А если в двух шагах еще и река протекает, пусть и несколько вонючая, так вообще лафа! Легко льется водочка, легко жуется колбаска, а еще легче открывается душа. Ей нечего скрывать, она нараспашку, она гордится своей наготой:
— А мне тут давеча есть захотелось, то есть жрать, зашел я в супермаркет, сунул пачку сосисок и несколько сырков под рубашку и вышел. А охрана даже не очухалась! Вот дармоеды!
— А я жене с ее красавицей-подругой часто изменял. Ну, скажу тебе по секрету, какие у нее…
— А я…
Прошел час, а может и три — время никакого значение не имеет. Биолог начал потихоньку плыть — сначала лишь глаза умиленно закатывал, да чему-то своему под нос посмеивался, а потом погреб уже посильнее, почти понесся — спутал Василя со своим дядькой и стал приставать, когда спиннинг вернет, назвал Горбачева американским шпионом, с трех попыток так и не смог выговорить известное коммунистическое слово экспроприация:
— А ты знаешь, как по нашему переводится: Errare humanum est? Вижу, ни хрена ты не знаешь. Это переводится так: Кошка сдохла, хвост облез… Ха-ха-ха…
Говорить с пьяным занятие неблагодарное и под силу далеко не каждому менее пьяному, поэтому хлебнул Василь еще глоточек и начал мало-помалу кумекать:
(— и что же мне с ним делать, не бросать же здесь?! глядишь, менты в вытрезвяк заметут, а то и хулиганы пристанут и прямо здесь отметелят, да отметелят-то еще ладно, заживет, а сколько кругом лихих людишек шастает, последнее отнимут, за ботинки удавят)
— Ведь могут? — вырвался вопрос вслух.
— Мммогут… — не понятно на что ответил Ганин
Василь же продолжал внутренний монолог:
(— да и сам, когда выпьешь, не друг себе — перегнешься через парапет в речку блевануть и бултых! глядишь, всплывешь километров двадцать ниже по течению, ох, много бед пьяного подстерегает! а мужик-то он незлобивый, интеллигентный, пускай немного поживет у меня, все веселее!)
НОВЫЙ ДОМ
Пусть новый дом мой под мостом
Есть все же крыша в доме том…
Так в бомбоубежище появился новый квартирант. Наутро Ганин, окидывая окружающее пространство осоловевшим взглядом, мучительно соображал, где это он находится, но так ничего и не понял. Окон нет, серые бетонные стены, тусклая лампочка в потолке. Уж не тюремная ли камера? Может, натворил чего спьяну?
Увидев, что его новый друг с трудом очухался и зная по собственному опыту, насколько тяжко ему сейчас, добрый Василь принес стакан пивка на опохмелку. Теплое, но уж извините — холодильником пока не обзавелся. От опохмелки Ганин отказался, опять таки на радость Василю, а краткий рассказ о вчерашних событиях внимательно выслушал, уже на радость себе. Никакая это не тюрьма, и ничего особенного он не натворил, разве что слегка налакался. Сейчас он отсыпается в жилище своего нового знакомого и в любой момент может отсюда уйти. Вот такие ориентиры.
Обнадеживающая информация, но куда идти? На квартире сидит похотливый Ерофей, Розочка уже другому отдана, а визит в деревню хотя никто и не отменял, но необходимо получить недоданные деньги…
И, кстати… Ганин поинтересовался, даже не пытаясь скрыть легкое волнение:
— А рюкзак мой здесь, не потерялся ли?
— Здесь, здесь, не кипишись. А что там такого ценного — сокровища третьего рейха? Или ядерная кнопка?
Ox, ну и хитрый же Ганин тип, ох и хитрющий! Давай он сам себе клички, наиболее подошла бы такая — Хитрый Лис. Какой-то бестолковый бомж его не объедет на кривой кобыле. И на хромой не объедет. Именно Ладонь волновала его больше всего — на месте ли? Конечно, и вампирский прикид жаль посеять, но Ладонь важнее — нет сомнений. Не оценил амулет Ерофей, этот грубиян и распутник, да оно и к лучшему. Не пацанская это вещица, не блатная и, когда-нибудь, найдет своего ценителя, который может и жизни не пожалеет, чтобы обладать ею. И не надо рассказывать о ней Василю. Но и уверять, что потрепанный рюкзак дорог ему, как память о студенческих походах тоже глупо — не поверит. Отвечать надо только так:
— Да, сокровища. Дай покажу!
