Раджал припал к деревянному кормовому заграждению и закрыл лицо руками.
— Ну, не могло же мне это привидеться! Не чокнутый же я!
— Осторожно, свалишься за борт! Объясни же толком, о чем ты?
Раджал в отчаянии схватил себя за волосы — так, словно готов был вырвать их с корнем.
— Я слишком долго еще просидел с капитаном после того, как ты ушел. Наверное, перебрал рома.
— Это уж точно. Но Радж, ты так много пьешь теперь. Это не похоже на тебя.
Джем помнил, каким был Раджал тогда, когда они вместе скитались по суше. В ту пору Джем частенько вел себя по-дурацки, а Раджал всегда проявлял сдержанность и осмотрительность. Но теперь это время казалось таким далеким. С тех пор как пропала его любимая сестренка Мила, Раджал очень переменился. Джем тревожился за друга, волновался и за кристалл, который теперь носил на груди Раджал. Ему хотелось утешить товарища, но что сказать и как — этого он не знал.
А Раджал еле слышно бормотал:
— Старик в конце концов надрался, как свинья, ударился башкой о стол. Обезьяна принялась верещать и прыгать вокруг меня, я ее оттолкнул... потом кое-как выбрался на палубу и уснул... вот так, перегнувшись через борт.
— Ну, уж это ты зря!
— Но вот тогда-то я это и увидел, понимаешь? — обернувшись, прошептал Раджал.
— Во сне? — спросил Джем и тут же вспомнил о привидевшемся ему пожаре, и к нему возвратился собственный сон. На краткий миг мелькнуло видение — фигура человека, объятого пламенем и дико кричащего... высокий, величественный столп огня.
Джем помотал головой — видение исчезло. — Но Радж, о чем ты толкуешь, объясни же?
— Это был не сон... то есть я очнулся. Ты сам наклонись пониже — и сможешь заглянуть в иллюминатор...
— Каюты капитана?
— Лорда Эмпстфа. Там был свет...
— Лампа?
— Светящийся столбик. Вертящийся горящий столбик, жутко яркий...
— Радж, это тебе приснилось.
Радж снова вцепился в собственные волосы. При свете луны лицо его было мертвенно-серым.
— Да что ты все твердишь: «приснилось, приснилось!» Мало мы с тобой колдовства навидались, что ли?
Джем пожал плечами.
— Ну, навидались — тогда, когда были рядом с кристаллами.
Раджал ткнул себя в грудь, указал на грудь Джема.
— Ближе не бывает.
— Но до следующего пока далеко.
— Но мы ведь к нему подбираемся, верно?
— До него пока далеко, повторяю, Радж. Тебе это приснилось.
Раджал шумно вдохнул. Странное разочарование отразилось на его лице. Он в отчаянии рванул на себе волосы. Джем болезненно скривился. В ночной тиши мирный плеск моря казался издевательским смехом. Туман сгущался. «Так скоро?» — подумал Джем.
И тут он почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Он ойкнул, но, обернувшись, увидел, что это всего-навсего обезьянка Буби. Попрыгав вокруг Джема и Раджала, она вдруг села смирно, с самым невинным видом. Джем поежился. Капитан Порло казался славным малым, но в его обезьяне было что-то такое, что пугало Джема. Как-то раз Буби схватила гармошку капитана и, нажимая на клапаны без разбора, извлекла из инструмента какую-то дикую мелодию. Капитану эта музыка пришлась по сердцу, он рассмеялся, а Джему тогда стало здорово не по себе от непонятного страха.
Раджал взял Джема за руку, и он снова вздрогнул.
— Мне ничего не приснилось, — прошептал Раджал. — Джем, тебе не кажется, что с ним что-то не...
— С лордом Эмпстером?
— Да! Что-то с ним не так...
Джем вздохнул.
— У меня всегда было такое подозрение, Радж, — с самого первого дня, как только я переступил порог его дома, как велел мне Арлекин. А знаешь, я ведь какое-то время думал, что он и есть Арлекин...
— Эмпстер?
— Ну да! Арлекин, только в ином обличье...
— Нет, он кто-то другой. Но кто? Джем, что он тебе сказал про новое испытание?
— На этот раз? Сказал только, что мы высадимся на побережье Куатани. Мы знаем, что у него есть бумаги, дипломатические бумаги...
— Поддельные?
— Но почему? Он ведь очень важная персона.
— Да ладно тебе! Важная персона! Разве его теперь не разыскивают агондонские ищейки?
Джем хмыкнул:
— На побережье Куатани?
— Почему бы и нет? Что тебе известно наверняка?
