– Никогда бы не поверила, что Савичев мог убить человека. Если была бы малейшая какая-то возможность ошибки, я, скорее всего, подумала на Матвеева. Он самый агрессивный из пациентов нашего отделения.
Виктор понимающе кивнул. Он тоже не верил в виновность Савичева. И дело было не только в его профессиональных знаниях – он немного разбирался в психологии пациентов, – а в словах, которые произнес обвиняемый. Вилку ему подложили. Верить или не верить психически больному человеку – вот какой вопрос стоял сейчас перед Виктором. Таким же вопросом задался и майор Громыко. Этот грузный милиционер с одиннадцатилетним опытом работы в отделе убийств повидал многое; подозреваемые всегда стараются найти удобный повод, чтобы отвести от себя подозрение. Некоторым это удавалось, но майор не был склонен верить сумасшедшему. Плеханов понял позицию Громыко и не настаивал. В конце концов, милиции виднее. Однако он не мог успокоиться, пока с кем-нибудь не поговорит.
– Вы уверены в невиновности Савичева? – спросил он медсестру.
Ольга Николаевна опустила глаза.
– Я рассказала милиции историю болезни Александра Алексеевича, да и Геннадий Андреевич подтвердил, что Савичеву была нужна только своя кровь. Своя! Не чужая!
– Но они вам не поверили.
– Дело даже не в этом. Все улики против Савичева. Его нашли на месте преступления, руки его были в крови, вилка…
– Они забрали ее для снятия отпечатков. Правда, там будут и мои пальцы, и отпечатки Антона. Вы знаете, что Савичев разрезал себе руку?
– Да, я сама его перебинтовывала.
– Может, он не виновен?
– Не знаю. Мы прекрасно знаем пациентов, их истории и особенности заболевания, и если Савичев действительно убийца, Геннадию Андреевичу придется пересмотреть его диагноз. А самого Савичева уже перевели в отдельный бокс.
Виктор вздохнул. В больнице был пациент, о котором Ольга Николаевна знала далеко не все – «эмбрион». Этого пациента, по понятным причинам не допрашивали, а между тем, его уже подозревают в одном убийстве….
– Как насчет Олега Павловича? – спросил Плеханов.
Медсестра тяжело вздохнула.
– Не шевелится. Мы с Евгением Николаевичем пытались с ним поговорить, но, видимо, он действительно болен. Лежит уже третьи сутки. А вы, Виктор, идите домой. Время вашего дежурства заканчивается, а оставшиеся два часа я посижу. Переполох уляжется нескоро, да и расходиться никто не собирается. Отдыхайте! Усталый солдат не воин.
Виктор поблагодарил медсестру и пошел одеваться. Он планировал зайти домой переодеться и привести себя в порядок, а рано утром направиться к человеку, который его выслушает и поймет.
14 мая, понедельник
Пятьдесят третье отделение милиции располагалось в небольшом кирпичном здании, на первом этаже которого выкрашенная белой краской металлическая дверь вела в салон-парикмахерскую. Поднявшись по лестнице на второй этаж, Виктор с удивлением увидел, что органы правопорядка устроились совсем неплохо. Чистый линолеум, аккуратные стенды с фотографиями пропавших без вести, стол, за которым сидел молодой темноглазый милиционер, цветы на подоконнике и жалюзи.
– Простите, – обратился к дежурному Плеханов.
– Что у вас? – милиционер взял ручку и приготовился записывать. – Кража?
– Я к Сомову Евгению Николаевичу.
– Ясно. – Дежурный с любопытством посмотрел на Виктора и спросил. – Если вы по поводу ночного происшествия, вам лучше поговорить с майором Громыко.
Виктор вспомнил толстого усатого милиционера, сонно слушающего показания.
– Мне нужен именно Евгений Николаевич.
Милиционер указал рукой в сторону коридора.
– Пятая дверь налево.
– Спасибо.
Плеханов постучал в указанную дежурным дверь и вошел. За столом, заваленным картонными папками с завязками, сидел незнакомый капитан.
– Простите, я, наверное, ошибся дверью.
– Виктор? – из-за стола в углу поднялся Евгений Николаевич и шагнул навстречу гостю.
Плеханов протянул старшему лейтенанту руку.
– Вспомнили что-нибудь? – спросил Сомов.
При дневном свете Евгений Николаевич казался гораздо моложе. В больнице Виктор подумал, что старшему лейтенанту около тридцати-тридцати двух лет, а сейчас Сомов выглядел чуть ли не ровесником Плеханова. Полное гладко выбритое лицо его подошло бы и двадцатилетнему парню, но глаза смотрели серьезно, будто Евгений Николаевич прожил на свете, по меньшей мере, лет сорок.
