Он потерял из вида Грунтора, не видел стены, на которую опирался, перестал существовать в этом мире.
Однако уже в следующее мгновение чувство, будто он тонет, отступило. Акмед сделал глубокий вдох, открыл пошире рот и глаза, раскинул руки, впитывая запах прежних дней, когда был охотником, и в его мозгу сверкнула ослепительная вспышка.
Ф’дор.
Он его нашел. Демон здесь. Акмед потряс головой, чтобы очистить сознание, и понял, что продолжает стоять на том же месте, где почувствовал своего врага. Их единый пульс звенел в его жилах, бился в груди, словно боевой барабан, но вдруг ускользнул.
Грунтор соскочил с коня и направился мимо Акмеда к скамьям для гостей. Акмед быстро схватил его за локоть. Не глядя на своего короля, великан быстро наклонился, чтобы услышать его слова.
Акмед прошептал:
— Хозяин Ракшаса здесь.
Грунтор заглянул Акмеду в глаза, надеясь, что тот укажет ему точное местоположение демона, и увидел в них напряженное внимание. Его друг оглядывал толпу. Он изучал ее при помощи всех своих органов чувств, сравнивая едва уловимые запахи, которые приносил ветер, с теми, что запомнила его собственная кровь. Мимо прошли два других члена почетного караула, и Анборн окинул Акмеда подозрительным взглядом. Запах горящей человеческой плоти стал сильнее, но тут же исчез, его унес усилившийся ветер.
Рапсодия находилась на помосте. Его построили таким образом, чтобы она могла взойти на него, миновав толпу, собравшуюся вокруг. Анборн, Гвидион Наварн и Грунтор заняли места у нее за спиной, причем сержант встал сразу за ней. Он то и дело поглядывал на Акмеда, дожидаясь сигнала.
Акмед понимал, что нужно подойти поближе, но ему пришло в голову, что если он почувствовал присутствие демона, то и тот тоже может разгадать его намерения. Нужно было соблюдать осторожность. Он быстро оглядел двор в поисках подходящего места, где можно спрятаться и незаметно понаблюдать за гостями.
На ходу он обмотал флейту по всей длине кожаным ремнем, чтобы закрыть отверстия, плотно завязал его и спрятал инструмент в складках плаща. Металлические стрелки украшали диковинную брошь у него на плаще, ту самую, что хотела потрогать Рапсодия. Акмед всем своим существом чувствовал их ядовитые острые наконечники, торчавшие из тонкой ткани церемониального лиринского наряда, навязанного ему Риалом. Когда он подобрался поближе к помосту, аромат чистого воздуха уступил место горьковатому запаху ф’дора. На открытом пространстве двора он ощущался значительно острее, чем в любой базилике.
Акмед вдохнул его, почувствовал поверхностью ладоней, затем закрыл глаза и попытался соединить ритм биения своего сердца с сердцем ф’дора и на сей раз удержать его. Вот он поймал его, сравнил со своим собственным, но определить, кому он принадлежит, не смог — найти одного-единственного человека в толпе было невозможно. Кроме того, ему страшно мешали благовония и множество самых разных запахов, окутывавших послов из дюжины других земель. Он попытался выделить тот единственный, что был ему нужен, довериться голосу своей крови, чтобы она помогла ему нащупать нити кошмара, связывающие этот мир с ужасами другого, погибшего давным-давно. Он напряженно искал, прислушивался к знакомому ритму сердца.
Тристан Стюард и принц Сорболда поцеловали Рапсодии руку, пожелали ей удачного правления, покинули помост и вернулись к своим собственным стражам. К ней направились Патриарх и пятеро Первосвященников, каждый из них приготовился благословить ее правление.
Неожиданно сердце сжалось в груди Акмеда: он увидел мир глазами демона, который находился в группе Патриарха, совсем рядом с Рапсодией, так что мог к ней прикоснуться. Никто не собирался ее убивать. Демон явился сюда, чтобы наложить свои злые чары на новую королеву, подчинить ее своей власти. Акмед чувствовал, что демон готов действовать, сосредоточен, напряжен, собирается украсть ее волю, как он это сделал с другими. Будь у нее выбор, она предпочла бы смерть.
Акмеда охватил ужас, и его мгновенная связь с демоном прервалась. Он с трудом сдержал первый порыв — броситься к Рапсодии, предупредить об опасности, заставить бежать, подвергая себя и ее опасности открыться ф’дору в огромной толпе людей. Акмед понимал, что это так же бессмысленно, как пытаться привлечь внимание невесты сразу же после церемонии бракосочетания, стоя на противоположной стороне площади. Ему нужно придумать другой способ помешать ф’дору подобраться к Рапсодии, причем так, чтобы тот ничего не заподозрил.