— То же, что и тебе! Только то, что мы направляемся в Куатани и что где-то там, при дворе калифа, есть... ну, наверное, там есть какая-то разгадка.
— При дворе, говоришь? — задумался Раджал. — А этот калиф — он не тот ли самый, у которого яма с кобрами?
Джем не смог удержаться от улыбки и рукой изобразил движения змеи.
— Ш-ш-ш!
Раджал проворно схватил Джема за запястье.
— Джем! Смотри! Там опять! То же самое!
Джем перегнулся через ограждение. Корпус корабля был окутан густым туманом, но из окна каюты лорда Эмпстера лился яркий свет. Там горел ослепительный вращающийся столбик пламени — в точности так, как рассказывал Раджал.
— Но что же это может быть такое?
— Что-то темное и злобное, не сомневаюсь!
— Радж, подержи меня за ноги.
— Что?
Они переговаривались взволнованным шепотом.
— Это не лампа, не огонь... не обычный огонь.
— А я тебе что говорил?
— Да-да, и теперь я хочу рассмотреть получше, что это такое. Если я свешусь за борт пониже, я смогу заглянуть в окно.
Раджал испугался.
— Он тебя заметит!
— И что с того? Он — мой опекун!
— Хорош опекун! Заперся в каюте и носа оттуда не высовывает! Почему бы тебе тогда просто не пойти и не постучаться к нему?
— Тогда он спрячет эту штуку... то, от чего исходит это свечение. — Почему Джем решил, что все будет именно так, он и сам не знал, но почему-то не сомневался, что в этом свечении скрыта какая-то тайна, страшная и опасная тайна. — Ну, давай хватай меня за ноги.
Раджал скорчил недовольную гримасу. От его опьянения уже почти следа не осталось. Они с Джемом словно бы неожиданно поменялись местами, и Радж стал самим собой — рассудительным, разумным, пытающимся удержать друга от необдуманного, рискованного поступка.
Как только Джем встал у ограждения и приготовился свеситься вниз, Буби начала визжать. Она свирепо размахивала хвостом и принялась хватать лапами поочередно то Джема, то Раджала.
— Ой, сбрось ты эту мерзавку за борт! — в сердцах крикнул Джем.
Они оба бросились к плешивой проказнице, но та успела отпрыгнуть в сторону и поспешила к вантам. Только потом, гораздо позже, Раджал догадался, что обезьянка пыталась, как могла, предотвратить несчастье. Теперь же он встал покрепче, ухватил Джема за лодыжки. Джем дернулся, но Раджал не отпускал его.
— Будь осторожен, Джем!
— Это ты будь осторожен!
Джем висел за бортом вниз головой. Он почти сразу пожалел о своем дерзком замысле. Одно то, что у него кровь прилила к голове, было ужасно, а тут еще рот наполнился желчью. Он с трудом сглотнул горькую слюну, ухватился за выступ оконной рамы, еще немного продвинулся вперед, к светящейся спирали. Как ярок был свет!
— Еще чуть-чуть.
— В эту сторону?
— Наоборот. А теперь немного вниз, совсем капельку.
Наконец голова Джема опустилась ниже верхнего края окна. Таинственный свет ударил ему в глаза. Он зажмурился.
Вот тут-то и начались неприятности. Кожаный мешочек с кристаллом потянуло вниз, он оказался на уровне подбородка Джема. Только пуговица на вороте помешала цепочке сорваться с шеи Джема. Он инстинктивно сжал пальцами ткань рубахи.
И тут он все увидел.
Джем дико закричал.
В это же самое время, далеко, посреди песчаных барханов пустыни, вот-вот должна произойти еще одна странная сцена. Под ясным, усыпанным множеством звезд, небом, вокруг походных костров расположились странники в длинных белых одеяниях. Людей было много, и их лагерь широко раскинулся посреди песков. На заре они должны были оседлать верблюдов и снова тронуться в путь, и потому теперь многие крепко спали, но некоторые все еще сидели у костров, курили, перебрасывались шутками, предавались играм. Все караванщики были мужчинами — крепкими, выносливыми, свирепого вида, с глазами, взгляд которых остротой был подобен клинку.
Окажись рядом с ними случайный наблюдатель — он бы сразу догадался, что это не простые караванщики. То были не купцы, не паломники, они не были одеты в форму унангского войска. Но вот если бы наблюдатель сам оказался унангом, он бы, без сомнения, сразу понял, кто это такие. В некотором роде это все же было именно войско. Сердце этого наблюдателя наполнилось бы страхом, и ему бы оставалось только надеяться на то, что эти люди, уэбины, направляются не туда, откуда он пришел, и уж тем более не туда, куда он теперь держал путь.
