Голос памяти.
«Илиаченва’ар выступает в роли священного защитника. Иными словами, сопровождает и охраняет пилигримов, священнослужителей, мужчин и женщин, посвятивших себя богу, все равно какому. Ты должна оберегать каждого, кто нуждается в тебе, отправляясь на поиски бога или того, кого он считает богом».
Она потерпела поражение.
Зимой темнеет рано, и поляну, где совсем недавно шло сражение, окутали сумерки. Рапсодия стояла на вершине холма, дожидаясь появления звезд, впервые в жизни не в силах их приветствовать. Ей казалось, будто музыка ушла из ее души, оставила навсегда, хотя она и понимала, что обязательно найдет ее снова, хотя бы для того, чтобы пропеть прощальную песнь Ллаурону. Она дала слово.
Рапсодия вспомнила кошмар, который ей приснился, когда она жила у Элендры: она призвала звездный огонь на Ллаурона и сожгла его заживо; и хотя Рапсодия знала, что это невозможно, она несколько раз проверила, действительно ли Ллаурон мертв. Он лежал на земле, безжизненное холодное тело с белым, словно звездный свет, лицом, — он ушел, уснул вечным сном.
Рапсодию охватила такая боль, что она не могла с ней справиться. Да, Ллаурон возражал против ее отношений с Эши, постоянно напоминая ей, что она его недостойна, но был к ней добр и помог, когда она нуждалась в помощи.
«В этой семье тебя любит не только мой сын, во многих отношениях ты мне как дочь».
Ллаурон стал для нее в этом новом мире почти что отцом, и она будет оплакивать его, как отца.
Дожидаясь наступления ночи, Рапсодия заставляла себя не думать об Эши. Лошади, казалось, почувствовали ее настроение и стояли тихо, наблюдая за тем, как она сворачивает одежду Ллаурона и складывает ее в седельные сумки мадариана. Она оставила лишь рясу, на которую попала кровь Каддира. Убирая веревочный пояс в сумку, она наткнулась на твердый холодный предмет и вынула наполненный водой крошечный шарик, в самом центре которого сиял яркий свет. Свеча Кринеллы, первый дар Элинсинос Меритину.
Рапсодия осторожно положила ее в свою сумку. Теперь свеча Кринеллы принадлежала Эши, наследство третьему и самому ненавистному из всех королевских поколений намерьенов. Рапсодия надеялась, что волшебный шарик подарит Эши утешение. Она не чувствовала ничего, даже грусти, при мысли, что ее бывший возлюбленный теперь должен будет отомстить за своего отца. И первым, кто заплатит за смерть Ллаурона собственной жизнью, будет она, илиаченва’ар. Она надеялась, что Эши станет легче после того, как он сможет с ней рассчитаться. Ей уж точно станет.
Когда наконец появилась первая звезда, Рапсодия вытащила Звездный Горн и подняла его к небу острием вверх. Затем, как в том страшном сне, она произнесла имя звезды, призывая на землю ее пламень. Вспыхнул ослепительный луч света, прорезал ночной мрак и пролился огненной волной на погребальный костер, сооруженный на вершине холма. Рапсодия стояла совсем рядом, всей душой надеясь, что он поглотит и ее, но сияющий ураган промчался у нее над головой, окатив жаром и осветив золотые волосы.
Погребальный костер, сложенный из веток, вспыхнул, и в единое короткое мгновение тело Ллаурона превратилось в пепел, который подхватил ветер, разметал, словно черные листья над поляной, и, не раздумывая, унес прочь. Рапсодия вдруг поняла, что не может произнести ни слова. Она сердито тряхнула головой, сглотнула и запела Песнь Ухода, но мелодия ей не давалась, царапала горло, и первые слова прозвучали совсем тихо. Рапсодия пела, пока костер не прогорел и не превратился в золу.
— Простите меня, Ллаурон, — прошептала Рапсодия.
В ответ зимний ветер тихонько застонал и разметал ее волосы, коснулся лица.
Рапсодия провела на холме всю ночь, а когда погасли звезды и начал светлеть горизонт на востоке, она взяла горстку остывшей золы из погребального костра и положила в маленький мешочек, который убрала в седельную сумку. Пришпорив своего коня, она поскакала навстречу встающему солнцу, чтобы рассказать Стивену Наварну о судьбе Ллаурона.
