— Даже в темноте она не ошибется. Она знает этот сад и эту тропинку, ведущую к скалам, лучше, чем любой из Сентледжей. С самого детства она бегала здесь, как горная козочка. А я сейчас же отправлю кого-нибудь вслед за ней, чтобы успокоить и утешить ее».
Эта мысль сама по себе уже была мучительной. Ведь это он всегда был ее самым верным утешителем! Она бежала к нему со всеми своими бедами — будь то ушибленный локоть или деревенские мальчишки, дразнившие ее найденышем. Он всегда находил для нее ласковое слово, или шутку, или просто забирал ее боль себе.
Но теперь Кейт больше не нуждается в нем. Уже ничего не будет, как прежде; после сегодняшнего вечера между ними никогда не будет простых дружеских отношений.
Вэл пытался убеждать себя, что она молода и обязательно перерастет то чувство, которое испытывает сейчас к нему. Всему виной ее страстная, пылкая натура, заставлявшая ее бросаться в жизнь, как в омут, с головой. Она не желала мириться с компромиссами, ей надо было получить все сразу. И в то же время в глубине души она была очень ранима. Он всегда боялся, что когда-нибудь какой-нибудь мужчина разобьет ее сердце.
Вот только Вэл никогда не думал, что этим мужчиной окажется он сам.
2.
Был прилив; волны, увенчанные гребешками пены, неслись к берегу и разбивались о зубья прибрежных скал. Сверкающая лунная дорожка, разрезая волны, бежала от берега туда, где море, сливаясь с небом, превращалось в мятущуюся тень на горизонте.
Берег был погружен во тьму, мало кто отваживался появляться тут после захода солнца. Кейт медленно брела вдоль кромки воды, не замечая, как мелкая галька впитывается в ее тонкие кожаные башмачки. Ветер рвал полы ее плаща и развевал волосы, облепляя длинными прядями лицо.
Это было просто чудо, что она смогла спуститься в полной темноте по тропинке, вьющейся среди скал, и не сломать себе шею. Но Вэл всегда говорил, что здешние феи охраняют маленьких детей и дураков.
«А я и есть самая настоящая дура, — думала Кейт, яростно смахивая слезы с лица. — Потому, что только самая большая дура на свете могла вообразить, будто Вэл Сентледж может ее полюбить!»
То есть, разумеется, она нисколько не сомневалась, что он очень любит ее — Нежно, по-братски. Только это было совсем Не то, что она ждала от него.
Вот и сейчас он, конечно, очень расстроен, потому что она сбежала от него да еще отправилась сюда в полной темноте. Но, если не считать сильных, добрых рук Вэла, этот пустынный скалистый берег был единственным местом на свете, где она чувствовала себя действительно хорошо и уютно. Возможно, потому, что несмолкаемый рокот прибоя завораживал ее, совпадая с беспокойным ритмом ее собственного сердца. Море было таким огромным, безбрежным, вечным, что в сравнении с ним ее собственные беды и печали теряли значение, а если кто-нибудь заставал ее здесь плачущей, она всегда могла сослаться на морскую соль, попавшую в глаза.
А кроме того, Кейт навсегда полюбила море после того, как Вэл рассказал ей одну сказку. Он застал ее здесь в один из каких-то очень горьких моментов, и она шокировала его заявлением, что ее мать, по-видимому, была бессердечной авантюристкой, раз так вот запросто бросила своего ребенка. И что это объясняет ее собственный неугомонный характер, а также склонность ко лжи и воровству, которая так помогла ей выжить в раннем детстве в трущобах Лондона. Нет никакого сомнения, что у нее дурная кровь, которая должна же была откуда-то взяться.
Тогда Вэл обнял ее за плечи и рассказал ей одну из своих чудесных Историй о том, как она, дочь морской русалки или наяды, появилась на берегу, среди людей. «Только этим, — говорил он, — можно объяснить, что она — такая красивая и отважная девочка — оказалась одна, и то, что ее так тянет к морю».
И хотя Кейт тогда весело посмеялась над его сказкой, но в глубине души почти в нее поверила. Она всегда верила всему, что Вэл говорил ей. Так почему же теперь она сомневается в его словах, когда он говорит, что не может жениться?…
Кейт снова почувствовала на глазах слезы и сердито стерла их ладонью. Кутаясь в плащ, она прищурилась, разглядывая бегущие волны, бьющиеся о дальние скалы. «Вот так же разбились и все надежды, которые я возлагала на сегодняшний вечер», — с грустью подумала она.
