— А Тхурингвэтиль уже вернулась?
— Нет.
— Сука. Как раз когда она нам нужна. Лучше не придумаешь…
Сам того не заметив, Болдог назвал фаэрнэ той кличкой, что дал ей Берен.
— Значит, — жестко заключил Айо, — в тот самый момент, когда мы выдвигаемся для удара и наиболее уязвимы — у нас за спиной поднимается мятеж?
Все взгляды уперлись в Мэрдигана.
— Что ты знаешь об этом, горец? Говори, о чем ты стакнулся со своим князьком?
— Ни о чем! — Финвег Мэрдиган сделал шаг назад. — Он ничего мне не говорил, даже не подходил ко мне!
— Сомневаюсь я, — Болдог похлопывал кнутом по голенищу сапога. — Сильно я сомневаюсь, Мэрдиган! Тебе придется очень постараться, чтобы разубедить меня в этом!
— Болдог, остановись! — приказал Илльо. — Что ты собираешься сделать?
— Что сделать? Поговорить с нашим корнаном по душам, вот что.
— А ты подумал о его людях? Что они станут делать, если узнают, что мы взяли в застенок их командира?
— Всех туда. Чего проще, — посоветовал Тильх.
— Мудро! — кивнул головой Айо. — Только бунта в орудийном реганоне нам и не хватало. Как раз накануне выступления.
— Мои жена и дети у вас в заложниках, — помертвевшим голосом сказал горец. — Вам это кажется недостаточным подтверждением моей верности?
— Ну и что? — рыкнул Болдог. — У Повелителя в заложниках Финрод — помешало это Беорингу сбежать? Ей-право, я выдерну этому эльфу печенку… Ну, что уставился на меня, корнан? Ах, да, ты же не знал… Ты же думал, что его купили за Сильмарилл, что он с нами ради этой эльфийской потаскухи… Говорил я Повелителю, говорил, что его нельзя посылать в Дортонион целиком — только по частям! Нет, он меня не послушал… У нас, дескать, кнут тяжелый, а пряник сладкий… Арргх!
— Перестань бесноваться, — одернул его Илльо. — Ты обеспечишь надзор за орудийным знаменем и за корна-таэро Мэрдиганом на марше. Силами Волчьего Отряда.
— На марше?
— Да. Выдвижение мы не можем ни остановить, ни отложить, Гортхауэр ждет нас. Поэтому мятеж мы подавим по возвращении. Да, Айо, пошли, наконец, гонца в Аст-Алхор. Повелитель должен знать, что произошло. Выступаем завтра, на рассвете.
Илльо вышел из палатки, чувствуя, что-то недоделанное и недосказанное. Дойдя до обоза, вспомнил: Этиль и Даэйрет. Позавчера он послал за ними Эннора, сегодня они должны были быть уже здесь. А Гортхауэр ждет, у него на счету каждый день… И где Скулгур? Что Берен сделал с ним? Как ему это удалось?
На очень многие вопросы удалось бы получить ответ, если бы здесь наконец-то появилась Тхуринэйтель. Илльо страстно желал, чтобы она прилетала поскорее. Он воззвал в мыслях к Учителю: если она все еще у тебя — высылай ее! Сейчас он готов был примириться с ее жутким пороком, готов был скормить ей парочку беглецов-неудачников по возвращении — только пусть бы возвращалась!
— Ах, — пробормотал он, садясь в седло своего коня, — Если бы мне самому иметь крылья.

* * *
— Ешь. Поешь немного, — попросил Гили.
Старшая из женщин ничего не ответила, младшая процедила сквозь зубы:
— Уйди, предатель.
Он попробовал покормить ее из ложки, и она начала есть — но последние две ложки похлебки просто забрала в рот и выплюнула ему в лицо.
Гили разозлился и треснул ее ложкой по лбу — как, бывало, сам получал от матери, если за столом вел себя непотребно. Глаза у девицы мгновенно оказались на мокром месте.
— Ну и реви, раз такая дура, — проворчал он, умываясь у ручья и смывая похлебку с одежды.
Ему было обидно, что девица проявила такую неблагодарность после того, как он спас ее от насилия и наглой смерти. И ладно бы просто гордо отказалась, как старшая, а то ведь все съела, а после наплевала в лицо.
— Ишь, какая! — смеялись горцы. — Такую целовать не вздумай — язык с корнем откусит!
— А бы и что другое с ней делать поостерегся — а ну как у ней и там зубки?
— Хотела бы я, — пропыхтела девица, пытаясь высвободиться из веревок, привязывающих ее к дереву. — Хотела бы я иметь там зубы… Хотела бы я дышать огнем и всех вас сжечь, проклятые предатели!
Ее восклицание было встречено бурной лавиной хохота.