Эши стоял на затянутом дымом поле боя, утренний свет проливался на страшную картину закончившегося сражения. Он знал, что скоро здесь появится Рапсодия; от того места, где погиб Ллаурон, до Дерева было три дня пути, но она будет спешить. Священники-филиды, верные своей клятве, занимались ранеными, уносили трупы тех, кто погиб здесь во время битвы, в которой Эши в одиночку спас Гвинвуд. Впрочем, все произошло очень быстро. К тому моменту, когда Эши сюда примчался, он уже не мог сдерживать свой гнев. Большинство нападавших были несчастными жертвами демона, но это не остановило его. Слезы Рапсодии породили в его душе такую ярость, что он перестал собой владеть.
Он чувствовал, как его отец проник в землю, слышал в завываниях ветра его смех.
«Неужели это того стоило? — сердито думал он, оглядывая картину смерти и разрушения вокруг. — Ты наконец доволен, Ллаурон? Сколько еще сердец тебе нужно разбить, сколько жизней отнять, прежде чем твоя жажда власти будет удовлетворена?»
Сердитый порыв ветра распахнул плащ, и Эши вздохнул. Ллаурон хотел соединиться со стихиями. Теперь уже невозможно понять, что говорит ему ветер.
— Вы уверены, что я больше ничем не могу вам помочь, Рапсодия?
Рапсодия посмотрела Стивену в глаза, увидела в них заботу, но не смогла заставить себя улыбнуться в ответ.
— Уверена, — ответила она просто. — Со мной все в порядке, милорд, спасибо вам. Поступайте с лошадьми, как посчитаете правильным. Если сможете разыскать Анборна, он вам поможет.
Золотистый локон упал ей на глаза, и она убрала его, продолжая смотреть на почерневшие останки башни, в которых резвился ветер, раскачивая колокола, спасшие Наварн от нападения сорболдцев.
Герцог мягко взял ее за руку, провел пальцем по маленькой, покрытой мозолями ладони и почувствовал, как его сердце сжимается от боли: ее рука была холодной и безжизненной.
— Куда вы направляетесь? — спросил он, не в силах скрыть беспокойство.
— К Дому Памяти. — Рапсодия бросила взгляд в том направлении. — Ллаурон попросил меня о двух вещах: я должна была рассказать о его поединке с Каддиром, и я это сделала, а еще он хотел, чтобы я защитила Великое Белое Дерево. Я спела охранную песнь молодому деревцу, растущему во дворе Дома Памяти, и собираюсь повторить ритуал, убедиться в том, что все будет хорошо. Я бы отправилась к самому Дереву, но до Гвинвуда слишком далеко, к тому же мне нужно ехать на восток, а не на запад.
Я выполню последнюю волю Ллаурона, а потом возвращусь домой, в Илорк.
— Рапсодия, вы не могли бы задержаться на несколько дней? — предложил Стивен. — Повидали бы детей. Они все время про вас спрашивают.
Рапсодия покачала головой.
— Не думаю, что это будет разумно, милорд, — вздохнула она. — Передайте им, что я их люблю.
Герцог Наварн погладил ее холодную руку.
— Вы же знаете, Рапсодия, мы с вами почти что одна семья. Неужели вы так и не начнете называть меня просто по имени?
Рапсодия задумалась над его вопросом.
— Нет, милорд, — наконец ответила она и, присев в глубоком реверансе, быстро зашагала прочь, навстречу ледяному ветру.
52
В Гроте Элизиума, под Кралдуржем
Озеро в Элизиуме замерзло не до конца. Эши бежал всю дорогу от Кралдуржа и решил, что имеет смысл сесть в лодку, хотя бы ради того, чтобы предупредить о своем появлении Рапсодию. Она обязательно почувствует его присутствие, если он воспользуется своим волшебством, чтобы заставить воды озера как можно быстрее доставить его на другой берег. Он понимал, что она страдает, что скорбит о смерти его отца, но насколько сильно, он увидит, лишь когда посмотрит ей в глаза. Ему совсем не хотелось причинять ей новую боль своим неожиданным появлением.
В доме было темно, не светилось ни одно окно, словно Элизиум был покинут своей хозяйкой навсегда. Трава пожухла и потемнела от мороза, в беседке царил мрак. Эши начал грести сильнее. Даже песнь, наполнявшая пещеру, больше не звучала, как будто огонь в душе Рапсодии погас.
Как только лодка коснулась берега, Эши выскочил из нее и помчался к дому. Он открыл дверь, вбежал в гостиную и сразу же почувствовал присутствие Рапсодии. Сначала он ее не заметил — свет в комнате не горел, она даже не разожгла огонь в камине. Когда его глаза немного привыкли к темноте, он обнаружил, что Рапсодия сидит на полу перед очагом и смотрит на почерневшие от сажи камни.
