А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

Два других джентльмена – я мельком оглядел их накачанные полуобнаженные фигуры, сдавленные здесь и там черными ремнями многочисленных мечей, кинжалов и прочего оружия – весьма смахивали на телохранителей. Один из них держал в руке длинный шест, похожий на штандарт. На верхушке шеста что-то болталось – я напряженно сощурился – нет, не знамя. Длинная и золотистая девичья коса, плотно прикрученная к древку… Это что, разбойничий флаг?
– Смотри у меня! Бороду оторву!.. оторву! – эхом донесло до нас грозное высказывание князя Рогволода, обращенное, очевидно, к горбатому старичку. – Ворожи на совесть! Чтобы сработалось дело!
Бородатый карла что-то ответил, мелко подергивая головой в грязном капюшоне – я не расслышал. Он свергнул с плеча свою торбу и уселся рядом на песок, запуская мелкие толстые ручонки в недра огромного мешка, набитого, должно быть, колдовским реквизитом.
– Бона и лодьи уж видать! – глухо пробубнил один из полуобнаженных боевиков. Он забрел по колено в реку и остановился, распутывая завязку на портах. – А что, княже, много ли при купцах охраны плывет? – осведомился он у Рогволода, не поворачивая головы.
– Сколько ни есть, все наши будут! – Рогволод сощурился на потемневший восточный край неба – на том конце горизонта уже высветлились из дымки три корабельных паруса. – Нынче дело будет жестокое – говорят, дюже богатый купчина пожаловал. И на охрану не жалкий.
Берубой рядом со мной заворочался и подполз ближе.
– Ово и есть Рогволод, твой сосед по угодьям, – быстро зашептал он, бешено кося серым глазом на противоположный берег. – А горбатый при нем – это Плескун, чаройдейщик и волхв. Небеспечный вражина – заговоры сильные ведает.
– Сколько всего людей у Рогволода? – Как я ни вглядывался в кустарниковые гущи, больше никого не виднелось.
– Ну… человек четырдесять наберется, – подумав, сказал Берубой.
Я быстро обернулся. Сорок! Это что – такая огромная банда? Неужели он думает, что я поведу своих катафрактов против двукратно сильнейшего противника? Никогда.
– Они в кущах сидят, хоронятся, – лениво пояснил Берубой. – Да ты не остерегайся их, княже Лисей! (Я заметил, что мой спутник подавил улыбку во взгляде.) Это ж не вой, а пьянь рваная! Разбитчики… Один твой всадничек десятерых уломает.
Я промолчал. На дальнем берегу горбатый волшебник суетливо разводил небольшой костер, подкидывая в пламя не то песок, не то порошок… А мускулистый разбойник все никак не мог распутать узел на кушаке.
– А что за товар у купца? – зычно осведомился он, запуская руку в необъемные глубины штанов.
– Не твоя забота знать! – кратко ответил Рогволод. – Умей себе на ладью заскочить, да поболе мечом помахать. Понял?
– Понял, княже. Твоя правда… – удовлетворенно рассмеялся боевик. Наконец он нашел в штанах то, что искал – до нашего берега донеслось бурливое журчание извергаемой жидкости.
Я вздрогнул – Берубоя рядом со мной уже не было. Сбоку послышался легкий шорох травы… Мой спутник со страшной скоростью уползал от меня по пыльной травке – как черная ящерица. Я не стал торопиться – спокойно переложил арбалет из левой руки в правую, сомкнул пальцы на влажной деревянной рукояти, нащупал крючок. Мне думается, Берубой не успеет отползти дальше десяти шагов…
Он словно ощутил мою решимость – замер в траве и обернул посеревшее от пыли лицо. Заметив жало арбалета, направленное в свою сторону, поспешно улыбнулся.
Я поманил его пальчиком. Берубой скорчил недовольную гримасу, но тронулся в обратный путь.
– Ты забыл попрощаться, – усмехнулся я, когда он подполз ближе. – Куда теперь путь держишь?
Вместо ответа почтальон указал на одно из старых деревьев, темневших вдали, метрах в полуста от кромки берега. Я покачал головой: действительно, любопытная деталь пейзажа. К толстому древесному стволу была привязана оседланная лошадь. Готов поклясться, что еще пять минут назад ее не было.
– А всадник на древо взлез, – пояснил Берубой. – Тоже дозорный, я мыслю. Только вот от кого прислан – неведомо. Надоба его с дерева спустить по-быстрому. Иначе заметят нас. Ежли хочешь, айда вдвоем…
Я согласился. Лошадь дозорного недовольно всхрапнула, когда мы, пригибаясь к земле, добежали до дерева. Я задрал голову – в темноте ветвей никого не было.
