Всё, полетел, а может всё-таки еще посопротивляться вдруг навалившейся немощи.
20
Я несколько раз попытался напрячь до боли мышцы бедер, чтобы прийти в себя, но боли не почувствовал, однако разум мой немножко просветлел.
– Уснул? – услышал я под гулкие удары крови в мутно просветленной дымке, возвращающегося сознания.
– Уснул, я ж ему лошадиную дозу снотворного в коньяк всыпал.
– Вот такие дела Вадик, – рокотал голос директора. – Повезло нам с тобой, что этот дебил не знает структурной схемы управления нашего комбината. Если б знал он, что у нас два директора, то он бы конечно, к генеральному пошел. А не ко мне – к исполнительному. Вот такие дела. Догадываешься, где бы мы с тобой были, кабы он всё что мне, генеральному рассказал? Кабы он знающий-то был? А? Каково? Представляешь?
– А чего было бы? – отозвался недовольный Вадик. – Как бы генеральный нас вычислил? Доказательств ведь никаких, только бред какой-то: диктофон, заказ и прочая мура. Начитался мальчишка дешевых детективов и расфантазировался. Так ведь? Никто бы нас с тобой не вычислил. Ерунда всё это. Зря ты так разнервничался Викторович. Зря. Данная глупость этого не стоит. Так мелкая неприятность, чего из-за неё особо тащиться. Никто бы о нас не догадался.
– Так я же тебя вычисли, а он, директор-то наш генеральный отнюдь меня не дурее. Тебя бы вычислил, а уж ты бы меня в один момент сдал. Верно ведь? Не стал бы таиться?
– А может быть, и не сдал бы? Чего ты сразу так про меня Викторыч? Ведь вместе дело задумали, а ты меня все подозреваешь в чем-то. Обидно даже. Хочешь, верь, хочешь, не верь, а обидно.
– А как же мне тебя дружок не подозревать? Ты за сколько Мутному генерального заказал?
– Как за сколько? За пятьдесят тонн, как договорились. Ты к чему это?
– Ой, ли? Мне этот Андрюшенька другую сумму назвал и или ему в диктофоне том послышалось? Не про пятьдесят вы говорили. Может, врет? Так за сколько? Уж, не за сорок ли?
– Ну, ладно считаться-то. Я решил поторговаться, авось думаю, скину, сколько-нибудь, всё равно бы вместе с тобой всё поделили. Ведь в рыночной экономике живем. А доход бы я не зажал. Не такой я человек. Всё бы наше было Мы же одна команда. Это ж логичней логичного. Пришло бы время, и всё поделили бы. Неужели бы я от тебя, от наставника моего, чего-то таить стал. Ни в жизнь. Просто еще время не пришло обо всём рассказать. А потом при нашем ожидаемом барыше, десять тонн, такая мелочь, что и говорить не хочется. Верно ведь, Павел Викторович?
– Ладно, не егози. Нечего передо мною бисер метать, не свинья я и твою натуру подлейшую давно уж раскусил, хотя признаюсь, что до сегодняшнего дня думал ты попроще. Удивил ты меня чуточку, только об этом потом. Чего с этим-то делать будем? Его ведь теперь никак нельзя отпускать. Теперь мы с ним повязаны туго – он на свободе, а мы в тюрьме. Ты с Балаболом-то как разобрался?
– Да так и разобрался. Короче, стал он у меня деньги вымогать. Не дашь, говорит десять тонн, заложу тебя начальнику охраны, а уж там, говорит, тюрьма для тебя раем покажется. И всё этот диктофон в нос сует. Срок поставил до утра. Наглый такой, сволочь, я даже не ожидал от него. Не знаю, чего б дальше было, но на мое счастье как раз Посредник позвонил. Ну, я ему проблему быстренько обрисовал. Он оказывается, у нас в городе был. Я ему Балабола показал, а дальше ты сам всё знаешь. Чисто сработали. Мне даже немного не по себе от этой чистоты стало.
– А мне, почему обо всём не рассказал, уж, коль мы с тобой команда одна? Или опять хитрил чего-то?
– Во-первых, тебя здесь не было, ты в командировке был, а во-вторых, Посредник не велел. Не велел тебя волновать. Вот какой заботливый человек с нами Павел Викторович работает. Просто – душа человек, вот бы имя его узнать, чтобы свечку за здравие поставить.
– Хорошо коли так, но всё равно поступил ты неправильно. Эх, знать бы мне получше твою натуру, да разве я б с тобой связался? Ну, Вадик, Вадик. Ну, изумил ты меня. Что же делать-то с тобой? Ну, да ладно проехали. Прощаю, но не забуду. Так чего с этим дурнем всё-таки делать будем? Не решили ведь, а решать надо. За нас никто не решит.