Он заставил себя успокоиться и отыскать прозрачные знаки личности, которые нес на своих крыльях ветер. В голове у него зазвучал голос Праматери, которая научила его ритуалу Порабощения:
«Пусть твое „я“ умрет».
Акмед едва заметно кивнул, приказав своему сердцу биться медленнее.
«Пусть твой разум призовет все четыре ветра. Произнеси их имена, а потом прикрепи каждый ветер к одному из своих пальцев».
«Биен», — подумал Акмед. Северный ветер, самый сильный. Он открыл первое горло и пропел его имя, звук эхом прокатился в груди и в первой полости сердца. Акмед вытянул указательный палец, чувствительную кожу на кончике стало покалывать, и он ощутил, как воздушный поток закручивается вокруг него.
«Джэн», — прошептал он в своем сознании. Южный ветер, самый стойкий. Вторым горлом он призвал его, использовав вторую полость сердца. Южный ветер он закрепил на среднем пальце. Когда он почувствовал, что оба ветра надежно пойманы, Акмед открыл два других горла и две оставшиеся полости сердца. «Льюк». Западный ветер, ветер справедливости. «Зэс». Восточный ветер, ветер утра, ветер смерти.
Паутина из ветров.
«Услышь, о Страж, и посмотри на свою судьбу: тот, кто охотится, станет и стражем, тот, кто хранит, предаст, тот, кто исцеляет, будет убивать, — так говорил Зефир, последний дракианский мудрец в последнем дракианском пророчестве. — Бойтесь Того, Кто Ходит во Сне, ибо кровь станет средством, которое поможет найти того, кто прячется от Ветра».
«Хватит прятаться, — подумал Акмед. — Выходи, ублюдок, порезвимся».
Он бросил невидимую сеть туда, где ощутил биение сердца демона. Ветер, жаливший чувствительную кожу на его лице, стих на мгновение, словно для того, чтобы наделить сеть своей силой.
И вот запах, биение сердца и место — все слилось воедино.
Акмед нашел ф’дора.
Теперь, когда он знал, в кого вселился ф’дор, он мог легко убить человека, но, не имея оружия, чтобы пленить демона, понимал, что, если он сейчас отдастся зову крови, здесь не останется никого в живых. Его стрелка не причинит демону никакого вреда. Он покинет умирающее тело и уничтожит всех вокруг, включая безоружную Рапсодию. Акмед поднес к губам флейту и попытался поймать взгляд Грунтора.
— Прощайте, святой отец, — прошептал он.
Грунтор видел, как Акмед сдвинулся с места, стараясь скрыть от посторонних глаз флейту. Великан стоял достаточно близко от Рапсодии, чтобы, сделав один шаг, прикоснуться к ней рукой, и мог в любой момент прикрыть ее от любой опасности. Передвижения Акмеда его обеспокоили, но он понимал, что, кроме него самого, никто из гостей ничего не заметил. Рапсодия бросила один быстрый взгляд на свой почетный караул, и тут к ней подошли священники.
Грунтор пытался понять, с какой стороны следует ждать опасности и кто вызвал подозрение Акмеда. Оба принца, стоявшие в первом ряду, поприветствовали королеву и снова заняли свои места. За ними следовали Патриарх и его Благословенные.
Великан сержант настороженно вглядывался в их лица, но не увидел никакой враждебности. Рапсодия очень любила Патриарха, совсем уже дряхлого старика, который зависел от других людей, помогавших ему держаться на ногах и управлять орденом. Несколько месяцев назад Рапсодии пришлось сразиться с Ракшасом, защищая жизнь Патриарха, и она была уверена, что нападение организовал ф’дор. Грунтор сомневался в том, что демон вселился в старика.
Грунтор поискал глазами Акмеда и не нашел его.
Рапсодия обняла Патриарха, и тот прошептал ей на ухо свое благословение.
На лице королевы лиринов появилась радостная улыбка, она осторожно выпустила Патриарха из объятий и посмотрела ему в глаза. Они улыбнулись друг другу.
Патриарх, которого поддерживали Благословенные, отошел на шаг, уступая им место.
Неожиданно он резко дернулся и повис на руках Благословенных.
Толпа дружно вскрикнула.