Внутри у Эши все сжалось при виде ее горя. Она похудела, безупречные черты лица заострились, вокруг глаз появились черные круги, и казалось, будто она ничего не видит перед собой. Рапсодия сидела со скрещенными ногами, сложив на груди руки и засунув ладони под мышки. Он проклинал себя за то, что не сразу сообразил, куда она отправится после смерти Ллаурона, и за то, что из-за его непонятливости она так долго оставалась одна.
Когда он подошел, Рапсодия посмотрела на него, а потом, прежде чем он успел к ней прикоснуться, опустила голову и слегка сдвинула ворот рубашки и свое ожерелье. Эши сразу понял, что означает этот жест, и у него чуть не разорвалось сердце. Она отдавала себя в его руки, приготовилась принять смерть, не сопротивляясь.
Эши опустился перед ней на колени, обнял, спрятал лицо у нее на плече, принялся ласково целовать шею, пытаясь утешить и подарить успокоение. Рапсодия разжала левую ладонь, и на пол упала свеча Кринеллы. А потом она еще сильнее обхватила себя руками и напряглась. По ее необычному поведению Эши догадался: она ждет от него возмездия, готова к мести за смерть Ллаурона.
Рапсодия прошептала несколько слов, и он их не услышал бы, если бы не был совсем рядом:
— Прошу тебя, давай быстрее.
Эши схватил Рапсодию за руки и с силой повернул ее к себе, снова увидев горе, написанное у нее на лице. Он мягко встряхнул ее, и в следующее мгновение глаза у нее немного прояснились.
— Ариа, выслушай меня. Ты ни в чем не виновата. Ты не совершила никакого преступления. Не позволяй случившемуся разрушить твою душу. Пожалуйста.
Рапсодия молчала, уставившись в пол. Эши обнял ее, прижал к себе, пытаясь заставить очнуться. Наконец она едва слышно сказала:
— Мне очень жаль, Эши. Прости меня. Я не смогла им помешать. Не смогла его спасти. Он мне не позволил.
В ее голосе звучало такое страдание, что у Эши на глаза навернулись слезы.
— Я все знаю, знаю, — проговорил он и погладил ее по спутанным волосам.
— Я пыталась его отговорить, но мне не удалось. — Вспомнив последние мгновения жизни Ллаурона, Рапсодия побледнела и начала заикаться. — Я должна была его защитить, ведь это обязанность илиаченва’ар. Я обесчестила себя, и меч, и все братство Кузенов.
— Нет, нет, Рапсодия, все совсем не так.
— Мне следовало прикончить Каддира еще до того, как все началось. Я бы справилась с ублюдком без проблем. Он находится в рабстве у ф’дора, а может быть, сам демон вселился в него. Я не выполнила свой долг, Эши. Я опозорила себя, Элендру, богов, даже Звездный Горн. Говорила же я им, что недостойна такой чести, но они меня не слушали, и она не слушала. — Эши почувствовал, что ее бьет мелкая дрожь. — Я не смогла спасти твоего отца, Эши. Прости меня, Эши больше не мог этого выносить.
— Ты и не должна была, Рапсодия. — Ему показалось, что она его не слышит. Тогда он взял ее за плечи и заглянул в зеленые, лишенные привычного сияния глаза. — Ты меня понимаешь? Ты не должна была его спасти. Это все обман. Ллаурон не умер. Он тебя использовал. Я бы хотел сказать это тебе как-нибудь помягче, но ты меня пугаешь. Ты не должна винить себя за случившееся. Как ты могла подумать, что я могу тебя убить… — У него прервался голос, и он замолчал. Но вскоре сумел снова взять себя в руки. — Я люблю тебя, люблю.
Рапсодии потребовалось какое-то время, чтобы осознать значение слов Эши. Он вдруг почувствовал, как напряглось ее тело. Она оттолкнула его и заглянула в глаза.
— Ллаурон не умер?
— Нет.
Эши пытался найти слова утешения, объяснить ей смысл произошедшего, но не мог произнести ни слова. На ее лице одно выражение быстро сменялось другим, и он просто не знал, как реагировать.
— Ты сказал, это все обман?
— Да.
— Невозможно, — заявила Рапсодия и встала. — Я сама сложила и зажгла для него погребальный костер. И спела ему Песнь Ухода.
Эши с трудом сглотнул, почувствовал, как его рот наполняется горечью.
— Я знаю, Ариа, и мне очень жаль. Я не хотел тебя обманывать. Звездный огонь, от которого ты зажгла погребальный костер, требовался Ллаурону для того, чтобы слиться со стихиями. Без тебя у него ничего не получилось бы.
— Я не понимаю.
Эши попытался вспомнить их разговор той ночью, воспоминания о которой он на время забрал.