К счастью, я успел шарахнуться в сторону – что-то сухо треснуло вверху, и в землю совсем рядом ударила острая черная игла. Я едва успел понять, что это сулица – легкий кавалерийский дротик, как что-то тяжкое бросилось на меня с небес, сминая и опрокидывая к земле! Словно обрушилось дерево – я физически ощутил, как легко и колко ломается мой позвоночник. Чья-то босая нога в клочьях рваной штанины, проволочная кромка кольчужного подола, вдавившегося в щеку, – последнее, что я помню.
Пока я приходил в себя, улыбчивое лицо Берубоя невнятно светлело надо мной на фоне вечереющего неба. К счастью, позвоночник выдержал – человек, спрыгнувший на меня с дерева, немного промахнулся. Он задел меня не очень сильно. Как рассказал Берубой, обычно люди не выживают после того, как на них приземляются рослые молодые парни в тяжелых кольчугах.
Этот парень теперь валялся рядом с проломленным черепом – во всяком случае, лицо его было залито кровью. Я приподнялся на локтях, оглядывая себя: золотая цепь на месте. Арбалет лежал рядом, серебряный рожок по-прежнему болтался на своем ремешке. В целом я ощущал себя даже неплохо – только почти не чувствовал ног. И голова болела так, что было больно моргать. Кажется, я валялся без сознания не очень долго – раскаленный солнечный слиток еще пламенел на границе заката, нижним краем прожигая горизонт. Итак, Берубой имел возможность легко прикончить меня – но почему-то не сделал этого. Видимо, ему нужно любой ценой помешать разбойникам захватить купеческий караван – потому и рассчитывает он на моих катафрактов.
– Повезло тебе, княже Лисей! Дешево отделался. – Берубой покачал головой. Только теперь я заметил, что весь левый бок моего почтальона был просто черным от кровяных разводов – похоже, парень в кольчуге успел зацепить Берубоя чем-нибудь острым.
Я снова глянул на молодого человека с проломленной головой. Берубой обошелся с ним жестоко: под глазом незнакомца расплылся багровый синяк, а изломанные руки аж почернели по локоть – как от сильного ожога. Убитый лежал на спине, раскинув конечности по травке – добротная кольчуга, на поясе меч… Интересно, как безоружный Берубой умудрился справиться с таким верзилой.
– Ты обыскал бы его, княже Лисей! – снова услышал я голос почтальона. – Я бы и сам успел, да руки заняты, – весело добавил он, прижимая к ране на боку кусок оторванной штанины.
Ничего особенного я не обнаружил. Убитый молодчик знал, что идет на опасное дело, а потому не захватил с собой денег. Только небольшая холщовая сумочка была привязана к поясу. Я взял ее в руки – и под пальцами содрогнулось что-то живое! Осторожно распустив узелок, заглядываем внутрь – надеюсь, это не змея… Что-то жарко закопошилось из мешочка мне навстречу: сизая пушистая головка голубя!
Прижимая крылья к птичьему тельцу, я извлек голубя из сумки. К розовой лапке на длинной нитке привязан крошечный берестяной лоскут – совершенно чистый. Очевидно, владелец пташки должен был кому-то сообщить о происходящем здесь, у реки… Голубь обиженно – кому понравится битый час сидеть в мешке! – покосился на меня черничным глазом.
– Ах, да ведь это зверь знатный! – Берубой обмотал израненное туловище штаниной и теперь восторженно улыбался, глядя на птичку. – Это поток знаменитый, скорый! Это ж сам Горлаш! Мстиславки Лыковича посыльный птах!
Он принял птичку в свои руки, ласково пощекотал окровавленным ногтем пушистую головку. А я вспомнил, что Мстиславка Лыкович – один из многочисленных разбойников, обитавших в здешних краях.
– Добро, что ты голубя узнал, – сказал я напряженно. – Теперь узнай и людину: что за человека-то прибили? Как звать его? Уж не сам ли будет Мстиславка Лыкович? (Честно говоря, я втайне на это надеялся.)
– Да нет! – Берубой расхохотался. – Это так себе, безымянный разбойка из Мстиславкиной ватаги. А самого Лыковича эдак запросто не прибьешь. За ним еще побегать надо.
Я сплюнул. Стало быть, у Мстиславки тоже есть свои планы в отношении купеческого каравана. Да, есть где разгуляться длинной руке правосудия. Однако Мстиславку будем ловить потом – для начала займемся другим разбойником, княжичем Рогволодом.