Грунтор отреагировал на случившееся мгновенно, встав между Рапсодией и Первосвященниками. Он знал, что, когда люди умирают собственной смертью, они так не падают, и безмолвно послал в адрес Акмеда проклятье за то, что тот выбрал именно этот момент для нанесения удара. Даже не видя своего друга, он сразу распознал работу убийцы.
— Отойдите в сторонку, ваше величество, — мягко проговорил он и увидел, как Анборн вежливо, но настойчиво отодвинул Рапсодию к краю помоста и встал так, чтобы оказаться между нею и толпой.
Грунтор, убедившись в том, что она в безопасности, подошел к группе изумленных Благословенных, столпившихся около тела Патриарха.
— Так, — не слишком вежливо вмешался он, — пустите-ка меня.
Без видимых усилий Грунтор поднял почти невесомое тело Патриарха и понес его к столу для подарков, стоявшему неподалеку. Очистив локтем стол, он положил на него Патриарха, успев незаметно вынуть из шеи стрелку. Как и рассчитывал Грунтор, все Благословенные, бормоча молитвы, последовали за ним, кое у кого на глазах появились слезы.
Ланакан Орландо, Благословенный Бет-Корбэра, оказался около стола первым и сразу же занялся умирающим Патриархом: шепча слова утешения, проверил пульс, попытался уловить биение сердца. Филабет Грисволд и Найлэш Моуса оттолкнули его в сторону и принялись что-то тихонько говорить Патриарху, умоляя его назвать преемника. Абернати и Ян Стюард, ничего не понимая, смотрели на происходящее, Первосвященник Неприсоединившихся государств молился.
Орландо сердито отодвинул Моусу и снова занялся умирающим стариком. Впрочем, его так потрясло случившееся, что он, похоже, вдруг лишился своих знаменитых способностей целителя. Он еще раз пытался послушать сердце Патриарха, щупал его пульс и никак не мог смириться с тем, что старик умирает.
— Разойдитесь!
Звонкий, точно колокольчик, голос разорвал тишину, повисшую над потрясенной толпой. Рапсодия при помощи Анборна растолкала Благословенных и встала рядом с Патриархом. Грунтор мгновенно отрезал путь любому, кто мог предпринять попытку подобраться к ней с другой стороны. Рапсодия посмотрела на своего гофмейстера:
— Сильвия, мне нужна моя лютня.
Гофмейстер похлопала по плечу одного из пажей, и тот умчался выполнять приказ. Королева наклонилась над стариком, беспомощно лежавшим на столе, словно птенец, выпавший из гнезда, и взяла его за руку.
— Ваша милость, вы хотите что-нибудь сказать этим людям? — Она кивком показала на Благословенных.
Старик заморгал и с трудом покачал головой. Затем, засунув руку внутрь сутаны, вытащил свиток и вложил в руку Рапсодии.
— Хорошо. Анборн, не могли бы вы проводить Благословенных туда, где никто не помешает им предаться молитвам?
Намерьенский воин встал перед протестующими Благословенными и, не обращая внимания на их возмущение, повел за собой.
Патриарх молча показал на свиток в руках Рапсодии.
— Вы хотите, чтобы я прочитала это вслух? — спросила она.
Патриарх кивнул.
— Хорошо, — ответила Рапсодия и, осторожно высвободив руку из его цепких пальцев, развернула свиток. — Слушайте меня, — произнесла она, и в ее голосе появились интонации Дающей Имя. — Сейчас вы узнаете последнюю волю Патриарха Сепульварты. Итак, вопрос наследования решат Кольцо и Весы Сорболда.
По толпе пронесся гул, а Благословенные были так потрясены услышанным, что не смогли произнести ни слова. Через несколько минут вернулся паж с лютней Рапсодии и поднял ее над головой. Инструмент поплыл по рукам в сторону помоста, пока не добрался до Анборна, который и протянул лютню Рапсодии.
— Грунтор, ты мне не поможешь? — попросила Рапсодия, показав на стол.
Болг легко поднял ее с пола и посадил на стол, где она, не теряя ни мгновения, положила голову Патриарха себе на колени и попыталась устроить его как можно удобнее. Затем она тихонько заиграла, изо всех сил стараясь не расплакаться. Старик улыбнулся ей и с трудом, задыхаясь, прошептал:
— Мне… очень жаль, дитя мое. Я не знал… что пришел мой час… Я не хотел… портить…
— Вы ничего не испортили, — утешая его, ответила Рапсодия. — Пропеть для вас последнюю песнь и услышать ваши последние слова для меня огромная честь. Я передам их всем, чтобы они вошли в историю, а ваша память жила вечно. То, что мне посчастливилось быть рядом с вами в тот момент, когда вы уходите к свету, самый драгоценный дар, который вы могли мне преподнести. Да снизойдет покой на вашу душу.
