Сколько раз ему почти наступали на хвост, а он все выходил сухим из воды. Новые времена, собрали их вместе и отправили на работу по экспроприации денежных «излишков» у новых коммерсантов.
Этим вечером дела складывались удачно, а как еще все может складываться у таких добрых молодцов?! Кто осмелится встать у них на пути?! Уже заплатил и владелец кооперативного кафе Парус и частный предприниматель Лопушко — специалист по ремонту радиоаппаратуры, а вот торговец компьютерами Олег Кружалов сначала ныл: Денег нет, бизнес плохо идет, но как ему показали чемоданчик, сразу сник и все выложил.
Чемоданчик являлся личным изобретением Запала, его ноу-хау. Пусть другие пугают несговорчивых должников утюгами на живот и паяльниками в задницу, а он просто открывает свой добротный кейс, в котором лежит бомба с часовым механизмом и спокойно так рассуждает
— Дело то, конечно, хозяйское, но тогда что-нибудь обязательно взлетит на воздух — или твоя квартира, или твоя машина, или ты сам.
И не было случая, чтобы деньги не начинали сразу же перекочевывать из дрожащих пальцев в другой кейс. Как миленькие. А почему бы и не испугаться, бомба-то не муляж, не фуфел, да и Запал не фраер. Уж это дело-то он знает лучше некуда — несколько проводков подсоединить и полная готовность к боевым действиям.
А пока стрелки часов, у кого — золотых, а у кого и самых простеньких, медленно приближались к десяти вечера и до посещения ресторана Прага оставался еще час. А в Праве, как всегда по вторникам, была забита стрелка с братвой, дабы кое-что перетереть, пополнить общак и получить свой долян. Ну и слегка выпить, расслабиться. Обещали и девчонок правильных подогнать. Оказывается, даже в такой лихой профессии можно планировать. По крайней мере, пытаться заниматься этой ерундой.
А пока можно по городу покататься или в комок заглянуть, фирменного шмотья прикупить, но лучше использовать свободное время для пользы дела, а именно, заглянуть к Армену. Темнит этот хитрожопый хачик, черный сукин сын, как пить дать — темнит. Уже два дня назад обещал выдать пятьсот — сумма-то смехотворная, но порядок прежде всего. Издаешь свою газетку на нашей территории, изволь платить. А раньше-то отслюнявливал без задержек — скулил, конечно, на жизнь жаловался, ну да кто же спокойно с деньгами расстается? Тут клиента и приободрить надо: Еще заработаешь! или Бог делился и нам велел! И вдруг в редакции перестал отвечать телефон, днем заскочили — на стук не открывают, окна забиты фанерой. Неужели скурвился?! Нет, такие фокусы не хиляют. Заедем сейчас. Дверь хлипкая, да и Отмычка рядом. Заберем компьютер, телефон. А, если уже съехал гад, так посетим его дома. Все равно заплатит, и должок, и проценты, и за работу — на пятеру нагрузим.
Отмычка не оплошал: пару раз провернул в замке проволочкой, поднажал плечом — вот и все дела. Тьма кромешная. Похоже, никого нет. Визитеры, на ощупь, один за другим, вошли в приемную и попытались отыскать выключатель. На какой он стене прилеплен? Каратыш уже хотел воспользоваться зажигалкой, как электрический свет вспыхнул безо всякой их помощи.
В помещении, как ни странно, уже находилось трое мужчин — два здоровяка без движения стояли вдоль стен, а один — бледноватый и хищный худощавый тип сидел, развалившись, на месте секретарши. Задрав ноги на стол. Они словно ждали гостей, но визиту не обрадовались:
— Чем обязаны?
(— странный голос у этого типа — ни агрессивности, ни обеспокоенности…):
— Мы ищем Армена.
— В столь поздний час, с помощью отмычки?
— А что делаете здесь —вы?
— Нехорошо так, вопросом на вопрос, но уважу: мы — гости.
— А нам он должен денег.
— Много ли?
— Сущие копейки — пятьсот рублей.
— А за.что?
— За охрану. За то, что на нашей территории свою газетку выпускает. За то, что жив. А вам какое дело?
После этих слов пришла пора небольшой пальцовки. Эти устрашающие манипуляции отлично удавались Запалу и никого не оставляли «равнодушными». Подивился и Нику, и спросил у Раду:
— Чего он тут кривляется?
— Это модно у новых русских… хулиганов.