— Ллаурону надоело быть просто человеком, надоели ограничения, с этим связанные. В его жилах текла еще и кровь дракона, но она дремала и никак себя не проявляла. Ллаурон старел, терял силы, болел — он приближался к концу своего бытия. И тогда он захотел обрести новую жизнь. Звездный огонь позволил ему изменить форму и превратил в дракона. Ллаурон стал практически бессмертен, а звездный огонь наделил его даром единения со стихиями. Он стал почти так же могуществен, как Элинсинос.
Рапсодия задумалась, а через несколько мгновений на лице у нее появилось жесткое выражение — она все поняла.
— Почему он мне ничего не сказал? Почему ты не сказал?
Эши отвернулся.
— А, кажется, я догадываюсь, в чем дело. Именно это воспоминание ты забрал у меня в ту ночь, так ведь?
Эши больше не мог ей лгать.
— Да, это одно из воспоминаний.
— Были и другие? — Рапсодия вздохнула, и Эши понял, что она пытается сдерживать свой гнев. — Что же еще?
Эши молчал. За время их разлуки, после той чудесной прощальной ночи, проведенной здесь, в Элизиуме, он понял, какой опасности подвергает ее брак, заключенный с ним. Теперь их души стали единым целым, и, если об этом узнает ф’дор, он может попытаться через Рапсодию разыскать его, Гвидиона. Или, что еще хуже, если демон найдет и убьет первым его, он сразу поймет, что часть его души принадлежит Рапсодии, и начнет охоту за ней. То, что она сама ничего не ведает об их тайном браке, защищает ее от демона. Эши терзался, но не мог открыть Рапсодии правду до тех пор, пока ф’дор жив. Она стояла перед ним, дрожа от нетерпения, а в глазах ее пылали невыразимая боль и растущая ярость, и он бы с радостью сказал ей все, заключил в объятия и попытался утешить… Но он должен был молчать. Слишком велика опасность.
— Я не могу тебе сказать. Поверь мне, Ариа, нет ничего в мире…
— Поверить тебе? — перебила его Рапсодия и хрипло рассмеялась. — Прости, но мне смешно тебя слушать.
— Меня это нисколько не удивляет. — Он шагнул к ней, но она тут же отшатнулась в сторону. — Ариа, прошу тебя…
— Прекрати меня так называть, — сердито приказала она. — Я больше не твоя любовница, Эши. Сомневаюсь, что это понравится будущей королеве намерьенов. Мне уже не нравится.
— Рапсодия…
— Почему, Эши? Почему он не мог сказать мне правду?
Эши вздохнул, посмотрел ей в глаза, и ее взгляд обжег ему душу.
— Ллаурон хотел, чтобы ты выступила в роли его посланника и честно рассказала о том, что произошло. Ему было необходимо, чтобы все поверили в его смерть. Поскольку он являлся самым могущественным человеком, стоящим у ф’дора на пути, он рассчитывал, что его смерть выманит демона из укрытия.
— Но это неправда. Ты же сказал, что он не умер.
— Да.
— И ты знал о его плане.
— Да, — опустив голову, едва слышно повторил Эши.
Рапсодия обхватила себя руками, словно изо всех сил сражалась с подступившей тошнотой.
— Ты позволил мне солгать, Эши. Позволил поверить в заведомую ложь и распространить ее. Ты понимаешь, что это значит?
Эши молча кивнул.
— Это значит, что я перестала быть Дающей Имя, я нарушила клятву. И лишилась права на доверие. — Ее охватила бешеная ярость, и она уже больше не могла ее сдерживать. — Ты способен понять, что я не только потеряла свой дар, но и потеряла себя? Я стала другим человеком, и все из-за того, что произошло на той поляне в лесу.
— Нет, Рапсодия, ты ошибаешься. Ты же ничего не знала. Ты рассказала ту правду, которая была тебе известна.
— Получается, если я солгала не сознательно, значит, все в порядке?
Эши не знал, что ей ответить.
Рапсодия отвернулась от него и прижала ладони ко лбу. Потом провела руками по волосам, пытаясь успокоиться. Эши стоял, не шевелясь, и в конце концов все-таки сумел произнести слова, которые никак не желали слетать с его губ:
— Прости меня, Рапсодия. Я люблю тебя.
Она на секунду замерла и повернулась к нему.
— Знаешь, несмотря на все случившееся, я тебе верю.
— Я тебя не обманываю. — Его голос прозвучал немного резче — наружу изо всех сил рвалась его вторая натура.