Засидевшиеся у костров караванщики заводят песню. Странно слышать ее здесь, посреди суровых песков, — странно, ибо если не мелодия, то слова этой песни излишне невинны. Эта песня показывает, как важны те события, что должны вскоре произойти.
ЗАПЕВ:
Время может тянуться и быстро бежать,
Каждый радость супружества должен познать.
Ты с избранницы глаз ни за что не спускай.
Завоюй, подкупи и в огне искупай!
ПРИПЕВ:
А женился — гори, пламеней, полыхай,
За поленом полено в костер, не зевай!
Все печали подряд,
Все невзгоды подряд
На любовном огне
Словно щепки, сгорят!
Но теперь мы отведем взгляд от отдыхающих караванщиков и переведем его на того, кто сейчас не с ними. Этот человек не спит, он обходит лагерь стороной и, крадучись, уходит за страшные, мрачные, безлюдные барханы. Вскоре он скрывается с глаз, и до него доносятся только еле слышные отголоски песни:
Жены дорого стоят, увы, спору нет!
А прелестницу купишь за пару монет.
И с прелестницей сможешь на ложе возлечь,
И ее сможешь ты пылкой страстью разжечь!
И тогда ты гори, пламеней, полыхай...
Человек улыбается — с трудом удерживается от смеха. О да, есть девушка, которую он в самом скором времени искупает в пламени любовной страсти! Он опускается на колени, воздевает руки к небесам. Еле слышны голоса из-за барханов, и вдруг перед странником возникает золотистое видение. Да, да, он знал, что не ошибается! Он почувствовал зов, как чувствуют боль.
— О, Золотой, правда ли это? Ты скоро будешь в этих краях?
— Уэбин, как ты мог сомневаться в моих обещаниях?
— Никогда! Но я надеюсь, все идет хорошо?
— Надейся! Но могу ли я надеться на то, что ты сыграешь свою роль, как подобает?
— Не меня ли зовут Рашид Амр Рукр? Я только надеюсь, мой повелитель, что я смею надеяться на тебя.
— Глупец! Разве тебе не известно мое имя?
— Я мог бы догадаться, мой повелитель. Думаю, я догадываюсь верно.
Рашид Амр Рукр набирается смелости и смотрит прямо в глаза золоченой фигуры. Другой на его месте благоговейно пал бы ниц. Но неземной собеседник шейха протягивает руку и помогает предводителю уэбинов подняться с песка. Теперь золотое сияние окутывает Рашида, и в сознание его проникает множество знаний и обещаний. Экстаз наполняет его, когда он думает о том, какая власть будет вскоре дарована ему.
А караванщики добрались до последнего, кульминационного куплета.
Мир пустыни Создателем проклят навек!
Здесь от зноя и жажды умрет человек!
Но не все нам печалиться и горевать,
Мы на свадьбе Рашида должны погулять!
Так женись же, Рашид,
Поскорей, поскорей!
Полыхай-пламеней
Ты с принцессой своей!
Вождю уэбинов в жены
Достанется Бела Дона!
И счастлив он будет с ней,
И мир запылает в огне!
— Джем, что там такое?
Но Джем, висевший за бортом, только в изумлении смотрел внутрь каюты своего опекуна, где чуть выше пола медленно вертелась светящаяся золотая фигура. Из глаз странного создания лился свет, его губы то смыкались, то размыкались, словно он беззвучно разговаривал с кем-то в дальней, немыслимой дали.
Если бы больше ничего не произошло, Раджал ни за что бы не отпустил Джема. Но то, что случилось потом, заставило его пошатнуться и разжать руки.
Ночное небо с жутким грохотом распахнулось.
Непроницаемую черноту рассекла молния — зеленая молния!
Теперь настала очередь Раджала вскрикнуть. Его швырнуло назад, на палубу. Из каюты внизу донесся нечеловеческий визг, за ним последовал другой — самый что ни на есть человеческий — и громкий всплеск.
— Джем!
Раджал поднялся на ноги, но тут же снова распластался на палубе и скрючился от жуткой боли.
В следующее мгновение все пришло в смятение.
Но впереди были еще более жуткие мгновения.
Сначала Раджал звал на помощь, потом, ухитрившись подняться, принялся отчаянно колотить в рынду. Вокруг его ног бешено сновала Буби. Прыщавый, разбуженный громом и молнией, торопливо спустился по мачте из своего «вороньего гнезда». Проснулись и забегали по палубе матросы.
Даже сам капитан Порло выбрался на квартердек. С трудом держась на ногах, он ревел:
— Человек за борт? Кто такой за борт?