Нику скривился, видимо, изображая улыбку:
— Так может загнуть их в обратную сторону, а заодно и козью морду сделать? И вообще, разве вы, балбесы, по-русски читать не умеете? — театральным жестом он показал на плакат, требующий от дебоширов и бездельников уматываться вон из коллектива.
Бандюганы стали ошарашенно переглядываться:
(— я не ослышался?)
(— да за такие речи…)
(— они чего, козлы, совсем страх потеряли?!)
Запал медленно закипал. Еще немножко огня и по стенке их глупые мозги размажет. Еще немного! И, казалось, Раду понял его взведенное состояние и сознательно продолжал провоцировать, добавляя куда больше, чем немного:
— Можете снимать свою охрану. Теперь охраняем мы.
Да, это уже вызов, за это без лишнего базара лоб зеленкой мажут. Каратыш и Отмычка замерли, ожидая сигнала к атаке, но Запал медлил, словно не он это, а жалкий трус, а ведь их трое на двое. Именно так, ведь худого одним ударом переломить можно. Но Запал медлил, ибо не нравились ему эти пидоры, руку на отсечение, особенно два бугая. Даже у его быков менее неприятные и злобные физиономии. Кстати, Худого тоже не стоит сбрасывать со счетов — злые, и пронзительные глаза смотрели в упор, не мигая. Буравили. А уж Запал знал силу своего взгляда — на многих коммерсантов достаточно глянуть и лапки к верху. Но здесь явно не барыги или коммерсанты, а у Худого такой самоуверенный вид, словно сейчас вытащит автомат из-за складок плаща и всех положит. Да кто же они такие? Черт дернул сюда зайти! Но и ретироваться нельзя, на карту поставлена их пацанская честь.
Шестым чувством Запал понял, что выяснение силы мускулов следует отложить. Не такой уж боец этот Отмычка, да и плечо побаливает, да и не то настроение, чтобы кулаками махать. Имейся у Запала еще и седьмое чувство, оно посоветовало бы не вытаскивать пушку с глушителем, а вежливо сказать до свиданья и быстро слинять. Но обладай он и седьмым чувством, так обошел бы стороной это гиблое место.
Между тем, Худой, удовлетворенно отметив замешательство, принялся разглядывать бандюков по очереди, каждому персонально улыбаясь. От этой кровожадной улыбки у Отмычке заледенела кровь в жилах, у Каратыша бешено запульсировали виски, а Запала пробила дрожь. Но только на мгновение. Надо действовать, и Запал свирепо, хотя и не очень уверенно, процедил сквозь зубы:
— Короче, так — мне этот гнилой базар совершенно не нравится. Поэтому предупреждаю.
Следом он, как заправский ковбой, выдернул пушку из-за пояса и метко выстрелил в коленку рыжего бугая — Нику, стоявшего слева в позе разгульной проститутки. Прямо в чашечку. После этого выстрела бугай должен был упасть, завопить благим матом, а его нахальные дружки броситься к нему, подхватить под руки и попытаться убежать. Запал еще не знал, позволить ли им убежать или затребовать бабки. Скорее всего, затребовать — вещица знатная висит на шее у худого, здоровенный бульник, уж не рубин ли?
Впрочем, эффекта от выстрела не последовало. Ни от звука, ибо пистолет с глушителем, ни от результата, ибо рыжий так и остался стоять, не пошелохнувшись, будто шариком от пинг-понга в грузовик кинули.
И это был очевидный эффект, ибо Запал изрядно подивился:
(— вот это шуточки…)
А потом последовал еще один эффект, очень даже неожиданный:
Бугай хрипло засмеялся и слегка отодвинулся от стенки, перестав ее подпирать. Ответом на это движение еле слышно прозвучал новый выстрел, на этот раз прицельно в живот:
(— вдруг у него бронированные наколенники? а на теле одна рубашка, грудь волосатая виднеется, и вообще, хватит церемониться!)
