Михаил Михайлович достал с полки потрепанный журнал и, открыв его, ткнул пальцем в чистую страницу. Крякнул и, пожурив слегка, посвятил меня немного в охранную мудрость.
– Вот видишь у тебя ни одной записи, это плохо: или скрыть чего-то пытаешься или спишь на посту. Ты всё пиши сюда подряд, бумаги больше, чище зад, а чище зад и телу приятно и душа спокойна. Бабка Дуня подошла, пиши, что посторонний нарушил границу поста, и ты провел профилактическую беседу. А с медным Костиком будь поосторожней, он гад еще тот. Он так подставить может, что не ототрешься.
– С кем? – переспросил я.
– Ну, начальник нашего караула. Давным-давно был такой руководитель КГБ – железный Шурик, вот в честь его Костика и прозвали медным. Почему, не спрашивай, не знаю, наверное, по должности и по въедливому характеру да свойству его лица зеленеть иногда от злости, а чаще с перепоя. Сегодня он точно следить за тобой будет. Ему тебя на крючок надо посадить. Этот гад всех на крючок сажает. Проверять он будет каждую смену. Так что ты бди. Наше руководство все сволочи, а особенно те, кто помоложе. Так перед начальством задницу и рвут, чтобы выслужиться. Был один тут, Паша Балабол. Вот гнида, так гнида. За всеми следил и на каждого досье вел. Мы у него были, как на рентгене. Вроде мужик местный, а всё выслужиться хотел, рвал и метал. Короче, дорвался он – пришили. Теперь вот у Хорька новый зам, тоже из наших, из коренных. Пока вроде ничего, а что дальше будет, посмотрим. Балабол тоже хорошо начинал. А потом…. Это он меня на вышку со склада бросил. А чего я сделал? Да ничего. Все несунов прикрывают, и я одного прикрыл. Дело-то житейское. Да только вот он стукачем оказался. Таким дятлом застучал, что прости меня господи, хотя я и в господа не верю. Стуканул мой несун Балаболу, тот выше, и меня на забор посадили. Вот сволочи. На складе житуха была то, что надо. Всё в сиропе и шоколаде, а главное тепло и дела можно было чисто крутить, не то, что здесь по мелочи. Ну, ты давай, иди на завтрак, а то там уже всё холодное и поварихи злые, а ты ведь сам понимаешь, что хуже злой бабы только тяжелое похмелье. Иди скорее.
Я отправился в караулку, потом сходил на завтрак, выслушал едкую критику о своей нерасторопности от хмурых женщин и уселся на лавочку под сенью лохматой черемухи. Рядом со мной сидела часть моих товарищей, свободных от несения службы и мы неспешно беседовали. Беседа была обычной для кратковременного отдыха. Хорошо после тяжелой доли караульного посидеть в черемуховой тени. Кто мне не верит, тот пусть сам попробует. Уверен всякому эта приятность понравится. Серьезных тем здесь под черемухой не поднимали, а ограничивались обсуждением телевизионных новостей да погодных условий. Условия те давали немало поводов к обсуждению. Сушь стояла в нашем районе такая несусветная, какая бывает в только бразильских и мексиканских сериалах. Было жарко и душно, а потому в караулку идти не хотелось, и я так продремал на лавочке, под неторопливый говор своих соратников до своей очередной смены. Эта смена прошла уже без неожиданных приключений, но с тремя переговорами с внешней стороной забора и двумя проверками начкара. Все эти возмущения моего караульного покоя я теперь аккуратно записал в журнал и не прогадал. Медный Костик, решивший в третьей моей смене проверить ведение постового журнала, наткнулся на частое упоминание своей фамилии и засмущался. Это смущение привело к тому, что проверки с его стороны разом прекратились. К третьему выходу, на пост я совсем уже освоился, не скучал и грешным делом стал, правда, исключительно про себя, считать себя же заправским ветераном. А ночь вообще прошла спокойно, врут, наверное, что преступный элемент тьму любит. Может где любит, только не у нас, у заборов ликероводочных предприятий. Спит, оказывается наш противник ночами, и нам спать не мешает. Я, конечно же, в первую ночь не спал, но о дальнейших своих снах на караульной вышке всё же подумывал. Вот немного освоюсь и тогда уж точно свое возьму. Отстоявши в четыре часа утра полный круг своих караулов, я с чистой совестью шел отдыхать до конца смены, благо ночью распорядок бодрствующих смен не соблюдался. И вот несмотря на ряд неудобств, я крепко уснул на жестком казенном ложе. Разбудила меня предсменная суета. Народ стал подниматься, оправляться и к дому собираться. Между моими напарниками ходил чуть позеленевший медный Костик и каждого о чем-то просил. Просьба, по всей видимости, была не из приятных и все как один в ответ на неё отрицательно качали головой. Начальник злился, сжимал скулы с кулаками, но ничего поделать со строптивыми к своему глубочайшему сожалению не мог. А тех, кого он не опросил, оставалось всё меньше и меньше. Когда их осталось человека три, Костик стал подозрительно посматривать на меня. Такая косьба ни к чему хорошему привести не могла, и я попытался слинять на улицу, но не смог. Железной рукой медный Костик схватил меня уже на пороге и грубо подставил под свои начальственные очи за стеклами в золотой оправе.