А она так старалась, готовясь к этому вечеру! Даже искупалась в воде с розовыми лепестками и сто раз расчесала свои густые волосы щеткой. А затем прошлась ножницами по этому миленькому детскому платью, которое Эффи ей подарила. Она сделала себе такой глубокий вырез, что сама покраснела, когда гляделась в зеркало. А такого с ней отродясь не бывало.
Кейт была твердо намерена заставить Вэла увидеть ее такой, какая она есть — не глупой девчонкой, а взрослой женщиной. Чтобы добавить силы своим любовным чарам, она даже приготовила волшебный амулет согласно местным преданиям: при свете полной луны взяла кусочек глины, смешала с сухим вереском, что растет у древнего стоячего камня, и капнула туда несколько капель своей крови. Прежде чем выйти сегодня из дома, она спрятала этот амулет между грудей — туда, где бьется сердце.
Вначале все шло согласно ее плану. Она вспомнила, какими глазами смотрел на нее Вэл, когда она предстала перед ним в своем новом платье. А подарок, который он подарил ей! Такое красивое ожерелье мужчина не станет дарить той, которую считает ребенком.
А потом их губы встретились в поцелуе… Это было восхитительно, гораздо лучше, чем она ожидала! Ее сердце куда-то ухнуло, и она ощутила щемящее чувство полета. Возможно, платье сделало свое дело или ее любовные чары… Но затем все кончилось. Вэл отшатнулся от нее, словно обжегшись, и вновь начал обращаться с ней, как с маленькой. Принялся рассказывать эту навязшую в зубах знаменитую сказку Сентледжей про Найденную невесту!
Кейт сунула руку за пазуху и вытащила маленький комочек глины, который начал раздражать ей кожу. Ясно, что все эти проклятые амулеты годятся только на то, чтобы вызвать сыпь. Взобравшись на плоскую скалу, она замахнулась и забросила свой амулет подальше, прямо в темную, покрытую пеной воду. И как только она могла хоть на минуту поверить, что такая ерунда может сработать?
Кейт была просто в отчаянии. Ведь она боролась не только с тем, что Вэл упорно отказывался видеть в ней женщину, но и с этой проклятой легендой! По правде говоря, Кейт и сама боялась этой легенды с того самого момента, когда Вэл впервые рассказал ее. Она жила, со страхом ожидая того дня, когда Эффи скажет, что нашла невесту для Вэла. Она отчаянно боялась, что это произойдет раньше, чем она вырастет и у нее появится хоть какой-то шанс. Впрочем, Кейт была совершенно уверена: если ему выберут невесту, это уж точно будет не она, маленькая Кэти Фитцледж, жалкий найденыш, которая слишком много дерзит, бранится, дерется и предпочитает мужские брюки шелковому платью…
Ей было стыдно признаться, но она испытала настоящее облегчение, когда однажды Эффи объявила, что не может найти невесту для Вэла Сентледжа. Кейт была уверена, ни одна Найденная невеста не будет любить Вэла так, как она, Кейт, его любит. Одно только его присутствие делало ее лучше; рядом с ним она с внезапной остротой ощущала, как в ее душе просыпаются женственность, мягкость, доброта — словом, все лучшее, что в ней было. И сам Вэл Сентледж — лучшее, что она видела в жизни. Он был ее опорой, ее якорем, и она никогда и никому не позволит отнять его у нее. Просто не может.
«Но именно это я должна сделать», — думала Кейт в безысходном отчаянии, вспоминая сожаление в его добрых глазах, прощание в его последнем прикосновении.
«Кейт, мне очень жаль», — сказал он…
Кто— то мог бы спутать доброту Вэла со слабостью, но только не Кейт. За этой добротой и мягкой уступчивостью скрывался характер, выкованный из стали. И если только Вэл верил в свою правоту, никто не мог заставить его отказаться от того, что он считал правильным. Даже если Кейт и смогла убедить его, что она больше не ребенок, оставалась еще эта проклятая легенда. Вэл никогда не станет рисковать навлечь на другого человека семейное проклятие. Это все равно что требовать от сэра Галахада изменить данной им рыцарской клятве. Вэл для этого был слишком хорошим, слишком добрым, начисто лишенным эгоизма -и безнадежно благородным…
— Будь ты проклят! Я бы хотела никогда тебя больше не видеть! — в отчаянии прошептала Кейт, но тут же пожалела об этих словах.
