Хочешь с нами поторговаться? – прошипел Шеззек, стоя неподвижно на другой стороне дыры, и махнул своим солдатам, чтобы не подходили. – Нет, не бросай его! Я оставлю тебе жизнь, и старухе тоже, если отдашь мне Камень.
Дамион посмотрел на него.
– Торговаться не будем. Я бы не стал с тобой договариваться, даже если бы верил, что ты сдержишь слово. Ни для меня, ни для моих друзей надежды уже нет, и мы это знаем. Но еще я знаю, что мои друзья согласились бы погибнуть, чтобы не дать тебе получить вот это.
Он держат кристалл над дырой. Конечно, драгоценность не выдержит падения на мраморный пол с высоты сорока шагов. Рука его дрожала, он колебался. Если Камень не разобьется и если враг войдет в храм и завладеет им, все будет напрасно.
«Зато хоть Лорелин сбежала от них».
Какое-то утешение в конце.
Солдаты, лезшие на купол, закричали, но их голоса перекрыл высокий пронзительный металлический скрежет. Он становился громче, ближе, что-то кружилось над куполом, и холодный ветер от этого предмета сбивал людей с ног. Дамион поднял голову. Создание, которое спланировало и село в десяти шагах от него, не было драконом. Размер тот же, но с виду совсем другое: огромные расправленные крылья не кожистые, а с маховыми перьями, как у птицы, и главные из этих перьев торчали к небу подъятыми мечами, а солнце играло в них, переливаясь радугой. Но тело этого животного не было покрыто ни шерстью, ни перьями, а четыре массивных ноги заканчивались мягкими львиными лапами. Голова зверя повернулась в строну, показывая в профиль крючковатый клюв и гребень из перьев над остроконечными ушами.
Шеззек и один из его солдат с криком отпрянули назад. Другой упал и покатился по куполу, отчаянно вопя. Шеззек повернулся бежать, но увидел перед собой других пернатых зверей, которых Дамион сперва принял за драконов – они летели прямо на него. Шеззек отпрянул, и не успел Дамион даже крикнуть, как он замахал руками на краю зияющей дыры, не удержался и полетел вниз, внутрь. Его панический предсмертный вопль отразился эхом от стен храма и прервался тошнотворным ударом о каменный пол. Оставшиеся зимбурийцы добрались до вершины купола, сверкая мечами на солнце, но такие же крылатые твари налетели на них сверху и крыльями, хвостами и когтями разогнали или сбросили с купола. Один из зверей поравнялся с башней, где стояли лучники. Те в паническом страхе попытались удрать, толкаясь и мешая друг другу, и полетели с воем на землю. Крылатые создания обменивались высокими дикими бессловесными криками, ныряя и взмывая над шпилями и куполом храма, как ангелы мщения.
Дамион сообразил, что у его ног лежит блестящий предмет, сияющий, как огонь. Камень! Он уронил его, когда отступал от первого зверя, и Камень упал не в дыру, а на поверхность купола. Священник тупо глядел на кристалл, и ему начинало казаться, будто тот не просто отражает свет солнца, но сам испускает лучи.
Летающее чудовище село на купол не дальше пяти шагов от Дамиона и свернуло огромные крылья. Повернув голову в сторону, оно золотистым глазом глянуло на Дамиона.
Священник с почти затуманенным от боли и кровопотери сознанием все еще пытался вспомнить, где он такое видел, но тут мир в его глазах исчез, и Дамион ощутил, что уходит в темноту.
Когда Эйлия пришла в себя, то поняла, что лежит на чем-то теплом и мягком. Тихо шептало и вздыхало что-то, будто дыхание моря в ушах, и теплая поверхность поднималась и опускалась в такт этим вздохам.
Моргая, девушка села. Они с драконом были в пещере, девушка лежала, вытянувшись, поперек шеи дракона, под ней был мягкий мех его гривы, а огромное тело свернулось вокруг. Громадный зверь крепко спал, и бока его плавно поднимались и опускались. Из ноздрей шел пар: окружающий воздух был разрежен и холоден, как в горах.