– Ты, вот что, – начал он вроде бы как издалека, – войди в положение. Представляешь сразу трое на больничный ушли, а у одного теща опять померла. Нашла, понимаешь время. А с больными тоже надо бы разобраться. Купили, наверное, больничные свои. Сейчас в больницах вообще лечить перестали, только больничными торгуют. Бизнесмены хреновы. Они торгуют, а мы выкручивайся. Ты-то парень вроде ничего, нашу работу на лету схватил. Поэтому выручай. Отработай еще смену. Оплату конечно двойную получишь и к тому же не на вышке, а в проходной стоять будешь. В проходной намного интересней и веселей. Выручишь меня сейчас, я твой должник. Не выручишь, тогда извини, здесь уж завидовать нечему будет. Ну, чего договорились, что ли?
Делать мне было нечего, в долги с неприятностями в первый день службы залезать не хотелось, и я согласился. Костик радостно схватил меня за руку и потащил к заместителю начальника охраны, видимо ожидая за мою вербовку на вторую смену серьезной награды. Что уж он потом там получил, медаль, почетную грамоту, место на доске почета или ещё чего, не знаю, но я на вторую смену остался.
18
Во вторую смену мне сначала предложили выспаться, на что я с радостью согласился, и всё предложенное выполнил в полном объёме. На пост я заступил как раз перед двенадцатью часами дня, когда инженерно-технические работники комбината жались у дверей проходной, не находя смелого вожака для обеденного похода. Всех потенциальных вожаков страшили два фактора: минутная стрелка в трех деления от двенадцати и заместитель начальника охраны с блокнотом в руках и женщиной из отдела организации труда у плеча. Оказывается одной из обязанностей заместителя начальника, была обязанность пресекать ранний уход на обед технической интеллигенции комбината. Вот он сегодня эту обязанность и выполнял. Интеллигенция, конечно же, его увидела, тормознула и давилась желудочным соком перед порогом проходной, проклиная, но исключительно про себя, заместителя начальника охраны, согласованные с профкомом правила внутреннего распорядка, отдел организации труда и вяло текущий ход времени на местных часах.
Все эти особенности предобеденной пятиминутки подробно сообщила мне моя напарница тетя Галя, румяная и словоохотливая женщина почти уже средних лет. Она бы мне рассказала, еще чего-нибудь о местных обычаях, но минутная стрелка подползла к двенадцати, заместитель убрал свой блокнот, отпустил домой женщину, и интеллигенция сразу же рванула на наши турникеты. Вожаков уже не надо было, на законное дело шли. Всем ведь известно, что когда на законное дело идут, то вожаков чаще всего не выбирают. Тетя Галя оказалась очень осведомленной женщиной, и во время прохождения людского потока она быстро сообщила мне о доходах руководителей среднего звена и их семей.
– Глянь, вон жена начальника второго цеха Егошина, чешет. Вон краля, какая. Чего ей не рядиться, если муж по пятнадцать тысяч загребает да ещё взятки без стеснения берет. А вон Светка Дудкина, жена начальника гаража тоже расфуфырилась. У неё мужик восемнадцать тысяч оклада имеет и бензином казенным торгует почти каждый день. Без зазрения совести торгует. Живут же люди, не то, что мы, нищета. Только я им не завидую, я честность люблю да к тому же я не замужем.
