отправлено из гавани, за день до кораблекрушения. Она писала мне, что уезжает, чтобы начать новую жизнь с человеком, которого любит так, как никогда не любила Эдуарда. Она просила меня попрощаться от ее имени с детьми… – Леди Рамли откашлялась. – Но это все в прошлом. Теперь граф успокоился, ведь по счастливой случайности нашлась его кузина…
– Не уверена, что ему эта случайность кажется такой уж счастливой, – улыбнулась Рина.
Леди Рамли взяла ее под руку.
– Он опомнится, вот увидите. Я хочу, чтобы мы стали подругами, чтобы вы перестали обращаться ко мне… так официально. Не возражаешь, Пруденс?
– Конечно, Касси.
Они пошли по садовой дорожке.
– Я очень рада, что мы станем подругами. В конце концов, в скором времени нам предстоит породниться, – сказала леди Рамли.
Да, конечно… Касси собирается замуж за графа. Рина отвернулась и посмотрела на залитое солнцем море. Она вновь напомнила себе, что все это ее не касается. «Через несколько недель я покину этот дом. И никогда больше его не увижу. И буду счастлива».
Но Рина очень сомневалась в том, что действительно будет счастлива, покинув Рейвенсхолд.
Глава 10
– Как так? Вы ничего не смогли найти? – возмутился Эдуард и ударил кулаком по столу. – Черри, вы должны были хоть что-нибудь обнаружить.
Мистер Черри теребил свой шейный платок.
– Ничего, милорд. Я повторно проверил всех свидетелей и документы, представленные мисс Уинтроп. Они подлинные. – Собравшись с духом, поверенный добавил: – Я же вас предупреждал, что повторное расследование скорее всего ничего не даст.
– Тогда я прикажу провести еще одно расследование! – взревел Эдуард.
Черри вытащил из кармана носовой платок и вытер лоб.
– Конечно, я учту все ваши пожелания. Но должен спросить… Видите ли… Почему вы с таким недоверием относитесь к этой леди, если она не принесла в ваш дом ничего, кроме счастья?
Эдуард ослабил воротничок рубашки, который внезапно стал невыносимо тесным. Черри прав: мисс Уинтроп принесла в его дом только радость. Он осознавал это – и потому злился.
Его раздражала ее хозяйственность – она так умело навела порядок в запущенном доме. Раздражало и то, что его легкомысленная сестра после ее появления стала серьезнее относиться к некоторым вещам. Даже бабушка, казалось, помолодела. Фицрои ее обожали… Сара и Дэвид ловили каждое ее слово… А чопорный доктор Уильямс – тот улыбался как мальчишка, когда она входила в комнату.
Но больше всего графа выводило из себя другое: он чувствовал, что его к ней влечет. Изредка встречая ее вечерами в гостиной, он подолгу смотрел на нее и не мог оторвать взгляд от стройной фигурки. Граф заставлял себя отворачиваться – а несколько секунд спустя снова смотрел на «кузину», завороженный игрой пламени на ее рыжих волосах, смотрел в надежде увидеть ее чудесную улыбку.
Мисс Уинтроп стала частью его жизни. Именно за это он ее и ненавидел.
– Она самозванка, Черри, я вижу это так же ясно, как вижу вас. Должен быть какой-то способ доказать это. Должен.
– Да, конечно, я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал поверенный, засовывая мокрый платок в карман. – Гм, теперь о другом: вы просмотрели чертежи нового туннеля?
Эдуард с облегчением вздохнул – эта тема была более приятной.
– Да, просмотрел. Рабочие уже начали копать. Через несколько недель мы продвинемся вдоль берега и выйдем к новым залежам олова. – Он разложил на столе карту побережья и принялся водить по ней указательным пальцем. – Вот… Интересно получается. Если продолжим копать в том же направлении, то окажемся прямо под Фицрой-Холлом.
– Вы имеете на это право. Ваш отец много лет назад купил у отца Фицроя права на разработку руды.
– Вместе с половиной их земель и двумя поместьями на севере. Отец прекрасно разбирался в подобных вещах.
«Пожалуй, только в этом и разбирался», – мысленно добавил Эдуард.
Черри ерзал на стуле, ему явно не терпелось уйти. Эдуард вздохнул и понял, что и ему не мешало бы отдохнуть.