Смех стал громче, словно в желудке бугая включили дополнительный усилитель. Очень нехороший смех, очень нехороший. Отражаясь от стен, он безумно давил на перепонки. Ну не может один человек издавать такую отвратительную какофонию, для этого требуется по крайней мере дьявольский оркестр! Воздух вокруг неожиданно сгустился, стал липким и тяжелым и раскаленной сетью повис на плечах, мешая двигаться, запер дыхание. И, словно начали мять пенопласт или скрести ножом по пустой тарелки, холодок зародился в области копчика и начал рассеиваться по позвоночнику Запала. Очень нехороший холодок. И, совершенно невзначай, пронеслось в голове:
(— что-то здесь нечисто)
Перестав смеяться, и сделав слегка огорченное лицо:
(— мы же предлагали по-хорошему, а вы…)
Нику оскалился, и медленно, вперевалочку пошел на Запала. Наперерез бросился верный Каратыш — и вес больше центнера и специализация соответствующая — костолом. Однако, не все так просто. Одно ленивое движение руки и удивленный Каратыш, словно воланчик, перелетел через комнату и грохнулся на стол секретарши прямо под нос Худого. Хорошая у нас мебель, крепкая, даже такие значительные перегрузки выдерживает — стол прогнулся, заскрипел, но выдержал.
Каратыш грохнулся под нос Худого? Нет, это слишком образно — грохнулся прямо под его пальцы и зубы, ибо в следующие мгновения произошло вот что:
Сначала Худой театрально поднял вверх руки и, как пианист, берущий десятипальцевый аккорд, резко и размашисто опустил их на мощные мускулистые плечи. А Каратыш, надо сказать, слыл в бригаде изрядным пижоном — никаких тебе кроссовок и спортивных костюмов. Лакированные ботинки, аккуратно выглаженные брюки — чтобы аж стрелочка хрустела, белая накрахмаленная рубашка. Так вот, в местах соприкосновения с пальцами Худого, мгновенно начали расползаться красновато-коричневые круги. Казалось, его пальцы сделаны из стали, так легко они погружались в могучие плечи, разрывая мышцы, как марлю. Каратыш только тихо охал. А потом Худой впился зубами прямо в сонную артерию и начал пить ярко алую кровь.
(— да они ведь людоеды, и Армена съели, и нас не пощадят…)
Это зрелище так поразило Запала, что он даже не заметил, как Нику подошел впритык, уперся животом в дуло и нагло сообщил:
— Теперь ты можешь выстрелить еще один раз, а потом я расплющу твою бестолковую башку. Как блин.
В живот Запал уже стрелял, стрелял и в коленку. Поэтому на этот раз решил бить наверняка — прямо в сердце. Но эффекта опять не последовало. Потом еще раз. А потом Нику надоело, что его дырявят — он и так позволил на один выстрел больше. Запал даже не заметил, как оказался на полу, зато хорошо почувствовал, как коленка с невиданной силой сдавила его грудную клетку и она захрустела, как корж в пальцах. И тогда бугай схватил руками его голову, сжал между ладоней, словно в тисках.
(— а ведь действительно расплющит)
Ладони напряглись и глаза Запала широко раскрылись от неимоверной боли. Послышался тихий треск и по его лбу от макушки до переносицы потянулась тонкая кровавая нить. Капли крови начали скапливаться на кончике покатого славянского носа и капать на побелевшую щеку и далее за воротник. Нику, словно пес, слизнул одну струйку, а затем еще сильнее стиснул ладони. Часть черепа неудачливого рэкетира провалилась вовнутрь, нить превратилась в трещину. Еще мгновение, и голова стала кашей из раздробленных костей, мозгов и крови.
В ужасе наблюдая столь дикое зрелище, Отмычка лихорадочно соображал, что ему делать. Отличный водитель, неплохо вскрывающий замки квартир и сейфов, он мог при случае помахать кулаками перед лотошниками или «королями» бензозаправок. Но здесь не было лотошников, здесь происходило совершенно другое, совершенно беспредельное. Туго соображал Отмычка, очень туго, поэтому даже не понял, как ноги сами понесли к выходу, руки открыли дверь в редакцию — точнее, из нее, а тело влетело в старенький Мерс и плюхнулось на некогда кожаное сидение:
(— ну, родимый, брось свои штучки, заводись с первого раза и выручай!)
Словно почувствовав, какая опасность угрожает его владельцу, двигатель не стал чудить и завелся с первого оборота. Поехали!
Второй бугай — Джике, во время переделки равнодушно стоявший у стены, как мексиканский истукан, наконец ожил и неторопливо отправился следом за беглецом. Мерс только мигнул ему задними фарами, словно показав средний палец:
(— а вот и не поймаешь! а вот и не догонишь!),
но Джике не растерялся и через мгновение уже летел следом. Жаль, что в это позднее время по улице двигалось немного прохожих, а еще меньше из них смотрело на небо:
(— чего смотреть, опять дождь, что за несносная скверная погода!),
а в компанию тех, кто не поленился оторвать глаз от мокрого серого асфальта и перестать смотреть под ноги, уж наверняка не затесался даже самый завалящий орнитолог. То-то он подивился бы странной черной птице, плохо подпадающей под любые известные классификации. Птица упорно следовала за старенькой иномаркой, не отставая, но и не приближаясь. Она пасла его! В натуре, пасла!