Естественно сообщения касались не всего управленческого персонала, а только тех, кто прошел мимо нас с тетей Галей. Когда основная масса пробурлила, мы закрыли створки широкого выхода и оставили узкий проход для отщепенцев от дружной толпы. Таких было немного, но они были. Всех одиночек мы останавливали и вежливо досматривали их сумки. В сумках ничего интересного не было, и потому их нам показывали практически беспрекословно. Скоро и этот редкий людской ручеек иссяк, а мы смогли расслабиться и поближе познакомиться. На посту нас было трое: я, тетя Галя и Кузьмич. Тетю Галю я уже представил, а Кузьмича и представлять нечего, Кузьмич он, и всё тут. Кузьмич был подвижен и весел, особенно в отношении тети Гали. Он, словно задорный петушок, кружился вокруг неё, непременно стараясь, дотронутся до её тела своим крылышком. Она же старательно делала вид, что увертывается от ласковых прикосновений напарника, но как бы ненароком подставляла под его ладони самые неприступные места. Попав в это самое место, мужичок травил одну и ту же прибаутку:
– Вам друзья найти едва ли, бабы, лучше нашей Гали, вот такие трали-вали. Правда, Галюха?
Наряду со своей игрой, напарники рассказывали мне о превосходстве несения дежурства на проходной в отношении других постов.
– Здесь хорошо, – ведал Кузьмич, – летом не жарко, зимой не холодно. Здесь вентиляторы стоят. Ходить далеко не надо, да и дела здесь кой-какие провернуть можно, каких в другом месте не сладишь. Я прежде, тем, как сюда попасть два года на вышке отстоял, и вот уж скоро год здесь стою. Нормальное место. Здесь все тебя уважают. Если чего не так, я такой шмон каждый день могу устраивать, что не приведи господи. Тут одна нагрубила мне, когда я при исполнении был. Не понравился дамочке мой нательный обыск, права качать стала, дескать, её женщина должна обыскивать. Цаца, какая. Ей ничего я сначала не сказал, погоди, думаю. А потом, как она со смены идет, я ей, иди сюда, и иначе как через комнату досмотра с работы не выпускаю. Эта дура побежала жаловаться. В профком ходила, к начальству своему, ещё куда-то, да только что толку, я ведь прав. Имею полную обязанность досмотр проводить. Инструкция. И нигде в инструкции не сказано, что одного человека каждый день нельзя проверять по два раза. Можно, если он тебе подозрителен. А то, что она мне была подозрительна, я в два счета доказать мог. Спросил бы кто, сразу бы доказал. У нас здесь все подозрительные, место такое. Здесь если подозрительным ко всем не будешь, весь комбинат растащат вместе с проходной. Воры, одни воры кругом. Поэтому моя правда твердая была, такая твердая, что тверже не бывает. Доказал я этой дуре свою правоту. Извиняться потом прибегала. Ну, я, конечно, извинил, не с первого раза, но извинил. Добилась она этого всё-таки, посговорчивей стала и добилась. Теперь со мною уважительно за километр здоровается. Иначе с ними нельзя. Пропадёшь. Наш народ только крепкой рукой держать надо.
– Ну, ты у нас строгий, – подмигнула тетя Галя Кузьмичу, так ласково, что он зарделся от гордого удовольствия и ущипнул её пониже поясницы.
Только пордеть ему долго не удалось, инженерно-технические работники с обеда повалили. Сначала мы их пропускали в узкий проход, а потом отперли широкий. Пик толчеи в проходе наблюдался без трех минут час. Затем все проходы были закрыты и мы по приказанию заместителя начальника отлавливали опоздавших тружеников умственного труда. Таковых оказалось семеро. Все они были взяты на карандаш и очень расстроены, а мы наоборот обрадованы хорошим уловом. Скоро на проходной опять наступил покой. Наше начальство удалилось на обед, а мои напарники пошли попить чайку. Я остался на посту один и думал о Ксюше. Я о ней последнее время часто думать стал. Вот ведь как бывает. Запала дума такая в душу и всё, чуть расслабился и Ксюха в голове.
– Привет рыцарю копьёвского стола, – услышал я за спиной звонкий и немного знакомый голос. – Как дела граф?
Я обернулся и обомлел. Передо мною стояла улыбающаяся Ксения, ну та самая из отдела кадров про которую я сейчас и думал. Вот чудеса, не успел я про неё подумать, а она тут, как тут. Ну, прямо, как в сказке.