Что-то быстро и радостно встрепенулось рядом – это Горлаш вырвался из рук Берубоя и серебристой ракетой взмыл в небо! И пошел, крутой петлей уходя за кромку ближнего леса, – грамотно пошел, от камней и стрел хоронясь за верхушки дерев.
– Выскочил, пострел! – Берубой с досады аж щелкнул пальцами. И тут же замахал руками, указывая ввысь. – Смотри-смотри, как высоко пошел! Драгоценная птичка, смышленая.
Напрасно Берубой тыкал пальцами в небо, призывая меня понаблюдать за виражами Горлаша. Я уже заметил главное: в руке моего спутника мелькнула и тут же исчезла крошечная заостренная палочка. Я мгновенно узнал костяной рез – пишущую принадлежность древнего славянства. Хитрый почтальон успел тайком нацарапать что-то на голубиной бересте – не иначе! Он намеренно выпустил Горлаша – отправил с ним свое послание! И кому? Разумеется – Мстиславу Лыковичу!
Я послушно задрал голову, делая вид, что отыскиваю взглядом отлетевшего голубя. Очевидно, почтальон ведет двойную игру. Работает на разбойника Мстиславку? Но – зачем тогда уничтожать своего коллегу, который валяется теперь с разбитой головой? Или… он провоцирует Мстислава? Интересно, что можно начеркать на бересте за две-три секунды – всего-то несколько слов…
…Берубой еще восхищенно следил за поведением где-то в стратосфере своего крылатого коллеги-почтальона. Ну-ну… А я уже видел эти паруса. И верхушки мачт. Они медленно двигались мимо нашего высокого берега. Борта лодий и вооруженные люди на них – все это было ниже уровня зрения, под берегом. Только паруса – огромные серые полотнища – неостановимо проносились мимо. В отвердевающей темноте вечера три раздутых квадрата словно светились изнутри – пораженный нереальностью зрелища, я тяжело поднялся на ноги. Медленно ступил вперед, ближе к обрыву берега.
И вышел на край в тот самый миг, когда передняя ладья выдвинулась из-за поворота – корма сидит низко, крутой нос со звериной мордой гордо задран кверху. И – никаких разбойников не было на противоположном берегу. Только ровно теплится на песке небольшой костерок. Да темная груда каких-то тряпок валяется рядом – ах нет, это не свернутый плащ… Это низкорослый сгорбленный старик сидит, уставившись из-под капюшона на приближающееся судно.
А люди на судне не замечают серого старика. Отсюда, сверху, я прекрасно вижу на носу передней ладьи человека в дорогих доспехах. Рядом с ним – неподвижные фигуры арбалетчиков в неловких, нерусских шлемах с высокими остриями. Их много, они вооружены – и бесстрашны.
Но старый горбун уже поднялся со своего места. Не отрывая от переднего корабля сонного взгляда, он вытягивает из костра обожженную палку с розово светящимся концом. Клочья легкого рыжего пламени еще вьются по дереву – словно факел курится в руке у волшебника. Тихо, как во сне, горбун движется по берегу к воде – подол плаща оставляет на песке невнятный влажный след. Словно из жести вырезаны одинаковые фигуры алыберских воинов – их кованые лица безразличны, и даже гордая бровь не двинется навстречу горбатому уродцу. Осторожно ступая по мелководью, уродец входит в реку – склонив крупную голову, молча смотрит на приближающуюся ладью. Горящая головешка в правой руке склоняется все ниже к воде…
Я запомнил, как это было. Светящийся конец головешки – гудящий алым жаром сквозь пепельный налет – коснулся воды и зашипел… В тот же миг словно красные фонари включились в речной глубине – нехорошо просветлела вода под днищем передней ладьи… Я почувствовал, что мой рот медленно приоткрывается – концы весел размеренно, разом опустились в эту побагровевшую воду – и вынырнули оттуда… все в ярых огненных искрах!
Горбун разжал пальцы – пламенеющая головешка, змеино шипя, – медленно скользнула в воду. И – так же яростно задымилась вода под брюхом алыберского судна! Так же ударило из-под волны желтым горячим паром! Погружаясь в воду, умирало пламя на конце волшебной головешки – и возрождалось в полуста шагах от злобного карлы – вокруг купеческого корабля… Косая рябь волны покрылась вдруг золотисто-змейковыми бликами, и – из речной глубины вверх, в воздух – ударило широкое, ровное пламя! Взметнулось по тонким веслам, разом одело желтыми клочьями гордое сечение паруса… И отблески варварского пламени тревожно расплескались по оловянным лицам алыберов.