— Прекрати, — едва слышно прошептала Рапсодия. — Ты теперь меня совсем не знаешь, Эши. Да и сама себя я уже не знаю. Кроме того, мне казалось, что женщина, которую ты выбрал своей королевой, заслуживает безоговорочной верности и привязанности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
«Илиаченва’ар выступает в роли священного защитника. Иными словами, сопровождает и охраняет пилигримов, священнослужителей, мужчин и женщин, посвятивших себя богу, все равно какому. Ты должна оберегать каждого, кто нуждается в тебе, отправляясь на поиски бога или того, кого он считает богом».
Она потерпела поражение.
Зимой темнеет рано, и поляну, где совсем недавно шло сражение, окутали сумерки. Рапсодия стояла на вершине холма, дожидаясь появления звезд, впервые в жизни не в силах их приветствовать. Ей казалось, будто музыка ушла из ее души, оставила навсегда, хотя она и понимала, что обязательно найдет ее снова, хотя бы для того, чтобы пропеть прощальную песнь Ллаурону. Она дала слово.
Рапсодия вспомнила кошмар, который ей приснился, когда она жила у Элендры: она призвала звездный огонь на Ллаурона и сожгла его заживо; и хотя Рапсодия знала, что это невозможно, она несколько раз проверила, действительно ли Ллаурон мертв. Он лежал на земле, безжизненное холодное тело с белым, словно звездный свет, лицом, — он ушел, уснул вечным сном.
Рапсодию охватила такая боль, что она не могла с ней справиться. Да, Ллаурон возражал против ее отношений с Эши, постоянно напоминая ей, что она его недостойна, но был к ней добр и помог, когда она нуждалась в помощи.
«В этой семье тебя любит не только мой сын, во многих отношениях ты мне как дочь».
Ллаурон стал для нее в этом новом мире почти что отцом, и она будет оплакивать его, как отца.
Дожидаясь наступления ночи, Рапсодия заставляла себя не думать об Эши. Лошади, казалось, почувствовали ее настроение и стояли тихо, наблюдая за тем, как она сворачивает одежду Ллаурона и складывает ее в седельные сумки мадариана. Она оставила лишь рясу, на которую попала кровь Каддира. Убирая веревочный пояс в сумку, она наткнулась на твердый холодный предмет и вынула наполненный водой крошечный шарик, в самом центре которого сиял яркий свет. Свеча Кринеллы, первый дар Элинсинос Меритину.
Рапсодия осторожно положила ее в свою сумку. Теперь свеча Кринеллы принадлежала Эши, наследство третьему и самому ненавистному из всех королевских поколений намерьенов. Рапсодия надеялась, что волшебный шарик подарит Эши утешение. Она не чувствовала ничего, даже грусти, при мысли, что ее бывший возлюбленный теперь должен будет отомстить за своего отца. И первым, кто заплатит за смерть Ллаурона собственной жизнью, будет она, илиаченва’ар. Она надеялась, что Эши станет легче после того, как он сможет с ней рассчитаться. Ей уж точно станет.
Когда наконец появилась первая звезда, Рапсодия вытащила Звездный Горн и подняла его к небу острием вверх. Затем, как в том страшном сне, она произнесла имя звезды, призывая на землю ее пламень. Вспыхнул ослепительный луч света, прорезал ночной мрак и пролился огненной волной на погребальный костер, сооруженный на вершине холма. Рапсодия стояла совсем рядом, всей душой надеясь, что он поглотит и ее, но сияющий ураган промчался у нее над головой, окатив жаром и осветив золотые волосы.
Погребальный костер, сложенный из веток, вспыхнул, и в единое короткое мгновение тело Ллаурона превратилось в пепел, который подхватил ветер, разметал, словно черные листья над поляной, и, не раздумывая, унес прочь. Рапсодия вдруг поняла, что не может произнести ни слова. Она сердито тряхнула головой, сглотнула и запела Песнь Ухода, но мелодия ей не давалась, царапала горло, и первые слова прозвучали совсем тихо. Рапсодия пела, пока костер не прогорел и не превратился в золу.
— Простите меня, Ллаурон, — прошептала Рапсодия.
В ответ зимний ветер тихонько застонал и разметал ее волосы, коснулся лица.
Рапсодия провела на холме всю ночь, а когда погасли звезды и начал светлеть горизонт на востоке, она взяла горстку остывшей золы из погребального костра и положила в маленький мешочек, который убрала в седельную сумку. Пришпорив своего коня, она поскакала навстречу встающему солнцу, чтобы рассказать Стивену Наварну о судьбе Ллаурона.