– А ты здорово продвинулся по службе, – удивленно покачала она головой, – на проходную ставят минимум, как через полгода усердного бдения, а ты уж на второй день здесь. Если так дальше пойдёшь, то через пару лет начальником охраны или министром внутренних дел станешь. Тогда уж не забывай старых знакомых, Андрюша. Заезжай в нашу провинциальную глушь по своим министерским делам. Даешь слово?
Она весело махнула мне напоследок рукой и скрылась в направлении отдела кадров, а я будто прирос к месту. Хотелось догнать её, поговорить, объяснить ситуацию, но я стоял истуканом, соблюдая армейские правила часового, который не имеет права на посту пить, курить, есть, разговаривать, передавать кому-либо чего-либо и уж, конечно же, убегать с поста за девчонками, пусть даже самыми красивыми. Вот так я и стоял пнем березовым, а может быть это счастье, скрылось от меня в темный коридор, оставив лишь после себя аромат таинственно-приятного запаха. Грустно мне стало так, что словами этого состояния описать никак невозможно. Хорошо тетя Галя с Кузьмичем вернулись с чаепития. С ними стало повеселее, да и время отбывания с поста скоро пришло. Мы пошли в караулку, потом пообедали и дружно сели всё под тот же куст черемухи. К нам сразу же подсели товарищи с других постов, и Кузьмич стал травить анекдоты. Анекдоты были старые, всё больше про Вовочку да Чапаева, но народ смеялся, пусть не от души, однако охотно. Особенно закатывалась длинноносая молодушка, усевшаяся рядом с рассказчиком и не сводившая с него откровенно восхищенных глаз. Кузьмич же довольный своим успехом у окружающих, и, конечно же, близсидящей девицы, рассказывал еще и еще. Правда, анекдоты эти становились, всё известней и известней, но общему веселью это никак не мешало. Грустила в компании, пожалуй, только одна тетя Галя. Не по душе ей было, что её сердечный друг по службе, растрачивает свою веселость посторонней публике. Ой, как не по душе, особенно когда в публике есть наглые молодушки. Она даже старалась не улыбаться, но портил это задуманное дело её смешливый нрав. Не давал он возможности показать Кузьмичу тети Галино недовольство. Тогда решилась тетя Галя подойти к этой теме с другого бока. Она взяла меня под руку и стала рассказывать свои мнения о нашем руководстве, старательно прижимаясь ко мне да искоса посматривая на Кузьмича. Тетя Галя видимо давно изучала этот вопрос и потому говорила подробно и с вдохновением. Начала она с самого верха и опускалась всё ниже и ниже. Мое внимание металось между напарниками, не решаясь приткнуться ни к одному из них. Слушать Кузьмича было хотя и глупо, но весело, а тетю Галю не хотелось обижать. Только внезапное упоминание тети Гали о моем друге Паше, переметнуло моё внимание полностью к ней.
– Вот Паша Балаболов хороший человек был, царство ему небесное, – перешла она к обсуждению заместителей начальника охраны. – Никого не обидит, не оскорбит. Всегда с уважением. Всегда поздоровается, пройдет, как дела спросит, право слово молодец. Да и поможет, если чего надо. Вот про кого не могу ничего плохого сказать, только вот про него и не могу. Ой, жалко Пашу. Убили его ироды поганые. Жизнь у нас теперь такая, что всех хороших людей убивать взялись. Вот сейчас всех хороших перебьют и за нас грешных возьмутся.
– А за что его убили-то, Вы не знаете? – решил я поддержать интересный для себя разговор.
– Да, как же не знаю, конечно, знаю. С мафией Паша связался. Тут у нас с комбината две фуры водки угнали. Вот Паша на поиск и бросился, только мафия посильней оказалась. Это в кино ихние капитаны всех мафиозных паханов к ногтю жмут, а у нас в жизни оно совсем наоборот получается. Кишка у наших капитанов тонка. Вот Пашенька в этот оборот и угодил. Просчитался бедолага.
Подробностей напарница рассказать не успела из-за возвращения блудного Кузьмича. Тот отчего-то прекратил рассказы и предложил даме сходить испить крепенького чайку перед заступлением на пост. Дама, тут же забыв обо всём на свете, в том числе и о своих россказнях про мафию, радостно приняла приглашение. Меня к чаю не пригласили, наверное, молод ещё. Ну, ничего страшного, у меня ещё всё впереди будет: и чай, и тетя Галя своя.
– Ладно, – подумал я, – на посту поподробней про Пашу порасспрошу. Может, ещё чего-нибудь, новенького расскажет?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29