– Дело весьма деликатное… – Виктор не хотел говорить при посторонних, он покосился на незнакомого милиционера, занимающегося папками, и замолчал.
Сомов обернулся к капитану.
– Я покурю пока, – сказал тот и, понимающе улыбнувшись, вышел в коридор.
Виктор сел на стул и приготовился рассказывать.
– Вы, наверное, помните Олега Павловича? Этот человек все время лежит в одной позе и не шевелится.
Сомов кивнул.
– Он притворяется.
– Вы хотите скозать, врочи не знают о том, что он здоров?
– Именно.
– Значит, теоретически есть вероятность его причастности к убийству? – Евгений Николаевич сделал паузу. – К тому же, Ольга Николаевна уверена в невиновности Савичева. Неужели, убийца – тот самый «эмбрион», которого так и не удолось допросить?.. В любом случае, делоть какие-либо выводы рано. Нужно дождаться результатов экспертизы вилки и отчета от судмедэксперта. – Сомов немигающим взглядом уставился на Плеханова. – А как вы узнали, что Олег Павлович не болен?
– Я застал его в неподходящий момент. Он ел колбасу, поэтому был вынужден признаться и просить меня никому ничего не говорить. – Плеханов покраснел. – Не думайте, денег он не предлагал, просто я решил не вмешиваться.
– Хм. А почему ко мне пришли? Ведь вы могли и дальше молчать.
– «Эмбриона» подозревают в убийстве. Он лежит в «Кащенке» только поэтому. Но вину отрицает, говорит, будто оказался на месте преступления случайно.
Милиционер наморщил лоб и оперся руками о стол.
– Любопытно. Как его фомилия?
– Иванов.
Евгений Николаевич поднял трубку телефона и набрал внутренний номер.
– Саша? Посмотри, пожалуйста, на Ивонова Олега Павловича ничего нет? Нет, даты рождения не знаю. Если не найдешь, сделой, пожалуйста, запрос! Ага. Спосибо, я подожду.
Старший лейтенант ободряюще улыбнулся посетителю.
– Скажите, Виктор, а почему вы пришли ко мне, а не к мойору Громыко?
– Не знаю. Просто, – Виктор смутился, – мне показалось, с вами будет гораздо проще разговаривать.
Зазвонил телефон. Сомов поднял трубку, послушал и подошел к столу ушедшего курить капитана.
– Оказывается, это дело у моего соседа по кобинету. Посмотрим. Так. Ивонов Олег Павлович, 1968 года рождения, проживает по адресу…. Хм. Он действительно был свидетелем убийства.
– Свидетелем? Он не подозреваемый?
– Дело сложное. Одиннадцатого мая поступил вызов от пожилой женщины. Она сообщила, что услышала у соседей подозрительный шум. Вышла на лестничную площадку и увидела открытую дверь в соседнюю квортиру. Заглянула туда и обнаружила, что ее сосед – пожилой мужчина – лежит на полу, а вокруг следы крови. Старушка не стала зоходить внутрь – она услышола шаги и испугалась. Скорее всего, в тот момент убийца был на месте преступления. Когда по вызову приехал отряд, рядом с телом стоял Олег Павлович. Может, он, конечно, не виновен и оказолся на месте преступления случайно… я не знаю. Нам не удалось его допросить. Еще в машине он упал на пол и перестал отвечать на вопросы.
– Значит, он может оказаться невиновным?
– Вполне. Но может окозаться убийцей. Если «эмбрион» здоров и может отвечать на вопросы, его нужно допросить.
– Ничего не выйдет. – Виктор скрестил руки на груди. – Уверен, он не станет с вами разговаривать, иначе все узнают о его притворстве.
– Понятно. – Сомов нахмурился.
Плеханов посмотрел на груду папок на столе капитана и спросил:
– Евгений Николаевич, а вы можете проверить по базе данных других пациентов?
– Хм. Вы думаете, среди них есть здоровые?
– Нет, но может, кто-то из них раньше имел дело с убитым…
– Я понимаю. Мойор Громыко, уже сделал это. Если хотите, я спрошу о результатах. – Молодой лейтенант внимательно посмотрел на Плеханова. – Семенов был вашим знокомым? Вы так за него переживаете…
– Нет, просто я подумал, Савичев действительно не виноват. Ночью, когда Антон побежал за Ольгой Николаевной, мы с Александром Алексеевичем остались одни. Я спросил у него, почему он зарезал Семенова, и тот сказал, что никого не убивал. А вилку ему подложили. К тому же, он себе запястье разрезал.