С этими словами он открыл настежь большое отделение рюкзака — смотри, ничего не утаиваю. Ну, а что боковой карман не расстегнул, так ничего интересного там нет, ерунда всякая — запасные носки, трусы, зубная щетка:
— Вот, видел когда-нибудь такое?
Весьма удивленно взирал Василь на «кошмарную» резиновую маску и когтистую лапу, на китайскую губную гармошку — основные объекты демонстрации, извлеченные один за другим. Уж не из Кащенко ли сбежал его гость? Теперь начнет уверять, что он вурдалак и крови требовать:
— А зачем тебе это? На маскарад собрался?
Пришлось Ганину рассказать о своей сестре и замечательном плане мести. Василь полностью одобрил лихое начинание:
— Уж точно копыта мигом откинет от такого зрелища. Будь спок! Слабонервные существа эти бабы, впечатлительные и глупые. Был вот дружбан у меня, Санек, фамилию не помню, забыл Вместе в техникуме дурака валяли.
— Ну-ну…
— Ишь ты, какой неторопливый На поезд опаздываешь?
— Уже нет..
— Ну так слушай спокойно. Вот поругался Санек как-то с женой своей, мегерой, на домино с друзьями не пустившей. И говорит ей в сердцах: Ну, погоди, стервоза окаянная, вернешься домой, найдешь на кухонном столе мою отрезанную голову. Всю жизнь себя винить будешь.
— Ну и…?
— Жена покрутила пальцем у виска и сдрыстнула по магазинам дефицит выискивать, заперев несчастного Санька снаружи. Через час возвращается домой увешанная сумками, а на кухонном столе аккурат лежит отрезанная голова мужа в луже крови, синий язык вывалился изо рта, лицо бледное, как сама смерть. Жена хлобысь на пол, ножками и ручками подрыгала, слюней на линолеум напускала и… скопытилась. Инфаркт с летальным исходом.
— Ну и как же.. ?
— Ишь ты, нукалка\ А никаких чудес, очень даже элементарно. Стол-то, поди, раздвижной был, вот находчивый Санек слегка и раздвинул его части, проделал в клеенке дырку, налил томатного сока, посыпал лицо пудрой, на язык капнул чернил. Затем подлез под проем и снизу просунул голову сквозь клеенку.
— И что же?
— А ничего хорошего: срок ему немалый вкатили за такую шутку. А как вышел, так через год сожительницу свою задушил. Говорят, тронулся на фоне своей шуточки. Он ведь и не догадывался, что его жена, злюка и скандалистка, столь впечатлительной окажется.
— Да, во всем виноваты бабы — не так, так этак под монастырь подведут.
— Тут ты полностью прав.
Затем пришла пора Василю показывать свои сокровища. Он подвел нового жильца к заветной полочке с выставленной «эзотерикой», к своему подземному святилищу. Как заботливая мамочка, минимум раз в день, он протирал его экспонаты от пыли. Со времени появления в убежище в коллекции произошли незначительные пополнения, например, подвески из корня магического растения мандрагоры. Купленные у цыганки за кровные десять рублей, они привлекали именно своим сочным названием. Исключительное действенное средство, судя по книге, если выкопано из земли, на которую пролилась сперма висельника, а так — ерунда. А хотя десять рублей не такая уж ерунда, но ведь должна же помимо водки существовать и идея\ Головным же и самым любимым экземпляром по прежнему оставался дырявый человеческий череп. К нему Василь относился с наибольшим пиететом и иногда даже любовной протирал водкой… Нет, я ничего не придумываю, именно водкой, а не это ли наилучшее свидетельство беспримерного почтения?!
Дабы потом не было разночтений, чреватых серьезными междоусобными конфликтами, предусмотрительный Василь заранее продемонстрировал Ганину свое трепетное отношение к «детишкам» и правила пользования:
— Если захочешь посмотреть поближе, сначала позови меня. Сам с полки ничего не бери, а то уронишь.
Но Ганин и не собирался ничего рассматривать. Упаси боже от такого Эрмитажа! Коллекция вызывала в нем не интерес, а брезгливость напополам с опаской:
(— сейчас как оживут, как в ухо вцепятся!).
Проходя мимо «заветной» полочки, он всегда старался держаться противоположной стены, неумело крестился и почему-то говорил:
— Чур, меня! Чур, меня!