– Мы сегодня весь день были заняты. Может, пора отдохнуть?
Поверенный охотно согласился. Вскочив со стула, он поспешно направился к выходу.
– Хорошо, что мы уже закончили, милорд. Мисс Уинтроп сегодня вечером рассказывает одну из своих историй.
– Что делает?
– Рассказывает историю. Она знает самые удивительные… – Черри осекся. – Да, мне известно, как вы относитесь к этой леди, но, должен сказать, у нее настоящий дар, она прекрасно рассказывает сказки. Кто-нибудь из детей предлагает тему – и она… прямо из ничего создает чудесную историю. Это необыкновенно, такое нельзя пропустить… может, только вы пропускаете, потому что не хотите признавать мисс Уинтроп. В таком случае понятно, что вы не станете слушать ее истории. Я… тоже не пойду, если вы этого не желаете.
Эдуард молчал.
– Идите, если хотите, мистер Черри, – проговорил он наконец. – Почему-то я нисколько не сомневаюсь, что она замечательно придумывает разные истории.
Черри кивнул и поспешно вышел из комнаты. Граф же вернулся к своим бумагам. Он пытался убедить себя в том, что ему нравится одиночество. Да, ему действительно нравилось запираться у себя в комнате – ведь здесь было его убежище, его личное королевство. Но в этот вечер в «королевстве» казалось скучновато. Бумаги не вызывали ни малейшего интереса. Граф раскрыл книгу, но и читать ему не хотелось. Он закурил сигару и налил себе бренди, но даже эти удовольствия его не радовали. Наконец, решив, что ему необходимо прогуляться, граф вышел из кабинета и направился к парадной двери. Проходя мимо гостиной, он услышал голос сына.
– Эта была слишком короткой, – говорил Дэвид. – Расскажи еще одну.
– Я уже целых две рассказала, – ответила мисс Уинтроп, – Вам с сестрой пора спать.
– Нет, не пора, – протестовали дети.
– Ты должна рассказать нам еще одну историю, – неожиданно раздался голос бабушки.
– Только одну! – послышался звонкий голосок Эми. – Пожалуйста, Пруденс.
В комнате воцарилось молчание. Наконец мисс Уинтроп глубоко вздохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Но эта будет на сегодня последней.
Эдуард задержался у двери. В темном коридоре его никто не видел. Пообещав себе, что постоит минуту-другую и уйдет, он решил послушать" начало.
– Кто-нибудь из вас должен дать мне тему, – проговорила мисс Уинтроп. – Может, ты, Сара? По-моему, очередь твоя.
Эдуард не видел свою дочь, но прекрасно представлял себе, как она прикусила губу, задумалась…
– А… знаю. Жил-был красивый рыцарь, который был влюблен в прекрасную принцессу.
В следующее мгновение раздался голос Пруденс:
– Но рыцарь не мог сказать о своей любви, потому что принцесса была заколдована злой волшебницей, которая поклялась: в тот день, когда принцесса найдет свою любовь, бедняжка умрет…
Эдуард слушал сказку о влюбленном красавце рыцаре, сказку, расцвеченную фантазией рассказчицы. Ее чуть хрипловатый голос завораживал, заставлял слушать и слушать, ловить каждое слово. Граф, забыв о своем решении уйти, стоял в темном коридоре, пока не дослушал сказку до конца.
Дэвид возмутился:
– Но почему оруженосцу рыцаря пришлось умереть? Почему рыцарь не мог спасти и его?
– Потому что он мог спасти только одного человека, а оруженосец сказал, чтобы он спас принцессу. – Она секунду помолчала, потом добавила: – Даже самый храбрый рыцарь иногда не может спасти всех, кого любит.
Стоявшему в темноте Эдуарду почудилось, что его сердце пронзила стрела. Он стремительно прошел по коридору, рывком распахнул парадную дверь – и остановился лишь у берега моря. Внизу разбивались о скалы темные волны, взлетавшие брызгами в залитую лунным светом ночь. Но ярость океана казалась детской забавой по сравнению с яростью, терзавшей его душу.