– А зачем ты его сюда притащил? И меня, зачем показал? Мог бы и сам разобраться, дело-то не такое уж и сложное.
– А что же тебя ему не показать? Принц, какой. Вообще-то, честно говоря, я как его послушал, так у меня прямая кишка узлом от страха завязалась. Честно. Ну, думаю всё, влипли. Прищучит нас парень. Его решил от себя ни на шаг не отпускать, а заодно узнать, кому Балабол про диктофон сказать мог. Мало ли чего. Решил разобраться да выхода поискать. Когда разобрался, что он к тебе сразу пришел, даже обрадовался. Как он тебя расколол? На «логичней логичного» взял. Как Вадик?
– Да, на это самое, будь оно неладно.
– Говорил тебе, чтоб освобождался от слов паразитов. Не слушаешь старших. Эх, Вадик, Вадик, когда же ты свои провинциальные привычки бросишь. Ведь ты же уже руководитель высокого звена. Берись за ум быстрее, а то поздно будет. Ну, ладно это всё лирика, как парня мочить будем. Справимся вдвоем? Вот уж не думал, что уголовщиной на старости лет придется заняться. Вот жизнь злодейка, такие сюрпризы подбрасывает, только держись.
– Да ты чего Викторович? Я нет, я не смогу. Как же так, человека убить. Нет, я сам не смогу. Нет, я не буду.
– Ну, а кто же будет? Если дело миллионное задумали, давай про принципы разных там моралей забывать. Не замочим парня, дела не сделаем и в тюрьму сядем. Верно ведь?
– Верно, только я всё равно не смогу. Я лучше найду, кого-нибудь, у меня есть знакомые, которое за это дело возьмутся. Им, конечно, заплатить надо, это ведь логичней логичного, но на двоих не так дорого обойдется. И дело верное получится.
– Как с Мутным?
– Нет, здесь попроще. На такого клиента серьёзных людей поднимать не надо. Я сейчас в полчаса обернусь. Парня придушат здесь и сами же вывезут. Они там почти профессиналы, только разве что без диплома, у них вместо диплома татуировка на запястье. Сделают тихо и без шума. Ну, я побежал?
– А ты Вадик часом умом не слишком двинулся? Здесь парня успокоить хочешь? Значит, решил привести сюда своих дуболомов и меня засветить? Мудро, ничего не скажешь, мудро. А потом труп найдут и станут разбираться, где его живым последний раз видели и самое главное с кем. Вот тут вся охрана на меня и покажет. Они нас всем караулом с порога проходной жадными взглядами провожали. Я, конечно, каюсь, не думал, что с ним таким образом разбираться придется. Даже в голову такое не приходило, а зря. Не додумал я этого в горячке. Должен я был об этом подумать, но заволновался чуть-чуть лишку. Не пойдет твой план, здесь по-другому поступить надо.
– Да здесь как не поступи, всё равно на тебя охрана покажет. Чего же делать? Здесь Викторович ничего особо и не придумаешь.
– А давай подумаем, время у нас с тобой есть. Вдруг чего и придумаем.
Они замолчали, загремели посудой и, наверное, стали пить. Надо было бежать. Только, как и когда. Тело меня совершенно не слушалось. Странное было ощущение. Казалось мой мозг, и мои мышцы отделились друг от друга. Голова сигналила руке: «пошевелись», а та её не слышала или может, слышать не хотела. Уходил сигнал, как в пустоту. Я несколько раз пытался пошевелить рукой, но всё напрасно. Ничего не получалось, и наступила она – полнейшая безнадега. Был со мною подобный случай. Выпили мы с пацанами на наш деревенский престольный праздник. Крепко выпили. А как до кондиции дошли, на подвиги потянуло. Первым подвигом стала река. Как раз тогда целую неделю перед этим дожди лили, река, конечно, здорово прибыла и крепко помутнела. Вот мы в эту густую муть купаться и прыгнули. Весело прыгнули, гурьбой. Я на середину поплыл, где течение побыстрее. Кровь-то играет. Не дает ей покоя коварный алкоголь. Вдруг чую, что плыть не могу. Выдохся. До берега вроде рядом – метров десять – пятнадцать, но плыть не могу. Хочу, но не могу. Ноги с руками, как свинец, сердечко колотится, а кричать не хочу. Как это закричать, опозориться. Не пристало мне – такому герою, на помощь звать. Вдруг услышит кто? И плыть не могу и позориться не хочу – решил утонуть. Плюнул на всё и перестал шевелиться. Будь, что будет. А было вот что, мелко там было, по грудь мне всего. Было бы глубже, то точно бы утонул, потому что полностью безнадежности себя отдал. Всего отдал, без остатка. Вот тоже самое чувство, чувство мутной реки почувствовал я и сейчас. Та же безнадега настала. Плюнул я опять мысленно на все. Расслабился и полетел в черный провал небытия, наверное, навсегда. Вот ведь, как просто. Никого теперь больше не увижу. Интересно узнает Ксюха, что меня больше нет. Вот тебе и рыцарь, вот тебе и граф на вороном коне. Интересно, вспомнит она меня хотя бы ещё один разок? Наверное, нет. А вдруг да? Интересно. Закрутила меня тьма и куда-то поволокла. Куда только? Скоро узнаю, а может, нет?