— Вон он! — взволнованно вскричал Прыщавый. Он подпрыгивал на месте и указывал на море, пока капитан не влепил ему оплеуху. А потом кто-то — но не Раджал — прыгнул в воду. Раджал, морщась от боли в ушибленной спине, только в отчаянии всматривался в туман, едва рассеиваемый бешено раскачивающимся фонарем. Повсюду звучали хриплые голоса, матросы перебрасывали через борт канаты.
Капитан схватил Раджала за руку, грубо рванул к себе.
— Что за шутка вы тут придумывай, молодой люди, а?
— Капитан, мы не хотели...
— Не хотеть, они не хотеть...
Капитан, судя по всему, жутко разгневанный тем, что его так резко разбудили, только свирепо отшвырнул от себя Раджала. Нужно было что-то предпринимать. Начался ливень, мгла рассеялась, занялась заря. Буби проворно вспрыгнула на плечи хозяина, и тот принялся зычным голосом выкрикивать команды:
— Якорь поднять! Ставить паруса! Грязный свиньи, вы что, не чуять, что ветер подниматься?!
С этими словами капитан ухромал прочь, и когда человека наконец подняли на палубу, один лишь Раджал встретил его появление радостным криком. Лицо у человека посинело, но он еще дышал.
Но что-то было не так.
— Это... не Джем, — хрипло прошептал Раджал.
Промокшие до нитки матросы побрели прочь. Раджал бросился за ними.
— Это не Джем!!!
Кто-то унес фонарь. В темноте матросы ничего не видели и решили, что Раджал бредит. А он в отчаянии бросился к борту и стал всматриваться в разбушевавшиеся волны.
Куда же девался Джем? Где он мог быть?
Совершенно потерянный, Раджал обернулся и устремил беспомощный взгляд на человека, лежавшего на палубе. Тот был одет так, как одеваются зензанские крестьяне. Длинные, темные, цвета воронова крыла, волосы, словно водоросли, разметались по палубе. Тонкие черты лица...
Человек открыл глаза и изумленно воззрился на Раджала.
— Г-г-где я? — еле шевеля посиневшими губами, изумленно спросила Ката.
Глава 7
ДЕВЧОНКА-СОРВАНЕЦ И МАЛЬЧИШКА-ПАСТУХ
Побережье Дорва щерилось острыми высокими утесами, они отделяли море от суши подобно неприступной зубчатой каменной стене. Дорога шла в опасной близости от обрыва, то поднимаясь ввысь, то падая в ущелья, то извиваясь по уступам ослепительно белых меловых откосов. Даже теперь, ранним утром, солнце палило немилосердно.
По дороге стремительно мчался всадник. Позади него клубилась белесая пыль. Его верблюд то и дело кричал от страха, но грубые руки всадника резко натягивали поводья, и он не давал верблюду смотреть вниз, где разверзались глубокие пропасти. Под капюшоном черного плаща сверкали немигающие стальные глаза — глаза сосеникского гонца. Он, один из лучших погонщиков верблюдов с Сосеникского Нагорья, был одет в просторные одежды, но не в белые, как одеваются большинство странствующих по пустыне, а в черные. Рукава и капюшон на лбу были схвачены блестящими золотыми лентами с гербом Каледа. Простолюдины в страхе трепетали, завидев такого всадника, ибо знали, что он везет важный указ султана.
Гонец объехал скалу, остановил верблюда и обозрел окрестности пристальным взором. Лишь одна деревня с небогатым караван-сараем отделяла его от последнего отрезка пути длиной около лиги. Эта дорога была не самой трудной. Ближе к берегу залива скалы постепенно понижались и в конце концов сходили на нет, как бы падая ниц перед сверкающими водами моря. На дальней излуке залива сверкали и переливались под лучами солнца мрамор, стекло и золото, в глубокой синей воде отражались многоцветные паруса.
Там стоял город Куатани, справедливо называемый Жемчужиной Побережья. Здесь, в главном морском порту Нижнего Унанга, в многолюдном городе-государстве, располагалась резиденция калифа Куатани, брата султана, величайшего из принцев, которому приходилось изнывать под игом имперского правления.
Всадник прижал руку к сердцу. Это был суеверный жест, символ удачи, которым осеняли себя соплеменники гонца в мгновения, когда их цель была близка. Скоро гонец должен был вновь пришпорить своего уставшего верблюда, но сначала он обязан был совершить некий священный ритуал. Он на глаз определил угол падения солнечных лучей. На самом деле он мог бы этого и не делать, потому что время чувствовал инстинктивно.
Зелень. Это время называли часом Зелени.