Крестясь, он постоянно путал потребное число пальцев — 2 или 3, путал и правильное направление крещения — по часовой стрелке или против… Ну да и так сойдет.
Василя эти наивные манипуляции ничуть не обижали, ибо свидетельствовали об изрядной силище его коллекции. Он только добродушно посмеивался. Посмеивался и Ганин, окончательно оклемавшийся и придумавший Василю отличное прозвище — Рептилия.
(— если тебя заспиртовать, Рептилия, ты окажешься вполне достойным экспонатом этого набора Гадостей самым достойным!)
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ИТАЛИЯ 1694-1695
ПОМЕСТЬЕ АРДЖЕНТО
Раду ехал в Рим, точнее, в его южные пригороды, в поместье Ардженто. В столице Папского государства ему бывать еще не приходилось, равно как и ни в одной другой стране Апеннинского полуострова. Хотя и румыны и считают себя потомками гордых древних римлян, к современным итальянцам никакой симпатии они не испытывают. Так и Раду с гораздо большим удовольствием отправился бы пожить в Венгрию или Германию — страны, более близкие по духу, но именно под Римом находилось поместье, оставленное ему в наследство родственником отца, вроде как дядей. Дядю этого он никогда не видел и особо от этого не переживал, а поместье получил лишь по одной причине — дядю тоже звали Раду. Тезки, так сказать. В описании нового владения Раду впечатляло одно, но немаловажное, обстоятельство — оно находилось прямо над входом в старые катакомбы, недалеко от Аппиевой дороги. Недавно открытые, относительно небольшие, в них еще не успели наследить алчные любители христианских древностей.
Гордое название поместье относилось к небольшой двухэтажной виллой, стоящей запущенном саду в окружении многочисленных деревьев. Отсутствие на фасаде здания столь любимых итальянской аристократией ниш, статуй и прочей аляповатой ерунды указывало, что построили виллу совсем недавно для какого-нибудь местного-буржуа средней руки. Фонтан рядом с беседкой; бассейн во дворе, до середины наполненный гниющей листвой…
В конце 17-го века промышленность в странах Южной Европы стала медленно приходить в упадок. Закрывались заводы и фабрики, тысячи рабочих пополняли армию безработных и люмпенов, а их бывшие наниматели потихоньку растрачивали оставшиеся капиталы и теряли лоск. Годами не ремонтируемые, их дома и виллы быстро утрачивали презентабельный вид, покрывались мелкими трещинами, краска облупливалась, декоративные элементы и лепнина осыпались. С увольнением садовников в качестве очередного этапа экономии, запустение приходило и в некогда прекрасные тенистые сады, ранее тщательно разбитые возле жилищ.
Виллу Ардженто построил некий сеньор Джузеппе аналогичной фамилии, около пятидесяти лет назад. Он неплохо зарабатывал на торговле сукном, но с началом кризиса распродал свои фабрики и собирался погрузиться в скромное семейное счастье с молодой женой, живя на ренту. Счастье не заладилось, да и какое счастье в таком поганом месте! А сам и виноват, нельзя так безбожно экономить! Потому-то и земля здесь такая дешевая, что сложно представить более неудачное место для строительства — низина, где лишь дожди и туманы чувствуют себя комфортно. Сырость ощущается даже в самые солнечные дни и пропитывает все вокруг и все вокруг впитывает эту сырость, как губка. Это, конечно, очень и очень на любителя, однако вовсе не сырость послужила истинной причиной тому, что поместье продали почти за бесценок родственнику графа Влада:
Где-то лет через пять после окончания строительства, сеньор Ардженто, большой поклонник Бахуса, решил несколько расширить размеры и так изрядного винного погреба. Неожиданно один из нанятых для этого дела рабочих провалился «под землю», наступив на какой-то камень, рухнувший вместе с ним. Хотя все и стали богобоязненно креститься, опасливо вглядываясь в черную дыру, казавшуюся бездонной, она вовсе не вела в ад или преисподнюю. Коварный камень закрывал вход в катакомбы, построенные здесь еще во 2-3-м веке первыми римскими христианами. У жены Ардженто, дамы набожной, боязливой и склонной к кликушеству, информация о таком соседстве вызвала легкий каталептический приступ с весьма тяжелыми последствиями.
Из монастырской больницы она наотрез отказалась возвращаться в дом, построенный но костях. Виллу выставили на продажу, но желающих купить ее даже за полцены не нашлось. Тут-то и подвернулся не сильно мнительный родственник старого графа.