Много лет назад Эдуард верил в рыцарей в сияющих латах и в принцесс, чья любовь никогда не угасает. Эти мечты были убежищем, где он скрывался от равнодушного отца и эгоистичной матери. Он хранил верность своей мечте и нашел свою принцессу. Она наполнила его сердце любовью. Но ее любовь в конце концов угасла. После смерти Изабеллы граф проклял свои мечты; он пытался доказать себе, что любовь, честь и надежда – пустые слова.
Граф отдался во власть всех возможных грехов и пороков; он познал множество женщин, и наконец прелестное личико предательницы Изабеллы стало забываться. В конце концов, он взял себя в руки и вернулся к достойной жизни – вновь занялся хозяйством и стал заботиться о близких. Но в душе его по-прежнему царила непроглядная тьма, в каком-то смысле он все еще находился во власти пороков.
Единственное, что осталось ему в жизни, – это заботиться о близких, и он поклялся защищать их от сладкоречивой мошенницы, рассказывавшей красивые сказки о волшебстве и вечной любви. Он не позволит ей завладеть их сердцами, чтобы потом разбить их, как это сделала Изабелла. И не позволит завладеть его сердцем, хотя временами ему очень хотелось ей поверить.
Граф опустился на колени и закрыл лицо ладонями. «Даже самый храбрый рыцарь иногда не может спасти всех, кого любит».
О дьявол… он даже себя самого не смог спасти.
Сабрина была очень довольна собой – ей удавалось блефовать весьма убедительно.
Как-то вечером, на закате, Рина выглянула из окна верхнего этажа и увидела графа, шедшего вдоль утесов.
Багровые лучи закатного солнца выхватывали из мрака его одинокую фигуру. Пальцы Рины впились в подоконник. Она вспомнила о том, что жена Тревелина бросила его и детей, вспомнила и выражение его глаз – это были глаза человека, преследуемого призраками.
Он был высокомерен и холоден, и все же она не могла не заметить печали в его глазах. Не забыла Рина и о добром отношении графа к семье Клары Хоббз. Конечно, он был сложным человеком… И у него имелись веские причины не доверять женщинам. Мысль о том, что она, Рина, еще большая обманщица, чем неверная жена графа, отзывалась в ее сердце такой сильной болью, какой она не испытывала после смерти отца.
Сабрина все еще наблюдала за Тревелином, когда за ее спиной раздался веселый голос:
– Рина, мы наконец-то напали на золотую жилу!
Резко обернувшись, Сабрина с озабоченным видом осмотрелась, проверяя, нет ли в коридоре кого-нибудь из слуг. Потом, подбоченившись, сурово посмотрела на Квина:
– Ты назвал меня моим настоящим именем. Если бы кто-нибудь услышал…
– Не волнуйся. Я же не такой болван. Перед тем как подойти к тебе, я все как следует проверил. Слуги ужинают, а господа в гостиной. Поблизости ни души. А у меня – новость! Замечательная новость! – Он понизил голос: – Одна из камеристок графини приходится родственницей милашке одного из конюхов. Я подслушал их разговор. Кажется, старуха собирается в следующую субботу устроить бал в Рейвенсхолде, чтобы представить тебя другим важным господам со всей помпой.
Глаза Рины широко раскрылись.
– Бал? Но я ничего не знаю о балах. И совсем не умею танцевать, знаю только несколько па, которым меня научила мама, а это было почти десять лет назад. Все графство будет надо мной смеяться. Не говоря уж о том, что у меня нет подходящего платья…
– Платье здесь ни при чем! – Квин вздохнул и пригладил остатки своих рыжих волос. – Детка, несмотря на весь твой ум, ты немного туповата. Станешь ли ты выделывать антраша, словно заправская танцовщица, или будешь наступать всем на ноги – не имеет значения. Бал – это когда все наряжаются, а если наряжаются, то украшают себя драгоценностями. Вдовствующая графиня дает бал, значит, она должна себя украсить. И готов поставить на кон свои зубы, что она наденет «Ожерелье голландца».
Сабрина машинально поднесла руку к шее, словно на ней уже сверкало бриллиантовое ожерелье. В те недели, когда Квин се обучал, она то и дело представляла, как похищает бриллианты с туалетного столика графини, похищает без всякого труда. Но так казалось до приезда в Рейвенсхолд, пока леди Пенелопа оставалась для нее просто именем. Теперь она знала графиню как добрую, отзывчивую женщину, и эта женщина придет в отчаяние, если окажется, что ее «Пруденс» лишь очередная самозванка.