Эйлия повернулась посмотреть отверстие пещеры и открывающийся за ним вид. Пещера расположилась высоко на склоне холма или горы: ниже – широкая равнина, серая, совершенно плоская. Холмы и равнина полностью голы и лишены жизни как животной, так и растительной: ни ящерки или пятна лишайника на всем суровом ландшафте. И полная тишина: ни жужжания насекомых, ни журчания ручейка. Что-то еще в этой сцене казалось очень странным, хотя не до конца проснувшийся мозг не мог это определить. Стояла ночь, и небо было темным, таким темным, как Эйлия никогда не видела, почти черным, и все звезды светили так, как никогда раньше. Утренняя Звезда стала отчетливым диском, и бледный бело-синий свет сгустился до сапфирового оттенка. Холмы и равнина купались в резком белом свете, сильнее лунного, тени каждой скалы и камня прорисовывались на серовато-белой земле чернее чернил. Эйлия подошла к выходу из пещеры, выглянула и чуть не ослепла от пылающего шара солнца.
Солнце – в ночном небе? Солнце и звезды одновременно? Эйлия не могла ничего понять. Голова стала легкой, как воздух, – нет, все тело стало легким, будто вес ее уменьшился вполовину. Когда она попыталась идти, то оказалось, что она прыгает, с каждым шагом поднимаясь в воздух, и это не требовало никаких усилий.
«Куда я попала?»
Внимательное изучение ландшафта ничего не дало, только принесло еще больше загадок. Холмы образовывали длинную закругляющуюся арку. В нескольких шагах парил, как котел на костре, небольшой кратер с приподнятыми краями.
Тихий звук позади заставил Эйлию обернуться. Дракон проснулся и сейчас смотрел на нее. Эйлия совсем его не боялась, было только ощущение чуда от близости такого большого существа. Крылья он аккуратно сложил, как складывают спущенные паруса на корабле. В свете солнца пластины чешуи на спине пылали как золотые монеты, а на брюхе переливались перламутровой радугой. Голова дракона сверкала при движении, будто огромный золотой орнамент, украшенный самоцветами – это были его глаза, а белый опалесцирующий бугор над и между ними мерцал полускрытыми огнями. Длинную разумную морду украшали усы, как у карпа. Обрамлявшая морду грива сияла бронзой и темным золотом, и только борода на нижней челюсти оставалась чисто белой.
Дракон направил изумрудные глаза на дымящийся кратер, потом снова на Эйлию. Будто хотел, чтобы она что-то сделала.
Она вышла – или выплыла прыжками – из пещеры и остановилась, пораженная еще одним чудом. В небе висела исполинская, невозможная луна, более чем вдвое больше обычной и куда как ярче. Она была освещена наполовину, и светлое полушарие было не беловато-серым, а синим, как морская волна с прожилками и пятнами ослепительно белого.
Подойдя к краю круглой дымящейся ямы, Эйлия увидела, что она до краев налита водой. Девушка нерешительно опустила туда палец: не горячо, а тепло и приятно. Закатив рукава, она погрузила в воду руки по локоть, плеснула себе в лицо. Сразу же покалывающее ощущение появилось в теле. Это было не как в бассейне очищения, который наполнял миром и спокойствием: этот горячий ключ пробуждал неожиданной бодростью и новыми силами, он целил не разум, а тело. Ноющая усталость покинула мышцы; царапины и синяки, от которых она мучилась всю дорогу, перестали болеть. Она чувствовала себя обновленной, полной сил и жизни.
«Я не мертва – я точно чувствую себя не как бесплотный дух! Но где же я? Куда я попала?»
Она снова посмотрела на огромное синее полушарие и впервые отметила, что на нем видны неровные цветные пятна, под белыми мазками. Пятна зеленого и коричневого и ржаво-красного. Что-то они ей напоминали…
Эйлия ахнула – у нее перехватило дыхание.
Долго смотрела она на эти вытянутые формы, не в силах поверить своим глазам. Она знала их, давно знала по старым навигационным картам и атласам отца. Не было границ, не было пастельных цветов, которые их определяют, но эти неровные очертания была знакомы ей, как черты собственного лица. Вот береговая линия Маурайнии, вот длинная зеленая полоса Восточного побережья… а вот Большой остров, наполовину скрытый вихрем облаков, и протянулись по голубизне океана Северный и Южный архипелаги… Антиподов она видеть не могла, они были на той стороне шара, скрытые тенью ночи. Глаза ее поднялись к северному полюсу, за долю мгновения пройдя путь, на который у галеонов ушли недели – и вот она Тринисия, одинокое зеленое пятно в окружении белых льдов…
Мир. Она смотрела на свой мир с какой-то невообразимой высоты.
«Значит, я на самом деле на Небе».