Укромный двухэтажный дом, утопающий в зелени, это, конечно, хорошо. Но для чего вампиру оливы? И для чего виноград? Вот близость многолюдной и многоликой столицы — несомненное достоинство.
А Рим действительно удивительный город — одновременно и святой, и богохульный, и это уживается в одних и тех же людях — то истово молятся, то насмешничают над священниками: то вместо денег кидают в церковную кружку пуговицу, то отдают последнюю монетку на помин души. А как вольно здесь проституткам, которым есть от кого поживиться — и толпы духовных лиц, давших обет безбрачия и богомольцы, похотливо засматривающиеся на всех встречных женщин и беспринципная буржуазия. Блудниц здесь больше, чем звезд на небе, и это очень на руку Раду. Этих, мягко говоря, куртизанок, никогда особо не ищут — могли перебраться в другой город или сбежать с богатым любовником. Конкурентки только довольны исчезновением соперниц, а налоги еще со времен Пия Пятого проституток не могут заставить платить, потому и властям они совершенно безразличны. В общем, легкая добыча.
А сколько в Риме нищих-«лацарелли»! Они заполняют многочисленные улицы и площади, ожидая милостыни, раздачи хлеба монастырями и пышных зрелищ. Вдобавок, в Вечный город всегда стекается множество работяг, люмпенов, авантюристов со всего света. Никто никогда и не пытался подсчитать, сколько их теряется в жерле Рима. Он спрут, кадавр, пожирающий всех и вся, и один вампир не изменит статистику. Да, это, конечно, не деревня Арефа и даже не Тырговиште, где все на виду и местный эскулап, плохо отличающий грипп от ветрянки, прекрасно знает, что означает небольшая красная ранка на шее.
Вместе с дарственной Раду передали тяжеленную связку ключей и теперь, стоя перед закрытыми воротами, кучер Санду громко чертыхался, пытаясь определить, какой именно подходит к тяжелому навесному замку. Так и не найдя искомого, он несколько раз легко надавил могучим плечом и ворота раскрылись, причем одна створка просто вывернулась из ржавых петель, обнажив трухлявую и червивую древесину.
— Гнилье — брезгливо поморщился Раду.
Эта же характеристика идеально подходила и ко всему поместью в целом. Если отцовский замок являлся скопищем и пристанищем пыли, то здесь преобладала сырость, можно сказать — властвовала. Это, конечно, не солнечный свет, но тоже не подарок.
Выспавшись с долгой дороги. Раду приступил к осмотру своих новых владений. Много времени это не заняло, ибо масштабы виллы существенно уступали масштабам Келеда. Несколько спален, столовая, небольшая библиотека сплошь с современными романами. В подвале — спуск в катакомбы, основательно заделанный досками — да уж, весьма старательно прежние жильцы отгораживались от мира мертвых. Оторвав доски и взяв факел, Раду отправился вниз на ознакомительную экскурсию, но в первый раз далеко не пошел и, после недолгих блужданий по лабиринтам и переходам, благополучно вернулся в дом.
В гостиной его ждал Санду, пыхтящий папиросой и довольно попивающий вино из местных запасов. Наглость, конечно, но Раду не стал его особо выговаривать — как никак, единственный верный слуга, статус которого теперь совершенно не определен — и кучер, и лакей, и привратник. Помощник, без которого не обойтись.
— Что интересно видели, граф?
(— что ж, это неплохо звучит Граф Раду!)
— Ничего особенно. Но думаю, именно там, где-нибудь в самой глубине надо оборудовать нормальную спальню. Подальше от любопытных глаз и нелепых случайностей.
— А землетрясений здесь не бывает?
Раду несколько помрачнел, вспомнив Джетатень, но ответил с максимальным юмором, на который способен:
— Не слышал. Разве что специально для меня господь бог постарается.
Однако, определенная проблема состояла вовсе не в боге, а в Санду, весьма далеком от плотницкого ремесла. Он с сожалением констатировал:
— Спальню мне соорудить будет сложновато. По крайней мере, хорошую.
— И что ты предлагаешь? Чтобы я помог таскать доски и тесать камни?!
Нет, до такой дерзости Санду додуматься не мог:
— В выходные можно будет съездить на рынок рабочей силы в Лоренцо и привезти оттуда парочку строителей, покрепче и помоложе. Там же купить материала. Ну, а чтобы не проболтались…
— Умно, очень умно. Вот этим и займись. А что это за конверт на столе?
— Письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47
— А мне тут давеча есть захотелось, то есть жрать, зашел я в супермаркет, сунул пачку сосисок и несколько сырков под рубашку и вышел. А охрана даже не очухалась! Вот дармоеды!
— А я жене с ее красавицей-подругой часто изменял. Ну, скажу тебе по секрету, какие у нее…
— А я…
Прошел час, а может и три — время никакого значение не имеет. Биолог начал потихоньку плыть — сначала лишь глаза умиленно закатывал, да чему-то своему под нос посмеивался, а потом погреб уже посильнее, почти понесся — спутал Василя со своим дядькой и стал приставать, когда спиннинг вернет, назвал Горбачева американским шпионом, с трех попыток так и не смог выговорить известное коммунистическое слово экспроприация:
— А ты знаешь, как по нашему переводится: Errare humanum est? Вижу, ни хрена ты не знаешь. Это переводится так: Кошка сдохла, хвост облез… Ха-ха-ха…
Говорить с пьяным занятие неблагодарное и под силу далеко не каждому менее пьяному, поэтому хлебнул Василь еще глоточек и начал мало-помалу кумекать:
(— и что же мне с ним делать, не бросать же здесь?! глядишь, менты в вытрезвяк заметут, а то и хулиганы пристанут и прямо здесь отметелят, да отметелят-то еще ладно, заживет, а сколько кругом лихих людишек шастает, последнее отнимут, за ботинки удавят)
— Ведь могут? — вырвался вопрос вслух.
— Мммогут… — не понятно на что ответил Ганин
Василь же продолжал внутренний монолог:
(— да и сам, когда выпьешь, не друг себе — перегнешься через парапет в речку блевануть и бултых! глядишь, всплывешь километров двадцать ниже по течению, ох, много бед пьяного подстерегает! а мужик-то он незлобивый, интеллигентный, пускай немного поживет у меня, все веселее!)
НОВЫЙ ДОМ
Пусть новый дом мой под мостом
Есть все же крыша в доме том…
Так в бомбоубежище появился новый квартирант. Наутро Ганин, окидывая окружающее пространство осоловевшим взглядом, мучительно соображал, где это он находится, но так ничего и не понял. Окон нет, серые бетонные стены, тусклая лампочка в потолке. Уж не тюремная ли камера? Может, натворил чего спьяну?
Увидев, что его новый друг с трудом очухался и зная по собственному опыту, насколько тяжко ему сейчас, добрый Василь принес стакан пивка на опохмелку. Теплое, но уж извините — холодильником пока не обзавелся. От опохмелки Ганин отказался, опять таки на радость Василю, а краткий рассказ о вчерашних событиях внимательно выслушал, уже на радость себе. Никакая это не тюрьма, и ничего особенного он не натворил, разве что слегка налакался. Сейчас он отсыпается в жилище своего нового знакомого и в любой момент может отсюда уйти. Вот такие ориентиры.
Обнадеживающая информация, но куда идти? На квартире сидит похотливый Ерофей, Розочка уже другому отдана, а визит в деревню хотя никто и не отменял, но необходимо получить недоданные деньги…
И, кстати… Ганин поинтересовался, даже не пытаясь скрыть легкое волнение:
— А рюкзак мой здесь, не потерялся ли?
— Здесь, здесь, не кипишись. А что там такого ценного — сокровища третьего рейха? Или ядерная кнопка?
Ox, ну и хитрый же Ганин тип, ох и хитрющий! Давай он сам себе клички, наиболее подошла бы такая — Хитрый Лис. Какой-то бестолковый бомж его не объедет на кривой кобыле. И на хромой не объедет. Именно Ладонь волновала его больше всего — на месте ли? Конечно, и вампирский прикид жаль посеять, но Ладонь важнее — нет сомнений. Не оценил амулет Ерофей, этот грубиян и распутник, да оно и к лучшему. Не пацанская это вещица, не блатная и, когда-нибудь, найдет своего ценителя, который может и жизни не пожалеет, чтобы обладать ею. И не надо рассказывать о ней Василю. Но и уверять, что потрепанный рюкзак дорог ему, как память о студенческих походах тоже глупо — не поверит. Отвечать надо только так:
— Да, сокровища. Дай покажу!