Квин прищурился:
– В чем дело, детка? Ты вся позеленела.
– Ничего страшного… Я просто… просто это так неожиданно.
– Неожиданно?! Милочка, да мы почти месяц ждали такого случая. И не надо напускать на себя виноватый вид. Обвести вокруг пальца этих самодовольных Тревелинов – истинное удовольствие…
Они с Квином ждали своего часа с тех самых пор, как она согласилась участвовать в обмане. Значит, ей следовало радоваться так же, как радовался Квин. Но Рина думала лишь о добросердечии старой графини и о леди Эми, считавшей ее, Сабрину, своей кузиной.
– Я знаю, что это надо сделать. Но мне бы не хотелось причинять им боль. Они были так добры ко мне.
– Они были добры к Пруденс, а не к тебе. – Схватив девушку за плечи, Квин пристально посмотрел на нее, и в глазах его была такая нежность, какой она прежде не замечала. – Они тебе чужие, девочка моя. Но я все прекрасно вижу: ты очень неплохо здесь устроилась. И я знаю, что у тебя доброе сердце, ты, наверное, их жалеешь. Так не жалей. Они вышвырнут тебя, как только узнают, что ты не из их круга.
– Я раньше тоже так думала. Но теперь…
– Ты еще недели две будешь водить их за нос, а потом они все равно узнают правду. Никогда не жалей богачей. Много хороших людей отправились на виселицу из-за своей жалости. Эти Тревелины только кажутся добрыми, но их речи – пустая болтовня. Тебе не поздоровится, когда они узнают, что ты их обманывала. Подумай о себе, детка. Ведь твой отец всегда шел к поставленной цели…
– Нет, не всегда, – возразила Рина. – Он перестал обманывать моего деда, когда полюбил маму.
Квин едва заметно улыбнулся.
– Да, верно. Но твоя матушка стоила гораздо больше того золота, которое он мог бы выманить у лорда Пула. Такой шанс выпадает раз в жизни – раз в десять жизней. И тебе выпал шанс… Делай ставку на бриллианты, детка, а не на любовь. Истинная любовь – редкость в нашем мире.
В глазах Квина появилось какое-то странное выражение – он казался сейчас и молодым, и старым одновременно. Сабрина протянула руку к его щеке.
– Квин, вы когда-нибудь были влюблены?
Он тотчас же отбросил ее руку, и выражение его глаз стало совсем другим:
– Я? Сохнуть по какой-нибудь глупой девице, словно влюбленный теленок? Да пусть меня лучше запекут в рождественский пудинг!
– Но я подумала…
– Значит, ты ошиблась. – Квин отступил на шаг и снова хитровато улыбнулся. – Золото и драгоценности – вот моя любовь, детка, я и тебе советую полюбить их. Думай только о выигрыше и держись подальше от таких людей, как лорд Тревелин.
Квин взглянул в окно, и, очевидно, тоже заметил графа. Он перевел взгляд на Рину – та в смущении вспыхнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
– Эдуард тоже любит розы. О, не надо так удивляться, – добавила леди Рамли, заметив изумление на лице Сабрины. – Граф может притворяться суровым и сердитым, но в глубине души он сентиментален. И очень заботится о своих домашних. Особенно с тех пор…
«С тех пор, как его бросила жена», – мысленно закончила Рина. Выражение, появившееся в глазах леди Рамли, было красноречивее слов. Рина понимала, что это не ее дело. И все же не удержалась от вопроса:
– Какой была леди Тревелин?
С минуту царила тишина, были слышны лишь крики чаек, круживших над морем. Наконец леди Рамли поднялась. Ее рука, обтянутая элегантной перчаткой, легла на каменного льва.