— Эй, Младшенький! Держи ухо востро! Подходи до ней токмо сзаду, как до нравной кобылы!
— Так ить лягаться будет…
— А стреножить!
Гили уже слышать не мог этих кобелиных шуточек. Начало им положили те самые оборванцы, которым он не дал надругаться над девушками — Гили теперь жалел, что убил только одного из них. Вышло это так: Берен послал его с поручением к отряду Хардинга, который отправил в Друн, а на обратном пути Руско и двое его охранителей — юный Хардинг и один стрелок — налетели на ватагу повстанцев, только что перехвативших каких-то всадников из Каргонда. Мужчину, черного рыцаря, убили в схватке, женщин пощадили — увы, не по милосердию, а для утоления своей похоти.
Ватажников было десятка полтора, и Гили с друзьями никак не мог рассчитывать на победу, если бы дошло до драки. Задним числом он испугался, поняв, что до драки было совсем чуть-чуть, и если бы он не убил заводилу, то предотвратить ее не удалось бы. Остальные кое-что соображали, разглядели и диргол на плече у Гили, и перстень на его шее, на гайтане — Берен отдавал ему кольцо Фелагунда, когда посылал куда-то своим Голосом.
— Не можно убивать княжьего побратима, — робко сказал один из ватажников. — Князь за него голову оторвет.
— Да как он узнает?
— Узнает, фэррим. Он вещий, знает и ход птицы в небе, и путь рыбы в воде. А когда в глаза вот так смотрит — прямо в душу глядит.
— Точно, — поддержал другой. — И не было такого, чтобы он оставлял вину своим кровникам.
— Бабьи сказки! — прорычал ватажок, и без того глупый, так еще и пьяный. — Князь такими байками пугал оркоту, да мы поумнее будем. На мечах-то он хорош, но нету у человека такой власти, чтобы в сердцах читать. А это, — вожак махнул в сторону Гили — и вовсе не князь, а его охвостье. Ни капли княжьей крови в нем не…
Дзынь! Пружина гномьего самострела сократилась, выбрасывая стрелу — и болт попал точно в лицо ватажку: пробил скулу возле носа, нёбо и не в меру болтливый язык, вошёл концом в дыхательное горло.
Дело доделал юный Радруин дин-Хардинг. Своей скатой он отмахнул ватажку голову — и это решило вопрос. Ватажники без разговора уступили женщин и последовали за победителями в лагерь под Тунн-Азар, одной из вершин Эмин-на-Тон.
Надо было их прогнать, сокрушался про себя Гили. Не слушаться Гилмора, который сказал, что дюжина топоров, даже грязных — это дюжина топоров. Вот, теперь расхлебывай…
Его нынешнее положение — названый брат князя — было достаточной порукой тому, что девушки в безопасности. Однако же что скажет, вернувшись, Берен?
Взяв с собой сорок самых умелых бойцов, он поехал в Минас-Моркрист, выручать заложников из числа знатных семей. Без этого нечего было и думать, что Мэрдиган и еще десятка три командиров из числа горцев решатся перейти на правую сторону. Минас-Моркрист, эльфийский замок, был прекрасно укреплен и хорошо охранялся, но Берен полагал взять его в один день. Гили почему-то думал, что у него получится. Он ждал и слегка боялся.
Привыкнуть к своему новому положению он никак не мог. К тому же он знал, что Гортон этого не одобрил, и Хардинг отнесся с прохладой, и вообще все горцы с Химринга решили, что Берен в своей благодарности перешагнул меру. Ведь узы, которыми он связал себя с бездомным крестьянским парнишкой были узами не простого побратимства, они считались узами родства перед законом. Гили не мог бы только унаследовать княжеский престол и замок Каргонд после Берена — если бы тот умер, не оставив наследника, горцы избрали бы нового князя. Но вот избираться в князья наравне с другими Гили теперь смог бы, если бы захотел. Он унаследовал бы от Берена родовые земли беорингов, лежащие к северу от Каргонда. Он мог бы посвататься к девице из знатного рода, и должен был бы, как вождь клана, выводить по призыву князя людей на войну. Словом, он становился не просто беорингом, принявшим беор — а Беорингом из Беорова рода, и кое-кто считал, что это слишком большая честь для него.
И все-таки ему подчинялись, пусть и без охоты. Были и те, кто подчинялся с охотой — стрелки, набранные в морготово войско. Те, кто знал его с зимы, ждал его вестей и любил его песни. Это были большей частью молодые ребята из Эмин-на-Тон, с Беоровых земель. Братья Рианы, Анардил и Турвин, и их люди. Деревенские, стекавшиеся к Тунн-Азар. Эльфы, освобожденные с других рудников и лесных вырубок. Ни один голос не возвысился против, когда Гили привел женщин в лагерь.