С этими словами он открыл настежь большое отделение рюкзака — смотри, ничего не утаиваю. Ну, а что боковой карман не расстегнул, так ничего интересного там нет, ерунда всякая — запасные носки, трусы, зубная щетка:
— Вот, видел когда-нибудь такое?
Весьма удивленно взирал Василь на «кошмарную» резиновую маску и когтистую лапу, на китайскую губную гармошку — основные объекты демонстрации, извлеченные один за другим. Уж не из Кащенко ли сбежал его гость? Теперь начнет уверять, что он вурдалак и крови требовать:
— А зачем тебе это? На маскарад собрался?
Пришлось Ганину рассказать о своей сестре и замечательном плане мести. Василь полностью одобрил лихое начинание:
— Уж точно копыта мигом откинет от такого зрелища. Будь спок! Слабонервные существа эти бабы, впечатлительные и глупые. Был вот дружбан у меня, Санек, фамилию не помню, забыл Вместе в техникуме дурака валяли.
— Ну-ну…
— Ишь ты, какой неторопливый На поезд опаздываешь?
— Уже нет..
— Ну так слушай спокойно. Вот поругался Санек как-то с женой своей, мегерой, на домино с друзьями не пустившей. И говорит ей в сердцах: Ну, погоди, стервоза окаянная, вернешься домой, найдешь на кухонном столе мою отрезанную голову. Всю жизнь себя винить будешь.
— Ну и…?
— Жена покрутила пальцем у виска и сдрыстнула по магазинам дефицит выискивать, заперев несчастного Санька снаружи. Через час возвращается домой увешанная сумками, а на кухонном столе аккурат лежит отрезанная голова мужа в луже крови, синий язык вывалился изо рта, лицо бледное, как сама смерть. Жена хлобысь на пол, ножками и ручками подрыгала, слюней на линолеум напускала и… скопытилась. Инфаркт с летальным исходом.
— Ну и как же.. ?
— Ишь ты, нукалка\ А никаких чудес, очень даже элементарно. Стол-то, поди, раздвижной был, вот находчивый Санек слегка и раздвинул его части, проделал в клеенке дырку, налил томатного сока, посыпал лицо пудрой, на язык капнул чернил. Затем подлез под проем и снизу просунул голову сквозь клеенку.
— И что же?
— А ничего хорошего: срок ему немалый вкатили за такую шутку. А как вышел, так через год сожительницу свою задушил. Говорят, тронулся на фоне своей шуточки. Он ведь и не догадывался, что его жена, злюка и скандалистка, столь впечатлительной окажется.
— Да, во всем виноваты бабы — не так, так этак под монастырь подведут.
— Тут ты полностью прав.
Затем пришла пора Василю показывать свои сокровища. Он подвел нового жильца к заветной полочке с выставленной «эзотерикой», к своему подземному святилищу. Как заботливая мамочка, минимум раз в день, он протирал его экспонаты от пыли. Со времени появления в убежище в коллекции произошли незначительные пополнения, например, подвески из корня магического растения мандрагоры. Купленные у цыганки за кровные десять рублей, они привлекали именно своим сочным названием. Исключительное действенное средство, судя по книге, если выкопано из земли, на которую пролилась сперма висельника, а так — ерунда. А хотя десять рублей не такая уж ерунда, но ведь должна же помимо водки существовать и идея\ Головным же и самым любимым экземпляром по прежнему оставался дырявый человеческий череп. К нему Василь относился с наибольшим пиететом и иногда даже любовной протирал водкой… Нет, я ничего не придумываю, именно водкой, а не это ли наилучшее свидетельство беспримерного почтения?!
Дабы потом не было разночтений, чреватых серьезными междоусобными конфликтами, предусмотрительный Василь заранее продемонстрировал Ганину свое трепетное отношение к «детишкам» и правила пользования:
— Если захочешь посмотреть поближе, сначала позови меня. Сам с полки ничего не бери, а то уронишь.
Но Ганин и не собирался ничего рассматривать. Упаси боже от такого Эрмитажа! Коллекция вызывала в нем не интерес, а брезгливость напополам с опаской:
(— сейчас как оживут, как в ухо вцепятся!).
Проходя мимо «заветной» полочки, он всегда старался держаться противоположной стены, неумело крестился и почему-то говорил:
— Чур, меня! Чур, меня!
Крестясь, он постоянно путал потребное число пальцев — 2 или 3, путал и правильное направление крещения — по часовой стрелке или против… Ну да и так сойдет.