Всадник спешился и махнул рукой перед глазами верблюда, тем самым дав тому знак стоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
— Ну, не могло же мне это привидеться! Не чокнутый же я!
— Осторожно, свалишься за борт! Объясни же толком, о чем ты?
Раджал в отчаянии схватил себя за волосы — так, словно готов был вырвать их с корнем.
— Я слишком долго еще просидел с капитаном после того, как ты ушел. Наверное, перебрал рома.
— Это уж точно. Но Радж, ты так много пьешь теперь. Это не похоже на тебя.
Джем помнил, каким был Раджал тогда, когда они вместе скитались по суше. В ту пору Джем частенько вел себя по-дурацки, а Раджал всегда проявлял сдержанность и осмотрительность. Но теперь это время казалось таким далеким. С тех пор как пропала его любимая сестренка Мила, Раджал очень переменился. Джем тревожился за друга, волновался и за кристалл, который теперь носил на груди Раджал. Ему хотелось утешить товарища, но что сказать и как — этого он не знал.
А Раджал еле слышно бормотал:
— Старик в конце концов надрался, как свинья, ударился башкой о стол. Обезьяна принялась верещать и прыгать вокруг меня, я ее оттолкнул... потом кое-как выбрался на палубу и уснул... вот так, перегнувшись через борт.
— Ну, уж это ты зря!
— Но вот тогда-то я это и увидел, понимаешь? — обернувшись, прошептал Раджал.
— Во сне? — спросил Джем и тут же вспомнил о привидевшемся ему пожаре, и к нему возвратился собственный сон. На краткий миг мелькнуло видение — фигура человека, объятого пламенем и дико кричащего... высокий, величественный столп огня.
Джем помотал головой — видение исчезло. — Но Радж, о чем ты толкуешь, объясни же?
— Это был не сон... то есть я очнулся. Ты сам наклонись пониже — и сможешь заглянуть в иллюминатор...
— Каюты капитана?
— Лорда Эмпстфа. Там был свет...
— Лампа?
— Светящийся столбик. Вертящийся горящий столбик, жутко яркий...
— Радж, это тебе приснилось.
Радж снова вцепился в собственные волосы. При свете луны лицо его было мертвенно-серым.
— Да что ты все твердишь: «приснилось, приснилось!» Мало мы с тобой колдовства навидались, что ли?
Джем пожал плечами.
— Ну, навидались — тогда, когда были рядом с кристаллами.
Раджал ткнул себя в грудь, указал на грудь Джема.
— Ближе не бывает.
— Но до следующего пока далеко.
— Но мы ведь к нему подбираемся, верно?
— До него пока далеко, повторяю, Радж. Тебе это приснилось.
Раджал шумно вдохнул. Странное разочарование отразилось на его лице. Он в отчаянии рванул на себе волосы. Джем болезненно скривился. В ночной тиши мирный плеск моря казался издевательским смехом. Туман сгущался. «Так скоро?» — подумал Джем.
И тут он почувствовал, как что-то коснулось его ноги. Он ойкнул, но, обернувшись, увидел, что это всего-навсего обезьянка Буби. Попрыгав вокруг Джема и Раджала, она вдруг села смирно, с самым невинным видом. Джем поежился. Капитан Порло казался славным малым, но в его обезьяне было что-то такое, что пугало Джема. Как-то раз Буби схватила гармошку капитана и, нажимая на клапаны без разбора, извлекла из инструмента какую-то дикую мелодию. Капитану эта музыка пришлась по сердцу, он рассмеялся, а Джему тогда стало здорово не по себе от непонятного страха.
Раджал взял Джема за руку, и он снова вздрогнул.
— Мне ничего не приснилось, — прошептал Раджал. — Джем, тебе не кажется, что с ним что-то не...
— С лордом Эмпстером?
— Да! Что-то с ним не так...
Джем вздохнул.
— У меня всегда было такое подозрение, Радж, — с самого первого дня, как только я переступил порог его дома, как велел мне Арлекин. А знаешь, я ведь какое-то время думал, что он и есть Арлекин...
— Эмпстер?
— Ну да! Арлекин, только в ином обличье...
— Нет, он кто-то другой. Но кто? Джем, что он тебе сказал про новое испытание?
— На этот раз? Сказал только, что мы высадимся на побережье Куатани. Мы знаем, что у него есть бумаги, дипломатические бумаги...
— Поддельные?
— Но почему? Он ведь очень важная персона.
— Да ладно тебе! Важная персона! Разве его теперь не разыскивают агондонские ищейки?
Джем хмыкнул:
— На побережье Куатани?
— Почему бы и нет? Что тебе известно наверняка?