Не так она представляла себе жизнь после жизни, не такой голой пустыней. Где же все прочие духи ушедших, ангелы, Небесный Город?
Дракон вылез из пещеры и встал рядом с нею. В зеленой глубине глаз светился благожелательный разум.
– Скажи, я умерла? Или нет? Я могу вернуться домой? – спросила она, подвигаясь к нему.
Остроконечные уши наклонились вперед, как у лошади или собаки, услышавшей команду. Потом дракон вытянул на траве шею, приглашая Эйлию сесть. Она так и сделала, вцепившись в хризантемовую гриву, а дракон поднялся и осторожно прошагал к краю холма. Снова напряглись огромные мышцы, потом Эйлию прижало к дракону, когда он взмыл в воздух.
Снова они летели, паря над мрачной пустыней. Ширококрылая тень дракона плыла по серой равнине, а больше ничто внизу не двигалось, даже ветер не заметал сухую пыль.
И все же когда-то в этой пустыне была жизнь. Пролетая над серой мертвой равниной, Эйлия далеко за высокими холмами видела неглубокие впадины и извилистые русла, которые когда-то должно быть были озерами и реками. Равнина, или котловина внизу была полностью окружена холмами – эта цепь была почти идеально круглой, как с удивлением увидела девушка, когда дракон набрал высоту. В самой ее середине резко вырастал из плоскости равнины крутой каменистый выступ. Его окружали высокие четкие образования, и Эйлия уставилась в изумлении: они не казались естественными.
А когда дракон пролетал над этим выступом, у нее перехватило дыхание. Действительно эти каменные шпили совсем не были природными – это были башни дворца, подобного которому девушка в жизни не видела. Ничуть не похожий на элейские или маурийские здания, он казался дворцом, построенным не для людей, а для богов или великанов. Высокий и узкий, с крутыми высокими стенами, с башнями тонкими, как копье, изящными и уравновешенными, и длинные резкие тени этих башен ложились изломами на неровные камни, где белая мощеная дорога уходила к дальним холмам. А на одном склоне холма мелькнули ворота, очень похожие на ворота Элендора: два высоких белых столба, торчащих из земли.
Чаша котловины когда-то была озером, а центральный холм – островом. Глаза Эйлии снова приковал к себе дворец: все здание казалось ей как-то странно тяжелым кверху. Но ведь это невозможно, эти игольчатые башни давно бы упали, сломанные собственным весом? А стены под ними, заметила она, были кое-где проломлены, будто силами вторжения, а за этими рваными ранами, сквозь стрельчатые окна и высокие зияющие ворота смотрела темнота, беспросветная и глубокая. Ощущение древней катастрофы, какого-то невообразимого несчастья охватило ее, когда она на своем сказочном скакуне пролетела над двором, наполовину погруженным в тень высоких стен.
Наверное, это был просто обман зрения, игра пыльных вихрей, случайно поднятых пролетевшим ветерком, но на миг Эйлии показалось, будто она видит идущего через двор… даже не человека, слишком высок был для человека этот силуэт, одетый в бело-серые одежды, развевающиеся за ним, как погребальный саван. Эйлия моргнула – ничего там нет, кроме голых булыжников мостовой. Потом странный дворец в своем величии и тайне остался позади, слился с голым пейзажем.
Дальше лежала пустыня, и видна была та же круглая котловина позади и много еще таких же вдали, огромных и мелких, кое-где перекрывающихся краями, как круги на воде. Они напоминали те воронки в Тринисии, выбитые в земле падающими звездами. Но здесь их было больше, и они были куда крупнее. Вся серость равнины рябила оспинами и ямками до самого горизонта.
Но только когда горизонт изогнулся в дугу, и бледная сверкающая поверхность приняла форму огромной полусферы,
Эйлия поняла, где была сейчас. И от этого знания у нее закружилась голова, когда снова открылся перед ними воздух бездной света.
Через некоторое время она снова проснулась и обнаружила, что лежит на мягких подушках. Солнце било в лицо, обдувал теплый воздух, пахло цветами. Где-то пели птицы.
Эйлия открыла глаза и села. Она лежала на мягком диване, в бельведере или в летнем доме, построенном, кажется, из мрамора. Где же она? Она заснула? Секунду девушка просидела совершенно неподвижно, пытаясь разобраться с воспоминаниями и понять их. Она вспомнила дракона и – с легкой дрожью – сновиденческую странность лунного пейзажа. То, что она видела сейчас, было от него невозможно далеко.