Она перестала играть, чтобы убрать прядь седых волос, упавшую Патриарху на глаза, в которых отражалось небо. Затем снова начала перебирать струны, тихонько напевая нежную мелодию без слов.
Патриарху становилось все труднее дышать. Рапсодии довелось повидать на своем веку немало смертей, чтобы понять: конец близок. Она наклонилась к его уху, и ему на лицо упала слезинка.
— Мои последние слова… произнеси их за меня, — прошептал он. — Ты… знаешь.
— Да, — ответила Рапсодия.
Она положила руку на грудь умирающего Патриарха, чтобы его голос слился с ее собственным, глубокий, звонкий, как во времена его юности.
— Превыше всего остального я желаю тебе познать радость.
Благостная улыбка озарила лицо старика, и он закрыл глаза. Мелодия набрала силу, а когда последний вздох слетел с его губ, Рапсодия запела лиринскую Песнь Ухода, стараясь придать ей мягкую нежность, которую так любил Патриарх в звуках лютни.
Пасмурный день на мгновение прояснился, когда земные узы ослабли и душа Патриарха вознеслась к свету. Впрочем, собравшиеся заметили лишь, как вспыхнул солнечный луч на его груди, и только Рапсодия видела уносящуюся ввысь душу и послала воздушный поцелуй небесам. Затем она взглянула на Благословенных, которые в потрясенном молчании застыли в углу двора. Ян Стюард и Колин Абернати, побледневшие, не в силах унять дрожь, держались за руки. Ланакан Орландо стоял молча, причем его лицо ничего не выражало, а Филабет Грисволд и Найлэш Моуса с трудом справлялись с яростью.
Тихонько вздохнув, Рапсодия произнесла:
— Мне кажется, пришло время нам всем помолиться.
Акмед налил себе еще один полный стакан бренди и передал бутылку Грунтору. Сержант посмотрел на своего короля, потом поднес бутылку к толстым губам и сделал большой глоток.
День коронации Рапсодии превратился в самый настоящий кошмар. Ее искусство Дающей Имя помогло успокоить испуганных гостей и собравшихся зрителей, и она оставалась во дворе за полночь. Она утешала тех, кто скорбел о смерти Патриарха, и благодарила всех, кто пришел, чтобы посмотреть на коронацию. Сейчас она принимала ванну, надеясь смыть с себя усталость и пережитый ужас. Ее друзья фирболги сидели у камина в ее апартаментах, обсуждая, какие следует предпринять шаги, и дожидаясь, когда она наконец к ним выйдет.
— Как ты думаешь, она заметила стрелку? — Акмед сделал еще один большой глоток и сжал зубы: крепкий напиток обжег ему горло.
— Ни в коем случае, — заявил Грунтор и тоже отпил из бутылки. — Она думает, старый сам помер. Он же давно про это твердил.
— Хорошо. Вряд ли она одобрит наше поведение, если узнает, что смерть ее друга послужила отвлекающим маневром.
Грунтор нахмурился, но ничего не сказал.
Через несколько минут в комнату вошла Рапсодия с мокрыми волосами, в халате и с полотенцем в руках. Она направилась к огню, радостно взметнувшемуся при ее приближении, и склонилась над ним, чтобы высушить волосы. Певица тряхнула головой, и влажные локоны упали ей на лицо, порозовевшее после теплой ванны. Затем она подошла к Грунтору, взяла у него из рук бутылку, сделала глоток и уселась к нему на колени.
— Боюсь, скоро никто не захочет посещать мои праздники, — вздохнула она.
Грунтор хихикнул. Акмед лишь улыбнулся в ответ, и глаза Рапсодии потемнели.
— Спасибо вам за помощь. Без вас я бы ни за что не справилась.
— На самом деле все гораздо хуже, чем ты думаешь, — сказал Акмед и, осушив стакан, налил себе новую порцию. — Наш дружок из Подземных Палат решил принять участие в церемонии. — Увидев в глазах Рапсодии вопрос, он пояснил: — Сегодня я узнал, в кого вселился ф’дор.
Рапсодия так резко выпрямилась, что чуть не свалилась с колен Грунтора.
— И кто это?
Акмед поставил на стол стакан и спокойно ответил:
— Ланакан Орландо, Благословенный Бет-Корбэра.
— Ты уверен? — В ее широко раскрытых глазах читалось сомнение.