Эши стоял на затянутом дымом поле боя, утренний свет проливался на страшную картину закончившегося сражения. Он знал, что скоро здесь появится Рапсодия; от того места, где погиб Ллаурон, до Дерева было три дня пути, но она будет спешить. Священники-филиды, верные своей клятве, занимались ранеными, уносили трупы тех, кто погиб здесь во время битвы, в которой Эши в одиночку спас Гвинвуд. Впрочем, все произошло очень быстро. К тому моменту, когда Эши сюда примчался, он уже не мог сдерживать свой гнев. Большинство нападавших были несчастными жертвами демона, но это не остановило его. Слезы Рапсодии породили в его душе такую ярость, что он перестал собой владеть.
Он чувствовал, как его отец проник в землю, слышал в завываниях ветра его смех.
«Неужели это того стоило? — сердито думал он, оглядывая картину смерти и разрушения вокруг. — Ты наконец доволен, Ллаурон? Сколько еще сердец тебе нужно разбить, сколько жизней отнять, прежде чем твоя жажда власти будет удовлетворена?»
Сердитый порыв ветра распахнул плащ, и Эши вздохнул. Ллаурон хотел соединиться со стихиями. Теперь уже невозможно понять, что говорит ему ветер.
— Вы уверены, что я больше ничем не могу вам помочь, Рапсодия?
Рапсодия посмотрела Стивену в глаза, увидела в них заботу, но не смогла заставить себя улыбнуться в ответ.
— Уверена, — ответила она просто. — Со мной все в порядке, милорд, спасибо вам. Поступайте с лошадьми, как посчитаете правильным. Если сможете разыскать Анборна, он вам поможет.
Золотистый локон упал ей на глаза, и она убрала его, продолжая смотреть на почерневшие останки башни, в которых резвился ветер, раскачивая колокола, спасшие Наварн от нападения сорболдцев.
Герцог мягко взял ее за руку, провел пальцем по маленькой, покрытой мозолями ладони и почувствовал, как его сердце сжимается от боли: ее рука была холодной и безжизненной.
— Куда вы направляетесь? — спросил он, не в силах скрыть беспокойство.
— К Дому Памяти. — Рапсодия бросила взгляд в том направлении. — Ллаурон попросил меня о двух вещах: я должна была рассказать о его поединке с Каддиром, и я это сделала, а еще он хотел, чтобы я защитила Великое Белое Дерево. Я спела охранную песнь молодому деревцу, растущему во дворе Дома Памяти, и собираюсь повторить ритуал, убедиться в том, что все будет хорошо. Я бы отправилась к самому Дереву, но до Гвинвуда слишком далеко, к тому же мне нужно ехать на восток, а не на запад.
Я выполню последнюю волю Ллаурона, а потом возвращусь домой, в Илорк.
— Рапсодия, вы не могли бы задержаться на несколько дней? — предложил Стивен. — Повидали бы детей. Они все время про вас спрашивают.
Рапсодия покачала головой.
— Не думаю, что это будет разумно, милорд, — вздохнула она. — Передайте им, что я их люблю.
Герцог Наварн погладил ее холодную руку.
— Вы же знаете, Рапсодия, мы с вами почти что одна семья. Неужели вы так и не начнете называть меня просто по имени?
Рапсодия задумалась над его вопросом.
— Нет, милорд, — наконец ответила она и, присев в глубоком реверансе, быстро зашагала прочь, навстречу ледяному ветру.
52
В Гроте Элизиума, под Кралдуржем
Озеро в Элизиуме замерзло не до конца. Эши бежал всю дорогу от Кралдуржа и решил, что имеет смысл сесть в лодку, хотя бы ради того, чтобы предупредить о своем появлении Рапсодию. Она обязательно почувствует его присутствие, если он воспользуется своим волшебством, чтобы заставить воды озера как можно быстрее доставить его на другой берег. Он понимал, что она страдает, что скорбит о смерти его отца, но насколько сильно, он увидит, лишь когда посмотрит ей в глаза. Ему совсем не хотелось причинять ей новую боль своим неожиданным появлением.
В доме было темно, не светилось ни одно окно, словно Элизиум был покинут своей хозяйкой навсегда. Трава пожухла и потемнела от мороза, в беседке царил мрак. Эши начал грести сильнее. Даже песнь, наполнявшая пещеру, больше не звучала, как будто огонь в душе Рапсодии погас.
Как только лодка коснулась берега, Эши выскочил из нее и помчался к дому. Он открыл дверь, вбежал в гостиную и сразу же почувствовал присутствие Рапсодии. Сначала он ее не заметил — свет в комнате не горел, она даже не разожгла огонь в камине. Когда его глаза немного привыкли к темноте, он обнаружил, что Рапсодия сидит на полу перед очагом и смотрит на почерневшие от сажи камни.