Василя эти наивные манипуляции ничуть не обижали, ибо свидетельствовали об изрядной силище его коллекции. Он только добродушно посмеивался. Посмеивался и Ганин, окончательно оклемавшийся и придумавший Василю отличное прозвище — Рептилия.
(— если тебя заспиртовать, Рептилия, ты окажешься вполне достойным экспонатом этого набора Гадостей самым достойным!)
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ИТАЛИЯ 1694-1695
ПОМЕСТЬЕ АРДЖЕНТО
Раду ехал в Рим, точнее, в его южные пригороды, в поместье Ардженто. В столице Папского государства ему бывать еще не приходилось, равно как и ни в одной другой стране Апеннинского полуострова. Хотя и румыны и считают себя потомками гордых древних римлян, к современным итальянцам никакой симпатии они не испытывают. Так и Раду с гораздо большим удовольствием отправился бы пожить в Венгрию или Германию — страны, более близкие по духу, но именно под Римом находилось поместье, оставленное ему в наследство родственником отца, вроде как дядей. Дядю этого он никогда не видел и особо от этого не переживал, а поместье получил лишь по одной причине — дядю тоже звали Раду. Тезки, так сказать. В описании нового владения Раду впечатляло одно, но немаловажное, обстоятельство — оно находилось прямо над входом в старые катакомбы, недалеко от Аппиевой дороги. Недавно открытые, относительно небольшие, в них еще не успели наследить алчные любители христианских древностей.
Гордое название поместье относилось к небольшой двухэтажной виллой, стоящей запущенном саду в окружении многочисленных деревьев. Отсутствие на фасаде здания столь любимых итальянской аристократией ниш, статуй и прочей аляповатой ерунды указывало, что построили виллу совсем недавно для какого-нибудь местного-буржуа средней руки. Фонтан рядом с беседкой; бассейн во дворе, до середины наполненный гниющей листвой…
В конце 17-го века промышленность в странах Южной Европы стала медленно приходить в упадок. Закрывались заводы и фабрики, тысячи рабочих пополняли армию безработных и люмпенов, а их бывшие наниматели потихоньку растрачивали оставшиеся капиталы и теряли лоск. Годами не ремонтируемые, их дома и виллы быстро утрачивали презентабельный вид, покрывались мелкими трещинами, краска облупливалась, декоративные элементы и лепнина осыпались. С увольнением садовников в качестве очередного этапа экономии, запустение приходило и в некогда прекрасные тенистые сады, ранее тщательно разбитые возле жилищ.
Виллу Ардженто построил некий сеньор Джузеппе аналогичной фамилии, около пятидесяти лет назад. Он неплохо зарабатывал на торговле сукном, но с началом кризиса распродал свои фабрики и собирался погрузиться в скромное семейное счастье с молодой женой, живя на ренту. Счастье не заладилось, да и какое счастье в таком поганом месте! А сам и виноват, нельзя так безбожно экономить! Потому-то и земля здесь такая дешевая, что сложно представить более неудачное место для строительства — низина, где лишь дожди и туманы чувствуют себя комфортно. Сырость ощущается даже в самые солнечные дни и пропитывает все вокруг и все вокруг впитывает эту сырость, как губка. Это, конечно, очень и очень на любителя, однако вовсе не сырость послужила истинной причиной тому, что поместье продали почти за бесценок родственнику графа Влада:
Где-то лет через пять после окончания строительства, сеньор Ардженто, большой поклонник Бахуса, решил несколько расширить размеры и так изрядного винного погреба. Неожиданно один из нанятых для этого дела рабочих провалился «под землю», наступив на какой-то камень, рухнувший вместе с ним. Хотя все и стали богобоязненно креститься, опасливо вглядываясь в черную дыру, казавшуюся бездонной, она вовсе не вела в ад или преисподнюю. Коварный камень закрывал вход в катакомбы, построенные здесь еще во 2-3-м веке первыми римскими христианами. У жены Ардженто, дамы набожной, боязливой и склонной к кликушеству, информация о таком соседстве вызвала легкий каталептический приступ с весьма тяжелыми последствиями.
Из монастырской больницы она наотрез отказалась возвращаться в дом, построенный но костях. Виллу выставили на продажу, но желающих купить ее даже за полцены не нашлось. Тут-то и подвернулся не сильно мнительный родственник старого графа.