— То же, что и тебе! Только то, что мы направляемся в Куатани и что где-то там, при дворе калифа, есть... ну, наверное, там есть какая-то разгадка.
— При дворе, говоришь? — задумался Раджал. — А этот калиф — он не тот ли самый, у которого яма с кобрами?
Джем не смог удержаться от улыбки и рукой изобразил движения змеи.
— Ш-ш-ш!
Раджал проворно схватил Джема за запястье.
— Джем! Смотри! Там опять! То же самое!
Джем перегнулся через ограждение. Корпус корабля был окутан густым туманом, но из окна каюты лорда Эмпстера лился яркий свет. Там горел ослепительный вращающийся столбик пламени — в точности так, как рассказывал Раджал.
— Но что же это может быть такое?
— Что-то темное и злобное, не сомневаюсь!
— Радж, подержи меня за ноги.
— Что?
Они переговаривались взволнованным шепотом.
— Это не лампа, не огонь... не обычный огонь.
— А я тебе что говорил?
— Да-да, и теперь я хочу рассмотреть получше, что это такое. Если я свешусь за борт пониже, я смогу заглянуть в окно.
Раджал испугался.
— Он тебя заметит!
— И что с того? Он — мой опекун!
— Хорош опекун! Заперся в каюте и носа оттуда не высовывает! Почему бы тебе тогда просто не пойти и не постучаться к нему?
— Тогда он спрячет эту штуку... то, от чего исходит это свечение. — Почему Джем решил, что все будет именно так, он и сам не знал, но почему-то не сомневался, что в этом свечении скрыта какая-то тайна, страшная и опасная тайна. — Ну, давай хватай меня за ноги.
Раджал скорчил недовольную гримасу. От его опьянения уже почти следа не осталось. Они с Джемом словно бы неожиданно поменялись местами, и Радж стал самим собой — рассудительным, разумным, пытающимся удержать друга от необдуманного, рискованного поступка.
Как только Джем встал у ограждения и приготовился свеситься вниз, Буби начала визжать. Она свирепо размахивала хвостом и принялась хватать лапами поочередно то Джема, то Раджала.
— Ой, сбрось ты эту мерзавку за борт! — в сердцах крикнул Джем.
Они оба бросились к плешивой проказнице, но та успела отпрыгнуть в сторону и поспешила к вантам. Только потом, гораздо позже, Раджал догадался, что обезьянка пыталась, как могла, предотвратить несчастье. Теперь же он встал покрепче, ухватил Джема за лодыжки. Джем дернулся, но Раджал не отпускал его.
— Будь осторожен, Джем!
— Это ты будь осторожен!
Джем висел за бортом вниз головой. Он почти сразу пожалел о своем дерзком замысле. Одно то, что у него кровь прилила к голове, было ужасно, а тут еще рот наполнился желчью. Он с трудом сглотнул горькую слюну, ухватился за выступ оконной рамы, еще немного продвинулся вперед, к светящейся спирали. Как ярок был свет!
— Еще чуть-чуть.
— В эту сторону?
— Наоборот. А теперь немного вниз, совсем капельку.
Наконец голова Джема опустилась ниже верхнего края окна. Таинственный свет ударил ему в глаза. Он зажмурился.
Вот тут-то и начались неприятности. Кожаный мешочек с кристаллом потянуло вниз, он оказался на уровне подбородка Джема. Только пуговица на вороте помешала цепочке сорваться с шеи Джема. Он инстинктивно сжал пальцами ткань рубахи.
И тут он все увидел.
Джем дико закричал.
В это же самое время, далеко, посреди песчаных барханов пустыни, вот-вот должна произойти еще одна странная сцена. Под ясным, усыпанным множеством звезд, небом, вокруг походных костров расположились странники в длинных белых одеяниях. Людей было много, и их лагерь широко раскинулся посреди песков. На заре они должны были оседлать верблюдов и снова тронуться в путь, и потому теперь многие крепко спали, но некоторые все еще сидели у костров, курили, перебрасывались шутками, предавались играм. Все караванщики были мужчинами — крепкими, выносливыми, свирепого вида, с глазами, взгляд которых остротой был подобен клинку.
Окажись рядом с ними случайный наблюдатель — он бы сразу догадался, что это не простые караванщики. То были не купцы, не паломники, они не были одеты в форму унангского войска. Но вот если бы наблюдатель сам оказался унангом, он бы, без сомнения, сразу понял, кто это такие. В некотором роде это все же было именно войско. Сердце этого наблюдателя наполнилось бы страхом, и ему бы оставалось только надеяться на то, что эти люди, уэбины, направляются не туда, откуда он пришел, и уж тем более не туда, куда он теперь держал путь.