21
– Андрей! – кто-то крепко тормошил меня за плечо. – Поднимайся!
Я открыл глаза и вроде как удивился. Передо мною стоял и улыбался Павел Викторович. Все мое тело разрывалось от тупой боли. Такое чувство было, как будто провел я интенсивную двухчасовую тренировку после месячного перерыва. Одно радовало, если чувствую боль, – значит жив. Тут ещё к первой радости вторая втерлась – оказывается я, и шевелиться могу. С трудом, но могу. Что ж выходит, я и не умер совсем?
– Вставай герой, вставай – продолжал тормошить меня директор. – Ты чего вчера сломался-то и меня с преступником один на один бросил. Ладно, ладно. Вижу, что устал и перенервничал. Ты всё равно молодец. Если б не ты, мне бы точно не жить. Спасибо тебе большое. Должник я теперь твой на всю оставшуюся жизнь.
– А где Вадим Алексеевич? – спросил я, поднимаясь еле-еле с кресла.
– Да, чего про эту гниду вспоминать. Пошел домой явку с повинной писать. Теперь он не наша забота, пусть прокурор с ним разбирается. В прокуратуре про этого подлеца уже знают.
– А вдруг сбежит?
– Не сбежит, он трус, а если сбежит, то его быстро отловят.
Я медленно сделал несколько шагов по комнате, глянул в предрассветную тьму широкого окна и задумался. Может, мне приснилось всё? Может и не сообщники они и никому жизнь моя не нужна? Вот бы здорово, если бы так было. Хорошо бы Павел Викторович настоящим директором оказался. Он вроде мужик нормальный.
– Слушай Андрей, ты извини меня, – снова отвлек меня от раздумий Павел Викторович, – Только мне срочно уезжать надо. У меня через три часа самолет из Москвы. Вон уж под окном меня водитель дожидается. Ты уж до своего Копьёва сам на автобусе доберись. На работу не ходи, я там всё решил. Только просьба, ты про всё это никому не говори до послезавтра. Спросит кто, что у меня делал, скажешь, дымоход на даче чистил, а потом я тебя поужинать пригласил. Только лучше вообще никому про вчерашний вечер не рассказывать. А послезавтра пойдем вместе в прокуратуру. Лады?
– Конечно, – ответил я, всё ещё соображая, что же со мною вчера было – сон или явь.
– Пойдем мы тебя до остановки подбросим, – опять заторопил меня директор. – Извини, что до дома не могу. Спешу очень. Опаздываю. А всё-таки ты молодец. Спасибо тебе огромное. За всё спасибо. Если б на свете не было таких людей, как ты, то вообще и на свет родиться не следовало.
Мы сели в «Волгу» и она, поплутав по еще темным улицам, вывезла меня к автобусной остановке. Павел Викторович Радушно попрощался со мной за руку, хитро подмигнул, неожиданно сунул в ладонь несколько купюр и сказал на прощанье:
– Вот тебе Андрей за работу. Камин ты мне на даче классно починил. Золотые у тебя руки. Послезавтра приходи ко мне, как договорились. Еще работка для тебя имеется.