Лунная страна была пустой и безжизненной, а эта земля – обильной и цветущей, полной жизни. Вокруг стояли высокие стройные деревья, отягощенные цветами: запах их был сладок, проникал в душу, искушал своей насыщенностью. Траву под деревьями кто-то коротко подстриг, как лужайку зеленого бархата. Солнце близилось к закату в потоках мягкого абрикосового света за дальним горным хребтом. Оно казалось огромным – наверное, из-за того, что так низко спустилось. Весь небосвод укрывали облака, снизу окрашенные закатом в розовато-золотой цвет, а над ними можно было рассмотреть бледную ленту тоже вроде облака, но более плотную на вид, выше самых высоких перистых облаков: она выгибалась дугой, следуя изгибу небесного купола. Эйлия минуту поломала себе голову, что бы это могло быть, а потом стала смотреть на горы. Они были высоки, громоздились, стремясь вверх острыми пиками, выше, чем даже Нумендоры.
Она наконец-то была уже не на луне, но и не вернулась в Тринисию. «Я в каком-то парке», – решила она в конце концов. Земля здесь была ухожена, деревья и кусты аккуратно подстрижены. Может быть, это действительно Небо? И она в телесном облике попала туда, куда Велессан мог проникнуть только в видениях? «Луна – это было Первое Небо. Над ним находится сфера Арайнии, та, в которой рай. Неужто я здесь – на Втором Небе?»
Дракона даже и видно не было: Эйлия была совсем одна. Она поднялась и пошла вдоль аккуратных упорядоченных рощиц, в удивлении озираясь. Трудно было бы ощущать тревогу в обстановке такой красивой, столь явно созданной для наслаждения. Девушка то и дело останавливалась понюхать цветы, погладить влажные лепестки и поднести их к лицу. Одна пышнолиственная изгородь была покрыта цветками, похожими на розу с запахом лимона, таким резким и сладким, что рот наполнился слюной. Более тонкий аромат исходил от рощицы деревьев за изгородью, покрытой оранжевыми и белыми цветами. У Эйлии дома в северных землях была весна, но здесь, в неизвестном царстве, стоял самый разгар лета.
Внимание девушки привлекала пролетевшая птица с пестрой грудкой. Эйлия подняла глаза и увидела просвет в листве, а в нем – стоящий на вершине холма дворец, и на этот раз – не печальные и пустые развалины. Белые стены и башни стояли целые и невредимые, светясь в закатных лучах. Они действовали на зрение так же, как фанфары – на слух: от них захватывало дыхание. Перед ней был дворец из волшебных сказок, из ее грез наяву, и Эйлия в тот же миг поняла, что должна туда пойти – почему-то она была уверена, что в этих стенах найдет ответы на все свои вопросы. Даже объяснять себе не надо было, почему так, и Эйлия, не успев додумать до конца эту мысль, почувствовала, что ноги сами несут ее в ту сторону, неудержимо стремясь к дворцу ее грез.
Сады становились все пышнее, появились беседки и тенистые скамейки, иногда павильон или круглый храм с колоннами. Изгороди стали самшитовыми, верхушки их были подстрижены в виде сказочных созданий, шаров, пирамид, птиц, зверей. Каменные беседки, увитые зеленью, большие каменные урны, аллеи устремленных ввысь кипарисов и длинная дорога, обсаженная очень высокими и стройными деревьями, у которых кора была как чешуйки ананаса, а кроны – как распушенные метлы из перьев. Как же эти метелки называются? Ах да, пальмы. Она видела их изображения в книгах о дальних странствиях, но никогда не попадались они ей воочию, настоящие. Она даже подумать не могла их увидеть, и это еще больше усиливало чувство нереальности.
И ни одной человеческой души. В какой-то момент Эйлия вздрогнула, увидев в нескольких шагах от себя женщину, но это оказалась лишь мраморная статуя – грациозная девушка в свободном платье, несущая на сгибе руки кувшин. И были еще статуи, расставленные там и сям: мужи и девы, боги и богини, львы, гончие псы, олени, кони – зверинец из мрамора и позеленевшей бронзы. Группами стояли такие статуи в бассейнах, скорее всего фонтанах: колесницы, влекомые лебедями или скачущими лошадьми, стайки резвящихся нимф. «Какое, должно быть, великолепное зрелище, когда бьет вода», – подумала Эйлия мимоходом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48