Первые минут пять Отмычка гнал тачку, не обращая ни малейшего внимания на светофоры и смело пересекая сплошные линии. Чуть не задавил зазевавшегося дедка и чуть не врезался в рейсовый автобус, но это мелочи, когда такие дела! А потом, криво оглядевшись по сторонам (ну кто бы на его месте мог додуматься посмотреть вверх?!) и убедившись, что хвоста нет, лихач замедлил ход и остановился у обочины. Следовало приступать к самому нелюбимому занятию, следовало кумекать:
(— да, Отмычка, если когда и надо думать, так это сейчас, хотя что тут думать! — плохи твои дела, просто хреновы, бросил корешей в беде, бросил, как последняя мразь, как сука. если выживут Запал и Каратыш, ноги с корнем оторвут — это образно, на самом деле даже подумать страшно, что сделают, вот если не выживут, еще можно что-нибудь наплести братве, например, будто высадил их около редакции — собирались с Арменом по-свойски потолковать, а сам отъехал по делам, по каким делам? конечно, по общим — ненавязчиво предложить услуги одному удачливому челноку, возящему из Польши барахло, договорились с пацанами встретиться в Праге в 23.00. и куда они запропастились?! но если выживут…)
Как часто мы старательно обдумываем уже давно решенное за нас! Какие мы наивные!
Мерседес плавно тронулся с места, словно тоже пребывал в задумчивости, словно его хозяин. И конечно, ни машина, ни водитель не заметили, как с высокого тополя, качающегося под порывами ветра, отделилась крупная тень и плавно устремилась вслед ними.
На пустынной набережной Отмычка слегка надавил на газ и послушная машина начала ускоряться, как вдруг, словно маленький метеорит, прямо на лобовое стекло отвесно упал основательный булыжник.
(наверно, именно такой использовал пролетариат в качестве оружия)
Стекло рассыпалось и небольшой осколок попал прямо в глаз беглому пацану. Он успел только матюгнуться и машинально заморгал, как весь обзор не пострадавшего глаза заслонила огромной величины птица, то ли черного, то ли серого цвета. Именно она мгновение назад разжала мощные когти, в которых несла камень, а теперь сидела на бампере, прямо перед лицом ошеломленного Отмычки, сидела, вопросительно скосив голову:
(— ну и как, далеко ты уехал?)
С ее глазами все было в полном порядке и они зловеще блестели, как два уголька среди золы.
Отмычка бессловесного вопроса не понял. И тогда, в качестве дополнительного аргумента для ускорения ответа, птица вытянула шею, прицелилась и метко клюнула в оставшийся глаз.
Так же больно, хотя и менее болезненно, Отмычку уже однажды клевали. Это произошло в деревне, куда он поехал на каникулы после первого класса. Вынужденный весь год сидеть под надзором строгих родителей, на воле он отрывался по полной — бабка и дед в нем души не чаяли и позволяли практически любые шалости.
Помимо набегов на соседние сады и огороды и купания до посинения в пруду, юный Отмычка обожал гонять по двору домашнюю птицу, в испуге разбегавшуюся при первом его появлении. Лишь несколько матерых гусей были смелее остальных и, во время ответной атаки, один здоровенный экземпляр больно клюнул прямо в пупок. Крик стоял дикий и долгий. Подоспевший дед кое-как остановил кровь, замазал ранку йодом и заклеил пластырем, а потом поймал гуся-обидчика, привязал к забору и дал Отмычке хворостину, чтобы тот отомстил:
— Чтобы моего внучонка больше не смел трогать.
Отмычка же подождал, пока дед пропадет из поля зрения, заменил хворостину на обломок железного прута, лежащего поблизости и забил несчастного гуся до смерти. При этом осатанело колошматя по кровавому месиву прутом и надрывно приговаривая:
— На тебе, гадина, на тебе!
От проникающей в глубь глаза боли, Отмычка на секунду отключился, а машина потеряла управление, резко завиляла и, врезавшись в невысокое ограждение набережной, проломила железную решетку. Вместе со своим незадачливым штурманом она нырнула под воду.