«Волга» уехала, а я с открытым ртом стоял около облезло-ободранного павильона районной автобусной остановки. Время было полчаса пятого утра. Автобус придет в пять. Интересно, когда же меня будут убивать. Хорошо, если всё мне это приснилось. Вот бы счастье было тогда. Вот это была бы радость. И тут я услышал шаркающие шаги. Из переулка кто-то шел и шел не один. Сначала я хотел бежать, но сразу спохватился. Чего я трус такой, что ли? Извините, еще неизвестно кто кого. Только вот тело у меня ныло, но всё равно за себя постоять сумею. На легкую победу не надейтесь. Я, несмотря на болезненные ощущения практически во всех членах моего тела принял боевую стойку. Во всяком случае, мне так показалось. Вот они вышли из туманного угла, и я мгновенно переместился к близстоящему забору, решив укрепить своё боевое состояние увесистой штакетиной. Я нащупал правой рукой первую попавшуюся доску, приготовясь единым махом вырвать её вместе с гвоздями, если вдруг мои тревожные опасения, по поводу выходящих из-за угла злодеев, подтвердятся. Наконец, они четко встали в зону моей видимости, заставив в очередной раз меня слегка удивиться. Вот действительно полоса удивлений, так и клокотала в моей душе на этой неделе. Столько событий, столько неясностей, что мне порой всё это стало казаться не совсем реальным. Сами посудите: приготовился я по глупости своей к битве с отмороженными бандитами, а увидел наших деревенских мужиков. Вот уж действительно тесен мир, особенно в пределах нашего района. Хотя, стоп, а вдруг Тодор наврал мне про находку курток и Пашу, они убили. Вдруг их и сегодня Вадим нанял для очередного душегубства. Штакетину надо рвать. Рвать, пока не поздно. Неужели, они такие хитрые сволочи и потом, ведут они себя чрезвычайно странно? Молчат, точно к чему-то готовятся. Наши взгляды встретились и мужики оживились.
– Андрон, – заорал на всю спящую улицу районного центра Тодор, – как ты здесь дружище? Полсотней не одолжишь меня до следующей недели. Блюдом буду, если вовремя не отдам. Ты ж меня знаешь.
– Этот кокос всегда слово держит, разве, что за редким исключением, но такое со всяким кокосом случиться может, – поддержал репутацию друга Кокос. – Мы тут загуляли чуть-чуть у моего двоюродного дядьки, а жена его Галька, стерва, с ночной смены пораньше смоталась. В семь ведь должна была закончить кокосина драная. Короче, выгнала она нас. Вот такие дела брат. Так нагло выгнала гадина, что у меня до сих пор спина чешется.
Я, стараясь не приближаться к мужикам на позицию ближнего боя, достал из кармана одну из купюр, выданных мне директором, и, не глядя, сунул её Тодору. Тодор застыл в великом недоумении, вид купюры так смутил его, что он видимо даже потерял дар речи, а вместе с ней и способность к движениям. Только продолжалось оцепенение недолго. Тренированный всевозможными экстремальными жизненными упражнениями организм моего односельчанина с потрясением справился и Тодор заговорил:
– Ты, это Андрюха, всё мне? Ну, ты молоток. Клевый ты пацан. Наш пацан, копьевский. Ну, я того. Короче сейчас, тут круглосуточный рядом. Я мигом слетаю. Ну, ты молодец Андрюха. Уважаю тебя. Я и раньше тебя уважал крепко, а сейчас… Молоток Андрюха!
Пока Тодор отсутствовал, Кокос никаких агрессивных намерений не проявлял, а только жаловался на тяжелый характер своей дальней родственницы Гальки, потирал шишку на лбу и чесался о забор спиной.
– Вот ведь стерва, какая, – уныло обижался мой земляк. – И чем она меня так по спине звезданула? Конечно, дядька тоже виноват здорово. Ведь Галька-то чего вернулась? Ведь не просто так, кокос её вернуться дернул. Здесь дело вот как получилось. Такой кокос значит вышел. Она в прошлом месяце трехлитровую банку спирта вынесла на осенние праздники и поставила её под кроватью. Причем спрятала весьма небрежно. Овчинкой старенькой прикрыла и всё, и все кокосы. А у дядьки на спирт нюх, дай бог каждому из нас. Он овчинку-то отодвинул, банку нашел и стал из неё спиртик каждый день кокосить. Выпьет стаканчик и хорошо ему, а чтоб баба выпивок не заметила да разборов со скандалами не разводила, он в банку всегда доливал. Выпьет стаканчик, и стаканчик же водички из-под крана дольет. Всё бы ничего, только к соседке ихней, какой-то кокос родственников принес, да так неожиданно, что дома у соседки ничего и не было. Соседка, кокос её не к месту попутал, к Гальке, дескать, одолжи спиртику, на неделе отдам. А Галька дядькина, скажу я тебе Андрюха баба не промах, та еще кокосина. Она полбанки отливает и водичкой остаток разбавляет, ну, чтобы выгоду при возврате долга иметь. Она же не знала, какие дядька операции с банкой каждый день проворачивал, и думала соседи не радостях встречи, с крепостью не сразу разберутся. Только соседи, кокосы эти драные, через пятнадцать минут банку вернули. Вот кокосы привередливые, вода говорят, а еще племянница их на весь цех эту историю разнесла. Вот такая кокосина получилась Андрюха. Гальке-то сам понимаешь, стыдно стало, а тут еще мастер их про качество намекнул, дескать, что же ты Галина Поликарповна марку комбинатскую позоришь и людям вместо спирта воды наливаешь. Ну, Галька конечно с полсмены отпросилась и пришла дядьку воспитывать. Кокос ей в ребро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
20
Я несколько раз попытался напрячь до боли мышцы бедер, чтобы прийти в себя, но боли не почувствовал, однако разум мой немножко просветлел.