— Совершенно. Я почувствовал его, когда Патриарх и Благословенные покинули экипаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Однако уже в следующее мгновение чувство, будто он тонет, отступило. Акмед сделал глубокий вдох, открыл пошире рот и глаза, раскинул руки, впитывая запах прежних дней, когда был охотником, и в его мозгу сверкнула ослепительная вспышка.
Ф’дор.
Он его нашел. Демон здесь. Акмед потряс головой, чтобы очистить сознание, и понял, что продолжает стоять на том же месте, где почувствовал своего врага. Их единый пульс звенел в его жилах, бился в груди, словно боевой барабан, но вдруг ускользнул.
Грунтор соскочил с коня и направился мимо Акмеда к скамьям для гостей. Акмед быстро схватил его за локоть. Не глядя на своего короля, великан быстро наклонился, чтобы услышать его слова.
Акмед прошептал:
— Хозяин Ракшаса здесь.
Грунтор заглянул Акмеду в глаза, надеясь, что тот укажет ему точное местоположение демона, и увидел в них напряженное внимание. Его друг оглядывал толпу. Он изучал ее при помощи всех своих органов чувств, сравнивая едва уловимые запахи, которые приносил ветер, с теми, что запомнила его собственная кровь. Мимо прошли два других члена почетного караула, и Анборн окинул Акмеда подозрительным взглядом. Запах горящей человеческой плоти стал сильнее, но тут же исчез, его унес усилившийся ветер.
Рапсодия находилась на помосте. Его построили таким образом, чтобы она могла взойти на него, миновав толпу, собравшуюся вокруг. Анборн, Гвидион Наварн и Грунтор заняли места у нее за спиной, причем сержант встал сразу за ней. Он то и дело поглядывал на Акмеда, дожидаясь сигнала.
Акмед понимал, что нужно подойти поближе, но ему пришло в голову, что если он почувствовал присутствие демона, то и тот тоже может разгадать его намерения. Нужно было соблюдать осторожность. Он быстро оглядел двор в поисках подходящего места, где можно спрятаться и незаметно понаблюдать за гостями.
На ходу он обмотал флейту по всей длине кожаным ремнем, чтобы закрыть отверстия, плотно завязал его и спрятал инструмент в складках плаща. Металлические стрелки украшали диковинную брошь у него на плаще, ту самую, что хотела потрогать Рапсодия. Акмед всем своим существом чувствовал их ядовитые острые наконечники, торчавшие из тонкой ткани церемониального лиринского наряда, навязанного ему Риалом. Когда он подобрался поближе к помосту, аромат чистого воздуха уступил место горьковатому запаху ф’дора. На открытом пространстве двора он ощущался значительно острее, чем в любой базилике.
Акмед вдохнул его, почувствовал поверхностью ладоней, затем закрыл глаза и попытался соединить ритм биения своего сердца с сердцем ф’дора и на сей раз удержать его. Вот он поймал его, сравнил со своим собственным, но определить, кому он принадлежит, не смог — найти одного-единственного человека в толпе было невозможно. Кроме того, ему страшно мешали благовония и множество самых разных запахов, окутывавших послов из дюжины других земель. Он попытался выделить тот единственный, что был ему нужен, довериться голосу своей крови, чтобы она помогла ему нащупать нити кошмара, связывающие этот мир с ужасами другого, погибшего давным-давно. Он напряженно искал, прислушивался к знакомому ритму сердца.
Тристан Стюард и принц Сорболда поцеловали Рапсодии руку, пожелали ей удачного правления, покинули помост и вернулись к своим собственным стражам. К ней направились Патриарх и пятеро Первосвященников, каждый из них приготовился благословить ее правление.
Неожиданно сердце сжалось в груди Акмеда: он увидел мир глазами демона, который находился в группе Патриарха, совсем рядом с Рапсодией, так что мог к ней прикоснуться. Никто не собирался ее убивать. Демон явился сюда, чтобы наложить свои злые чары на новую королеву, подчинить ее своей власти. Акмед чувствовал, что демон готов действовать, сосредоточен, напряжен, собирается украсть ее волю, как он это сделал с другими. Будь у нее выбор, она предпочла бы смерть.
Акмеда охватил ужас, и его мгновенная связь с демоном прервалась. Он с трудом сдержал первый порыв — броситься к Рапсодии, предупредить об опасности, заставить бежать, подвергая себя и ее опасности открыться ф’дору в огромной толпе людей. Акмед понимал, что это так же бессмысленно, как пытаться привлечь внимание невесты сразу же после церемонии бракосочетания, стоя на противоположной стороне площади. Ему нужно придумать другой способ помешать ф’дору подобраться к Рапсодии, причем так, чтобы тот ничего не заподозрил.