Внутри у Эши все сжалось при виде ее горя. Она похудела, безупречные черты лица заострились, вокруг глаз появились черные круги, и казалось, будто она ничего не видит перед собой. Рапсодия сидела со скрещенными ногами, сложив на груди руки и засунув ладони под мышки. Он проклинал себя за то, что не сразу сообразил, куда она отправится после смерти Ллаурона, и за то, что из-за его непонятливости она так долго оставалась одна.
Когда он подошел, Рапсодия посмотрела на него, а потом, прежде чем он успел к ней прикоснуться, опустила голову и слегка сдвинула ворот рубашки и свое ожерелье. Эши сразу понял, что означает этот жест, и у него чуть не разорвалось сердце. Она отдавала себя в его руки, приготовилась принять смерть, не сопротивляясь.
Эши опустился перед ней на колени, обнял, спрятал лицо у нее на плече, принялся ласково целовать шею, пытаясь утешить и подарить успокоение. Рапсодия разжала левую ладонь, и на пол упала свеча Кринеллы. А потом она еще сильнее обхватила себя руками и напряглась. По ее необычному поведению Эши догадался: она ждет от него возмездия, готова к мести за смерть Ллаурона.
Рапсодия прошептала несколько слов, и он их не услышал бы, если бы не был совсем рядом:
— Прошу тебя, давай быстрее.
Эши схватил Рапсодию за руки и с силой повернул ее к себе, снова увидев горе, написанное у нее на лице. Он мягко встряхнул ее, и в следующее мгновение глаза у нее немного прояснились.
— Ариа, выслушай меня. Ты ни в чем не виновата. Ты не совершила никакого преступления. Не позволяй случившемуся разрушить твою душу. Пожалуйста.
Рапсодия молчала, уставившись в пол. Эши обнял ее, прижал к себе, пытаясь заставить очнуться. Наконец она едва слышно сказала:
— Мне очень жаль, Эши. Прости меня. Я не смогла им помешать. Не смогла его спасти. Он мне не позволил.
В ее голосе звучало такое страдание, что у Эши на глаза навернулись слезы.
— Я все знаю, знаю, — проговорил он и погладил ее по спутанным волосам.
— Я пыталась его отговорить, но мне не удалось. — Вспомнив последние мгновения жизни Ллаурона, Рапсодия побледнела и начала заикаться. — Я должна была его защитить, ведь это обязанность илиаченва’ар. Я обесчестила себя, и меч, и все братство Кузенов.
— Нет, нет, Рапсодия, все совсем не так.
— Мне следовало прикончить Каддира еще до того, как все началось. Я бы справилась с ублюдком без проблем. Он находится в рабстве у ф’дора, а может быть, сам демон вселился в него. Я не выполнила свой долг, Эши. Я опозорила себя, Элендру, богов, даже Звездный Горн. Говорила же я им, что недостойна такой чести, но они меня не слушали, и она не слушала. — Эши почувствовал, что ее бьет мелкая дрожь. — Я не смогла спасти твоего отца, Эши. Прости меня, Эши больше не мог этого выносить.
— Ты и не должна была, Рапсодия. — Ему показалось, что она его не слышит. Тогда он взял ее за плечи и заглянул в зеленые, лишенные привычного сияния глаза. — Ты меня понимаешь? Ты не должна была его спасти. Это все обман. Ллаурон не умер. Он тебя использовал. Я бы хотел сказать это тебе как-нибудь помягче, но ты меня пугаешь. Ты не должна винить себя за случившееся. Как ты могла подумать, что я могу тебя убить… — У него прервался голос, и он замолчал. Но вскоре сумел снова взять себя в руки. — Я люблю тебя, люблю.
Рапсодии потребовалось какое-то время, чтобы осознать значение слов Эши. Он вдруг почувствовал, как напряглось ее тело. Она оттолкнула его и заглянула в глаза.
— Ллаурон не умер?
— Нет.
Эши пытался найти слова утешения, объяснить ей смысл произошедшего, но не мог произнести ни слова. На ее лице одно выражение быстро сменялось другим, и он просто не знал, как реагировать.
— Ты сказал, это все обман?
— Да.
— Невозможно, — заявила Рапсодия и встала. — Я сама сложила и зажгла для него погребальный костер. И спела ему Песнь Ухода.
Эши с трудом сглотнул, почувствовал, как его рот наполняется горечью.
— Я знаю, Ариа, и мне очень жаль. Я не хотел тебя обманывать. Звездный огонь, от которого ты зажгла погребальный костер, требовался Ллаурону для того, чтобы слиться со стихиями. Без тебя у него ничего не получилось бы.
— Я не понимаю.
Эши попытался вспомнить их разговор той ночью, воспоминания о которой он на время забрал.