Укромный двухэтажный дом, утопающий в зелени, это, конечно, хорошо. Но для чего вампиру оливы? И для чего виноград? Вот близость многолюдной и многоликой столицы — несомненное достоинство.
А Рим действительно удивительный город — одновременно и святой, и богохульный, и это уживается в одних и тех же людях — то истово молятся, то насмешничают над священниками: то вместо денег кидают в церковную кружку пуговицу, то отдают последнюю монетку на помин души. А как вольно здесь проституткам, которым есть от кого поживиться — и толпы духовных лиц, давших обет безбрачия и богомольцы, похотливо засматривающиеся на всех встречных женщин и беспринципная буржуазия. Блудниц здесь больше, чем звезд на небе, и это очень на руку Раду. Этих, мягко говоря, куртизанок, никогда особо не ищут — могли перебраться в другой город или сбежать с богатым любовником. Конкурентки только довольны исчезновением соперниц, а налоги еще со времен Пия Пятого проституток не могут заставить платить, потому и властям они совершенно безразличны. В общем, легкая добыча.
А сколько в Риме нищих-«лацарелли»! Они заполняют многочисленные улицы и площади, ожидая милостыни, раздачи хлеба монастырями и пышных зрелищ. Вдобавок, в Вечный город всегда стекается множество работяг, люмпенов, авантюристов со всего света. Никто никогда и не пытался подсчитать, сколько их теряется в жерле Рима. Он спрут, кадавр, пожирающий всех и вся, и один вампир не изменит статистику. Да, это, конечно, не деревня Арефа и даже не Тырговиште, где все на виду и местный эскулап, плохо отличающий грипп от ветрянки, прекрасно знает, что означает небольшая красная ранка на шее.
Вместе с дарственной Раду передали тяжеленную связку ключей и теперь, стоя перед закрытыми воротами, кучер Санду громко чертыхался, пытаясь определить, какой именно подходит к тяжелому навесному замку. Так и не найдя искомого, он несколько раз легко надавил могучим плечом и ворота раскрылись, причем одна створка просто вывернулась из ржавых петель, обнажив трухлявую и червивую древесину.
— Гнилье — брезгливо поморщился Раду.
Эта же характеристика идеально подходила и ко всему поместью в целом. Если отцовский замок являлся скопищем и пристанищем пыли, то здесь преобладала сырость, можно сказать — властвовала. Это, конечно, не солнечный свет, но тоже не подарок.
Выспавшись с долгой дороги. Раду приступил к осмотру своих новых владений. Много времени это не заняло, ибо масштабы виллы существенно уступали масштабам Келеда. Несколько спален, столовая, небольшая библиотека сплошь с современными романами. В подвале — спуск в катакомбы, основательно заделанный досками — да уж, весьма старательно прежние жильцы отгораживались от мира мертвых. Оторвав доски и взяв факел, Раду отправился вниз на ознакомительную экскурсию, но в первый раз далеко не пошел и, после недолгих блужданий по лабиринтам и переходам, благополучно вернулся в дом.
В гостиной его ждал Санду, пыхтящий папиросой и довольно попивающий вино из местных запасов. Наглость, конечно, но Раду не стал его особо выговаривать — как никак, единственный верный слуга, статус которого теперь совершенно не определен — и кучер, и лакей, и привратник. Помощник, без которого не обойтись.
— Что интересно видели, граф?
(— что ж, это неплохо звучит Граф Раду!)
— Ничего особенно. Но думаю, именно там, где-нибудь в самой глубине надо оборудовать нормальную спальню. Подальше от любопытных глаз и нелепых случайностей.
— А землетрясений здесь не бывает?
Раду несколько помрачнел, вспомнив Джетатень, но ответил с максимальным юмором, на который способен:
— Не слышал. Разве что специально для меня господь бог постарается.
Однако, определенная проблема состояла вовсе не в боге, а в Санду, весьма далеком от плотницкого ремесла. Он с сожалением констатировал:
— Спальню мне соорудить будет сложновато. По крайней мере, хорошую.
— И что ты предлагаешь? Чтобы я помог таскать доски и тесать камни?!
Нет, до такой дерзости Санду додуматься не мог:
— В выходные можно будет съездить на рынок рабочей силы в Лоренцо и привезти оттуда парочку строителей, покрепче и помоложе. Там же купить материала. Ну, а чтобы не проболтались…
— Умно, очень умно. Вот этим и займись. А что это за конверт на столе?
— Письмо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47