Он заставил себя успокоиться и отыскать прозрачные знаки личности, которые нес на своих крыльях ветер. В голове у него зазвучал голос Праматери, которая научила его ритуалу Порабощения:
«Пусть твое „я“ умрет».
Акмед едва заметно кивнул, приказав своему сердцу биться медленнее.
«Пусть твой разум призовет все четыре ветра. Произнеси их имена, а потом прикрепи каждый ветер к одному из своих пальцев».
«Биен», — подумал Акмед. Северный ветер, самый сильный. Он открыл первое горло и пропел его имя, звук эхом прокатился в груди и в первой полости сердца. Акмед вытянул указательный палец, чувствительную кожу на кончике стало покалывать, и он ощутил, как воздушный поток закручивается вокруг него.
«Джэн», — прошептал он в своем сознании. Южный ветер, самый стойкий. Вторым горлом он призвал его, использовав вторую полость сердца. Южный ветер он закрепил на среднем пальце. Когда он почувствовал, что оба ветра надежно пойманы, Акмед открыл два других горла и две оставшиеся полости сердца. «Льюк». Западный ветер, ветер справедливости. «Зэс». Восточный ветер, ветер утра, ветер смерти.
Паутина из ветров.
«Услышь, о Страж, и посмотри на свою судьбу: тот, кто охотится, станет и стражем, тот, кто хранит, предаст, тот, кто исцеляет, будет убивать, — так говорил Зефир, последний дракианский мудрец в последнем дракианском пророчестве. — Бойтесь Того, Кто Ходит во Сне, ибо кровь станет средством, которое поможет найти того, кто прячется от Ветра».
«Хватит прятаться, — подумал Акмед. — Выходи, ублюдок, порезвимся».
Он бросил невидимую сеть туда, где ощутил биение сердца демона. Ветер, жаливший чувствительную кожу на его лице, стих на мгновение, словно для того, чтобы наделить сеть своей силой.
И вот запах, биение сердца и место — все слилось воедино.
Акмед нашел ф’дора.
Теперь, когда он знал, в кого вселился ф’дор, он мог легко убить человека, но, не имея оружия, чтобы пленить демона, понимал, что, если он сейчас отдастся зову крови, здесь не останется никого в живых. Его стрелка не причинит демону никакого вреда. Он покинет умирающее тело и уничтожит всех вокруг, включая безоружную Рапсодию. Акмед поднес к губам флейту и попытался поймать взгляд Грунтора.
— Прощайте, святой отец, — прошептал он.
Грунтор видел, как Акмед сдвинулся с места, стараясь скрыть от посторонних глаз флейту. Великан стоял достаточно близко от Рапсодии, чтобы, сделав один шаг, прикоснуться к ней рукой, и мог в любой момент прикрыть ее от любой опасности. Передвижения Акмеда его обеспокоили, но он понимал, что, кроме него самого, никто из гостей ничего не заметил. Рапсодия бросила один быстрый взгляд на свой почетный караул, и тут к ней подошли священники.
Грунтор пытался понять, с какой стороны следует ждать опасности и кто вызвал подозрение Акмеда. Оба принца, стоявшие в первом ряду, поприветствовали королеву и снова заняли свои места. За ними следовали Патриарх и его Благословенные.
Великан сержант настороженно вглядывался в их лица, но не увидел никакой враждебности. Рапсодия очень любила Патриарха, совсем уже дряхлого старика, который зависел от других людей, помогавших ему держаться на ногах и управлять орденом. Несколько месяцев назад Рапсодии пришлось сразиться с Ракшасом, защищая жизнь Патриарха, и она была уверена, что нападение организовал ф’дор. Грунтор сомневался в том, что демон вселился в старика.
Грунтор поискал глазами Акмеда и не нашел его.
Рапсодия обняла Патриарха, и тот прошептал ей на ухо свое благословение.
На лице королевы лиринов появилась радостная улыбка, она осторожно выпустила Патриарха из объятий и посмотрела ему в глаза. Они улыбнулись друг другу.
Патриарх, которого поддерживали Благословенные, отошел на шаг, уступая им место.
Неожиданно он резко дернулся и повис на руках Благословенных.
Толпа дружно вскрикнула.
Грунтор отреагировал на случившееся мгновенно, встав между Рапсодией и Первосвященниками. Он знал, что, когда люди умирают собственной смертью, они так не падают, и безмолвно послал в адрес Акмеда проклятье за то, что тот выбрал именно этот момент для нанесения удара. Даже не видя своего друга, он сразу распознал работу убийцы.