Отменная реакция и шустрость и на этот раз пригодились Отмычке, очень даже пригодились. Сквозь проем, образовавшийся на месте выбитого лобового стекла, он умудрился вынырнуть на поверхность реки и поплыть к берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
Этим вечером дела складывались удачно, а как еще все может складываться у таких добрых молодцов?! Кто осмелится встать у них на пути?! Уже заплатил и владелец кооперативного кафе Парус и частный предприниматель Лопушко — специалист по ремонту радиоаппаратуры, а вот торговец компьютерами Олег Кружалов сначала ныл: Денег нет, бизнес плохо идет, но как ему показали чемоданчик, сразу сник и все выложил.
Чемоданчик являлся личным изобретением Запала, его ноу-хау. Пусть другие пугают несговорчивых должников утюгами на живот и паяльниками в задницу, а он просто открывает свой добротный кейс, в котором лежит бомба с часовым механизмом и спокойно так рассуждает
— Дело то, конечно, хозяйское, но тогда что-нибудь обязательно взлетит на воздух — или твоя квартира, или твоя машина, или ты сам.
И не было случая, чтобы деньги не начинали сразу же перекочевывать из дрожащих пальцев в другой кейс. Как миленькие. А почему бы и не испугаться, бомба-то не муляж, не фуфел, да и Запал не фраер. Уж это дело-то он знает лучше некуда — несколько проводков подсоединить и полная готовность к боевым действиям.
А пока стрелки часов, у кого — золотых, а у кого и самых простеньких, медленно приближались к десяти вечера и до посещения ресторана Прага оставался еще час. А в Праве, как всегда по вторникам, была забита стрелка с братвой, дабы кое-что перетереть, пополнить общак и получить свой долян. Ну и слегка выпить, расслабиться. Обещали и девчонок правильных подогнать. Оказывается, даже в такой лихой профессии можно планировать. По крайней мере, пытаться заниматься этой ерундой.
А пока можно по городу покататься или в комок заглянуть, фирменного шмотья прикупить, но лучше использовать свободное время для пользы дела, а именно, заглянуть к Армену. Темнит этот хитрожопый хачик, черный сукин сын, как пить дать — темнит. Уже два дня назад обещал выдать пятьсот — сумма-то смехотворная, но порядок прежде всего. Издаешь свою газетку на нашей территории, изволь платить. А раньше-то отслюнявливал без задержек — скулил, конечно, на жизнь жаловался, ну да кто же спокойно с деньгами расстается? Тут клиента и приободрить надо: Еще заработаешь! или Бог делился и нам велел! И вдруг в редакции перестал отвечать телефон, днем заскочили — на стук не открывают, окна забиты фанерой. Неужели скурвился?! Нет, такие фокусы не хиляют. Заедем сейчас. Дверь хлипкая, да и Отмычка рядом. Заберем компьютер, телефон. А, если уже съехал гад, так посетим его дома. Все равно заплатит, и должок, и проценты, и за работу — на пятеру нагрузим.
Отмычка не оплошал: пару раз провернул в замке проволочкой, поднажал плечом — вот и все дела. Тьма кромешная. Похоже, никого нет. Визитеры, на ощупь, один за другим, вошли в приемную и попытались отыскать выключатель. На какой он стене прилеплен? Каратыш уже хотел воспользоваться зажигалкой, как электрический свет вспыхнул безо всякой их помощи.
В помещении, как ни странно, уже находилось трое мужчин — два здоровяка без движения стояли вдоль стен, а один — бледноватый и хищный худощавый тип сидел, развалившись, на месте секретарши. Задрав ноги на стол. Они словно ждали гостей, но визиту не обрадовались:
— Чем обязаны?
(— странный голос у этого типа — ни агрессивности, ни обеспокоенности…):
— Мы ищем Армена.
— В столь поздний час, с помощью отмычки?
— А что делаете здесь —вы?
— Нехорошо так, вопросом на вопрос, но уважу: мы — гости.
— А нам он должен денег.
— Много ли?
— Сущие копейки — пятьсот рублей.
— А за.что?
— За охрану. За то, что на нашей территории свою газетку выпускает. За то, что жив. А вам какое дело?
После этих слов пришла пора небольшой пальцовки. Эти устрашающие манипуляции отлично удавались Запалу и никого не оставляли «равнодушными». Подивился и Нику, и спросил у Раду:
— Чего он тут кривляется?
— Это модно у новых русских… хулиганов.
Нику скривился, видимо, изображая улыбку:
— Так может загнуть их в обратную сторону, а заодно и козью морду сделать? И вообще, разве вы, балбесы, по-русски читать не умеете? — театральным жестом он показал на плакат, требующий от дебоширов и бездельников уматываться вон из коллектива.