– Она была сущим золотом, нежным цветком среди этих суровых скал. Эдуард был от нее без ума, и на то имелись все основания. Она сияла, словно звезда на небесах. И никто из нас не мог предположить, что эта звезда когда-нибудь упадет…
Она умолкла. Потом вновь заговорила:
– Я была ее лучшей подругой. Эми училась в школе, а Эдуард уехал по делам. Здоровье моего дорогого Сирила начало ухудшаться, и мы с Изабеллой надолго оставались одни. Мы стали близкими подругами, делились самым сокровенным… Но, как выяснилось, мне лишь так казалось. Она не предупредила меня, что собирается оставить Эдуарда. Даже после исчезновения Изабеллы я не могла поверить в ее двуличие, пока Сирил не обнаружил в лондонской «Газетт» заметку о кораблекрушении. Опубликовали и списки пассажиров. Одно из имен принадлежало старой гувернантке Изабеллы, иностранке, которая умерла много лет назад. Изабелла однажды призналась мне, что пользовалась ее именем в юности, когда нужно было ускользнуть от строгой опекунши. Но я никогда не думала, что она воспользуется этим именем… в таких целях.
Сабрина нахмурилась.
– Но возможно, это была другая женщина с таким же именем. Может, это вовсе не Изабелла.
Леди Рамли покачала головой:
– Изабелла прислала письмо. Написала мне – она даже не смогла покаяться перед Эдуардом. Письмо было отправлено из гавани, за день до кораблекрушения. Она писала мне, что уезжает, чтобы начать новую жизнь с человеком, которого любит так, как никогда не любила Эдуарда. Она просила меня попрощаться от ее имени с детьми… – Леди Рамли откашлялась. – Но это все в прошлом. Теперь граф успокоился, ведь по счастливой случайности нашлась его кузина…
– Не уверена, что ему эта случайность кажется такой уж счастливой, – улыбнулась Рина.
Леди Рамли взяла ее под руку.
– Он опомнится, вот увидите. Я хочу, чтобы мы стали подругами, чтобы вы перестали обращаться ко мне… так официально. Не возражаешь, Пруденс?
– Конечно, Касси.
Они пошли по садовой дорожке.
– Я очень рада, что мы станем подругами. В конце концов, в скором времени нам предстоит породниться, – сказала леди Рамли.
Да, конечно… Касси собирается замуж за графа. Рина отвернулась и посмотрела на залитое солнцем море. Она вновь напомнила себе, что все это ее не касается. «Через несколько недель я покину этот дом. И никогда больше его не увижу. И буду счастлива».
Но Рина очень сомневалась в том, что действительно будет счастлива, покинув Рейвенсхолд.
Глава 10
– Как так? Вы ничего не смогли найти? – возмутился Эдуард и ударил кулаком по столу. – Черри, вы должны были хоть что-нибудь обнаружить.
Мистер Черри теребил свой шейный платок.
– Ничего, милорд. Я повторно проверил всех свидетелей и документы, представленные мисс Уинтроп. Они подлинные. – Собравшись с духом, поверенный добавил: – Я же вас предупреждал, что повторное расследование скорее всего ничего не даст.
– Тогда я прикажу провести еще одно расследование! – взревел Эдуард.
Черри вытащил из кармана носовой платок и вытер лоб.
– Конечно, я учту все ваши пожелания. Но должен спросить… Видите ли… Почему вы с таким недоверием относитесь к этой леди, если она не принесла в ваш дом ничего, кроме счастья?
Эдуард ослабил воротничок рубашки, который внезапно стал невыносимо тесным. Черри прав: мисс Уинтроп принесла в его дом только радость. Он осознавал это – и потому злился.
Его раздражала ее хозяйственность – она так умело навела порядок в запущенном доме. Раздражало и то, что его легкомысленная сестра после ее появления стала серьезнее относиться к некоторым вещам. Даже бабушка, казалось, помолодела. Фицрои ее обожали… Сара и Дэвид ловили каждое ее слово… А чопорный доктор Уильямс – тот улыбался как мальчишка, когда она входила в комнату.
Но больше всего графа выводило из себя другое: он чувствовал, что его к ней влечет. Изредка встречая ее вечерами в гостиной, он подолгу смотрел на нее и не мог оторвать взгляд от стройной фигурки. Граф заставлял себя отворачиваться – а несколько секунд спустя снова смотрел на «кузину», завороженный игрой пламени на ее рыжих волосах, смотрел в надежде увидеть ее чудесную улыбку.
Мисс Уинтроп стала частью его жизни. Именно за это он ее и ненавидел.