– Уснул? – услышал я под гулкие удары крови в мутно просветленной дымке, возвращающегося сознания.
– Уснул, я ж ему лошадиную дозу снотворного в коньяк всыпал.
– Вот такие дела Вадик, – рокотал голос директора. – Повезло нам с тобой, что этот дебил не знает структурной схемы управления нашего комбината. Если б знал он, что у нас два директора, то он бы конечно, к генеральному пошел. А не ко мне – к исполнительному. Вот такие дела. Догадываешься, где бы мы с тобой были, кабы он всё что мне, генеральному рассказал? Кабы он знающий-то был? А? Каково? Представляешь?
– А чего было бы? – отозвался недовольный Вадик. – Как бы генеральный нас вычислил? Доказательств ведь никаких, только бред какой-то: диктофон, заказ и прочая мура. Начитался мальчишка дешевых детективов и расфантазировался. Так ведь? Никто бы нас с тобой не вычислил. Ерунда всё это. Зря ты так разнервничался Викторович. Зря. Данная глупость этого не стоит. Так мелкая неприятность, чего из-за неё особо тащиться. Никто бы о нас не догадался.
– Так я же тебя вычисли, а он, директор-то наш генеральный отнюдь меня не дурее. Тебя бы вычислил, а уж ты бы меня в один момент сдал. Верно ведь? Не стал бы таиться?
– А может быть, и не сдал бы? Чего ты сразу так про меня Викторыч? Ведь вместе дело задумали, а ты меня все подозреваешь в чем-то. Обидно даже. Хочешь, верь, хочешь, не верь, а обидно.
– А как же мне тебя дружок не подозревать? Ты за сколько Мутному генерального заказал?
– Как за сколько? За пятьдесят тонн, как договорились. Ты к чему это?
– Ой, ли? Мне этот Андрюшенька другую сумму назвал и или ему в диктофоне том послышалось? Не про пятьдесят вы говорили. Может, врет? Так за сколько? Уж, не за сорок ли?
– Ну, ладно считаться-то. Я решил поторговаться, авось думаю, скину, сколько-нибудь, всё равно бы вместе с тобой всё поделили. Ведь в рыночной экономике живем. А доход бы я не зажал. Не такой я человек. Всё бы наше было Мы же одна команда. Это ж логичней логичного. Пришло бы время, и всё поделили бы. Неужели бы я от тебя, от наставника моего, чего-то таить стал. Ни в жизнь. Просто еще время не пришло обо всём рассказать. А потом при нашем ожидаемом барыше, десять тонн, такая мелочь, что и говорить не хочется. Верно ведь, Павел Викторович?
– Ладно, не егози. Нечего передо мною бисер метать, не свинья я и твою натуру подлейшую давно уж раскусил, хотя признаюсь, что до сегодняшнего дня думал ты попроще. Удивил ты меня чуточку, только об этом потом. Чего с этим-то делать будем? Его ведь теперь никак нельзя отпускать. Теперь мы с ним повязаны туго – он на свободе, а мы в тюрьме. Ты с Балаболом-то как разобрался?
– Да так и разобрался. Короче, стал он у меня деньги вымогать. Не дашь, говорит десять тонн, заложу тебя начальнику охраны, а уж там, говорит, тюрьма для тебя раем покажется. И всё этот диктофон в нос сует. Срок поставил до утра. Наглый такой, сволочь, я даже не ожидал от него. Не знаю, чего б дальше было, но на мое счастье как раз Посредник позвонил. Ну, я ему проблему быстренько обрисовал. Он оказывается, у нас в городе был. Я ему Балабола показал, а дальше ты сам всё знаешь. Чисто сработали. Мне даже немного не по себе от этой чистоты стало.
– А мне, почему обо всём не рассказал, уж, коль мы с тобой команда одна? Или опять хитрил чего-то?
– Во-первых, тебя здесь не было, ты в командировке был, а во-вторых, Посредник не велел. Не велел тебя волновать. Вот какой заботливый человек с нами Павел Викторович работает. Просто – душа человек, вот бы имя его узнать, чтобы свечку за здравие поставить.
– Хорошо коли так, но всё равно поступил ты неправильно. Эх, знать бы мне получше твою натуру, да разве я б с тобой связался? Ну, Вадик, Вадик. Ну, изумил ты меня. Что же делать-то с тобой? Ну, да ладно проехали. Прощаю, но не забуду. Так чего с этим дурнем всё-таки делать будем? Не решили ведь, а решать надо. За нас никто не решит.