Бандюганы стали ошарашенно переглядываться:
(— я не ослышался?)
(— да за такие речи…)
(— они чего, козлы, совсем страх потеряли?!)
Запал медленно закипал. Еще немножко огня и по стенке их глупые мозги размажет. Еще немного! И, казалось, Раду понял его взведенное состояние и сознательно продолжал провоцировать, добавляя куда больше, чем немного:
— Можете снимать свою охрану. Теперь охраняем мы.
Да, это уже вызов, за это без лишнего базара лоб зеленкой мажут. Каратыш и Отмычка замерли, ожидая сигнала к атаке, но Запал медлил, словно не он это, а жалкий трус, а ведь их трое на двое. Именно так, ведь худого одним ударом переломить можно. Но Запал медлил, ибо не нравились ему эти пидоры, руку на отсечение, особенно два бугая. Даже у его быков менее неприятные и злобные физиономии. Кстати, Худого тоже не стоит сбрасывать со счетов — злые, и пронзительные глаза смотрели в упор, не мигая. Буравили. А уж Запал знал силу своего взгляда — на многих коммерсантов достаточно глянуть и лапки к верху. Но здесь явно не барыги или коммерсанты, а у Худого такой самоуверенный вид, словно сейчас вытащит автомат из-за складок плаща и всех положит. Да кто же они такие? Черт дернул сюда зайти! Но и ретироваться нельзя, на карту поставлена их пацанская честь.
Шестым чувством Запал понял, что выяснение силы мускулов следует отложить. Не такой уж боец этот Отмычка, да и плечо побаливает, да и не то настроение, чтобы кулаками махать. Имейся у Запала еще и седьмое чувство, оно посоветовало бы не вытаскивать пушку с глушителем, а вежливо сказать до свиданья и быстро слинять. Но обладай он и седьмым чувством, так обошел бы стороной это гиблое место.
Между тем, Худой, удовлетворенно отметив замешательство, принялся разглядывать бандюков по очереди, каждому персонально улыбаясь. От этой кровожадной улыбки у Отмычке заледенела кровь в жилах, у Каратыша бешено запульсировали виски, а Запала пробила дрожь. Но только на мгновение. Надо действовать, и Запал свирепо, хотя и не очень уверенно, процедил сквозь зубы:
— Короче, так — мне этот гнилой базар совершенно не нравится. Поэтому предупреждаю.
Следом он, как заправский ковбой, выдернул пушку из-за пояса и метко выстрелил в коленку рыжего бугая — Нику, стоявшего слева в позе разгульной проститутки. Прямо в чашечку. После этого выстрела бугай должен был упасть, завопить благим матом, а его нахальные дружки броситься к нему, подхватить под руки и попытаться убежать. Запал еще не знал, позволить ли им убежать или затребовать бабки. Скорее всего, затребовать — вещица знатная висит на шее у худого, здоровенный бульник, уж не рубин ли?
Впрочем, эффекта от выстрела не последовало. Ни от звука, ибо пистолет с глушителем, ни от результата, ибо рыжий так и остался стоять, не пошелохнувшись, будто шариком от пинг-понга в грузовик кинули.
И это был очевидный эффект, ибо Запал изрядно подивился:
(— вот это шуточки…)
А потом последовал еще один эффект, очень даже неожиданный:
Бугай хрипло засмеялся и слегка отодвинулся от стенки, перестав ее подпирать. Ответом на это движение еле слышно прозвучал новый выстрел, на этот раз прицельно в живот:
(— вдруг у него бронированные наколенники? а на теле одна рубашка, грудь волосатая виднеется, и вообще, хватит церемониться!)
Смех стал громче, словно в желудке бугая включили дополнительный усилитель. Очень нехороший смех, очень нехороший. Отражаясь от стен, он безумно давил на перепонки. Ну не может один человек издавать такую отвратительную какофонию, для этого требуется по крайней мере дьявольский оркестр! Воздух вокруг неожиданно сгустился, стал липким и тяжелым и раскаленной сетью повис на плечах, мешая двигаться, запер дыхание. И, словно начали мять пенопласт или скрести ножом по пустой тарелки, холодок зародился в области копчика и начал рассеиваться по позвоночнику Запала. Очень нехороший холодок. И, совершенно невзначай, пронеслось в голове:
(— что-то здесь нечисто)
Перестав смеяться, и сделав слегка огорченное лицо:
(— мы же предлагали по-хорошему, а вы…)
Нику оскалился, и медленно, вперевалочку пошел на Запала. Наперерез бросился верный Каратыш — и вес больше центнера и специализация соответствующая — костолом. Однако, не все так просто. Одно ленивое движение руки и удивленный Каратыш, словно воланчик, перелетел через комнату и грохнулся на стол секретарши прямо под нос Худого. Хорошая у нас мебель, крепкая, даже такие значительные перегрузки выдерживает — стол прогнулся, заскрипел, но выдержал.