— Ллаурону надоело быть просто человеком, надоели ограничения, с этим связанные. В его жилах текла еще и кровь дракона, но она дремала и никак себя не проявляла. Ллаурон старел, терял силы, болел — он приближался к концу своего бытия. И тогда он захотел обрести новую жизнь. Звездный огонь позволил ему изменить форму и превратил в дракона. Ллаурон стал практически бессмертен, а звездный огонь наделил его даром единения со стихиями. Он стал почти так же могуществен, как Элинсинос.
Рапсодия задумалась, а через несколько мгновений на лице у нее появилось жесткое выражение — она все поняла.
— Почему он мне ничего не сказал? Почему ты не сказал?
Эши отвернулся.
— А, кажется, я догадываюсь, в чем дело. Именно это воспоминание ты забрал у меня в ту ночь, так ведь?
Эши больше не мог ей лгать.
— Да, это одно из воспоминаний.
— Были и другие? — Рапсодия вздохнула, и Эши понял, что она пытается сдерживать свой гнев. — Что же еще?
Эши молчал. За время их разлуки, после той чудесной прощальной ночи, проведенной здесь, в Элизиуме, он понял, какой опасности подвергает ее брак, заключенный с ним. Теперь их души стали единым целым, и, если об этом узнает ф’дор, он может попытаться через Рапсодию разыскать его, Гвидиона. Или, что еще хуже, если демон найдет и убьет первым его, он сразу поймет, что часть его души принадлежит Рапсодии, и начнет охоту за ней. То, что она сама ничего не ведает об их тайном браке, защищает ее от демона. Эши терзался, но не мог открыть Рапсодии правду до тех пор, пока ф’дор жив. Она стояла перед ним, дрожа от нетерпения, а в глазах ее пылали невыразимая боль и растущая ярость, и он бы с радостью сказал ей все, заключил в объятия и попытался утешить… Но он должен был молчать. Слишком велика опасность.
— Я не могу тебе сказать. Поверь мне, Ариа, нет ничего в мире…
— Поверить тебе? — перебила его Рапсодия и хрипло рассмеялась. — Прости, но мне смешно тебя слушать.
— Меня это нисколько не удивляет. — Он шагнул к ней, но она тут же отшатнулась в сторону. — Ариа, прошу тебя…
— Прекрати меня так называть, — сердито приказала она. — Я больше не твоя любовница, Эши. Сомневаюсь, что это понравится будущей королеве намерьенов. Мне уже не нравится.
— Рапсодия…
— Почему, Эши? Почему он не мог сказать мне правду?
Эши вздохнул, посмотрел ей в глаза, и ее взгляд обжег ему душу.
— Ллаурон хотел, чтобы ты выступила в роли его посланника и честно рассказала о том, что произошло. Ему было необходимо, чтобы все поверили в его смерть. Поскольку он являлся самым могущественным человеком, стоящим у ф’дора на пути, он рассчитывал, что его смерть выманит демона из укрытия.
— Но это неправда. Ты же сказал, что он не умер.
— Да.
— И ты знал о его плане.
— Да, — опустив голову, едва слышно повторил Эши.
Рапсодия обхватила себя руками, словно изо всех сил сражалась с подступившей тошнотой.
— Ты позволил мне солгать, Эши. Позволил поверить в заведомую ложь и распространить ее. Ты понимаешь, что это значит?
Эши молча кивнул.
— Это значит, что я перестала быть Дающей Имя, я нарушила клятву. И лишилась права на доверие. — Ее охватила бешеная ярость, и она уже больше не могла ее сдерживать. — Ты способен понять, что я не только потеряла свой дар, но и потеряла себя? Я стала другим человеком, и все из-за того, что произошло на той поляне в лесу.
— Нет, Рапсодия, ты ошибаешься. Ты же ничего не знала. Ты рассказала ту правду, которая была тебе известна.
— Получается, если я солгала не сознательно, значит, все в порядке?
Эши не знал, что ей ответить.
Рапсодия отвернулась от него и прижала ладони ко лбу. Потом провела руками по волосам, пытаясь успокоиться. Эши стоял, не шевелясь, и в конце концов все-таки сумел произнести слова, которые никак не желали слетать с его губ:
— Прости меня, Рапсодия. Я люблю тебя.
Она на секунду замерла и повернулась к нему.
— Знаешь, несмотря на все случившееся, я тебе верю.
— Я тебя не обманываю. — Его голос прозвучал немного резче — наружу изо всех сил рвалась его вторая натура.
— Прекрати, — едва слышно прошептала Рапсодия. — Ты теперь меня совсем не знаешь, Эши. Да и сама себя я уже не знаю. Кроме того, мне казалось, что женщина, которую ты выбрал своей королевой, заслуживает безоговорочной верности и привязанности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89