– Хм. Громыко вам не поверил. Понимаете, дело ведет именно он, я всего лишь… помощник.
Маленькая пауза перед последним словом заставила Виктора подумать, что лейтенант чуть было не сказал «мальчик на побегушках», но вовремя опомнился. Сомов вышел из кабинета и спустя несколько минут вернулся со списком.
– Знаете, – сказал он, – майор действительно делал такой запрос. Оказывается, у нас лежит зоявление Щукина Сергея Сергеевича. Вы не нопомните, кто это?
– Это «счетчик» – молодой темноволосый парень.
– Ага. Так вот, ваш «счетчик» два года назад подал зоявление на убитого Семенова.
– Они были знакомы?!
Старший лейтенант пробежался глазами по строчкам и подтвердил:
– Были. Павел Петрович роботал в агентстве «Эгна». Зонимался продажей недвижимости. Сергей Сергеевич зоключил через него договор на покупку квортиры. В заявлении написано, что Семенов его обмонул, продал совершенно другую квортиру, не ту, которую показывал.
– Разве такое может быть? – удивился Плеханов.
– Может. В нашей жизни все может быть, – уверенно сказал лейтенант. – Остался ваш «счетчик» без жилья и без денег. Жена Щукина умерла от инфаркта, а дом, в котором распологалось вновь приобретенная квортира, снесли.
– Бедный Сергей Сергеевич. – Виктор нахмурился. – А разве подобная сделка может быть законной?
– Хм. По документом все чисто. Следователи отложили это дело в долгий ящик, но теперь оно пригодится. Если мойор Громыко за него взялся, значит, ваш «счетчик» у него под подозрением.
– Конечно! По вине Семенова он остался без средств к существованию, жена умерла, а сам он очутился в больнице! Чем не причина для убийства?
– Послушайте, – встрепенулся милиционер. – А Щукин действительно сошол с ума? Может, он притворяется? Ему негде жить, к тому же…
– Вряд ли. – Плеханов отрицательно покачал головой. – Я там работаю второй месяц, и наблюдаю за пациентами. Он действительно болен.
– Но вы не врач!
– Не врач, – согласился Виктор. – Зато точно знаю, что «человек-счетчик» лежит в клинике уже давно, а Семенов поступил незадолго до моего прихода.
– А точнее вы узнать не можете? У нас пока не было необходимости смотреть даты поступления всех поциентов. Мойор Громыко теперь зоймется этим вплотную, но и вы, пожалуйста, розузнайте! Может быть, всплывет какая-нибудь важная деталь.
– И вам сообщить? – полуутвердительно спросил Виктор.
– Да. У меня не было возможности сомостоятельно заняться росследованием, обычно меня приставляют к Громыко или к другим опытным следователям…
Плеханов понимающе кивнул.
– Мне самому стало интересно. Я обязательно вам позвоню.
– Спосибо, Виктор, за сотрудничество. В свою очередь, обещаю вам поделиться результатами экспертизы ножа и отчетом судмедэксперта. Хм. Хоть это и не положено.
Довольные друг другом молодые люди распрощались. Плеханов покинул гостеприимный кабинет старшего лейтенанта Сомова.
* * *
Наспех позавтракав, Виктор приехал на занятия. Медицинский институт встретил его все тем же сверкающим на солнце карнизом и стройными колоннами. Студенты небольшими группами курили перед входом. Виктор, стараясь не вдыхать едкий табачный дым, проскользнул внутрь и едва не столкнулся с Гаршиным. Смуглый здоровяк, смерив Плеханова презрительным взглядом, молча прошел мимо.
Дмитрий Гаршин вызывал у Виктора смешанные чувства. С одной стороны, этот парень сознательно ставил себя выше других, держался высокомерно, всем своим видом показывая, какой он особенный, хотя ничего особенного в нем не было. С другой стороны, он не относился к числу умников и по уровню интеллекта явно отставал от других студентов группы. Плеханов подозревал, что имидж «крутого парня» призван был компенсировать в первую очередь недостаток ума и сообразительности. Виктор был уверен: до пятого курса Дмитрий дотянул исключительно благодаря нужным связям, а уж зачем Гаршину понадобилось учиться на медика, знал только он сам.