Засидевшиеся у костров караванщики заводят песню. Странно слышать ее здесь, посреди суровых песков, — странно, ибо если не мелодия, то слова этой песни излишне невинны. Эта песня показывает, как важны те события, что должны вскоре произойти.
ЗАПЕВ:
Время может тянуться и быстро бежать,
Каждый радость супружества должен познать.
Ты с избранницы глаз ни за что не спускай.
Завоюй, подкупи и в огне искупай!
ПРИПЕВ:
А женился — гори, пламеней, полыхай,
За поленом полено в костер, не зевай!
Все печали подряд,
Все невзгоды подряд
На любовном огне
Словно щепки, сгорят!
Но теперь мы отведем взгляд от отдыхающих караванщиков и переведем его на того, кто сейчас не с ними. Этот человек не спит, он обходит лагерь стороной и, крадучись, уходит за страшные, мрачные, безлюдные барханы. Вскоре он скрывается с глаз, и до него доносятся только еле слышные отголоски песни:
Жены дорого стоят, увы, спору нет!
А прелестницу купишь за пару монет.
И с прелестницей сможешь на ложе возлечь,
И ее сможешь ты пылкой страстью разжечь!
И тогда ты гори, пламеней, полыхай...
Человек улыбается — с трудом удерживается от смеха. О да, есть девушка, которую он в самом скором времени искупает в пламени любовной страсти! Он опускается на колени, воздевает руки к небесам. Еле слышны голоса из-за барханов, и вдруг перед странником возникает золотистое видение. Да, да, он знал, что не ошибается! Он почувствовал зов, как чувствуют боль.
— О, Золотой, правда ли это? Ты скоро будешь в этих краях?
— Уэбин, как ты мог сомневаться в моих обещаниях?
— Никогда! Но я надеюсь, все идет хорошо?
— Надейся! Но могу ли я надеться на то, что ты сыграешь свою роль, как подобает?
— Не меня ли зовут Рашид Амр Рукр? Я только надеюсь, мой повелитель, что я смею надеяться на тебя.
— Глупец! Разве тебе не известно мое имя?
— Я мог бы догадаться, мой повелитель. Думаю, я догадываюсь верно.
Рашид Амр Рукр набирается смелости и смотрит прямо в глаза золоченой фигуры. Другой на его месте благоговейно пал бы ниц. Но неземной собеседник шейха протягивает руку и помогает предводителю уэбинов подняться с песка. Теперь золотое сияние окутывает Рашида, и в сознание его проникает множество знаний и обещаний. Экстаз наполняет его, когда он думает о том, какая власть будет вскоре дарована ему.
А караванщики добрались до последнего, кульминационного куплета.
Мир пустыни Создателем проклят навек!
Здесь от зноя и жажды умрет человек!
Но не все нам печалиться и горевать,
Мы на свадьбе Рашида должны погулять!
Так женись же, Рашид,
Поскорей, поскорей!
Полыхай-пламеней
Ты с принцессой своей!
Вождю уэбинов в жены
Достанется Бела Дона!
И счастлив он будет с ней,
И мир запылает в огне!
— Джем, что там такое?
Но Джем, висевший за бортом, только в изумлении смотрел внутрь каюты своего опекуна, где чуть выше пола медленно вертелась светящаяся золотая фигура. Из глаз странного создания лился свет, его губы то смыкались, то размыкались, словно он беззвучно разговаривал с кем-то в дальней, немыслимой дали.
Если бы больше ничего не произошло, Раджал ни за что бы не отпустил Джема. Но то, что случилось потом, заставило его пошатнуться и разжать руки.
Ночное небо с жутким грохотом распахнулось.
Непроницаемую черноту рассекла молния — зеленая молния!
Теперь настала очередь Раджала вскрикнуть. Его швырнуло назад, на палубу. Из каюты внизу донесся нечеловеческий визг, за ним последовал другой — самый что ни на есть человеческий — и громкий всплеск.
— Джем!
Раджал поднялся на ноги, но тут же снова распластался на палубе и скрючился от жуткой боли.
В следующее мгновение все пришло в смятение.
Но впереди были еще более жуткие мгновения.
Сначала Раджал звал на помощь, потом, ухитрившись подняться, принялся отчаянно колотить в рынду. Вокруг его ног бешено сновала Буби. Прыщавый, разбуженный громом и молнией, торопливо спустился по мачте из своего «вороньего гнезда». Проснулись и забегали по палубе матросы.
Даже сам капитан Порло выбрался на квартердек. С трудом держась на ногах, он ревел:
— Человек за борт? Кто такой за борт?