– Она самозванка, Черри, я вижу это так же ясно, как вижу вас. Должен быть какой-то способ доказать это. Должен.
– Да, конечно, я сделаю все, что в моих силах, – пробормотал поверенный, засовывая мокрый платок в карман. – Гм, теперь о другом: вы просмотрели чертежи нового туннеля?
Эдуард с облегчением вздохнул – эта тема была более приятной.
– Да, просмотрел. Рабочие уже начали копать. Через несколько недель мы продвинемся вдоль берега и выйдем к новым залежам олова. – Он разложил на столе карту побережья и принялся водить по ней указательным пальцем. – Вот… Интересно получается. Если продолжим копать в том же направлении, то окажемся прямо под Фицрой-Холлом.
– Вы имеете на это право. Ваш отец много лет назад купил у отца Фицроя права на разработку руды.
– Вместе с половиной их земель и двумя поместьями на севере. Отец прекрасно разбирался в подобных вещах.
«Пожалуй, только в этом и разбирался», – мысленно добавил Эдуард.
Черри ерзал на стуле, ему явно не терпелось уйти. Эдуард вздохнул и понял, что и ему не мешало бы отдохнуть.
– Мы сегодня весь день были заняты. Может, пора отдохнуть?
Поверенный охотно согласился. Вскочив со стула, он поспешно направился к выходу.
– Хорошо, что мы уже закончили, милорд. Мисс Уинтроп сегодня вечером рассказывает одну из своих историй.
– Что делает?
– Рассказывает историю. Она знает самые удивительные… – Черри осекся. – Да, мне известно, как вы относитесь к этой леди, но, должен сказать, у нее настоящий дар, она прекрасно рассказывает сказки. Кто-нибудь из детей предлагает тему – и она… прямо из ничего создает чудесную историю. Это необыкновенно, такое нельзя пропустить… может, только вы пропускаете, потому что не хотите признавать мисс Уинтроп. В таком случае понятно, что вы не станете слушать ее истории. Я… тоже не пойду, если вы этого не желаете.
Эдуард молчал.
– Идите, если хотите, мистер Черри, – проговорил он наконец. – Почему-то я нисколько не сомневаюсь, что она замечательно придумывает разные истории.
Черри кивнул и поспешно вышел из комнаты. Граф же вернулся к своим бумагам. Он пытался убедить себя в том, что ему нравится одиночество. Да, ему действительно нравилось запираться у себя в комнате – ведь здесь было его убежище, его личное королевство. Но в этот вечер в «королевстве» казалось скучновато. Бумаги не вызывали ни малейшего интереса. Граф раскрыл книгу, но и читать ему не хотелось. Он закурил сигару и налил себе бренди, но даже эти удовольствия его не радовали. Наконец, решив, что ему необходимо прогуляться, граф вышел из кабинета и направился к парадной двери. Проходя мимо гостиной, он услышал голос сына.
– Эта была слишком короткой, – говорил Дэвид. – Расскажи еще одну.
– Я уже целых две рассказала, – ответила мисс Уинтроп, – Вам с сестрой пора спать.
– Нет, не пора, – протестовали дети.
– Ты должна рассказать нам еще одну историю, – неожиданно раздался голос бабушки.
– Только одну! – послышался звонкий голосок Эми. – Пожалуйста, Пруденс.
В комнате воцарилось молчание. Наконец мисс Уинтроп глубоко вздохнула.
– Хорошо, – сказала она. – Но эта будет на сегодня последней.
Эдуард задержался у двери. В темном коридоре его никто не видел. Пообещав себе, что постоит минуту-другую и уйдет, он решил послушать" начало.
– Кто-нибудь из вас должен дать мне тему, – проговорила мисс Уинтроп. – Может, ты, Сара? По-моему, очередь твоя.
Эдуард не видел свою дочь, но прекрасно представлял себе, как она прикусила губу, задумалась…
– А… знаю. Жил-был красивый рыцарь, который был влюблен в прекрасную принцессу.
В следующее мгновение раздался голос Пруденс:
– Но рыцарь не мог сказать о своей любви, потому что принцесса была заколдована злой волшебницей, которая поклялась: в тот день, когда принцесса найдет свою любовь, бедняжка умрет…
Эдуард слушал сказку о влюбленном красавце рыцаре, сказку, расцвеченную фантазией рассказчицы. Ее чуть хрипловатый голос завораживал, заставлял слушать и слушать, ловить каждое слово. Граф, забыв о своем решении уйти, стоял в темном коридоре, пока не дослушал сказку до конца.