Гаршина не боялись, но не уважали, более того, над ним посмеивались: тихо, за глаза, но Дмитрий и без того знал об этом. Основном поводом была забота, которой Гаршина окружила его мать – Татьяна Витальевна. Отец Дмитрия ушел от них, когда мальчику было три или четыре года и женщина всю свою ласку и любовь отдала единственному сыну. Она приходила за ним после лекций, брала у одноклассников Дмитрия тетради, и вечерами ее сын переписывал то, что не успел записать во время занятий, опекала до такой степени, что едва не водила сына за руку.
Дмитрий стеснялся этой опеки, и злился, когда видел в чужих глазах даже призрачный намек на насмешку. Возможно, именно поэтому у него не было друзей среди сверстников. Гаршин предпочитал общаться с первокурсниками – едва закончившими школу семнадцатилетними мальчишками, у которых его рост, сила и агрессивность вызывали невольное уважение. Он был на голову выше и сильнее любого из них.
С девушками у Дмитрия были проблемы – он не умел нормально общаться. Зацикленный на своих проблемах, чрезмерно чувствительный, подавляемый навязчивой опекой матери, Гаршин не представлял для девушек никакого интереса. Дмитрий понимал это, и еще больше злился и уходил в себя.
Временами здоровяк не вызывал у Плеханова ничего, кроме отвращения. Отвращения к жестким, стриженым «ежиком» темным волосам, в которые Дима поминутно запускал широкую короткопалую пятерню, к смуглой, будто сильно загорелой коже, к внушительному животу, обтянутому черной водолазкой, к шортам до колен, к сандалиям, надетым на босу ногу, а особенно к презрительному взгляду темных, почти черных глаз. Но чаще, Виктор жалел Гаршина. Из-за неправильного поведения, грубости и замкнутости у него нет друзей среди сверстников, нет девушки; его сторонятся и не обращают на него внимания.
Вот и сейчас, когда Дима, неопределенно хмыкнув, прошел мимо, будто нечаянно толкнув Виктора плечом, Плеханов подумал, что даже если бы он был на голову выше и сильнее любого сверстника, вел бы себя иначе.
Народа в аудитории было немного. После первого успешно сданного зачета студенты расслабились, и на занятие к Юрскому явилось меньше половины группы. Виктор нашел глазами Макса, который по обыкновению сидел на одной из первых парт и листал журнал об автомобилях, и присоединился к другу.
– Ну, удалось в этот раз на дежурстве вздремнуть? – спросил Куликов. – Никто больше руку вилкой не проколол?
Виктор отрицательно покачал головой. Рассказывать о произошедшем в «Кащенке» прошлой ночью, не хотелось. Сейчас Максу, голова которого была занята оформлением бумаг на полувросший в землю домик, он ничего рассказывать не будет.
Может быть позже, когда милиция разберется с человеком-счетчиком и «эмбрионом», он со смехом будет вспоминать заточенную вилку и сидящего в луже крови Савичева, но сейчас Плеханов не чувствовал ничего, кроме вины и желания доказать, что Александр Алексеевич никого убить не мог. Именно поэтому Виктор решил промолчать. Он достал тетрадь с лекциями, а Максим снова погрузился в чтение глянцевого журнала.
Владимир Александрович Юрский славился пунктуальностью, но сегодня явился на лекцию с пятнадцатиминутным опозданием.
– Простите за задержку-с, – буркнул преподаватель, присаживаясь на стул за столом преподавателя, – автобус сломался.
Студенты зашелестели тетрадями. Владимир Александрович неторопливо водрузил на нос большие очки в черепаховой оправе и посмотрел на присутствующих. Преподаватель заметно нервничал. Виктор никогда не видел Юрского таким расстроенным: лицо его выражало крайнюю степень тревоги и скорби, будто у него со дня на день от неизлечимой болезни должен умереть близкий родственник. Губы мужчины едва заметно дрожали, нервно подергивался уголок левого глаза.
В тишине, воцарившейся в аудитории с приходом преподавателя, Плеханов слышал, как тяжело дышит Владимир Александрович. Они с Максом переглянулись, но ничего не сказали.
Юрский молчал, студенты выжидательно смотрели на лектора и тоже молчали. Наконец, тот кашлянул и негромко спросил у Плеханова:
– Ну-с, когда у вас экзамен?
– В пятницу.
– А сегодня, значит, понедельник, – преподаватель рассеянно снял очки и начал вертеть их в руках. Спустя минуту напряженной тишины он убрал очки в футляр и объявил: – Да-с, сегодня лекции не будет, я себя не очень хорошо чувствую, и… – Владимир Александрович замялся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33