Каратыш грохнулся под нос Худого? Нет, это слишком образно — грохнулся прямо под его пальцы и зубы, ибо в следующие мгновения произошло вот что:
Сначала Худой театрально поднял вверх руки и, как пианист, берущий десятипальцевый аккорд, резко и размашисто опустил их на мощные мускулистые плечи. А Каратыш, надо сказать, слыл в бригаде изрядным пижоном — никаких тебе кроссовок и спортивных костюмов. Лакированные ботинки, аккуратно выглаженные брюки — чтобы аж стрелочка хрустела, белая накрахмаленная рубашка. Так вот, в местах соприкосновения с пальцами Худого, мгновенно начали расползаться красновато-коричневые круги. Казалось, его пальцы сделаны из стали, так легко они погружались в могучие плечи, разрывая мышцы, как марлю. Каратыш только тихо охал. А потом Худой впился зубами прямо в сонную артерию и начал пить ярко алую кровь.
(— да они ведь людоеды, и Армена съели, и нас не пощадят…)
Это зрелище так поразило Запала, что он даже не заметил, как Нику подошел впритык, уперся животом в дуло и нагло сообщил:
— Теперь ты можешь выстрелить еще один раз, а потом я расплющу твою бестолковую башку. Как блин.
В живот Запал уже стрелял, стрелял и в коленку. Поэтому на этот раз решил бить наверняка — прямо в сердце. Но эффекта опять не последовало. Потом еще раз. А потом Нику надоело, что его дырявят — он и так позволил на один выстрел больше. Запал даже не заметил, как оказался на полу, зато хорошо почувствовал, как коленка с невиданной силой сдавила его грудную клетку и она захрустела, как корж в пальцах. И тогда бугай схватил руками его голову, сжал между ладоней, словно в тисках.
(— а ведь действительно расплющит)
Ладони напряглись и глаза Запала широко раскрылись от неимоверной боли. Послышался тихий треск и по его лбу от макушки до переносицы потянулась тонкая кровавая нить. Капли крови начали скапливаться на кончике покатого славянского носа и капать на побелевшую щеку и далее за воротник. Нику, словно пес, слизнул одну струйку, а затем еще сильнее стиснул ладони. Часть черепа неудачливого рэкетира провалилась вовнутрь, нить превратилась в трещину. Еще мгновение, и голова стала кашей из раздробленных костей, мозгов и крови.
В ужасе наблюдая столь дикое зрелище, Отмычка лихорадочно соображал, что ему делать. Отличный водитель, неплохо вскрывающий замки квартир и сейфов, он мог при случае помахать кулаками перед лотошниками или «королями» бензозаправок. Но здесь не было лотошников, здесь происходило совершенно другое, совершенно беспредельное. Туго соображал Отмычка, очень туго, поэтому даже не понял, как ноги сами понесли к выходу, руки открыли дверь в редакцию — точнее, из нее, а тело влетело в старенький Мерс и плюхнулось на некогда кожаное сидение:
(— ну, родимый, брось свои штучки, заводись с первого раза и выручай!)
Словно почувствовав, какая опасность угрожает его владельцу, двигатель не стал чудить и завелся с первого оборота. Поехали!
Второй бугай — Джике, во время переделки равнодушно стоявший у стены, как мексиканский истукан, наконец ожил и неторопливо отправился следом за беглецом. Мерс только мигнул ему задними фарами, словно показав средний палец:
(— а вот и не поймаешь! а вот и не догонишь!),
но Джике не растерялся и через мгновение уже летел следом. Жаль, что в это позднее время по улице двигалось немного прохожих, а еще меньше из них смотрело на небо:
(— чего смотреть, опять дождь, что за несносная скверная погода!),
а в компанию тех, кто не поленился оторвать глаз от мокрого серого асфальта и перестать смотреть под ноги, уж наверняка не затесался даже самый завалящий орнитолог. То-то он подивился бы странной черной птице, плохо подпадающей под любые известные классификации. Птица упорно следовала за старенькой иномаркой, не отставая, но и не приближаясь. Она пасла его! В натуре, пасла!