— Отойдите в сторонку, ваше величество, — мягко проговорил он и увидел, как Анборн вежливо, но настойчиво отодвинул Рапсодию к краю помоста и встал так, чтобы оказаться между нею и толпой.
Грунтор, убедившись в том, что она в безопасности, подошел к группе изумленных Благословенных, столпившихся около тела Патриарха.
— Так, — не слишком вежливо вмешался он, — пустите-ка меня.
Без видимых усилий Грунтор поднял почти невесомое тело Патриарха и понес его к столу для подарков, стоявшему неподалеку. Очистив локтем стол, он положил на него Патриарха, успев незаметно вынуть из шеи стрелку. Как и рассчитывал Грунтор, все Благословенные, бормоча молитвы, последовали за ним, кое у кого на глазах появились слезы.
Ланакан Орландо, Благословенный Бет-Корбэра, оказался около стола первым и сразу же занялся умирающим Патриархом: шепча слова утешения, проверил пульс, попытался уловить биение сердца. Филабет Грисволд и Найлэш Моуса оттолкнули его в сторону и принялись что-то тихонько говорить Патриарху, умоляя его назвать преемника. Абернати и Ян Стюард, ничего не понимая, смотрели на происходящее, Первосвященник Неприсоединившихся государств молился.
Орландо сердито отодвинул Моусу и снова занялся умирающим стариком. Впрочем, его так потрясло случившееся, что он, похоже, вдруг лишился своих знаменитых способностей целителя. Он еще раз пытался послушать сердце Патриарха, щупал его пульс и никак не мог смириться с тем, что старик умирает.
— Разойдитесь!
Звонкий, точно колокольчик, голос разорвал тишину, повисшую над потрясенной толпой. Рапсодия при помощи Анборна растолкала Благословенных и встала рядом с Патриархом. Грунтор мгновенно отрезал путь любому, кто мог предпринять попытку подобраться к ней с другой стороны. Рапсодия посмотрела на своего гофмейстера:
— Сильвия, мне нужна моя лютня.
Гофмейстер похлопала по плечу одного из пажей, и тот умчался выполнять приказ. Королева наклонилась над стариком, беспомощно лежавшим на столе, словно птенец, выпавший из гнезда, и взяла его за руку.
— Ваша милость, вы хотите что-нибудь сказать этим людям? — Она кивком показала на Благословенных.
Старик заморгал и с трудом покачал головой. Затем, засунув руку внутрь сутаны, вытащил свиток и вложил в руку Рапсодии.
— Хорошо. Анборн, не могли бы вы проводить Благословенных туда, где никто не помешает им предаться молитвам?
Намерьенский воин встал перед протестующими Благословенными и, не обращая внимания на их возмущение, повел за собой.
Патриарх молча показал на свиток в руках Рапсодии.
— Вы хотите, чтобы я прочитала это вслух? — спросила она.
Патриарх кивнул.
— Хорошо, — ответила Рапсодия и, осторожно высвободив руку из его цепких пальцев, развернула свиток. — Слушайте меня, — произнесла она, и в ее голосе появились интонации Дающей Имя. — Сейчас вы узнаете последнюю волю Патриарха Сепульварты. Итак, вопрос наследования решат Кольцо и Весы Сорболда.
По толпе пронесся гул, а Благословенные были так потрясены услышанным, что не смогли произнести ни слова. Через несколько минут вернулся паж с лютней Рапсодии и поднял ее над головой. Инструмент поплыл по рукам в сторону помоста, пока не добрался до Анборна, который и протянул лютню Рапсодии.
— Грунтор, ты мне не поможешь? — попросила Рапсодия, показав на стол.
Болг легко поднял ее с пола и посадил на стол, где она, не теряя ни мгновения, положила голову Патриарха себе на колени и попыталась устроить его как можно удобнее. Затем она тихонько заиграла, изо всех сил стараясь не расплакаться. Старик улыбнулся ей и с трудом, задыхаясь, прошептал:
— Мне… очень жаль, дитя мое. Я не знал… что пришел мой час… Я не хотел… портить…
— Вы ничего не испортили, — утешая его, ответила Рапсодия. — Пропеть для вас последнюю песнь и услышать ваши последние слова для меня огромная честь. Я передам их всем, чтобы они вошли в историю, а ваша память жила вечно. То, что мне посчастливилось быть рядом с вами в тот момент, когда вы уходите к свету, самый драгоценный дар, который вы могли мне преподнести. Да снизойдет покой на вашу душу.