Взрыв света – даже мой берег залило густым мельканием зарева – и купеческая ладья уже наполнилась до краев черным дымом. Не по-русски пронзительно закричали на судне – словно жирная грязь, дым повалил из-под палубы, через высокие борта обрываясь к воде – клочьями. Тут же – как порыв ветра с берега – плеснул из притаившейся комарино-чащобной темноты резкий, свербящий свист! Банда пошла на приступ. Только теперь я понял, что плотные заросли напротив скрывали вход в устье маленькой речки – наверное, Сольцы. Внешне это напоминало лишь поросшую зеленью заводь – но теперь, когда черные кучи ветвей зашевелились… когда заблестели сквозь листву узкие носы абордажных лодок… когда один за другим, словно волки из оврага, полезли из кустарника юркие разбойничьи челноки… я понял, что в устье этой спрятанной речки можно было укрыть целую флотилию. И устал считать лодки, вырывавшиеся из-под ветвей… они облепили горящую ладью, как черные осы. В каждом челноке – по два-три проворных разбитчика. Кинжал да острый багор – вот и все оружие.
Выбрасываясь из пламени, из дымной темноты трюма, посыпались через борт полуголые гребцы – прочь с горящего судна, в воду. Люди в лодках их не трогают – довольно того, что весла поникли и рассыпались… А обессилевшую ладью боком заносит на перекаты, на мелкий берег… Алыбер-кормчий еще борется с рулем, отпихиваясь ногами от борта… бесполезно. Паника на передовой ладье! Вот уже один из арбалетчиков, сбрасывая на ходу панцирь, бросился к борту – и ногами вперед в воду. На острия копий, под удар багра… Нет, не всплывает. И уже – загудело днище по песку! Затрещали борта – ладья, разогнавшись, как горящий паровоз, с ходу втирается в широкую мель под берегом. Налетай, разбитчики – теперь не уйти купцу…
А второе судно на подходе – разошлось по стремнине, расскользилось… Эх, остановиться бы! Назад, против течения, прочь из западни! Серая пена рвется из-под дюжины разом табанящих весел – но поздно. С размаха и острым носом – в борт горящей ладьи. Удар так силен, что мачта обламывается – тяжелый парус медленно и как-то сонно накрывает собою палубу. Красиво перетекая ветряными струями, ткань наваливается сверху на вздрагивающие плечи напряженных арбалетчиков, на острия заготовленных копий… И снова порыв бандитского свиста – вторая стая челноков выныривает из зарослей. Снова этот стук – лодки с размаха налетают на мокрые лодейные борта – невидимые в темноте, сквозят воздух кошки, загребают крючьями по дереву. Замелькали мокрые спины, узкие черные руки цепляются за края палубы – разом полезли из челноков злые, веселые налетчики… Один уже запрыгнул наверх! В скрюченной страшной руке – длинный шест с золотистой девичьей косой вместо штандарта. Рядом с ним еще один бандит – высокий, темноволосый: в деснице – узкая полоска лезвия, блестит как фольга. Это сам княжич Рогволод, только без кольчуги – руки по локоть в алыберской крови…
Но вдруг – ледяным колючим ветром шарахнуло по облепленным бортам, по суете челноков вокруг второй ладьи! Словно град застучал по обшивке бортов – и жесткой тугой метлой смело разбойников в воду. Х-ха! в узких отсевах желтого света густо замелькали длинные светлые полосы – железный ливень хлестнул по голым мокрым спинам! Это третья ладья подходит: неспешно, туго замедляясь на плавниках расперенных табанящих весел; и на правом борту в ряд – одинаковый частокол острых шлемов. А из-под налобников – спокойные быстрые взгляды арбалетчиков. Прильнули темными бронзовыми скулами к прицелу – бьют по команде, залпами… Только тетивы рокочут, да шелест оперения по ветру, да хлесткий взвизг зазубренного острия стрелы, на локоть входящей в мокрый борт. Грудную клетку оно пробивает насквозь.
Ага, заплясали по воде разогнанные челноки без гребцов, и вода вокруг – вся в желто-кровавых пятнах чьих-то медленно качающихся спин. На палубе снова нерусская речь, из-под серой пелены паруса вырывается какой-то алыбер в тяжелой, огнисто сияющей броне, за ним еще копьеносец… Спрыгивает с борта, уходя от жесткого росчерка алыберской стрелы, княжич Рогволод.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64