Дэвид возмутился:
– Но почему оруженосцу рыцаря пришлось умереть? Почему рыцарь не мог спасти и его?
– Потому что он мог спасти только одного человека, а оруженосец сказал, чтобы он спас принцессу. – Она секунду помолчала, потом добавила: – Даже самый храбрый рыцарь иногда не может спасти всех, кого любит.
Стоявшему в темноте Эдуарду почудилось, что его сердце пронзила стрела. Он стремительно прошел по коридору, рывком распахнул парадную дверь – и остановился лишь у берега моря. Внизу разбивались о скалы темные волны, взлетавшие брызгами в залитую лунным светом ночь. Но ярость океана казалась детской забавой по сравнению с яростью, терзавшей его душу.
Много лет назад Эдуард верил в рыцарей в сияющих латах и в принцесс, чья любовь никогда не угасает. Эти мечты были убежищем, где он скрывался от равнодушного отца и эгоистичной матери. Он хранил верность своей мечте и нашел свою принцессу. Она наполнила его сердце любовью. Но ее любовь в конце концов угасла. После смерти Изабеллы граф проклял свои мечты; он пытался доказать себе, что любовь, честь и надежда – пустые слова.
Граф отдался во власть всех возможных грехов и пороков; он познал множество женщин, и наконец прелестное личико предательницы Изабеллы стало забываться. В конце концов, он взял себя в руки и вернулся к достойной жизни – вновь занялся хозяйством и стал заботиться о близких. Но в душе его по-прежнему царила непроглядная тьма, в каком-то смысле он все еще находился во власти пороков.
Единственное, что осталось ему в жизни, – это заботиться о близких, и он поклялся защищать их от сладкоречивой мошенницы, рассказывавшей красивые сказки о волшебстве и вечной любви. Он не позволит ей завладеть их сердцами, чтобы потом разбить их, как это сделала Изабелла. И не позволит завладеть его сердцем, хотя временами ему очень хотелось ей поверить.
Граф опустился на колени и закрыл лицо ладонями. «Даже самый храбрый рыцарь иногда не может спасти всех, кого любит».
О дьявол… он даже себя самого не смог спасти.
Сабрина была очень довольна собой – ей удавалось блефовать весьма убедительно.
Как-то вечером, на закате, Рина выглянула из окна верхнего этажа и увидела графа, шедшего вдоль утесов.
Багровые лучи закатного солнца выхватывали из мрака его одинокую фигуру. Пальцы Рины впились в подоконник. Она вспомнила о том, что жена Тревелина бросила его и детей, вспомнила и выражение его глаз – это были глаза человека, преследуемого призраками.
Он был высокомерен и холоден, и все же она не могла не заметить печали в его глазах. Не забыла Рина и о добром отношении графа к семье Клары Хоббз. Конечно, он был сложным человеком… И у него имелись веские причины не доверять женщинам. Мысль о том, что она, Рина, еще большая обманщица, чем неверная жена графа, отзывалась в ее сердце такой сильной болью, какой она не испытывала после смерти отца.
Сабрина все еще наблюдала за Тревелином, когда за ее спиной раздался веселый голос:
– Рина, мы наконец-то напали на золотую жилу!
Резко обернувшись, Сабрина с озабоченным видом осмотрелась, проверяя, нет ли в коридоре кого-нибудь из слуг. Потом, подбоченившись, сурово посмотрела на Квина:
– Ты назвал меня моим настоящим именем. Если бы кто-нибудь услышал…
– Не волнуйся. Я же не такой болван. Перед тем как подойти к тебе, я все как следует проверил. Слуги ужинают, а господа в гостиной. Поблизости ни души. А у меня – новость! Замечательная новость! – Он понизил голос: – Одна из камеристок графини приходится родственницей милашке одного из конюхов. Я подслушал их разговор. Кажется, старуха собирается в следующую субботу устроить бал в Рейвенсхолде, чтобы представить тебя другим важным господам со всей помпой.
Глаза Рины широко раскрылись.