Она перестала играть, чтобы убрать прядь седых волос, упавшую Патриарху на глаза, в которых отражалось небо. Затем снова начала перебирать струны, тихонько напевая нежную мелодию без слов.
Патриарху становилось все труднее дышать. Рапсодии довелось повидать на своем веку немало смертей, чтобы понять: конец близок. Она наклонилась к его уху, и ему на лицо упала слезинка.
— Мои последние слова… произнеси их за меня, — прошептал он. — Ты… знаешь.
— Да, — ответила Рапсодия.
Она положила руку на грудь умирающего Патриарха, чтобы его голос слился с ее собственным, глубокий, звонкий, как во времена его юности.
— Превыше всего остального я желаю тебе познать радость.
Благостная улыбка озарила лицо старика, и он закрыл глаза. Мелодия набрала силу, а когда последний вздох слетел с его губ, Рапсодия запела лиринскую Песнь Ухода, стараясь придать ей мягкую нежность, которую так любил Патриарх в звуках лютни.
Пасмурный день на мгновение прояснился, когда земные узы ослабли и душа Патриарха вознеслась к свету. Впрочем, собравшиеся заметили лишь, как вспыхнул солнечный луч на его груди, и только Рапсодия видела уносящуюся ввысь душу и послала воздушный поцелуй небесам. Затем она взглянула на Благословенных, которые в потрясенном молчании застыли в углу двора. Ян Стюард и Колин Абернати, побледневшие, не в силах унять дрожь, держались за руки. Ланакан Орландо стоял молча, причем его лицо ничего не выражало, а Филабет Грисволд и Найлэш Моуса с трудом справлялись с яростью.
Тихонько вздохнув, Рапсодия произнесла:
— Мне кажется, пришло время нам всем помолиться.
Акмед налил себе еще один полный стакан бренди и передал бутылку Грунтору. Сержант посмотрел на своего короля, потом поднес бутылку к толстым губам и сделал большой глоток.
День коронации Рапсодии превратился в самый настоящий кошмар. Ее искусство Дающей Имя помогло успокоить испуганных гостей и собравшихся зрителей, и она оставалась во дворе за полночь. Она утешала тех, кто скорбел о смерти Патриарха, и благодарила всех, кто пришел, чтобы посмотреть на коронацию. Сейчас она принимала ванну, надеясь смыть с себя усталость и пережитый ужас. Ее друзья фирболги сидели у камина в ее апартаментах, обсуждая, какие следует предпринять шаги, и дожидаясь, когда она наконец к ним выйдет.
— Как ты думаешь, она заметила стрелку? — Акмед сделал еще один большой глоток и сжал зубы: крепкий напиток обжег ему горло.
— Ни в коем случае, — заявил Грунтор и тоже отпил из бутылки. — Она думает, старый сам помер. Он же давно про это твердил.
— Хорошо. Вряд ли она одобрит наше поведение, если узнает, что смерть ее друга послужила отвлекающим маневром.
Грунтор нахмурился, но ничего не сказал.
Через несколько минут в комнату вошла Рапсодия с мокрыми волосами, в халате и с полотенцем в руках. Она направилась к огню, радостно взметнувшемуся при ее приближении, и склонилась над ним, чтобы высушить волосы. Певица тряхнула головой, и влажные локоны упали ей на лицо, порозовевшее после теплой ванны. Затем она подошла к Грунтору, взяла у него из рук бутылку, сделала глоток и уселась к нему на колени.
— Боюсь, скоро никто не захочет посещать мои праздники, — вздохнула она.
Грунтор хихикнул. Акмед лишь улыбнулся в ответ, и глаза Рапсодии потемнели.
— Спасибо вам за помощь. Без вас я бы ни за что не справилась.
— На самом деле все гораздо хуже, чем ты думаешь, — сказал Акмед и, осушив стакан, налил себе новую порцию. — Наш дружок из Подземных Палат решил принять участие в церемонии. — Увидев в глазах Рапсодии вопрос, он пояснил: — Сегодня я узнал, в кого вселился ф’дор.
Рапсодия так резко выпрямилась, что чуть не свалилась с колен Грунтора.
— И кто это?
Акмед поставил на стол стакан и спокойно ответил:
— Ланакан Орландо, Благословенный Бет-Корбэра.
— Ты уверен? — В ее широко раскрытых глазах читалось сомнение.
— Совершенно. Я почувствовал его, когда Патриарх и Благословенные покинули экипаж.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89