— Вон он! — взволнованно вскричал Прыщавый. Он подпрыгивал на месте и указывал на море, пока капитан не влепил ему оплеуху. А потом кто-то — но не Раджал — прыгнул в воду. Раджал, морщась от боли в ушибленной спине, только в отчаянии всматривался в туман, едва рассеиваемый бешено раскачивающимся фонарем. Повсюду звучали хриплые голоса, матросы перебрасывали через борт канаты.
Капитан схватил Раджала за руку, грубо рванул к себе.
— Что за шутка вы тут придумывай, молодой люди, а?
— Капитан, мы не хотели...
— Не хотеть, они не хотеть...
Капитан, судя по всему, жутко разгневанный тем, что его так резко разбудили, только свирепо отшвырнул от себя Раджала. Нужно было что-то предпринимать. Начался ливень, мгла рассеялась, занялась заря. Буби проворно вспрыгнула на плечи хозяина, и тот принялся зычным голосом выкрикивать команды:
— Якорь поднять! Ставить паруса! Грязный свиньи, вы что, не чуять, что ветер подниматься?!
С этими словами капитан ухромал прочь, и когда человека наконец подняли на палубу, один лишь Раджал встретил его появление радостным криком. Лицо у человека посинело, но он еще дышал.
Но что-то было не так.
— Это... не Джем, — хрипло прошептал Раджал.
Промокшие до нитки матросы побрели прочь. Раджал бросился за ними.
— Это не Джем!!!
Кто-то унес фонарь. В темноте матросы ничего не видели и решили, что Раджал бредит. А он в отчаянии бросился к борту и стал всматриваться в разбушевавшиеся волны.
Куда же девался Джем? Где он мог быть?
Совершенно потерянный, Раджал обернулся и устремил беспомощный взгляд на человека, лежавшего на палубе. Тот был одет так, как одеваются зензанские крестьяне. Длинные, темные, цвета воронова крыла, волосы, словно водоросли, разметались по палубе. Тонкие черты лица...
Человек открыл глаза и изумленно воззрился на Раджала.
— Г-г-где я? — еле шевеля посиневшими губами, изумленно спросила Ката.
Глава 7
ДЕВЧОНКА-СОРВАНЕЦ И МАЛЬЧИШКА-ПАСТУХ
Побережье Дорва щерилось острыми высокими утесами, они отделяли море от суши подобно неприступной зубчатой каменной стене. Дорога шла в опасной близости от обрыва, то поднимаясь ввысь, то падая в ущелья, то извиваясь по уступам ослепительно белых меловых откосов. Даже теперь, ранним утром, солнце палило немилосердно.
По дороге стремительно мчался всадник. Позади него клубилась белесая пыль. Его верблюд то и дело кричал от страха, но грубые руки всадника резко натягивали поводья, и он не давал верблюду смотреть вниз, где разверзались глубокие пропасти. Под капюшоном черного плаща сверкали немигающие стальные глаза — глаза сосеникского гонца. Он, один из лучших погонщиков верблюдов с Сосеникского Нагорья, был одет в просторные одежды, но не в белые, как одеваются большинство странствующих по пустыне, а в черные. Рукава и капюшон на лбу были схвачены блестящими золотыми лентами с гербом Каледа. Простолюдины в страхе трепетали, завидев такого всадника, ибо знали, что он везет важный указ султана.
Гонец объехал скалу, остановил верблюда и обозрел окрестности пристальным взором. Лишь одна деревня с небогатым караван-сараем отделяла его от последнего отрезка пути длиной около лиги. Эта дорога была не самой трудной. Ближе к берегу залива скалы постепенно понижались и в конце концов сходили на нет, как бы падая ниц перед сверкающими водами моря. На дальней излуке залива сверкали и переливались под лучами солнца мрамор, стекло и золото, в глубокой синей воде отражались многоцветные паруса.
Там стоял город Куатани, справедливо называемый Жемчужиной Побережья. Здесь, в главном морском порту Нижнего Унанга, в многолюдном городе-государстве, располагалась резиденция калифа Куатани, брата султана, величайшего из принцев, которому приходилось изнывать под игом имперского правления.
Всадник прижал руку к сердцу. Это был суеверный жест, символ удачи, которым осеняли себя соплеменники гонца в мгновения, когда их цель была близка. Скоро гонец должен был вновь пришпорить своего уставшего верблюда, но сначала он обязан был совершить некий священный ритуал. Он на глаз определил угол падения солнечных лучей. На самом деле он мог бы этого и не делать, потому что время чувствовал инстинктивно.
Зелень. Это время называли часом Зелени.
Всадник спешился и махнул рукой перед глазами верблюда, тем самым дав тому знак стоять.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73