– Бал? Но я ничего не знаю о балах. И совсем не умею танцевать, знаю только несколько па, которым меня научила мама, а это было почти десять лет назад. Все графство будет надо мной смеяться. Не говоря уж о том, что у меня нет подходящего платья…
– Платье здесь ни при чем! – Квин вздохнул и пригладил остатки своих рыжих волос. – Детка, несмотря на весь твой ум, ты немного туповата. Станешь ли ты выделывать антраша, словно заправская танцовщица, или будешь наступать всем на ноги – не имеет значения. Бал – это когда все наряжаются, а если наряжаются, то украшают себя драгоценностями. Вдовствующая графиня дает бал, значит, она должна себя украсить. И готов поставить на кон свои зубы, что она наденет «Ожерелье голландца».
Сабрина машинально поднесла руку к шее, словно на ней уже сверкало бриллиантовое ожерелье. В те недели, когда Квин се обучал, она то и дело представляла, как похищает бриллианты с туалетного столика графини, похищает без всякого труда. Но так казалось до приезда в Рейвенсхолд, пока леди Пенелопа оставалась для нее просто именем. Теперь она знала графиню как добрую, отзывчивую женщину, и эта женщина придет в отчаяние, если окажется, что ее «Пруденс» лишь очередная самозванка.
Квин прищурился:
– В чем дело, детка? Ты вся позеленела.
– Ничего страшного… Я просто… просто это так неожиданно.
– Неожиданно?! Милочка, да мы почти месяц ждали такого случая. И не надо напускать на себя виноватый вид. Обвести вокруг пальца этих самодовольных Тревелинов – истинное удовольствие…
Они с Квином ждали своего часа с тех самых пор, как она согласилась участвовать в обмане. Значит, ей следовало радоваться так же, как радовался Квин. Но Рина думала лишь о добросердечии старой графини и о леди Эми, считавшей ее, Сабрину, своей кузиной.
– Я знаю, что это надо сделать. Но мне бы не хотелось причинять им боль. Они были так добры ко мне.
– Они были добры к Пруденс, а не к тебе. – Схватив девушку за плечи, Квин пристально посмотрел на нее, и в глазах его была такая нежность, какой она прежде не замечала. – Они тебе чужие, девочка моя. Но я все прекрасно вижу: ты очень неплохо здесь устроилась. И я знаю, что у тебя доброе сердце, ты, наверное, их жалеешь. Так не жалей. Они вышвырнут тебя, как только узнают, что ты не из их круга.
– Я раньше тоже так думала. Но теперь…
– Ты еще недели две будешь водить их за нос, а потом они все равно узнают правду. Никогда не жалей богачей. Много хороших людей отправились на виселицу из-за своей жалости. Эти Тревелины только кажутся добрыми, но их речи – пустая болтовня. Тебе не поздоровится, когда они узнают, что ты их обманывала. Подумай о себе, детка. Ведь твой отец всегда шел к поставленной цели…
– Нет, не всегда, – возразила Рина. – Он перестал обманывать моего деда, когда полюбил маму.
Квин едва заметно улыбнулся.
– Да, верно. Но твоя матушка стоила гораздо больше того золота, которое он мог бы выманить у лорда Пула. Такой шанс выпадает раз в жизни – раз в десять жизней. И тебе выпал шанс… Делай ставку на бриллианты, детка, а не на любовь. Истинная любовь – редкость в нашем мире.
В глазах Квина появилось какое-то странное выражение – он казался сейчас и молодым, и старым одновременно. Сабрина протянула руку к его щеке.
– Квин, вы когда-нибудь были влюблены?
Он тотчас же отбросил ее руку, и выражение его глаз стало совсем другим:
– Я? Сохнуть по какой-нибудь глупой девице, словно влюбленный теленок? Да пусть меня лучше запекут в рождественский пудинг!
– Но я подумала…
– Значит, ты ошиблась. – Квин отступил на шаг и снова хитровато улыбнулся. – Золото и драгоценности – вот моя любовь, детка, я и тебе советую полюбить их. Думай только о выигрыше и держись подальше от таких людей, как лорд Тревелин.
Квин взглянул в окно, и, очевидно, тоже заметил графа. Он перевел взгляд на Рину – та в смущении вспыхнула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29