Но пошли шепотки и пересмешки за спиной.
Руско видел обеих женщин в Каргонде, и на пиру, и во второй свой приход. Первая, русоволосая и зеленоглазая, казалась еще тогда печальной и строгой. Темные кудри второй вились мелко, и Гили все время хотелось их потрогать — вправду ли они такие пушистые, какими выглядят? А глаза у нее были серые, как у горянки.
Она оказалась на редкость бойкой — сразу же попыталась бежать. А этого нельзя было допустить, ведь если враг узнает о лагере под Тунн-Азар, то лучше Гили не жить. Он громко велел стрелять по каждому, кто попробует покинуть лагерь — а там уж разбираться, свой это был или нет. И на всякий случай приказал связать обеих девиц спина к спине, потому что очень ему не хотелось гибели черненькой. В конце концов, он не мог заниматься пленницами все время — у него была куча других дел…
Идя к стрелкам, он бросил последний взгляд на связанных девиц. Старшая, опустив голову, что-то бормотала про себя. Молилась, наверное…
— …Ты ведешь себя глупо, — тихо сказала Этиль. — Мы узнали об этом лагере, и теперь хотя бы одна из нас должна добраться до Илльо и все рассказать. Перестань оскорблять этого юношу. Попробуй вызвать его на разговор. Уговори снять веревки.
— Почему не ты? — прошипела Даэйрет. — Я его ненавижу. Мы пустили его в замок, кормили, поили — и вот как он нас отблагодарил.
— Да. Он спас нам жизнь.
— Он такой же, как те. Видела бы ты, какими глазами он на меня смотрел.
— Вот и хорошо. Попытайся уговорить его уединиться с тобой.
— Ты что, с ума сошла?
— Нет. Я думаю о наших. Об Илльо.
Даэйрэт вздохнула.
— Но ты же красивее, — попробовала она последний довод.
— Ко мне он равнодушен. Попробуй в следующий раз поговорить с ним, вместо того, чтобы плевать ему в лицо.
— Хорошо.
Случай предоставился незадолго до сумерек. Солнце еще не начало как следует садиться, но Тунн-Азар уже бросила в ущелье свою тень. Девушки порядком продрогли, но ни одна не подавала голоса, боясь привлечь к себе внимание.
Гили подошел к ним сам, с двумя парнями немного постарше его. У обоих в руках были плащи — не горские, носимые на одном плече, а шерстяные, теплые, черные, подбитые белым заячьим мехом. Зимние плащи рыцарей Аст-Ах, снятые с мертвецов…
— Мы пришли пригласить вас поесть, — сказал Руско. — Сейчас мы развяжем вам ноги и отвяжем друг от друга. Потом, у огня, опять свяжем ноги и развяжем руки, чтобы вы могли поесть сами. Извините нас.
Он начал развязывать ноги Даэйрет, а второй парень — ноги Этиль. Третий развязывал веревку, стянувшую девушек вместе. Потом, когда они с помощью горцев встали, он набросил каждой на плечи плащ.
Обеих пришлось поддерживать по дороге к трапезному котлу — девушки с трудом передвигали затекшие от ходьбы ноги. Молодой стрелок, посадив у огня, связал их более милосердно, чем прежде: затянув по веревочному кольцу на каждой ноге, поверх сапожка, чтобы девушки могли переступать, хоть и не широко. Руки им развязали. Кровообращение восстанавливалось постепенно — Этиль молча разминала руки сама, а Даэйрет протянула к Гили затекшие передавленные запястья:
— Посмотри, что вы наделали!
— Прощения прошу, — смутился Руско.
— Помоги мне растереть их.
Гили закатил ее рукав и принялся осторожно мять покрытое пролежнями от веревок предплечье. Кто-то в кругу у котла фыркнул, Руско покраснел.
— Меня зовут Даэйрет, — сказала девушка. — Ты… прости меня за сегодняшнее.
Последние слова дались ей с видимой натугой, но Гили так и просиял.
— Ложку, госпожа, — один из горцев протянул Этиль свежую, только что из-под ножа, ясеневую ложку. Вторая такая же досталась Даэйрет. Девушки сдержанно поблагодарили.
За едой Этиль тихонько толкнула Даэйрет ногой и показала ей, что ступню из сапожка можно попытаться высунуть. У нее самой были слишком большие ноги, чтобы пройти через стянутое веревкой голенище, но у Даэйрет могло получиться.
Она попробовала и поняла, что получится, если будет чуть-чуть побольше времени.
— Ты еще не назвал своего имени, — сказала она рыжему. — Неудобно. Ты вроде как спас мою жизнь и честь…
— Гилиад, — проговорил паренек. — Вообще-то, ты его слышала, госпожа.