– А зачем ты его сюда притащил? И меня, зачем показал? Мог бы и сам разобраться, дело-то не такое уж и сложное.
– А что же тебя ему не показать? Принц, какой. Вообще-то, честно говоря, я как его послушал, так у меня прямая кишка узлом от страха завязалась. Честно. Ну, думаю всё, влипли. Прищучит нас парень. Его решил от себя ни на шаг не отпускать, а заодно узнать, кому Балабол про диктофон сказать мог. Мало ли чего. Решил разобраться да выхода поискать. Когда разобрался, что он к тебе сразу пришел, даже обрадовался. Как он тебя расколол? На «логичней логичного» взял. Как Вадик?
– Да, на это самое, будь оно неладно.
– Говорил тебе, чтоб освобождался от слов паразитов. Не слушаешь старших. Эх, Вадик, Вадик, когда же ты свои провинциальные привычки бросишь. Ведь ты же уже руководитель высокого звена. Берись за ум быстрее, а то поздно будет. Ну, ладно это всё лирика, как парня мочить будем. Справимся вдвоем? Вот уж не думал, что уголовщиной на старости лет придется заняться. Вот жизнь злодейка, такие сюрпризы подбрасывает, только держись.
– Да ты чего Викторович? Я нет, я не смогу. Как же так, человека убить. Нет, я сам не смогу. Нет, я не буду.
– Ну, а кто же будет? Если дело миллионное задумали, давай про принципы разных там моралей забывать. Не замочим парня, дела не сделаем и в тюрьму сядем. Верно ведь?
– Верно, только я всё равно не смогу. Я лучше найду, кого-нибудь, у меня есть знакомые, которое за это дело возьмутся. Им, конечно, заплатить надо, это ведь логичней логичного, но на двоих не так дорого обойдется. И дело верное получится.
– Как с Мутным?
– Нет, здесь попроще. На такого клиента серьёзных людей поднимать не надо. Я сейчас в полчаса обернусь. Парня придушат здесь и сами же вывезут. Они там почти профессиналы, только разве что без диплома, у них вместо диплома татуировка на запястье. Сделают тихо и без шума. Ну, я побежал?
– А ты Вадик часом умом не слишком двинулся? Здесь парня успокоить хочешь? Значит, решил привести сюда своих дуболомов и меня засветить? Мудро, ничего не скажешь, мудро. А потом труп найдут и станут разбираться, где его живым последний раз видели и самое главное с кем. Вот тут вся охрана на меня и покажет. Они нас всем караулом с порога проходной жадными взглядами провожали. Я, конечно, каюсь, не думал, что с ним таким образом разбираться придется. Даже в голову такое не приходило, а зря. Не додумал я этого в горячке. Должен я был об этом подумать, но заволновался чуть-чуть лишку. Не пойдет твой план, здесь по-другому поступить надо.
– Да здесь как не поступи, всё равно на тебя охрана покажет. Чего же делать? Здесь Викторович ничего особо и не придумаешь.
– А давай подумаем, время у нас с тобой есть. Вдруг чего и придумаем.
Они замолчали, загремели посудой и, наверное, стали пить. Надо было бежать. Только, как и когда. Тело меня совершенно не слушалось. Странное было ощущение. Казалось мой мозг, и мои мышцы отделились друг от друга. Голова сигналила руке: «пошевелись», а та её не слышала или может, слышать не хотела. Уходил сигнал, как в пустоту. Я несколько раз пытался пошевелить рукой, но всё напрасно. Ничего не получалось, и наступила она – полнейшая безнадега. Был со мною подобный случай. Выпили мы с пацанами на наш деревенский престольный праздник. Крепко выпили. А как до кондиции дошли, на подвиги потянуло. Первым подвигом стала река. Как раз тогда целую неделю перед этим дожди лили, река, конечно, здорово прибыла и крепко помутнела. Вот мы в эту густую муть купаться и прыгнули. Весело прыгнули, гурьбой. Я на середину поплыл, где течение побыстрее. Кровь-то играет. Не дает ей покоя коварный алкоголь. Вдруг чую, что плыть не могу. Выдохся. До берега вроде рядом – метров десять – пятнадцать, но плыть не могу. Хочу, но не могу. Ноги с руками, как свинец, сердечко колотится, а кричать не хочу. Как это закричать, опозориться. Не пристало мне – такому герою, на помощь звать. Вдруг услышит кто? И плыть не могу и позориться не хочу – решил утонуть. Плюнул на всё и перестал шевелиться. Будь, что будет. А было вот что, мелко там было, по грудь мне всего. Было бы глубже, то точно бы утонул, потому что полностью безнадежности себя отдал. Всего отдал, без остатка. Вот тоже самое чувство, чувство мутной реки почувствовал я и сейчас. Та же безнадега настала. Плюнул я опять мысленно на все. Расслабился и полетел в черный провал небытия, наверное, навсегда. Вот ведь, как просто. Никого теперь больше не увижу. Интересно узнает Ксюха, что меня больше нет. Вот тебе и рыцарь, вот тебе и граф на вороном коне. Интересно, вспомнит она меня хотя бы ещё один разок? Наверное, нет. А вдруг да? Интересно. Закрутила меня тьма и куда-то поволокла. Куда только? Скоро узнаю, а может, нет?