Она достаточно долго жила среди Сентледжей с их странными магическими способностями и не могла не принимать в расчет силу проклятия, даже если оно вырвалось случайно.
— Я не это имела в виду! — быстро проговорила она, с волнением вглядываясь в бездонное ночное небо, и трижды повернулась вокруг себя, повторяя: — Отмена, отмена, отмена.
А потом Кейт опустилась на песок возле скалы, подтянула к груди колени и принялась перебирать драгоценные воспоминания, словно боясь, что какая-нибудь злая фея утащит их у нее. Закрыв глаза, она вызвала в памяти тот день восемь лет назад, когда она приехала в Торрекомб и впервые увидела Валентина Сентледжа…
Кейт скорчилась на полу остановившегося экипажа, растрепанная, несчастная и смертельно уставшая от этого бесконечного путешествия. Иногда она осмеливалась выглянуть в щель под занавеской, закрывающей окно, которая отделяла пространство экипажа от остального мира. Мира, который ей, кстати сказать, совсем не нравился, особенно в сгущающихся сумерках. Слишком много открытого пространства, группа каких-то маленьких каменных домиков, мрачные неприветливые тени. А самым неприятным было то, что земля за этими домиками внезапно пугающе обрывалась, исчезая в никуда.
Кейт уже начала скучать по суете Лондона, хотя жизнь ее в приюте была несладкой. Полуголодное существование, бесконечные побои… Но все эти лишения и опасности были по крайней мере знакомы и понятны. А это место, этот Корнуолл с его скалами, гремящим прибоем и незнакомыми, непохожими на городских жителей людьми был слишком… слишком…
Кейт сжала зубы и помотала головой, отказываясь признать, что ее может что-то напугать. Бросив еще один осторожный взгляд из-под занавески, она увидела, что толпа зевак уже собралась вокруг экипажа. Перед ее глазами промелькнули грубые, словно высеченные из гранита лица, такие же суровые, как и их земля. Кейт услышала неодобрительные голоса.
— Что за чертовщина там происходит?
— Да вот, девчонка не желает выходить из экипажа.
— Вытащить ее оттуда да вздуть хорошенько, всего-то и делов!
— Девчонка? Какая девчонка?
— Да какая-то сиротка, которую мисс Эффи вздумала удочерить.
— Подкидыша? Ну, это большая ошибка с ее стороны. Губы Кейт задрожали, и девочка до крови прикусила их. Ей нет дела до того, что болтают эти дураки! Не в первый раз она слышит, как ее называют «ошибкой». С самого раннего детства она хорошо знала, что значит быть незаконнорожденной. У нее не было ни имени, ни дома. Ребенок, которого скрывают ото всех и которого стыдятся…
Кейт отпрянула от окна и глубже забилась между сиденьями, решив, что никому не позволит вытащить ее отсюда. В случае чего она больно ударит кучера или укусит, если этот детина снова сунется сюда.
Странная женщина с глупыми завитыми буклями, Эффи Фитцледж, которая ее удочерила и теперь ждет, что она будет называть ее мамой, уже попыталась выманить ее отсюда коробкой со сластями. Кейт грязно выругалась и выбросила эту жестянку прямо на дорогу. Эффи в ужасе отшатнулась и теперь стояла в сторонке и громко плакала.
Кейт протерла глаза. Она устала, замерзла и очень хотела есть. Ей тоже захотелось немного поплакать, но она скорее откусила бы себе язык. Прижавшись спиной к сиденью, Кейт приготовилась отразить новое нападение.
Дверца экипажа вновь открылась, но, к удивлению Кейт, она не увидела ни этой глупой курицы Эффи, ни огромного, как медведь, кучера. Очень странный молодой человек с черными, падающими на бледный лоб волосами заглянул внутрь.
— Мисс Кэтрин! — позвал он.
Кейт в недоумении оглянулась, не понимая, с кем это он, черт возьми, разговаривает? Поняв, что он обращается к ней, она нахмурилась. Она ненавидела, когда над ней смеялись, а ведь он именно смеялся над ней, разве нет?
— Убирайся, пока цел! — закричала она, угрожающе размахивая маленьким грязным кулаком. — Никто не вытащит меня отсюда!
— Но я вовсе и не собирался этого делать. Я хотел попросить у вас позволения войти внутрь.
Спокойный, уважительный тон и неожиданная просьба застали Кейт врасплох. Еще никто и никогда не просил ее позволения что-то сделать. Девочка уставилась на него, полная изумления и недоверия. Очевидно, он принял ее молчание как знак согласия, потому что оперся тростью на ступеньку экипажа, намереваясь забраться внутрь.