— Не могу же я запомнить имени каждого бродяги, — девушка пожала плечами. — А из какого ты рода?
— Из рода Беора, — засмеялся один из горцев. — Он теперь Младшенький. Высоко залетел наш Руско.
Даэйрет так и не поняла, насмешка это или одобрение. Гили, похоже, и сам не понял.
— Все называют меня Руско, — объяснил он. — Это из-за волос. Руско по-эльфийски — лис.
— А на нашем языке — Алайо.
— Тоже красиво.
— Можно я буду тебя так называть?
— Ого! — вставил, на миг оторвавшись от похлебки, другой горец. — Младшенький, да ты чародей. Научи меня привораживать девчат.
— Это несложно, сударь, — подала голос Этиль. — Нужно всего лишь выйти втроем против дюжины насильников.
— А, понял. Так и сделаю другой раз, — горец показал кривые зубы и снова полез ложкой в котел.
— Не надобно меня так называть, — сказал Гили. — Alaio на эльфийском языке значит «здравствуй».
— Смотри-ка, — улыбнулась Даэйрет. — Ну ладно. Послушай, Руско, что вы с нами сделаете?
— Не знаю, — честно признался Гили. — Как решит князь.
— Берен? А разве он не здесь? Я думала, что увижу его.
— Увидишь, госпожа.
— А где он сейчас?
— О том мне говорить нельзя, госпожа. Простите великодушно.
Этиль улыбнулась. Мальчик еще раньше показал, что прекрасно умеет не говорить лишнего.
— Ладно, — Даэйрет помолчала. — Руско, что бы вы с нами ни сделали — можно нас больше так не связывать? Возьми с нас клятву или запри где-нибудь. У меня так болели руки…
— Я подумаю, — пообещал Гили. — Клятвы с вас я не возьму, потому что знаю — вам придется ее нарушить. Вы ведь хотите предупредить своих. И запереть мне вас негде, но, может быть, Нари сумеет вас связать как-то полегче.
— И на том спасибо, — вздохнула Даэйрет.
— Как-нибудь попозже, когда… когда отпадет нужда — вас вовсе развяжут, — продолжал Гили. — Но сейчас — я не могу.
— Благородные девицы уже поели? — спросил, подходя, старший горец.
— Можно нам еще посидеть у огня? — голос Этиль был почти жалобным. — Мы так замерзли…
— Я не о том, барышни. Я насчет ложку попросить.
— Не боишься? — глаза Этиль блеснули из-под ресниц. — Заразиться от черных слуг Моргота порчей…
— Не, — покачал головой горец. — Я пять лет на руднике для орков медную руду ломал. Кровью плююсь. Мне никакая порча не страшна.
— Тогда возьми, — Этиль протянула свою ложку.
Новые и новые люди подходили к костру, ели и уходили, пока не опустел котел — только двое парней, что были с Руско, сидели рядом с пленницами. Даэйрет поняла, что это их стража. Потом женщины унесли котел мыть, и снова принесли полным воды, и оживили угасающий огонь. Этиль и Даэйрет оставались возле костра, пока ушедший было Руско не вернулся.
— Идем, — сказал он.
Девушки встали и пошли за ним. Руско привел их к маленькой пещере, вход в которую был загорожен поваленным деревом.
— Вот, — сказал он. — Мы можем оставить вас здесь под стражей.
— Хотя бы по нашей надобности вы отпустите нас ненадолго? — тихо спросила Этиль.
Руско качнул головой.
— Только под охраной. Здесь есть женщины, я попрошу их…
В это мгновение поднялся шум. Даэйрет и Этиль, мгновенно забыв о своей надобности, вытянули головы, стараясь разглядеть в сутолоке хоть что-нибудь.
— Это Берен вернулся! — тихо и радостно воскликнул Гили — и, оставив девушек под стражей, помчался навстречу.
Этиль сжала зубы. Последние недели она считала Берена ничтожеством; мертвецом при жизни, нелепейшим образом превратившимся в настоящего мертвеца. Но теперь она знала правду и с ужасом ждала, кого же увидит сейчас. Она понимала, что это будет не тот Берен, которого представил им Гортхауэр в трапезной Аст-Алхор. Это будет не тот Берен, который мрачно спивался, глядя вечерами в пламя очага. Это будет Берен, которого она доселе знала лишь по рассказам и слухам; тот, кто четыре года в одиночку наводил ужас на весь Дортонион. Берен, злой, хитрый и беспощадный, как здешние поджарые медведи.
Он приближался. Этиль угадывала его перемещения по тому, как расступались перед ним люди и какой радостный гомон поднимался вокруг. Увидев его, она вся внутренне сжалась. И без того высокий, в доспехе он казался просто громадным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142