21
– Андрей! – кто-то крепко тормошил меня за плечо. – Поднимайся!
Я открыл глаза и вроде как удивился. Передо мною стоял и улыбался Павел Викторович. Все мое тело разрывалось от тупой боли. Такое чувство было, как будто провел я интенсивную двухчасовую тренировку после месячного перерыва. Одно радовало, если чувствую боль, – значит жив. Тут ещё к первой радости вторая втерлась – оказывается я, и шевелиться могу. С трудом, но могу. Что ж выходит, я и не умер совсем?
– Вставай герой, вставай – продолжал тормошить меня директор. – Ты чего вчера сломался-то и меня с преступником один на один бросил. Ладно, ладно. Вижу, что устал и перенервничал. Ты всё равно молодец. Если б не ты, мне бы точно не жить. Спасибо тебе большое. Должник я теперь твой на всю оставшуюся жизнь.
– А где Вадим Алексеевич? – спросил я, поднимаясь еле-еле с кресла.
– Да, чего про эту гниду вспоминать. Пошел домой явку с повинной писать. Теперь он не наша забота, пусть прокурор с ним разбирается. В прокуратуре про этого подлеца уже знают.
– А вдруг сбежит?
– Не сбежит, он трус, а если сбежит, то его быстро отловят.
Я медленно сделал несколько шагов по комнате, глянул в предрассветную тьму широкого окна и задумался. Может, мне приснилось всё? Может и не сообщники они и никому жизнь моя не нужна? Вот бы здорово, если бы так было. Хорошо бы Павел Викторович настоящим директором оказался. Он вроде мужик нормальный.
– Слушай Андрей, ты извини меня, – снова отвлек меня от раздумий Павел Викторович, – Только мне срочно уезжать надо. У меня через три часа самолет из Москвы. Вон уж под окном меня водитель дожидается. Ты уж до своего Копьёва сам на автобусе доберись. На работу не ходи, я там всё решил. Только просьба, ты про всё это никому не говори до послезавтра. Спросит кто, что у меня делал, скажешь, дымоход на даче чистил, а потом я тебя поужинать пригласил. Только лучше вообще никому про вчерашний вечер не рассказывать. А послезавтра пойдем вместе в прокуратуру. Лады?
– Конечно, – ответил я, всё ещё соображая, что же со мною вчера было – сон или явь.
– Пойдем мы тебя до остановки подбросим, – опять заторопил меня директор. – Извини, что до дома не могу. Спешу очень. Опаздываю. А всё-таки ты молодец. Спасибо тебе огромное. За всё спасибо. Если б на свете не было таких людей, как ты, то вообще и на свет родиться не следовало.
Мы сели в «Волгу» и она, поплутав по еще темным улицам, вывезла меня к автобусной остановке. Павел Викторович Радушно попрощался со мной за руку, хитро подмигнул, неожиданно сунул в ладонь несколько купюр и сказал на прощанье:
– Вот тебе Андрей за работу. Камин ты мне на даче классно починил. Золотые у тебя руки. Послезавтра приходи ко мне, как договорились. Еще работка для тебя имеется.
«Волга» уехала, а я с открытым ртом стоял около облезло-ободранного павильона районной автобусной остановки. Время было полчаса пятого утра. Автобус придет в пять. Интересно, когда же меня будут убивать. Хорошо, если всё мне это приснилось. Вот бы счастье было тогда. Вот это была бы радость. И тут я услышал шаркающие шаги. Из переулка кто-то шел и шел не один. Сначала я хотел бежать, но сразу спохватился. Чего я трус такой, что ли? Извините, еще неизвестно кто кого. Только вот тело у меня ныло, но всё равно за себя постоять сумею. На легкую победу не надейтесь. Я, несмотря на болезненные ощущения практически во всех членах моего тела принял боевую стойку. Во всяком случае, мне так показалось. Вот они вышли из туманного угла, и я мгновенно переместился к близстоящему забору, решив укрепить своё боевое состояние увесистой штакетиной. Я нащупал правой рукой первую попавшуюся доску, приготовясь единым махом вырвать её вместе с гвоздями, если вдруг мои тревожные опасения, по поводу выходящих из-за угла злодеев, подтвердятся. Наконец, они четко встали в зону моей видимости, заставив в очередной раз меня слегка удивиться. Вот действительно полоса удивлений, так и клокотала в моей душе на этой неделе. Столько событий, столько неясностей, что мне порой всё это стало казаться не совсем реальным. Сами посудите: приготовился я по глупости своей к битве с отмороженными бандитами, а увидел наших деревенских мужиков. Вот уж действительно тесен мир, особенно в пределах нашего района. Хотя, стоп, а вдруг Тодор наврал мне про находку курток и Пашу, они убили. Вдруг их и сегодня Вадим нанял для очередного душегубства. Штакетину надо рвать. Рвать, пока не поздно. Неужели, они такие хитрые сволочи и потом, ведут они себя чрезвычайно странно? Молчат, точно к чему-то готовятся. Наши взгляды встретились и мужики оживились.