Кейт отпрянула назад, собираясь пустить в ход ногти, чтобы расцарапать ему лицо, если понадобится. Но, по-видимому, все его внимание сейчас было направлено на то, чтобы забраться в экипаж. На вид это был вполне бодрый, энергичный молодой человек, и тем не менее такое простое движение далось ему с трудом.
Кейт поняла, что он не похож на других денди, которых она видела на улицах Лондона. Те пользовались тростью просто для вида, этому же палка была необходима, так как у него была повреждена нога. Она казалась неловкой, словно чужой. Кейт увидела, как он сжал зубы от боли и, когда наконец опустился на сиденье, то вздохнул с явным облегчением.
На какое— то мгновение Кейт овладело любопытство. Интересно, где он мог так сильно повредить ногу? Но она тут же напомнила себе, что это не ее дело. И ей даже вовсе наплевать на это. Но когда дверца экипажа захлопнулась, оставив Кейт один на один с этим незнакомцем, ее первоначальный страх и смятение вспыхнули с новой силой. Она сжалась, каждую минуту ожидая, что экипаж тронется с места.
— Эй, ты! — закричала она. — Что ты хочешь делать? Думаешь убежать со мной или что?
Его губы чуть изогнулись, что, видимо, должно было означать улыбку. Но это была очень странная улыбка, потому что глаза его оставались печальными.
— Нет, я только хотел поговорить с вами.
Поговорить? С ней еще никогда никто не разговаривал — только кричали или били. Особенно она не доверяла мужчинам. Кейт достаточно насмотрелась на то, что делали по ночам со старшими девочками некоторые приятели главной воспитательницы в приюте. Она была слишком напугана оценивающими взглядами, которые бросали на нее некоторые из этих джентльменов, а потому быстро усвоила, что в ее собственных интересах следует выглядеть моложе своих лет.
Прижав колени к груди, Кейт съежилась и отодвинулась от незнакомца, стараясь выглядеть как можно меньше. В то же время она внимательно рассматривала его из-за темной завесы растрепанных волос, упавших ей на лицо.
За свою недолгую жизнь Кейт вытащила достаточно много кошельков, чтобы без труда отличить богатого джентльмена от бедняка. Этот парень никоим образом не был бедняком…Его одежда была сшита из дорогого материала, но при этом находилась в таком беспорядке, будто он спал в ней. Его галстук, казалось, вот-вот развяжется, а на рукаве виднелись чернильные пятна. Нет, он определенно не был денди, но при этом никак не походил на клерка или сына торговца. Так кем же он в таком случае был?
Кейт откинула Волосы с лица, чтобы получше рассмотреть его, и с интересом отметила, что он сделал то же самое: небрежным жестом, который почти как в зеркале повторил ее жест, откинул пряди темных волос с лица. Потом незнакомец улыбнулся, и Кейт неожиданно для себя была захвачена в плен его глазами. Теплые, темно-карие, они напомнили тающий шоколад, который ей однажды удалось стащить в кондитерской лавке. Удивительно, но ей вдруг захотелось улыбнуться ему в ответ.
Вместо этого она нахмурилась.
— Кто ты такой, черт побери?
— Я друг твоей приемной матери.
Друг?! Кейт скептически сморщила нос. Уж она-то знала, что мужчины и женщины не могут быть друзьями. Впрочем, этот парень выглядел слишком молодо, чтобы быть любовником чудачки Эффи.
— Ну, кто бы ты ни был, можешь убираться отсюда, — заявила она. — Я не собираюсь выходить. И мне нечего сказать такому дураку, как ты.
Эти слова должны были бы рассердить его. Однако вместо этого он отчего-то растерялся, так что Кейт стало вдруг стыдно. Но какого черта?! Ей ведь нет до него никакого дела!
Она несколько раз облизала губы, а затем неохотно буркнула:
— И о чем же ты, к примеру, хочешь поговорить?
— Я просто хотел пригласить тебя в твой новый дом.
— Это не мой дом, и я здесь не останусь! Я сбегу отсюда, как только смогу, и никто не сможет меня остановить!
Она вздернула подбородок, с явным вызовом ожидая его возражений, но он лишь вздохнул, а взгляд его стал еще более печальным.
— Я не надеюсь, что смогу тебя остановить, если ты и вправду твердо намерена бежать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44