Первые минут пять Отмычка гнал тачку, не обращая ни малейшего внимания на светофоры и смело пересекая сплошные линии. Чуть не задавил зазевавшегося дедка и чуть не врезался в рейсовый автобус, но это мелочи, когда такие дела! А потом, криво оглядевшись по сторонам (ну кто бы на его месте мог додуматься посмотреть вверх?!) и убедившись, что хвоста нет, лихач замедлил ход и остановился у обочины. Следовало приступать к самому нелюбимому занятию, следовало кумекать:
(— да, Отмычка, если когда и надо думать, так это сейчас, хотя что тут думать! — плохи твои дела, просто хреновы, бросил корешей в беде, бросил, как последняя мразь, как сука. если выживут Запал и Каратыш, ноги с корнем оторвут — это образно, на самом деле даже подумать страшно, что сделают, вот если не выживут, еще можно что-нибудь наплести братве, например, будто высадил их около редакции — собирались с Арменом по-свойски потолковать, а сам отъехал по делам, по каким делам? конечно, по общим — ненавязчиво предложить услуги одному удачливому челноку, возящему из Польши барахло, договорились с пацанами встретиться в Праге в 23.00. и куда они запропастились?! но если выживут…)
Как часто мы старательно обдумываем уже давно решенное за нас! Какие мы наивные!
Мерседес плавно тронулся с места, словно тоже пребывал в задумчивости, словно его хозяин. И конечно, ни машина, ни водитель не заметили, как с высокого тополя, качающегося под порывами ветра, отделилась крупная тень и плавно устремилась вслед ними.
На пустынной набережной Отмычка слегка надавил на газ и послушная машина начала ускоряться, как вдруг, словно маленький метеорит, прямо на лобовое стекло отвесно упал основательный булыжник.
(наверно, именно такой использовал пролетариат в качестве оружия)
Стекло рассыпалось и небольшой осколок попал прямо в глаз беглому пацану. Он успел только матюгнуться и машинально заморгал, как весь обзор не пострадавшего глаза заслонила огромной величины птица, то ли черного, то ли серого цвета. Именно она мгновение назад разжала мощные когти, в которых несла камень, а теперь сидела на бампере, прямо перед лицом ошеломленного Отмычки, сидела, вопросительно скосив голову:
(— ну и как, далеко ты уехал?)
С ее глазами все было в полном порядке и они зловеще блестели, как два уголька среди золы.
Отмычка бессловесного вопроса не понял. И тогда, в качестве дополнительного аргумента для ускорения ответа, птица вытянула шею, прицелилась и метко клюнула в оставшийся глаз.
Так же больно, хотя и менее болезненно, Отмычку уже однажды клевали. Это произошло в деревне, куда он поехал на каникулы после первого класса. Вынужденный весь год сидеть под надзором строгих родителей, на воле он отрывался по полной — бабка и дед в нем души не чаяли и позволяли практически любые шалости.
Помимо набегов на соседние сады и огороды и купания до посинения в пруду, юный Отмычка обожал гонять по двору домашнюю птицу, в испуге разбегавшуюся при первом его появлении. Лишь несколько матерых гусей были смелее остальных и, во время ответной атаки, один здоровенный экземпляр больно клюнул прямо в пупок. Крик стоял дикий и долгий. Подоспевший дед кое-как остановил кровь, замазал ранку йодом и заклеил пластырем, а потом поймал гуся-обидчика, привязал к забору и дал Отмычке хворостину, чтобы тот отомстил:
— Чтобы моего внучонка больше не смел трогать.
Отмычка же подождал, пока дед пропадет из поля зрения, заменил хворостину на обломок железного прута, лежащего поблизости и забил несчастного гуся до смерти. При этом осатанело колошматя по кровавому месиву прутом и надрывно приговаривая:
— На тебе, гадина, на тебе!
От проникающей в глубь глаза боли, Отмычка на секунду отключился, а машина потеряла управление, резко завиляла и, врезавшись в невысокое ограждение набережной, проломила железную решетку. Вместе со своим незадачливым штурманом она нырнула под воду.
Отменная реакция и шустрость и на этот раз пригодились Отмычке, очень даже пригодились. Сквозь проем, образовавшийся на месте выбитого лобового стекла, он умудрился вынырнуть на поверхность реки и поплыть к берегу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47