– Андрон, – заорал на всю спящую улицу районного центра Тодор, – как ты здесь дружище? Полсотней не одолжишь меня до следующей недели. Блюдом буду, если вовремя не отдам. Ты ж меня знаешь.
– Этот кокос всегда слово держит, разве, что за редким исключением, но такое со всяким кокосом случиться может, – поддержал репутацию друга Кокос. – Мы тут загуляли чуть-чуть у моего двоюродного дядьки, а жена его Галька, стерва, с ночной смены пораньше смоталась. В семь ведь должна была закончить кокосина драная. Короче, выгнала она нас. Вот такие дела брат. Так нагло выгнала гадина, что у меня до сих пор спина чешется.
Я, стараясь не приближаться к мужикам на позицию ближнего боя, достал из кармана одну из купюр, выданных мне директором, и, не глядя, сунул её Тодору. Тодор застыл в великом недоумении, вид купюры так смутил его, что он видимо даже потерял дар речи, а вместе с ней и способность к движениям. Только продолжалось оцепенение недолго. Тренированный всевозможными экстремальными жизненными упражнениями организм моего односельчанина с потрясением справился и Тодор заговорил:
– Ты, это Андрюха, всё мне? Ну, ты молоток. Клевый ты пацан. Наш пацан, копьевский. Ну, я того. Короче сейчас, тут круглосуточный рядом. Я мигом слетаю. Ну, ты молодец Андрюха. Уважаю тебя. Я и раньше тебя уважал крепко, а сейчас… Молоток Андрюха!
Пока Тодор отсутствовал, Кокос никаких агрессивных намерений не проявлял, а только жаловался на тяжелый характер своей дальней родственницы Гальки, потирал шишку на лбу и чесался о забор спиной.
– Вот ведь стерва, какая, – уныло обижался мой земляк. – И чем она меня так по спине звезданула? Конечно, дядька тоже виноват здорово. Ведь Галька-то чего вернулась? Ведь не просто так, кокос её вернуться дернул. Здесь дело вот как получилось. Такой кокос значит вышел. Она в прошлом месяце трехлитровую банку спирта вынесла на осенние праздники и поставила её под кроватью. Причем спрятала весьма небрежно. Овчинкой старенькой прикрыла и всё, и все кокосы. А у дядьки на спирт нюх, дай бог каждому из нас. Он овчинку-то отодвинул, банку нашел и стал из неё спиртик каждый день кокосить. Выпьет стаканчик и хорошо ему, а чтоб баба выпивок не заметила да разборов со скандалами не разводила, он в банку всегда доливал. Выпьет стаканчик, и стаканчик же водички из-под крана дольет. Всё бы ничего, только к соседке ихней, какой-то кокос родственников принес, да так неожиданно, что дома у соседки ничего и не было. Соседка, кокос её не к месту попутал, к Гальке, дескать, одолжи спиртику, на неделе отдам. А Галька дядькина, скажу я тебе Андрюха баба не промах, та еще кокосина. Она полбанки отливает и водичкой остаток разбавляет, ну, чтобы выгоду при возврате долга иметь. Она же не знала, какие дядька операции с банкой каждый день проворачивал, и думала соседи не радостях встречи, с крепостью не сразу разберутся. Только соседи, кокосы эти драные, через пятнадцать минут банку вернули. Вот кокосы привередливые, вода говорят, а еще племянница их на весь цех эту историю разнесла. Вот такая кокосина получилась Андрюха. Гальке-то сам понимаешь, стыдно стало, а тут еще мастер их про качество намекнул, дескать, что же ты Галина Поликарповна марку комбинатскую позоришь и людям вместо спирта воды наливаешь. Ну, Галька конечно с полсмены отпросилась и пришла дядьку воспитывать. Кокос ей в ребро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29